Shark Tank / Резервуар с акулами

Вызванный Ганнибалом адвокат — истинный оратор, реалист, и он неприкрыто рад, что оказался тем, кто разорвёт общественность известием, что Чесапикский Потрошитель наконец-то найден. Он оглядывает Уилла, практически сканируя его взглядом. — Я хочу, чтобы Вы избавились от бороды и начали отращивать волосы, однако и это лицо я могу продать. Уилл игнорирует это. Его предыдущий адвокат сказал что-то подобное, прежде чем Уилл поведал ему, что он признал себя виновным. — Как это работает? — спрашивает Уилл. — Юридически, я имею в виду. Если это Ганнибал — тот, кто Вам платит, а я предполагаю, что так и есть, поскольку это точно не я. Брови Брауэра взметаются вверх. — Так это он? Потому что согласно моим записям деньги поступают из некоего проекта «Невиновность» — благотворительной организации, учреждённой во имя вас. Полностью на частные пожертвования. Если это он оплачивает моё пребывание здесь и помощь Вам в даче показаний против него, то, надо заметить, этого весьма сложно добиться, с юридической точки зрения. — Его голос оживлённый с расчётом на то, что это и собеседника разговорит как следует. Уилл пожимает плечами и дотрагивается до своего гипса. — Возможно, я ошибся. Он намерен устроить Ганнибалу неслабую взбучку, когда вернётся в камеру. Какую бы игру тот ни затеял, Уиллу это не по душе. Что-то не так во всей этой ситуации. Брауэр с довольным видом откидывается на спинку стула. — Превосходно. Итак, давайте обсудим, каким образом всё будет происходить. Я намерен переговорить с окружным прокурором, и мы заключим сделку. Вы дадите показания против Ганнибала Лектера, что потребует письменного заявления и, возможно, некоторого времени от судебного, если Лектеру вздумается потянуть резину, сопротивляясь обвинениям. Взамен на содействие следствию и в свете "нового" доказательства вашего психического состояния вас освободят. Под честное слово, если мне не удастся умаслить прокурора, но, скорее всего, освободят, потому что я очень хорош в своём деле. — Он собирается признать себя не только виновным, но и безумным, — бормочет Уилл. Брауэр делает пометку в своём органайзере. — Что ж, это не моя проблема, — бодро отзывается он. — И спасибо, господи, за это. Список при вас? Уилл двигает бумагу через стол. С неохотой, однако он не возьмётся гадать, отчего бы это. Имена разборчиво переписаны собственной рукой, так что теперь он может признать жертв Потрошителя; один или два случая так и не были раскрыты, но о большинстве убийств Уилл не знал даже понаслышке. Брауэр принимает список и просматривает без какого-либо особого интереса к именам — лишь к их количеству. — Я, вроде как, впечатлён, — произносит адвокат. — У него был полный рабочий день, он вёл социальный календарь... И в то же время тайком совершал убийства по территории половины всего Мэриленда. Я просто не возьму в толк, как ему удавалось находить время на это всё. — Брауэр касается зубов кончиком ручки. — Так Вы говорите, он склонял нескольких из своих пациентов к совершению убийства? Уилл предпочитает перевести взгляд на вид из окна, чем смотреть на своего визитёра. — Ага. Благотворная психиатрия, правда? — Каков он в качестве соседа по камере? — спрашивает Брауэр, делая очередную запись. У Уилла руки чешутся взять его заметки и посмотреть, с какой хренью задумывает выступить этот адвокат. — В вашем личном деле отмечено, что Вы получили телесные повреждения? — Вы спрашиваете, бил ли он меня или трахал? — язвит Уилл, однако Брауэр даже бровью не ведёт. — На меня напало арийское братство. — Ну разумеется. В отчёте о недавнем инциденте также говорится, что некоторые повреждения — укусы и рваные раны на ногах — были получены не в драке, а ещё раньше, но Вы не пожелали это прокомментировать. Также Вы отказались от освидетельствования факта изнасилования, верно? Уилл против воли заставляет себя вступить в зрительный контакт. — В самый последний раз: Ганнибал Лектер — убийца, каннибал и чёртов сукин сын. Я рад сказать об этом. Но он не насиловал меня, и больше я не желаю говорить на эту тему. Давайте дальше. — Всё равно об этом спросят на суде, — предупреждает Брауэр. — Не похоже, чтобы Вы его боялись, и поскольку выяснилось, что он оплачивает мою работу не по протоколу, необходимо, чтобы Вы раскрыли мне, что происходит на самом деле, иначе это отразится на наших лицах, когда непростой вопрос Вам зададут посреди процесса. Вы профайлер, ведь так? Так что во время дачи показаний они захотят услышать вашу оценку как эксперта. Так каково ваше профессиональное мнение? Уилл проводит ладонью по отрастающему ёжику волос на своей голове. — Он нарцисс с комплексом бога. Из тюрьмы ему никогда не выйти, так что отсутствие свободы для него компенсируется его заслугами по части убийств — это позволяет ему быть в центре внимания и поддерживать контроль над правовой системой и своими жертвами. Он по-прежнему получает внушительные объёмы почты с просьбами о его мнении, с предложениями руки и сердца... Когда выяснится, что он серийный убийца, СМИ просто возлюбят его. Ганнибал, кроме того, гедонист — и этот момент просто ужасен. Он придерживает часть имён, я могу сказать. Он обменяет эти имена и соответствующие месторасположения на более приятные для него условия. В особенности, раз он уже пойман, теперь его должны перевести в психиатрическую клинику. Поменьше представителей неонацизма, побольше личного времени, не знаю, для плетения корзинок и травмирования других пациентов. Брауэр прячет улыбку за кулаком и кашлем. — Справедливо. Пожалуй, пропустим последнюю часть. А теперь скажите, Вы состоите в сексуальных отношениях с Ганнибалом Лектером? — Я уже говорил Вам-... — Не валяйте дурака, Грэм. Вы понимаете, что я имею в виду. Уилл угрюмо уставляется в окно. — Что Вы хотите от меня услышать? Брауэр тщательно обдумывает этот вопрос. Уилл практически слышит, как вертятся шестерёнки в его голове. Наконец, Брауэр заговаривает: — Он раскрывает Вам все свои убийства. Большинство из них. Его озаботит всерьёз, если суд сочтёт, что он применял к Вам силу? — Возможно, — вздыхает Уилл. — Он чудовищно горд тем, кем он является. Я не представляю, чтоб ему понравилось, если бы все считали его насильником. — Поговорите с ним. Может быть, это и не всплывёт наружу, но мы должны быть готовы. Уилл и рад бы не признавать, что пребывает не в духе на пути обратно в камеру, но это точнейшее определение, которое можно подобрать тому, как он себя чувствует. Ганнибала на месте не оказывается, и потому настроение портится ещё больше. Вдобавок повреждённое запястье не вовремя напоминает о себе, отчего зубы стискиваются до скрежета. Он покидает камеру и понимает, что что бы ни кипело в нём сейчас, это очень плохая новость. Стычка с арийцами пробудила в нём гнев и что-то во встрече с Брауэром вынуло наружу тот крик, что он до сих пор в себе душил. Уилл жаждет и ищет драки, и, вероятно, это глупейшее из всего, что он делал в последнее время, включая всё произошедшее с Ганнибалом. Эндрюс в компании других возвращается в общий блок. Его лицо по-прежнему перебинтовано. Мышцы и ткани повреждены настолько, что потребуется пластическая операция, чтобы всё восстановить. Уилл начинает двигаться в его направлении, не уверенный, собирается ли он в самом деле затеять потасовку, когда вдруг из ниоткуда возникает Ганнибал и ловит его за руку. — Что бы ты ни думал сделать — не надо, — предупреждает он. Уилл в бешенстве пытается вырваться, но Ганнибал держит его, будто в тисках. — Какие-то проблемы, джентльмены? — раздаётся голос Катц, и тогда Ганнибал убирает захват. — Никаких проблем, — отвечает он. Плечо всё ещё горит в том месте, куда был прицелен электрошоковый заряд. Она, долее всех оказывающая ему доверие, без сентиментальностей может его бросить и, вероятно, без колебаний воспользоваться шокером повторно в случае провокации с его стороны. Он понижает голос, обращаясь к Уиллу: — Если ты учинишь драку, я не могу обещать, что смогу защитить тебя, и, что куда важнее, гарантировать твоё освобождение по условно-досрочному. Уилл отправляется в спортзал, потому что ему необходимо выпустить пар, иначе он попросту начнёт кричать, лишь бы высвободить напряжение. Ганнибал идёт следом, сохраняя приличную дистанцию. Выжидает, присев на пол, согнув ноги в коленях и сложа на них предплечья, и наблюдает, как Уилл избивает боксёрскую грушу, пока кулаки не зазвенят от боли. Пот пропитывает рубашку и капает с ресниц, и в какой-то момент до Уилла доходит, что он задыхается. — Ты в ужасной форме, — замечает Ганнибал. — Слишком скован в плечах. — Я был ранен, — сквозь зубы цедит Уилл. Ганнибал поднимается и подходит к нему со спины. Плечи Уилла не расслабляются. Напротив, напрягаются ещё сильнее. Тогда ладони Ганнибала опускаются сверху теплом и твёрдостью. Большие пальцы разминают узлы в мышцах, и это непрерывно болезненно, и Уиллу кажется, он готов уже всхлипнуть, но тут напряжение начинает отступать. Ганнибал смещает пальцы, переходя на заднюю сторону шеи. — Я нахожу необычным то, что ты злишься на меня меньше, когда я причиняю тебе боль, нежели когда пытаюсь помочь. Уилл упирается вспотевшим лбом в боксёрскую грушу. — Чего ты мне не договариваешь? Брауэр хочет, чтобы в своих показаниях я упомянул, что ты... Господи, Ганнибал. Я не знаю, чего ты добиваешься. —Должно быть, для тебя это странно, — безмятежно произносит Ганнибал. Уиллу хочется встряхнуть его, да так, чтоб зубы задребезжали. — Нам пора возвращаться в камеру: скоро время отбоя. Уилл не спорит. Бессмысленно. Против распорядка не попрёшь. Уже после того, как дверь камеры блокируется за их спинами, он вспоминает, что так и не принял душ, следовательно, теперь либо ему надо как-нибудь сполоснуться в раковине, либо Ганнибалу придётся мириться с его запахом до утра. Он наблюдает, как Ганнибал освобождает поверхность стола, складывая на край бумаги, а затем и туалетные принадлежности. Потом снимает обувь и обнажается до пояса. Уилл понятия не имеет, к чему это, и тут же озвучивает свой вопрос, в то время как Ганнибал, закончив, уставляется на него выжидающе. Вместо логичного ответа Уиллу внезапно влепляют пощёчину, достаточно сильную, чтобы заставить попятиться. Дверь их камеры — толстая решётка. Частая, слабо проницаемая. Сквозь неё трудно что-нибудь рассмотреть. И что за гений такое придумал. Это даёт заключённым необходимую приватность. Приятный пункт, с одной стороны, но с другой — проблематичный. Но в настоящий момент это для Уилла скорее преимущество. Он примерял на себя личности столь многих убийц. Включая мышечную память, не ему принадлежащую. Уилл наносит удар снизу, врезаясь плечом в солнечное сплетение Ганнибала. Тот по инерции отшатывается назад, ударяясь в стену, в то время как Уилл метит ему в боковую сторону затылка. Левой, непривычной рукой, притом он по-прежнему обессилен, но ещё и зол настолько, что перехватывает дыхание. Локоть Ганнибала обрушивается на его спину, и Уилл уже оседает на пол. Он хлопает своим гипсом по ране на чужом бедре, которое болит так сильно, как только может болеть у Ганнибала. Ганнибал хватает его за ворот футболки и оттаскивает в сторону. Он такой быстрый. В один момент он удерживает Уилла на месте, а в следующий наносит удар слева. Уилл в ответ толкает Ганнибала под колено, и тот падает, рискуя при том вывихнуть ногу. Уилл садится на него сверху, пережимает горло предплечьем, впиваясь одним коленом ему в рёбра, а другим надавливая на ножевую рану. Ганнибал не утруждается попытками отбиться — всего лишь обхватывает большой палец на сломанной руке Уилла и отгибает его, причиняя невыносимую боль. Ганнибал спихивает его с себя, Уилл чертыхается и наносит практически бесполезный удар. Безумие, но Ганнибал просто так отпускает его. Уилл разрешает ему отступить. Они вдвоём обрушиваются на койку, Уилл ударяется рёбрами о металлический каркас, а Ганнибал едва не раскраивает череп. Он подтаскивает Уилла выше за счёт чистейшей грубой силы и вжимает его лицом в матрас, лишая дыхания. Точно в тот момент, когда Уилл уже готов потерять сознание, Ганнибал вновь отпускает его и не давит своим превосходством. Уилл падает на спину. — Позволяешь мне победить? — с недоверием вопрошает он сквозь заполошное дыхание. Ганнибал откидывает волосы с лица. Пусть ему хоть сколько-нибудь больно, он ловко это скрывает. — Ты рассержен, — говорит он, словно это что-то объясняет. Уилл принимает сидячее положение. Внешнее спокойствие Ганнибала является предупреждающим. Он готов в любой миг нанести удар. — Ты влепил мне пощёчину. — Я бы предпочёл, чтобы впредь ты реализовывал подобные порывы здесь, чем предпринимал попытки снова искать повода сцепиться с Эндрюсом. Уилл бодает его. Ганнибал не без видимых затруднений устраивается поудобнее, и тогда Уилл снова взбирается на него. Садится на грудь, накрывает левой рукой его шею и действительно нешуточно пережимает ему горло. — Ты снисходительный ублюдок, — озлобленно цедит Уилл. — По-прежнему считаешь себя хозяином положения, однако я могу причинить тебе боль, а значит, могут и другие. — Ты беспокоишься обо мне? — сипит Ганнибал. Его рот кровоточит, зубы окрашиваются алым. Уилл усиливает нажим, окончательно перекрывая ему доступ кислорода. Ганнибал беспрепятственно позволяет душить себя. Должно быть, так просто переломить его трахею. Человеческие тела столь хрупки. Они разрушаются так легко, думает Уилл, так красиво. — Если ты переведёшься отсюда, думаешь, не найдутся иные способы тебе навредить? Накачают химикатами так, что тебе за счастье будет вспомнить собственное имя, — огрызается Уилл. — Будут держать тебя в обитой войлоком камере, а если начнёшь создавать неприятности — назначат электро-шоковую терапию и пристегнут ремнями к кровати. Уиллу хочется вскрыть грудную клетку Ганнибала и сожрать его сердце. Хочется причинить ему боль и наблюдать за его страданиями. Хочется спрятать этот хрупкий свет, чтобы только самому любоваться им, эгоистично и алчно. Хочется... Он разжимает захват, и в тот момент, когда Ганнибал разрождается кашлем и жадной отдышкой, Уилл целует его. Широкие и горячие ладони Ганнибала ложатся на его бёдра, соскальзывают на задницу, сгребая упругие половинки. Уилл переносит основную часть веса на его торс, не разрывая жёсткого поцелуя, вкушает кровь с его рта, до тех пор пока Ганнибал не отворачивается вбок, чтобы урвать глоток воздуха. Внезапно мысли в голове Уилла более не укладываются, болезненно натыкаясь на углы. Они не его. Они — отражение мыслей Ганнибала. — Ты хаос, — произносит Уилл, и его гнев льётся через край. — Знаешь об этом? Я вижу, что в твоей голове, и там совершенный хаос. Тебе могли бы вынести смертельный приговор, Ганнибал. Ты ведь думал об этом? — Они не станут, — невозмутимо отвечает Ганнибал. Его пульс уже выровнялся, Уилл это чувствует. Его же собственный бешено мчится. Злость отступила, но Уилл по-прежнему ощущает себя живым оголённым проводом под напряжением. Он целует Ганнибала снова, грубо сминая его губы, пока дыхание того опять не собьётся и рот не порозовеет, натёртый колкой щетиной. — Ты не можешь знать наверняка, — говорит Уилл, принимая решение слишком быстро, чтобы подумать, правильно поступает или нет. — Ты знаешь вполовину меньше, чем тебе кажется. В этом нет твоей вины. Это один из недостатков того, кто совершенно безумен и имеет комплекс бога величиной с Юпитер. — Он избавляется от своей футболки. — Сними комбинезон, — велит Уилл и сползает на край койки, чтобы помочь Ганнибалу, двигающемуся, на его взгляд, недостаточно активно. Сквозь швы на бедре просачивается кровь, и Уилл собирается было слизать её, но его останавливают. — Полости человеческого рта далеко до стерильности. Всё-таки я предпочёл бы не получить инфекцию. Уилл мстительно вонзает зубы в пострадавшую плоть. Ганнибал шипит сквозь зубы, и его ладони скользят по короткому ёжику волос, не находя, за что схватиться. Сердцебиение Ганнибала способно оставаться размеренным посреди сражения — и даже сейчас, невзирая на то, что он возбуждён так же, как и Уилл. — Брауэр желает, чтобы на суде я сказал, что ты меня трахал. — Уилл как может удерживает бёдра Ганнибала на месте и скользит ртом по его члену. Делать это во второй раз ничуть не легче, но Уилл упорно заглатывает чужую плоть и чувствует себя несказанно гордым, когда у Ганнибала вырывается проклятье. — И ты хотел бы этого от меня? Уилл может почувствовать, как его сердечный ритм вновь убыстряется. Он освобождает рот, перед тем как ответить: — Нет. — Тонкая ниточка слюны тянется от его губы к коже Ганнибала, дрожит и лопается. — Я хочу, чтобы ты позволил мне трахнуть тебя.