Проклятый дар

… «На сегодня хватит». Бен Соло Органа отложил датапад и откинулся на спинку кресла. За плазмонепробиваемым стеклом шумел Корусант— огромный мутный аквариум, где между атоллами небоскрёбов скользили стаи рыбок— лендспидеров. Окинул взглядом идеально убранный стол, вспомнил, сколько дел успел сделать сегодня, и удовлетворённо улыбнулся, но это удовлетворение молниеносно сменилось тупым раздражением, когда он взглянул на часы. Мать до сих пор не вернулась с заседания. Он, конечно, понимал, что у неё дела, но могла бы хоть на интерком позвонить! Раздражение требовало выхода, и под руку, как нельзя кстати, попалась ваза с набуанскими цветами. Бен ненавидел набуанские цветы, от их запаха щекотало в носу и хотелось чихать, но какого-то чёрта дроиды-дворецкие приносили свежие каждое утро. Схватив вазу, Бен Соло запустил ей в стену, и стеклопластик разлетелся на пёстрые осколки, а цветы, розовые и жёлтые, печально шлёпнулись на ковёр. Отдышавшись от приступа ярости, Бен коснулся кнопки, вызывая дроида-слугу. — Убери, — приказал он, показывая пальцем на учинённый им же разгром. Дроид принялся выполнять задачу. Молча. Бен отключил ему речевой модуль собственноручно, поскольку угодливое щебетание дроида выводило его из себя. Если уж говорить прямо, на этой планете его почти всё выводило из себя. Больше всего выводило из себя то, что он, прибывший сюда для того, чтобы набраться опыта— ведь он собирался стать сенатором! — в основном не опыта набирался, а выполнял обязанности мальчика на побегушках и секретаря своей матери. Сенатор Лея Органа была занята только собой и своими делами. Как всегда. До сына ей не было дела. Как всегда! Бен Соло нарезал круги по комнате, злясь на всех и вся. Бен Соло Органа— как красиво звучит, а? И гордо! Да? Гордо?! Вы думаете, гордо?! Какая гордость в том, что на него смотрят прежде всего как на сына великой Леи Органы, как на племянника мудрого Люка Скайуокера, и в лучшем случае— как на сына бывшего контрабандиста, но всё равно героя Хана Соло? Если бы можно было отказаться от своего имени, от своей семьи, прекратить жить в их тени… О, каких бы высот он тогда достиг. Он бы стал великим. А так жизнь словно посмеялась над ним. Особенно «смешной» шуткой было отказать ему в чувствительности к Силе. Об этом частенько шептались у него за спиной: «Люк Скайуокер хочет возродить орден джедаев» — «Правда? И у него есть наследники?» — «К сожалению, нет, вы же знаете, его племянник Бен полностью лишён этого дара…». История сохранит имена Люка Скайуокера, Леи Органы, но только не его, Бена… Слова дяди «Отсутствие дара— отсутствие многих печалей» казались издёвкой. К раздражению примешивалось волнение. Вдруг с его матерью что-то случилось? Он сердцем чуял, что она «забывает» сына в квартире, заваливая его делами, не просто так. Может быть, хочет его обезопасить? От покушений, а тем паче от тревожных новостей. Проклятье, мама… Твоему сыну уже шестнадцать и он собирается стать сенатором, а ты бережёшь его, как годовалого младенца. Он, Бен Соло, прекрасно понимает, насколько хрупок мир в галактике, и прекрасно знает, что такое «Первый Орден» и какую опасность он представляет для этого мира. — Г-господин Соло. Механический голос дроида. Чудесно… Ну почему он не владеет Силой, чтобы приложить эту говорящую железку об стену? Эта смесь угодливости с бестолковостью, казавшаяся милой многим, у Бена вызывала глубокое омерзение. — Что? — буркнул он, опираясь руками о стол и не глядя в сторону двери. — К вам гость. — Какой… — Бен раздражённо отбросил со лба пряди волос, длинных, по последней моде, и к тому же позволявшие скрывать торчащие уши, которые юноша в себе ненавидел. — …гость? Глаза у него полезли на лоб, когда он увидел на пороге, выглядывающую из-за ног дроида, девочку лет пяти. Её каштановые волосы были заколоты в пучок, а зеленовато-карие глаза были полны любопытства и опаски. — Привет, — сказала она тоненьким голоском. — Я Рей. А ты— Бен, да? Мой кузен? — Что?! — тупо сказал Бен, пытаясь сообразить, не является ли девочка подосланным убийцей, который должен избавиться от сына Ограны. Конечно, она ему едва до пояса доставала, но в этом ранце за остренькими плечиками могла быть взрывчатка… — Я… Я Рей Скайуокер. Я пришла не туда, да? Я потерялась? — губы девочки страдальчески изогнулись. Бен вздохнул, успокаиваясь. Он знал о существовании кузины, но во плоти видел её в первый раз. — Принеси чаю. И сладостей, — велел он дроиду мрачно. Девочки должны любить сладости, так ведь? После часового «допроса» девочка рассказала свою историю. И даже вывалила на стол голописьмо дорогого дядюшки. Сообщение предназначалось не Бену, а Лее; малолетка, конечно, таких тонкостей не понимала— просто сунула ему диск, а сама принялась уминать за обе щеки печенье, не обращая особого внимания на то, как меняется лицо Бена Соло во время прослушивания сообщения. Дорогой дядюшка говорил, что тучи сгущаются, и он подозревает, что в академии не безопасно. И что, увы, не может уделять должного внимания дочери; он весь день возится с учениками, а дочь даром обделена. Поэтому он присылает свою дочь к Лее, как и было обговорено. Она же была не против взять девочку к себе. Тем более у неё взрослый сын, которому нечего делать и которому присмотр за Рей пойдёт на пользу… На этом месте сообщения руки у Бена начала мелко трястись, и голопроектором он не запустил в стенку только потому, что стеснялся гостьи. Из него захотели сделать няньку, причём его даже не спросив?! Договорившись заранее, за его спиной?! Это уже ни в какие ворота не лезло! Дядюшка мог сто раз спасти галактику, но относиться с таким неуважением к нему, Бену Соло… Ну всё, маме лучше домой не возвращаться, он устроит такой скандал, что разбивая ваза с цветами покажется… цветочками! Набуанскими! Стараясь, чтобы голос не дрожал от гнева, Бен принялся выспрашивать у девочки, как она вообще до их добралась. Что, Люк отпустил её одну? Рей ответила, что нет, её сопровождал господин Лор Сан Текка, но уже по пути из космопорта она, ну… Она попросила Сан Теку купить мороженое, а там стояла очередь, и ей стало скучно стоять, она увидела какого-то интересного дроида, и побежала за ним, а потом какую-то красивую голограмму, и… — …Потерялась, — закончил за неё Бен Соло. Да. Потерялась. На её счастье, она помнила адрес, где жила её тётя. Точнее, она думала, что это адрес— но это было только название квартала и собственно строения. Она принялась расспрашивать прохожих, и— о, чудо! — не попала в неприятности, а добралась до места, благо что было недалеко. Потом ей пришлось пробираться мимо охраны, но из вентиляции её каким-то образом выковырили… Просканировали, и, не обнаружив оружия или чего-то вроде, решили, видимо, поверить на слово и отправить в апартаменты Органы. Бен Соло глотнул чая. Хотя не против был бы глотнуть чего покрепче. И его заботам собираются поручить это? Эту мелкую авантюристку, этот магнит для неприятностей? Вдруг ему пришло в голову, что мать до сих пор не появилась не потому, что задержалась на заседании, а потому что ей позвонил перепуганный Текка и сейчас они совместно поднимают на уши полицию— искать пропавшую скайуокершу. Впору рассмеяться: какая-то соплячка с обгрызенными ногтями (реально обгрызенными и грязными, Люк что, не мог её научить следить за собой?!) — и сколько беспокойства умудрилась доставить его великой мамочке. В голове мелькнула даже мстительная мысль не сообщать Лее, что девочка у него— пусть побегает. Явится, а он такой: что? Люковна потерялась, и вы сбились с ног, искали её? Ой, откуда же я знал, ты же никогда мне не рассказываешь о своих делах! Бен вздохнул. — Наелась? — спросил он у девочки. Хоть она хорохорилась, видимо, устала и нанервничалась она хорошенько. Та кивнула. — Отдыхай, — он махнул рукой в сторону дивана. Диван был огромный, диван был сделан лично на его, Бена, заказ. Так уж вышло, что где-то лет в одиннадцать он начал неудержимо расти вверх, не особо вырастая в ширь, и все кресла, диваны и стулья стали ему малы; садясь на них, он выглядел смешно. Поэтому в присутственных местах он предпочитал стоять, а не сидеть: тогда высокий рост становился преимуществом, давая возможность смотреть на собеседника сверху вниз; в апартаментах же у него была личная мебель, на которую посягать запрещалось. Диван был любимым, потому что Бен мог развалиться на нём, не поджимая ног и не утыкаясь ими в ручку. Мать, когда смотрела головизор, всегда садилась на кресло, чтобы не раздражать сына. Так что то, что Бен разрешил девочке сесть на диван, было с его стороны актом величайшей щедрости, пусть даже малявка этого и не понимала. Посмотрев, как кузина стягивает туфли, потом носки, и аккуратно засовывает их в туфли, и влезает на диван с ногами, устраиваясь среди подушек, Бен пошёл звонить матери. Если он попадёт на заседание, а она забыла отключить портативный голопроектор, могло получиться нехорошо; но разве мать этого не заслужила, договорившись с Люком за спиной у Бена? Мать действительно ответила, через некоторое время. — Что? — вид у голограммы был озабоченный и удручённый. Бен же, напротив, сделал настолько невозмутимое выражение лица, насколько мог. — Мама, ко мне пришла в гости Рей Скайуокер. Это было неожиданно, — сообщил он. — Дядя Люк тебе ничего не сообщал о том, что собирается прислать к нам свою дочь? На лице матери отразилось облегчение, смешанное с некоторым смущением. — Она у тебя? Отлично! — она применила обычную сенаторскую тактику: если тебе задали скользкий вопрос, сделай вид, что его не слышал. — Присмотри за ней. — Мама, мне кажется, нам нужно серьёзно поговорить. Потому что ты с чего-то решила, что у меня будет время присматривать за маленькой де… — Дорогой. Это не случайная маленькая девочка с улицы. Это твоя кузина, — проникновенно сказала Лея. — И что?! Я собираюсь стать сенатором, не нянькой… — У сенатора и няньки куда больше общего, чем ты думаешь, — сказала Лея спокойно. — Поэтому считай, что у тебя появился шанс набраться уникального опыта. — Мама!! — Научиться сдержанности и держать себя с достоинством в любой обстановке, — в голосе Леи прозвучал металл. — Тебе это нужно, Бен. Не отрицай. Бен стиснул зубы. На бледных щеках появились красные пятна. — Как понимаю, выбора у меня нет, — сказал он холодно. — Бен… — вздохнула Лея. — Выбор есть всегда. И если ты так не хочешь общаться с этой девочкой, то мы можем приобрести дроида-няньку. Бен поджал губы. В детстве мать его частенько оставляла на отца, а отец—на своих дроидов. В результате дроидов мальчик возненавидел: они ассоциировались с одиночеством и скукой. — Ладно, — ответил он с неохотой. — Я присмотрю за ней. Ради тебя. — Вот и славно, — Лея улыбнулась. — Я буду через пару часов, Бен. Буду рада, если ты мне что-то приготовишь. С этими словами она отключилась, а Бен кисло подумал, какой же он маменькин сыночек. Он мог сто раз злиться на неё, сто раз пытаться продемонстрировать характер, но в итоге почему-то подчинялся. Этот рефлекс у него выработался с детства и— что было ужасной тайной Бена— работал не только на ней, но и на всех особах женского пола. Отец называл его «дамским угодником», сам же Бен считал себя подкаблучником, и изо всех сил боролся с этим недостатком. Он надеялся, что кузина станет исключением. Короткий приступ беспокойства— а вдруг эта пигалица опять что-нибудь учудит, попробует залезть в вентиляцию, или, скажем, вылезти из окна? — погнал его обратно в гостиную. Но нет, Рей мирно сидела на диване, только сейчас вытащила из своего ранца какие-то игрушки. Не замечая кузена, она водила по воздуху маленькими модельками кораблей, бормоча под нос: «Пиу-пиу… Нужно бить в люк! Единственное уязвимое место!». Кажется, она разыгрывала взрыв Звезды Смерти своим отцом. Бен улыбнулся. Ему вдруг стало жалко эту девочку: было в ней что-то потерянное и одинокое. Подумать только, ребёнок Люка, обделённый даром к Силе… Мать, насколько Бен знал, умерла, а у отца вряд ли хватало времени на ребёнка. Он, как никто, знал, что это такое. — Рей. Она обернулась к нему, уставилась на него своими огромными глазами. — Пойдём, я покажу тебе твою комнату, — сказал Бен Соло, протягивая руку. В комнате пахло набуанскими цветами…. …Нет. Это не то… Запах набуанских цветов щекочет ноздри, когда он обрубает соцветия своим мечом… Когда он падает на раскисший от дождя луг, и лепестки разлетаются у него из-под ног, как искры… А сейчас пахнет песком. И собственным потом. И жаром, который песок отдаёт темному небу. Он размыкает веки, выныривая из сна о жизни, которая так и не сбылась, о той жизни, в которой он не стал убийцей. Сон забывается, оставляя чувство горечи и потери, и на глаза выступают слёзы. — Рей… Рука нащупывает кузину, которой нет под боком. Где? Куда она делась? Она… — Тихо. Я здесь, — её рука накрывает его, и сжимает. Успокоенный, Кайло Рен снова закрывает глаза и проваливается в сон, на этот раз без сновидений. Рей некоторое время сидела рядом с кузеном, взяв его за руку, потом, убедившись, что он заснул, осторожно высвободила кисть из его пальцев. Как же беспомощен человек во сне. Причём даже не перед врагами в физическом мире, а перед самим собой. Вот и сейчас по щеке Кайло Рена катится слеза, а губы жалобно подрагивают, и он хватает её за руку— маленький напуганный мальчик. Что же он видит во сне? Как он убивает отца? Или как режет учеников в академии? У него хватит воспоминаний, над которыми можно плакать… Интересно, хочет ли он, чтобы ему стёрли память, заставили всё забыть и начать сначала? Может быть, да… Но теперь, когда Люк мёртв, это никто не способен сделать. А она? Кто-то способен ей вернуть потерянные воспоминания? Рен считал, что способен. Он предложил ей это, когда они устроились на ночлег. Но Рей отказалась. Рей не хотела вспоминать эти пять лет, которые были стёрты из её жизни. Наверняка там были радостные минуты. Но там были и груды трупов, и бьющий в лицо дождь, в котором к ней приближалась чёрная фигура с огненным мечом. Это Рей вспоминать не хотела: ей хватало того, что уже вспомнила, и ночных кошмаров. «Надеюсь, из-за этих Уз Силы меня не будут мучать его кошмары». Нет, она не боялась прошлого и страшных снов— она стащила маску и поцеловала самый жуткий из всех ночных кошмаров— но на борьбу с ними уйдут силы, которые нужно экономить. Путь предстоял долгий и трудный, и абсолютно непонятно было, куда он в итоге заведёт. Рей вздохнула. Она так вымоталась за день, но заснуть так и не смогла. И не из-за кузена, хотя ей было страшно непривычно спать в обнимку с кем-то (а Рен уже вторую ночь безо всякого стеснения обнимал её и прижимал к себе, как ребёнок— любимую куклу), а именно из-за этой тяжести на душе, источник которой не могла определить. Она выбралась из импровизированной палатки и села в стороне, подставив лицо холодному ночному пустынному ветру. Он пронизывал до костей— ну точно океанская вода, прохладная поутру… Океан… Остров в океане… Сможет ли она вернуться туда? Даже если сможет— там уже не будет Люка… Остров не станет прежним. Ничего не станет прежним… Пальцы сжались на кристалле для меча, всё ещё бесцветном и безжизненном. –Учитель Скайуокер, — тихо произнесла Рей, обращаясь то ли к ночи, то ли к молчаливым пескам. — Отец… Как же непривычно было называть его так. — Мне сейчас очень нужен ваш совет… Твой совет. Я знаю, что должна сделать. Я даже знаю, как. Только не знаю, хватит ли у меня на это сил. Пустыня молчала. Рей стёрла скользнувшую по щеке слезу. Глупо разговаривать с воздухом; только вот Рей говорила не с воздухом, а с Силой. Люк упоминал, что джедаи, умирая, уходят в Силу. Может быть, он сможет услышать Рей? И даже ответить ей? — Хотя какой у меня выбор? Должно хватить… Слишком многое от меня зависит. Я никогда не хотела этого, папа. Но раз так вышло… Нет, она не будет жаловаться. Никому, даже самой себе. — Меч. Мне нужно его сделать, — произнесла Рей. — Не просто для того, чтобы у меня появилось оружие, просто… Мне нужно поставить точку. Завершить этот этап и начать следующий. Как-то упорядочить всё, не запутаться, что мне надо делать и что не надо. Но Рен говорит, что у меня ещё недостаточно сил. И действительно— у меня не получается… Рей помолчала. — Понимаешь, папа. Мы двое— последние джедаи во всей галактике. И нам её спасать. У нас просто нет выбора, — отчаянно зашептала она. — У меня просто не выбора. Мне нужно сделать меч. Мне нужно стать джедаем. И дело не в том, что у меня не хватает сил… Я просто чего-то не понимаю. Я чувствую, что мне что-то мешает, но я не могу понять, что! Пожалуйста… Мне нужен твой совет. Мне нужен твой совет! Папа! Пустыня молчала, окутанная темнотой и холодом. Молчала и Рей. Глядела на кристалл, зажатый в пальцах. Ей очень хотелось разреветься, но она знала, что нельзя. Рен спит, ВВ-8 в спящем режиме, и никто, по идее, не увидит её слёз; никто, кроме Силы. И Рей не желала, чтобы Сила видела её слёзы. Поэтому она шмыгнула носом и попыталась погрузиться в медитацию. Ровное, размеренное дыхание. Выпрямленная спина. Губы шевелятся, повторяя строчки из кодекса джедаев. «Нет эмоций— есть покой». Почему кодекс джедаев такой категоричный? Почему он возводит всё в абсолют— да ещё потом обвиняет в этом ситхов? Спокоен только мертвец. А ещё спокойны бессовестные и бессердечные люди. Такие, как Сноук. Он был абсолютно спокоен, когда пытал Рена и склонял ко тьме Рей! Конечно, в этом было рациональное зерно. Рей помнила, как, поддавшись гневу, едва не убила Рена во время поединка (и было за что). Но вместе с тем что, как ни эмоции, помогли ей если не вернуть его к свету, то хотя бы отобрать у Сноука? Рей не была согласна с кодексом, и никто не мог разрешить её сомнений. «Нет неведения— есть знание». С этим Рей была согласна, но… Но знаний у неё как раз не было. Ни об Узах Силы, ни о том, как собрать меч— ни о чём. Она словно бродила в темноте, единственным светом в которой был алый меч Рена. (Не такой уж и алый, кстати… Скорее огненно-алый, алый с золотыми искрами, тлеющими в глубине нестабильного клинка. Странно, что Рей заметила это только сейчас…) Но сколько знал Рен и сколько из того, что знал, он толковал неверно? Ведь он сделал столько ошибок… Насколько можно верить знаниям такого человека? «Нет страстей— есть ясность мысли». Да. Мыслить нужно ясно. И из них двоих это будет делать Рей. Рен будет знать, она будет думать. Две недоучки. Сможет ли из них двоих в паре получиться полноценный джедай? И сможет ли этот джедай, сшитая из двух половинок кукла, что-то сделать, или затрещит по швам и развалится на части, не выдержав ноши, которую на него взвалила галактика? «Нет хаоса— есть гармония». Где-то. Наверное. В глубине, не заметная глазу— как искры золотого света в клинке меча Рена. Мгновения гармонии и умиротворения были так мимолётны. Как та, когда она целовала кузена в своём сне. Целовала отнюдь не как кузена, а как любимого мужчину, которого у неё никогда не было и которого она и не мечтала получить… Нет. Лучше не думать об этом. Лучше не думать. Тогда всё становится ещё сложнее, ещё хаотичнее… «Нет смерти— есть Великая Сила». Но она есть, смерть, есть боль и горечь, которые она несёт. Смерть Хана. Смерть Люка. Финн не умер, но побывал на грани, и Рей помнила свой страх и отчаяние, когда неподвижный друг лежал на снегу с жуткой раной в спине. Кодекс велел смиряться со смертью, смотреть на неё, как на естественную часть жизни… Но разве человеку не свойственно горевать? Разве попытки не горевать не уничтожают гармонию в душе? Рей открыла глаза. Посмотрела на кристалл: серый и мёртвый, как камни в пустыне. Хотя с чего ему оживать? Рей топчется на месте, запутавшаяся в собственных сомнениях, и нет никого, кто мог бы их разрешить. Топчется, сомневается, а, значит, каждую минуту может оступиться и упасть во тьму, и ладно бы сама, она утянет за собой Рена, за которого в ответе! Девушка почувствовала раздражение. От этого сидения на холодном песке и повторения кодекса джедаев было пример столько же толку, сколько от просто сидения на холодном песке. Нужно было идти в их палатку, подлезть под бок кузену, заставив его поделиться своим теплом (в чёрную дыру стеснительность!) и попытаться заснуть. К рассвету, может быть, ей удастся сделать это… Но Рей была Рей. И она была упряма. Кодекс джедаев ничем ей не помогал, значит, нужно было попробовать что-то другое. Что-то, в чём она уверена. А в чём она уверена больше всего? «Я— Рей». Вот она, основа всего, то, в чём девушка не сомневалась. «Я мусорщица с планеты Джакку». Учеником джедая она была едва ли месяц, а мусорщицей— четырнадцать лет своей жизни. Однообразных, наполненных тяжёлым трудом и ожиданием лет, но вместе с тем они сделали её сильной и упрямой, научили выживать. Где бы она была сейчас, если бы не эти годы? В Великой Силе, вестимо… «Я собираю мусор. И собираю вещи из мусора. И чиню их». Дни на Джакку проходили у Рей не только в заботах о пайках насущных. Она училась, много и упорно: языкам, пилотированию на симуляторах, а пуще всего— тому, как чинить вещи. Свой спидер она собрала буквально из мусора, и корабль— тот самый, который взорвал Первый Орден— тоже нашла на помойке и оживила. «Я хочу обрести семью». И она её обрела, но… Словно она хотела заполучить целый корабль, а получила груду металлолома, из которой нужно собрать что-то, что полетит. Но разве она— не та, что чинит? Разве ей впервые чинить то, что сломано? Рей улыбнулась. Всё верно: если при попытке вообразить себя джедаем она ощущает только неуверенность и потерянность, то зачем себя им воображать? Джедайский кодекс жмёт ей, как неразношенный башмак— значит, нужно сбросить его и надеть другой, уже привычный. Она не джедай, она мусорщица, она чинит вещи. Галактика— всего лишь одна из вещей, которую нужно починить. А начать следует с чего поменьше: с семьи. С её семьи. Рей открыла глаза и оглянулась на палатку. Первый шаг она сделала, не так ли? Впервые за столько дней она вдруг почувствовала тёплую, спокойную уверенность в том, что делает. А только-то и всего, что нужно было— сказать себе «Я Рей, и я починю это!». Не «я джедай», не «я всех спасу», а именно так, как она сказала сейчас! Рей не сразу заметила, что кристалл у неё в руках потеплел. Заметив же, подумала, что просто нагрела, вертя его в пальцах. А потом посмотрела и не поверила своим глазам: кристалл светился. Как неяркая, матовая лампочка, как крошечная звёздочка. Что больше всего удивляло— его цвет: он не был красным, синим или зелёным— он был светло-светло жёлтым, как солнце в небе планеты, на которой прятался Люк. Интересно, что это значит? Что она слишком слаба, может быть? Надо спросить у Кайло. Вот он удивится поутру! Обрадуется? Или будет хмуриться и ворчать, как обычно? Рей легла на песок, и, держа кристалл двумя пальцами, подняла его над собой на вытянутой руке. На фоне чёрного звёздного неба он казался маленьким солнышком. Или большой звёздочкой. Её личной звёздочкой и её личным солнышком. Рей улыбнулась кристаллу, как живому, встала, отряхивая песок со штанов… И поймала краем глаза какое-то движение. Обернувшись, она забыла про кристалл, она вообще забыла обо всем, застыла, словно Кайло Рен снова парализовал её Силой. — Папа… — беспомощно произнесла она, чувствуя, как глаза наполняются слезами, а губы предательски дрожат. Потому что в нескольких шагах от неё стояла призрачная, сотканная из бело-голубого света, фигура Люка Скайуокера.