За гранью

Дом Майклсонов – пристанище змей, опасных, давящихся собственным ядом и манией величия. Тристан и сам не отличается скромностью, но мания величия Майклсонов перекрывает собой и его гордость, и уверенность в себе. Тристан-де Мартель вроде бы их враг, но врагов не зовут на ужин, попросту не приглашают в дом. Тристан-де Мартель сперва думает не решили ли его отравить, но после подозрения покидают его голову. Тристан не верит Майклсонам. Он в общем-то не склонен к доверию. Но Майклсоны – личности интересные, ведь за каждой улыбкой может скрываться опасное жало. Фрейя – украшение семейки и дома. Ему кажется, что она - другая, иная, отличная. Внешне, конечно, она чем-то схожа со своими братьями и совсем чуть-чуть с Ребеккой, но что-то в ней иное. Манеры, стиль речи, отсутствие какой-либо нервозности. Фрейя – спокойна, едва ли не равнодушна. Спокойна не так, как её младшие братья, боящиеся, что маска слетит, и все заметят их искреннюю суть. У Фрейи спокойствие не напускное, а искреннее. Словно ей наплевать. И на него, и на братьев. Фрейя кажется неиспорченной, как остальные члены семьи. Она, может быть, и напивается до такого состояния, что на следующее утро ничего не помнит, но это всё неважно. Когда пытаешься забить на проблемы, все средства хороши. Фрейя не дёргается, когда нож касается её молочной кожи, Фрейя не взирает на него с напускной уверенностью и храбростью. Фрейя спокойна, умиротворённа, словно сталь не грозит поранить тонкую кожу, не грозит оставить царапину, пролить алую кровь. Фрейя опять наплевать, и де-Мартелю это кажется искренним. Ей словно плевать на свою жизнь, на то, что нож около шеи сжимается сильнее. Ей наплевать. И это раздражает, выводит Тристана из себя. Все Майклсоны смотрят, как храбрецы «готовые пожертвовать своей жизнью», все Майклсоны строят из себя героев, а Фрейя лишь смотрит равнодушно, в серых глазах не намёка на страх. Нет, «глаза – зеркало души» - чушь, но доля правды есть. Когда человек боится, даже когда вампир боится, он напрягается и пытается состроить хоть что-то на лице, и выражение лица всегда хоть что-то выражает. А Фрейя – чистый лист, бери карандаш и рисуй. У неё жёсткие волосы, словно солома. Светлые пряди, словно колосья пшеницы, светлые пряди хлещут по лицу всей своей жёсткостью, когда она разворачивается. Тристан бы схватил за запястье, дёрнул бы девушку на себя, сжал бы, надавил, так, что молочная кожа покрылась бы алыми пятнами, но они здесь, чтобы найти решение назревающего конфликта, найти компромисс. Тристан откровенно не верит в компромисс. Это не нужно Майклсонам. Это не нужно ему. Компромисс – решение, устраивающее обе стороны, но разве можно найти общий язык со змеями, не умея разговаривать по-змеиному? Тристан-де Мартель уверен, что компромисс найден не будет, но и устраивать войну здесь и сейчас – глупо. Война требует подготовки, плана. Тристан-де Мартель – стратег, не воин, его оружие – ум, знания, а не умение крошить чужие кости и забирать чужие жизни. Хотя, забирать чужие жизни, он тоже горазд. Никлаус Майклсон что-то говорит, заводит длинную речь, наполненную эпитетами, гиперболами и прочими художественными средствами. Количество гипербол и, конечно, гротесков (особенно гротесков) превосходит всё остальное, но Никлаус Майклсон, кажется, не обращает на невнимание де-Мартеля. Никлауса внимательно слушает Аврора, внимает, смотрит, и люби Тристан сестру чуть меньше, то Аврора непременно бы получила хороший урок. Но любовь – странная штука, хотя может быть стоит проучить для профилактики? Авроре он никогда не сделает больно, об этом даже не задумывается, но позволить сестре пригреть змею за пазухой? Вот уж нет. Не надо, Аврора, змеи сами по себе, существа свободные, делающие, что хотят, но Майклсоны, кажется особенные, особый вид, лишённый мудрости и свободы действий змей. Он смотрит на Фрейю Майклсон. Фрейя, кажется, скучает, лишь тихо фыркает, когда Элайджа бросает на сестру взгляд «хотя бы изобрази заинтересованность ради приличия». Но старшей и на данный момент единственной сестре (Ребекка в гробу) совершенно наплевать и на взгляды благородного Элайджи, и на длинную, определённо затянувшуюся речь Никлауса. Фрейя смотрит в пустоту, не на стену и не на потолок, а в пустоту, взгляд её лишён сосредоточенности на одном предмете. Фрейе откровенно наплевать. Снова. И теперь это его удивляет. Тристан помнит, как Ребекка внимала Никлаусу, как слушала речь, не делала вид, а слушала. Ребекка всегда была за Никлаусом, не способная отделиться от него. Неразлучный тандем. А Фрейя держалась практически в стороне, а Никлауса, кажется, ни во что не ставила. В следующий раз, он встречает Фрейю на балу, устроенном Майклсонами. Очередная попытка найти компромисс, но как найти компромисс, когда цели – абсолютные противоположности друг друга? Никлаус Майклсон вновь заводит длинную речь, но здесь это уже уместно, так положено, и Никлаус, если прислушаться, говорит неплохо, верно, с расстановкой, с долей юмора, очаровывая людей и вампиров. Фрейя Майклсон, как всегда, появляется с опозданием. Никлаус представляет сестру обществу, и Фрейя не теряется, но не натягивает очаровательную и дружелюбную улыбку. Фрейя ничуть не меняется. Ей спокойно, равнодушно. И это поражает даже его. Он продолжает смотреть за ней, изучать взглядом, но не в коем случае не пожирать. Фрейя, кажется, ему созданием слишком хрупким и тонким, словно хрустальная ваза. Сила и хрупкость. Фрейя Майклсон облачена в платье светло-фиолетового цвета, цвета выцветшей сирени. Платье не стягивает хрупкую фигуру, не преподносит её как главную красавицу и королеву бала. Платье едва открывает плечи и тонкие лопатки, свободно сидит в целом, лишь перетягивается атласной тонкой лентой на талии. И Фрейя не преподносит себя, как королева или принцесса, как делала это Ребекка. И не достаёт её грации, величества до Ребекки. Фрейя кажется тонкой, сотканной из ветра, воющего на улице, северного, лютого, сквозняком залетающего под рёбра. Фрейя, кажется, ему хрупкой, тонкой. Фрейя не сияет словно Ребекка, Фрейя влетает под рёбра северным ветром. Лопатки хрупкие, а шея тонкая. Он наблюдает за ней лёжа, глядит на обнажённую спину, на хрупкость фигуры, на острые кости и искренне боится её сломать. Он ведь захочет, он – ценитель прекрасного, но не в общепринятом понятии. Тристан – ценитель прекрасного, сокрытого от остальных, заметного лишь тем немногим, избранным. Он не позвал бы её к Неясытям, не предложил бы вакантное место. Фрейя – создание хрупкое, обладающее прекрасным, созданным лишь для него. Он знает. Знает, что в хрупкости, в тонких пальцах и выпирающих костях скрывается сила. Непокорная, свободная. Но Фрейя по-прежнему хрупка, и ему хочется сломать, надломить тонкое запястье, словно проверяя не показалось ли ему, томиться ли в ней сила. В постели с врагом. Фрейя должна бы прятаться, скрываться, молить его не рассказывать братьям, но ей плевать. Так глубоко и спокойно. И Тристан не станет говорить, потому что это не интересно. Зачем рассказывать, если ей наплевать? Фрейя натягивает неосторожно брошенное платье и молча уходит. Ей наплевать на то, что подумает он. Они встречаются в его кровати ещё не раз. Волосы у неё действительно жёсткие, сухие, хлещут ему по лицу. Тристан пытается разгадать, найти объяснение её равнодушию и непоколебимому спокойствию, но Фрейя оказывается сложным уравнением, не имеющим корней. Фрейя целует жёстко, позволяет ему сминать губы, позволяет оставлять алые рубцы на тонких губах. Фрейя выгибает спину, но не стонет громко и пошло. Из её глотки вырываются полу вздохи, полу стоны, тихие, словно шелест листьев, гонимых северным ветром. Тристан-де Мартель не может разгадать её, не находит корней. Фрейя сжимает в руке сердце Люсьена Касла. А на лице её по-прежнему ноль эмоций. У Фрейи руки заляпаны в крови, а на лице алые брызги. И равнодушие, ветром, проникающее под грудину. Фрейя действительно мало схожа с Майклсонами. Фрейя не строит героя и не нацепляет на себя маску злодей. Фрейя не пытается изобразить на лице уважение или любовь к братьям. Фрейя спокойна. Фрейя равнодушна. Фрейе наплевать. Фрейя умнее. Вместе они бы стали непобедимым тандемом, получили всё, что желали. Но этого никогда не случится. Ведь оба любят идти по собственному плану, не делить место лидера. Он позволяет ей греть свою постель и хлестать жёсткими волосами по лицу. До войны, которая обязательно начнётся. До войны. А после, он надеется, что северный ветер под рёбрами исчезнет, вылетит, как раньше. Но этого не случится. Он сам удержит её. Тристан-де Мартель позволит северному ветру поселиться за грудиной, позволяя ему иссушить органы, убить своей холодностью и равнодушием. Тристан-де Мартель не позволит ей уйти. Фрейя – создание хрупкое, обладающее прекрасным, созданным лишь для него. «Лишь для него» - повторит де-Мартель, когда северный ветер резанёт по рёбрам. Северный, холодный, ледяной и равнодушный. Убивающий изнутри. Но Фрейя по-прежнему – создание хрупкое, обладающее прекрасным, созданным лишь для него. Лишь для него.