За гранью

Кровь. Повсюду. Бежевые обои на стенах залиты алыми пятнами, яркими брызгами, словно кому-то прокололи артерию. Девушка морщится, обходя огромную лужу красной жидкости. Не то, чтобы она никогда не видела крови или трупов. Трупов и крови ей хватило сполна. Хоуп видела их ещё малышкой. Только глядя на бежевые обои, замызганные кровью, девушке хочется бежать. Далеко и надолго, чтобы никто не нашёл. Особенно он. Он – это некто, назвавший себя Стайлзом Стилински. Но это не Стайлз, не совсем он. Хоуп не знала Стайлза Стилински, даже не ведала о существовании такого имени. Не знала и не ведала, пока не явился он с лицом того самого Стилински, с бессчетным количеством веснушек и родинок, растрёпанными тёмными волосами и карими глазами. Некто (Хоуп боится сказать «Стайлз», словно это ругательство), казавшийся ей самым обычным человек, а на самом деле являющимся приспешником Дьявола. Хоуп никогда не была правильной девочкой, даже на хорошую не тянула. Хоуп отменно ругалась матом, преспокойненько курила и частенько проводила время в клубах с людьми с сомнительной репутацией. Хоуп Майклсон никогда не считала себя хорошей. Хоуп называла себя гадостью, а жизнь свою считала ошибкой природы. Стайлз (совсем не Стайлз) явился в её жизнь неожиданно, но каким-то чудом задержался в её жизни больше, чем на одну ночь. У Хоуп такая многоговорящая фамилия, что она, наверное, должна радоваться. Ни черта. Хуп ненавидела свою фамилию, не любила свою семью, сбежала от Майклсонов и обосновалась в Нью-Йорке – ярком городе, вечно живущем городе, как и она. Семья Хоуп – Майклсоны – не были дружными. Давно не были. Девушка знает, что когда она ещё была совсем дитём началась война. Война разных ветвей вампиров, война вампиров и ведьм, война сестры и братьев. Хоуп не любит вспоминать, даже не желает помнить, но память – её бремя. Никуда не денешься. Ребекка умерла первой, не умерла даже, впала в сон, получила кол в самое сердце. Гроб с телом не совсем мёртвой Ребекки Майклсон был скинут в бурную реку и где сейчас находится Ребекка Майклсон не знает никто. Когда умерла Бекка, всё было не так плохо, как сейчас. Затем, Никлаус встал против Элайджи, а Фрейя отделилась от всех, став регентом всех кланов Нового Орлеана. Семья распалась. Брат встал против брата, а старшая сестра начла свою игру. Хоуп сбежала, унеслась прочь от этой кучки, пытающейся убить друг друга. Хоуп тогда было пятнадцать, Хоуп тогда была более наивна и более трезва. Хоуп сбежала, не желая участвовать в борьбе за власть. Хоуп не хотела стать пешкой, но и королевой быть не желала. Она хотела быть вне игры, и она этого добилась. Ногицунэ (совсем не Стайлз). Ногицунэ стала частью Стилински, точнее, взяло только внешнюю оболочку. Ногицунэ убило всю их «сладкую» компанию. Ногицунэ убило всех этих ребят, совсем ещё детишек, возомнивших себя особенными, посчитавших, что могут справиться с любой нечистью. Сидели бы лучше дома. Только теперь не посидят. Ногицунэ убило каждого, наслаждаясь громкими криками жертв. Они познакомились в каком-то клубе. Лёгкий флирт, жаркий секс и дальше должен был быть конец. Но Хоуп, совсем не милая, а испорченная, грязная, ненавидящая себя девочка Хоуп заинтересовала древнего духа. Когда маленький девочки ревели, лили слёзы и страдали от каких-то проблем, по сути не таких уж и страшных, Хоуп Майклсон выгодно выделялась. Она делала хоть что-то. Алкоголь не решение проблем, но лучше действовать, чем сидеть на месте. Хоуп Майклсон – сломленная и разбитая девчонка, с ярко-подведёнными глазами, дранными джинсами, в рубашке в клетку, с расстёгнутыми первыми пуговицами в нагло-нахальской манере заставила Ногицунэ обратить взор на себя. Запомнилась. Хоуп ненавидела себя. Считала себя чем-то виноватой, виноватой в той войне, виноватой в том, что Хейли Маршалл приходилось терпеть. Мать её любила, наверное, потому что родительский инстинкты не позволяли ей бросить дочурку. Но Хоуп Майклсон выросла и обвинила себя во всех бедах. Сбежала, надеясь, что это положит конец всему. Он грубо её обнимает, не прижимает к себе, а просто сдавливает всю девичью фигуру, сжимает руки до хруста костей. Грубый и злой. Нечто ужасное. Монстр. -Отвали. От тебя кровью несёт. Хоуп грубая, как и он. У неё нет манер и чувства такта. Хоуп не сортирует слова в голове, она просто говорит. Хоуп противно. Она ведь думала, что он просто нахальный паренёк, а не чёртов маньяк. Хоуп противен он и запах крови от него. Она узнала о том, кто есть он не так уж и недавно. Хоуп не искала оправданий, просто забивала на внутренний голос (или что там?). Хоуп просто целовалась с Ногицунэ, грубо оставляла засосы. Хоуп пыталась не думать, но совесть в последнее время напомнила себе. И Хоуп сделала выбор, не сомневаясь, не видя другого решения. Ей противно, так, что хочется врезать ему по роже за сущность его дьявольскую. -Убирайся. Убирайся отсюда. – шепчет ему Майклсон. -Я сказала убирайся отсюда, из моей жизни. - громко отводя взгляд от трупа. -Проваливай, сукин ты сын! – громко и отчаянно. Хоуп его ненавидит. Сукин сын, мразь, сволочь. Он не уходит, стоит и смотрит, а ей орать хочется на весь дом и бежать отсюда. -Проваливай. Проваливай, слышишь меня? Уходи, убирайся. Прочь. Вон! Я не знаю, что за ты мразь, но связываться с тобой не хочу. Уйди, слышишь меня?! Уйди. – она практически верещит, пытается выбиться из кольца его рук, неспособных на элементарную ласку. Она устала. Она не хочет в эту грязь. Она, конечно, не ангел, но не чёртов Дьявол. Хоуп не хочет становиться им. Не хочет быть с ним. Она сбежала от этого, от злой, ненавидящей друг друга семьи. И пришла сюда. К монстру. У Хоуп сдают нервы. У Хоуп элементарно сдают нервы. -Уйди. – голос тихий, слабый. Сил больше нет и желаний нет, лишь бы он ушёл. -Вернусь, когда позовёшь. – спокойно, словно наперёд знает, что она позовёт. Нет. Нет. -Не позову. – выдох, облегчение. Хоуп хочет верить, что не позовёт, что не вернётся к нему. Но он считает по-другому. «Позовёшь, моя дорогая, позовёшь».. И какая-то её часть соглашается с ним, сдаётся. Любовь? Нет, всего лишь чёртова тяга к тьме. А в голове: «Позовёшь, моя дорогая, позовёшь».. Уже не возражает. Всего лишь желание казаться хуже, чем есть. «Позовёшь, моя дорогая, позовёшь».. Конечно, приходи завтра. Когда наступит тьма.