За гранью

На Новый Орлеан медленно пускается ночь, словно обволакивает туманом, останавливая движение на улицах. Новый Орлеан горит огнями, светится, словно сегодня какой-то праздник. Но в Новом Орлеане праздник всегда. Стефан уходит от шума улиц, идёт по привычному маршруту к мосту, где всегда тихо. – Ребекка? У Ребекки привычно светлые, словно выбеленные волосы и тот же немного высокомерный взгляд. Только Стефану кажется, что Ребекка изменилась. Меньше высокомерия во взгляде, меньше дерзости и какое-то странное спокойствие. – Здравствуй, Стефан. Ребекка приподнимает уголки губ в улыбке, и Сальваторе расслабляется. Ребекка меняется, но что-то остаётся неизменным. Ребекка не пытается его убить, не сыплет пафосными фразами, Ребекка просто улыбается едва-едва, и Стефан вспоминает ту девушку из прошлого, ту, очаровавшую его, Ребекку. – Я не знал, что ты в городе. – Несколько часов назад я и не собиралась направляться в Новый Орлеан. Ребекка едва ухмыляется, осознавая всю абсурдность ситуации. У Ребекки всё как обычно, у Ребекки внеплановые поездки и жизнь – сплошное приключение. Ребекка – вольная птица, Ребекка не может сидеть на месте, но неизменно возвращается в Новый Орлеан, возвращается к семье. Ребекка не предаёт «всегда и навечно», Ребекка хранит данный Майклсонами обет лучше всех. Ребекка дорожит семьёй, несмотря на всё, что произошло и происходит. Ребекка, на самом деле, очень ранимая, очень нежная. Ребекка – хрупкая, и эту хрупкость приходится прятать за железными стенами дерзких фраз и деланного равнодушия. – Я рад, что…ты в порядке, что ты жива. Ребекка тихо смеётся. Если ты Майклсон и ты жив, то это уже чудо, не иначе. Это всё так глупо выглядит, так странно. Майклсоны – самые сильные вампиры, но по количеству месяцев проведённых в гробу, опередили всех. Самые сильные, но так часто умирающие. – Я слышала об истории с Еленой… – Она уснула, так, может быть, безопаснее. – Может быть. Ребекка неуверенно пожимает плечами и вновь обращает взгляд вдаль. Ребекка разглядывает город, не чувствуя родства с ним, с этими яркими улицами и громким смехом, и атмосферой вечного праздника. Родство чувствуется с городом Мистик-Фоллс. Городом, ставшим началом всего. Смертей, бед, а иногда счастья. Мистик-Фоллс – общий город. Мистик-Фоллс знают оба. И это не единственное общее, наверное. – Елена словно умерла. – Не могу сказать, что мне жаль. Стефан усмехается, отмечая, что своенравность Майклсон всё же при ней. Своенравность, неподчинение. Всё, что Ребекка могла позволять себе при нём и всё, что давила в себе ради семьи. Ребекка всегда выбирала семью, всегда готова была платить по счетам ради неё. И это убивало её раз за разом, и это вколачивало в её сердце кол из белого дуба. Но Ребекка любила свою семью. Дерзкая, своенравная, с замашками эгоистки. Но Ребекка не могла не любить свою семью. – Тебе тяжело, Стефан? Я помню тебя и Елену, видела. Вы были…влюблены. У Ребекки голос на секунду замирает, и Стефан слышит эту странную тишину, которая нарушается лишь редкими криками издали. – Нет. Мне тяжело, но Елена давно стала моим другом. Хорошим и верным, но всё же другом. Говорить о Елене больно, потому что Стефан помнит. И не имеет значения друг или возлюбленная. Просто больно, элементарно и нормально. – Ты любил её. Как, возможно когда-то любил меня. Ребекка горько усмехается, надеясь не разреветься или просто не осесть на асфальте. Ребекка помнит. Ребекка помнит счастье в лице Стефана Сальваторе. – Любил, Ребекка. Ребекка помнит. Ребекка помнит то ощущение живости, когда она вновь встретила его. Человечный Стефан был лучше риппера, человечный Стефан видел её насквозь. Видел все слабости, видел эту хрупкость, которую не замечали другие. Стефан умел понимать и понимал. Стефан любил её. Чисто, искренне, так, как больше не любил никто. И Ребекка помнит, не в силах забыть этих воспоминаний своей жизни. Ребекка впервые не зря дарила себя тогда, Ребекка получала в ответ, словно всё, что она делала раньше, возвращалось к ней, словно всё это было не зря. – Я рада, что ты в Новом Орлеане, Стефан. Ты нужен здесь и не только мне. – Я не подведу, Ребекка. – Не подведёшь… Ребекка не пытается опровергнуть или угрожать. Ребекка соглашается, зная, что Стефан не врёт. – Ты не подведёшь, Стефан. Ты другой, поэтому ты нужен здесь. Ты верный, искренний, ты не преследуешь своих целей. Ты самое лучшее воспоминание в моей жизни, и самый живучий из всех, кто был рядом со мной. Ты нашёл общий язык с Клаусом, и это, знаешь ли, спасло твою задницу от ярости самого опасного гибрида на свете. Стефан осторожно сжимает её ладонь своей, а Ребекка позволяет слезам катиться по лицу. Это всё жалко, слишком жалко для первородной. Но Ребекке это нужно, но рядом со Стефаном можно, хоть иногда, показать свои слабости. – Я тоже любила тебя, Стефан. Но мы упустили своё время… – Упустили. Ребекка исчезает в огнях Нового Орлеана, становясь лишь силуэтом этой ночи. У Стефана просыпается уснувшая давным-давно боль за грудиной и кажется, что его мёртвое каменное сердце вдруг начинает биться. Не от счастья, от боли. Стефану больно, больно, потому что ещё не умерли чувства, потому что остались они воспоминанием. Но они упустили своё время. Нещадно упустили.