За гранью

Светает. У Анны тёмные волосы, пряди не вьются, идеально ровные, скользкие, лоснящиеся. Анна стоит за плитой, готовит что-то на завтрак. Всё кажется нормальным, обыденным, словно так всегда было и так будет. Это нормально. Это правильно. Дом кажется родным, как и девушка, стоящая за плитой. То ли мир сошёл с ума, то ли он. Джереми подходит со спины, ходит тихо, не крадётся, просто так получается, вошло в привычку, наверное. Джереми обхватывает тонкий стан, и девушка взвизгивает. Он ведь напугал, тихо пришёл. Джереми утыкается носом в шею, а она смеётся. Привычно, словно это и есть его жизнь. -Джер! С ума сошёл?! Даже я тебя не услышала, – наполовину смеётся, наполовину говорит. Возмущается она для виду. Это ведь приятно ей. Его сильные руки на талии, и дыхание в области шеи. Всё по-домашнему, словно у него есть дом. Он автоматически обнимает её и смеётся с ней. Словно так было всегда. Словно она не умирала. Подсознание вопит, кричит, пытается достучаться до Джереми. Но бесполезно всё это. Он делает что-то, помогает раскладывать на тарелки их завтрак, автоматически, механически, будто бы это уже отработано временем. Подсознание вопит, а он не верит. В этот уютный дом, в еду для него, и в эту тёмноволосую девушку напротив. Сошёл с ума? Это всё сон? Джереми Гилберт не понимает, он может лишь ошарашено смотрит на тёмные волосы, собранные в высокий, немного неопрятный хвост. Джереми может лишь обнимать её, чувствуя, понимая, что вот она во плоти. Не дух, не какое-то приведение, а живая, настоящая, смеющаяся. Анна молода, даже юна, как раньше. Он теперь кажется старше года на три. Анна похожа на подростка, и улыбка у неё, как у дурочки влюблённой. Анна смеётся и улыбается. Такая живая, что младший Гилберт забывает обо всём. Обо всё, о чём нужно думать. Джереми мягко касается её губ. Они у неё холодные, не закусанные, лишённые ранок, лишь едва сухие и мягкие, сегодня они ярко-алые, он такого раньше не видел, но ей идёт. Они целуются не развязно и не пошло, всего лишь касаются губами, но что-то внутри ликует. Живая, мягкая, по-прежнему холодная, с ледяными руками, но живая. Джереми Гилберт не замечает, что сердце у нёе не бьётся, а пульса нет и в помине. Он элементарно счастлив, окрылён этой минутой, сбывшейся мечтой. Анна умерла тогда, и он остался с Бонни. Бонни – первая любовь, подруга Елены, и очень умная девушка. Он, кажется, её любил. Той самой, первой любовью юных подростков, но это ушло. Перегорело. Появилась Анна, и морок сошёл. Бонни была хорошей, в том самом смысле о котором все говорят, но что-то перегорело, пропало. Бонни заслуживала больше, но у неё был только он, и Джереми остался. Анна умерла, проехалась по сердцу и исчезла, а он долго не верил, но привык, лишь изредка позволяя себе мечтать. Когда острые клыки касаются его шеи, Гилберт дёргается, отталкивает от себя девушку. У Анны сеточка вен так явно проглядывается, у неё глаза налиты кровью. Гилберт понимает. Она – вампир, а он – охотник. Всё как раньше. Джереми Гилберт не хватается за оружие, Джереми Гилберт смотрит, замирает. Анна – девушка-мечта, ранка, не желающая заживать. Нутро кричит «Убей», а Гилберт не может и пошевелиться. Слишком долго мечтал, слишком много выдумал. Гилберт не понимает, что происходит. Может он умер, и это его ад – смотреть на Анну, на её миндалевидные глаза, на сеточку вен, понимая, что она - вампир, что место ей в аду. -Джереми..Что случилось? Словно всё в порядке. Словно тот факт, что он – охотник, охотящийся на вампиров, а она тот самый вампир, её не пугает. Это всё морок, от него нужно избавиться. Гилберт никогда не отличался особыми геройскими качествами. Он не был самым честным, самым храбрым, он никогда не жертвовал. А сейчас должен. Он должен променять мечту на своё существо. Охотники – это непросто люди, которым нечего делать. Это зов крови, сейчас кричащей «Убей». Вампир. Анна – вампир, и место ей в аду. Джереми находит арбалет, он валяется в кресле, словно не может убить её. Джереми знает, что может, что арбалет для этого и нужен. Нужно лишь попасть в сердце, и кожа её покроется серой коркой. И анна умрёт. Опять. -Джер? Анна смотрит, не понимает. А Джереми повторяет «Морок». Это всё морок. -Джер, что-то случилось? Голос высокий, звонкий, привычный. Не говори так. Не взирай, словно арбалет в руках – ошибка. И Джереми хочет убрать арбалет, уверить себя, что всё это чушь, что вампиры, не убивающие людей (она не убивает, да, ведь?) – не монстры. Но что-то внутри кричит. Монстры, по одному лишь существу. Убивать – их призвание. -Джер..Я не понимаю.. Анна вздёргивает бровь. Джереми выпускает стрелу. -Джер..Джер? Анна смотрит так, словно уверена, что он оттолкнёт её от стрелы, словно успеет. Джереми насчитает обратный отсчёт. Три. Он не хочет смотреть, но чувствует, что должен. И смотрит, сжимает рукой пластиковый столик. Два. У неё взгляд такой спокойный, словно не в неё стрела летит. Один. Стрела совсем рядом. Выстрел точный. Ноль. Анна падает, ударяясь об угол стола. И кожа её покрывается серым цветом, мгновенно иссыхает. -Прости. Тихо, шёпотом. Крик души, тихий, убиенный. Крик души, слышный лишь ему. Что-то внутри ломается, с её оглушительно тихим падением. С её карими глазами, с откинутыми руками. Она даже не пытается спастись. Джереми Гилберт никогда не отличался качествами героя, потому что героем ему не быть. Это всё симуляция, укол, породивший самый большой страх. Джереми Гилберт – охотник, всегда им был, но теперь он участник особенно организации. Это проверка. Симуляция. Джереми Гилберту не быть героем, потому что героям не свойственна жестокость. Герои – спасители, они говорят громкие речи, получая благодарность. Джереми Гилберт станет ночной тенью, убивающей вампиров. Джереми Гилберт искупает руки в крови вампиров. И он не герой. Жестокими не рождаются, жестокими становятся. И он станет. Ступил на этой ярко-алый путь. Жестокость оседает за грудиной вместе с её падающим телом. Джереми Гилберт – непросто маленький мальчик, брат Елены, курящий косяк. Он – охотник. Он – угроза вампирам. Он – убийца. Джереми Гилберт готов. Готов искупать руки в крови. В ярко-алой, как помада на её губах сегодня.