Shark Tank / Резервуар с акулами

Эндрюс — парень не из хилого десятка. Высокий и коренастый, по-тюремному накачанный, с жировой прослойкой в качестве дополнительной брони. У него множество татуировок, провозглашающих превосходство белой расы, разбросанных по гладковыбритой голове, рукам, шее — и ниже, уходящих под ворот робы. Половина его лица представляет собой кое-как заросшее чёрт-те что: Ганнибал постарался на славу. — У нас с тобой ничего личного, — начинает Уилл. — Не пойму даже, как всё это началось. Но Ганнибал накостылял тебе, ты отплатил ему тем же... Возможно, мы могли бы... закончить на этом. — Я собираюсь отхреначить твой пидорский член и запихать его Лектеру в глотку, чтоб подавился. Уилл делает глубокий вдох и медленный выдох. У него такое непонятное ощущение в животе: то ли болезненное, то ли возбуждённое. Сердечный ритм ровный, стабильный. Когда Эндрюс совершает выпад в его сторону, Уилл на пару резких шагов отступает назад, но всё равно они сталкиваются, вышибая к чертям собачьим хлипкую дверь прачечной, замок которой оказывается бессилен перед хорошим ударом плеча. И это ещё одна причина, почему смертельный коридор по праву носит своё название. Входя сюда, ты отрезаешь себе возможность докричаться до помощи: рёв огромных промышленных машин поглотит и самый отчаянный вопль. Уилл наслышан, что в этой точке тюрьмы было совершено больше всего изнасилований и убийств. От тяжести врезавшихся в неё тел жалкая преграда распахивается и обратно захлопывается сама, бахнувшись об стену. Уилл отталкивает противника от себя, высвобождая больше личного пространства. Эндрюс по инерции пятится, чуть не потеряв равновесие. У Уилла всего один шанс на мощный и точный удар. Облажается сейчас — и в лучшем случае загремит на пожизненное за покушение на убийство. В худшем заработает билет на вывоз отсюда в спанбондовом мешке. Он уверенно стоит на ногах, когда Эндрюс надвигается на него, и тем не менее замахнувшийся кулак, нацелившийся в его живот, остановить не удаётся. Удар вышибает из лёгких весь воздух, но вопреки этому Уилл начинает биться с удвоенной силой. Кулаки в дело не идут — нельзя повредить костяшки — зато их прекрасно замещают локти. Уилл яростно молотит Эндрюса по лицу, без зазрений совести метит в пожёванную его половину, наименее защищённую мышечной тканью. Эндрюс в долгу не остаётся: прицельно и крепко вдаривает ему в правую часть груди, отчего Уилл грохается спиной на пол, неслабо прикладываясь затылком, и уже распознаёт привкус железа во рту. Он допускает, что это всего-то потому, что он прикусил щёку изнутри, но что бы там ни было, из-за этого вдруг становится тяжело сглатывать и дышать. — Ты что же, думаешь, я не выпущу твои тощие пидорские кишки, как Лектеру? Уилл, распластавшийся на спине, пережидает, пока диафрагма перестанет конвульсивно сокращаться и появится возможность нормально вдохнуть. И показывает противнику фак. Тот с размаху пинает его под рёбра, однако Уилл извернувшись перехватывает чужую ногу, по большей части загашая удар. Эндрюс теряет устойчивость и тоже валится на пол, но, быстро сгруппировавшись, смыкает лапищи вокруг горла Уилла. Он даже не пытается упереться локтями в колени, слишком поглощённый своим занятием. — Вот, что я с тобой сделаю, — гаденько мурлыкает Эндрюс. — Сперва я хорошенько выдеру тебя, милашка, а после отрежу твой член. Я оставлю дверь открытой, чтобы тебя нашли раньше, чем ты истечёшь кровью. А когда отваляешься в больнице, ты ведь будешь моей послушной малышкой, м? Как тебе это? Мир перед глазами начинает мутнеть. Но внезапно Уилл расходится в улыбке, в то же время незаметно вытягивая заточку из-под гипса. У Эндрюса есть всего секунда на то, чтоб удивиться оптимизму теряющей сознание жертвы, а уже в следующую Уилл удобнее перехватывает оружие, с размаху всаживает его в чужой живот и вздёргивает вверх. Нынешнее лезвие на поверку оказывается не в пример острее предыдущего. Зазубренное, к тому же. И достаточно длинное, чтобы не просто проткнуть кожу, а вогнать его глубоко в чужую плоть. Уиллу удаётся сбросить с себя недруга прежде, чем тот ослабленно рухнет на него. Эндрюс мешком хлопается на спину, хлеща кровью из вспоротого брюха, светящего жёлто-розовыми внутренностями. Уилл наугад выхватывает пару носков из ближайшей корзины и запихивает Эндрюсу в рот. Увы, Уилл не располагает временем достаточным, чтоб проделать с этим человеком всё, чего ему хотелось бы. Поэтому он, не мешкая, запускает пальцы в чужое горячее нутро и, не колеблясь даже секунды, вытаскивает органы и небрежно отбрасывает в сторону, как ненужный мусор. Верещание, вырывающееся через импровизированный кляп, без всяких шансов тонет в закладывающем уши гуле работающих стиральных машин. Уилл и не старается вложить в своё занятие хоть каплю аккуратизма или художественности — задуманное надо провернуть максимально оперативно. К моменту, когда Уилл заканчивает, вся его одежда пропитана кровью, местами уже подсохшей. Он шустро стягивает её и забрасывает в одну из работающих машин. Затем торопливо отскребает свою кожу в одной из большущих раковин, а после выцепляет чистый комплект формы из груды стираного белья. По ощущениям, на всё про всё уходит около пяти минут. Больше нельзя мешкать ни секунды, пока кто-то не заподозрил неладное. Уилл тенью выскальзывает из прачечной, минует зону отдыха и, наконец, возвращается в камеру. Он несильно теребит Ганнибала за плечо, упрашивая проснуться. — Хэй, ну же. Веки того с неохотой приоткрываются. Он что-то неразборчиво бормочет, как Уиллу кажется, по-японски. — Знаю, тебе нужен отдых, но сейчас мне очень надо, чтоб ты молчал и не спорил. Просто доверься мне. — Уилл сгребает одну из простыней и подтыкает за один край под матрас своей кровати, подобием шторы отгораживая нижнюю койку от посторонних глаз. Затем сбрасывает с себя всё до трусов и ныряет в импровизированный шатёр, забираясь на Ганнибала верхом. — Уилл? — несколько рассеянно произносит тот, чуть заторможенный из-за болеутоляющих. — Бога ради, только пойми меня правильно. — Уилл проворно ослабляет завязки на его штанах и просторной мягкой рубашке, без труда высвобождая из-под одежды чужой член. — Не двигайся. Позволь мне всё сделать самому. — Он по возможности опускает основной свой вес на бёдра Ганнибала, фиксируя их на месте. Потом отвечает на его внимательный взгляд и спрашивает: — Да? На затылке чувствуется ласковое прикосновение. Ганнибал кажется чуть растерянным, но довольным. — Возможно, не следует. Но да. Toujours.¹ Уиллу не хотелось бы гнать лошадей, но сейчас выбирать не приходится. Он сразу же берёт в рот, однако, не забывая о зубах. Задача облегчается тем, что Ганнибал ещё не успел возбудиться. В какой-то мере это ощущается как нечто более личное. Уилл закрывает глаза и целиком фокусируется на своём занятии. Ощущает себя уже немного увереннее, когда чувствует, как член во рту постепенно твердеет и увеличивается. Уилл заглатывает так много, как только может: до слезящихся глаз, щекочущей глотки и текущей по подбородку слюны. До рефлекторного кашля и сбитого дыхания, что так нравится Ганнибалу. В конечном итоге, всё происходит очень быстро. Надзиратели поднимают тревогу, слышны крики, врубается аварийное освещение. Облачённые в спецснаряжение охранники вваливаются в камеру — инвалидное кресло вышвыривается в коридор, простыню бесцеремонно сдёргивают. Уилла силком оттаскивают от Ганнибала, надзиратель орёт ему стоять на месте, в это время скручивая руки за спиной и защёлкивая на них наручники. Уилл умоляет их не причинять Ганнибалу вреда, когда того следом сдёргивают с кровати и заставляют встать на колени рядом с Уиллом. Вскоре дыхание Ганнибала напоминает скорее удушье, пока он безуспешно силится согнуться пополам, но ему не позволяют, за скованные сзади руки принуждая распрямиться. Кроуфорд ураганом появляется не позже чем через минуту. — Поднять их, — гаркает он. — Вы убьёте его, — отчаянно протестует Уилл. — Ему нельзя стоять прямо. Прошу вас. Кроуфорд колеблется, делая переоценку ситуации. Уилл прав. Ганнибал в своём нынешнем положении не способен даже прочно держаться на ногах — и никак не может быть причастен к тому, что несколько минут назад произошло в прачечной. Кроуфорд сканирует взглядом простыню, раскуроченную постель, практически нагого Уилла, пытающегося утереть влажный от слюны подбородок о собственное плечо, и на расхристанного Ганнибала. Суровая маска одного из надзирателей трескается, и у него вырывается: — Они тут... эм. — Давай, озвучь это, — издевается Кроуфорд. — Грэм отсасывал Лектеру, — сконфуженно выдаёт подчинённый. По виду Кроуфорда понятно, что он со всей этой ситуацией буквально на грани инфаркта. — Совсем страх потеряли? Уилл примеряет самую смущённо-невинную мордашку, прежде чем не менее невинным тоном произнести: — Три недели не виделись. Я соскучился. Ганнибал между тем оседает на пол, переваливаясь с колен на одно бедро и опираясь на стенку и кровать. Из его горла рывками выходят тихие, но не означающие ничего хорошего звуки. Уилл никак не может определить, прикидывается тот или нет. — Боже, — ворчит Кроуфорд. — Возвращайте Лектера в медблок. Грэм, ты — за мной. Уилл понуряет голову и ссутуливается. — Пожалуйста, не отменяйте моё слушание. Я знаю, что не допустимы... тесные взаимодействия. — У него даже получается сделать стыдливые влажные глаза. Дальнейшие события развиваются стремительно. Охранники поднимают Ганнибала, без особых церемоний усаживают в каталку, после увозят. Всё это время Уилл так и стоит в одних трусах, со скованными руками и жалостливым выражением на лице. Кроуфорд стоит посреди дюжины надсмотрщиков, переворачивающих камеру вверх дном. Он ищет убийцу, а не парочку заключённых, проигнорировавших правило «не трахаться». Уилла приводят в прачечную. — Не поделишься мыслями, что тут произошло? Уилл глядит на Кроуфорда, переключается на место происшествия, затем снова на Кроуфорда. — Применить профессиональные навыки, имеете в виду? — говорит он и осознаёт, что Кроуфорд заглотил наживку. Начальник вздыхает. — Да, Грэм, именно. Отчего нет, чёрт побери. — Он обращается уже к одному из офицеров: — Снять наручники. И дайте ему чем прикрыться, наконец. — Моё мнение не будет иметь веса в расследовании, но что смогу увидеть — расскажу. — Пока Уиллу освобождают руки, он кивком указывает на многострадальную дверь. — Ни для кого в блоке не секрет, что замок здесь совсем прогнивший: достаточно как следует навалиться плечом на дверь, чтоб попасть внутрь. Орудие преступления до сих пор здесь, но следов убийца не оставил — работать не с чем. Судя по отпечаткам крови на полу, жертва стояла на руках и коленях, когда лежащий под ним убийца нанёс первый удар. Вот здесь крови нет, видите? Эндрюс упал на спину, когда был ещё жив. Уилл, сохраняя чистоту места происшествия, аккуратно обходит помещение. Теперь он прочувствовал, что означает для убийцы вернуться на место своего преступления. Наблюдать, как все вокруг только о случившемся и толкуют, непонимающе озираясь. Это даёт тебе своего рода ощущение силы. Тело раскинуто на спине, как Уилл его и оставил. Полость живота зияет пустотой, поскольку все внутренности вместе с жировыми прослойками извлечены и в виде красно-жёлтой композиции выставлены напоказ, образуя два слова: «zig» и «hiel». — Sieg heil² пишется не так, — замечает Уилл. Он даже немного горд, что ему в голову пришла идея подурачить следствие. — Да плевать, — бросает Кроуфорд. Он явно с трудом сдерживает позыв проблеваться на месте, да и остальные присутствующие выглядят ничуть не лучше. Никто из них прежде с подобным не сталкивался. — Так или иначе, это издевательство. Кто бы это ни сделал, они с убитым, вероятно, не сошлись во мнениях. Использовав для своего замысла кишки, а не кровь, убийца хотел сказать, что Эндрюс слабак и трус. Либо же мы имеем дело с разборками между бандами. — Уилл принимает футболку и комбинезон, протянутые ему одним из охранников. И то, и другое оказывается велико, но это Уиллу только на руку. Ему ещё проще казаться маленьким и безобидным в свободной одежде и с босыми стопами, выглядывающими из-под широких штанин. — На это не требовалось каких-то особых навыков, — продолжает Уилл. С того момента, как он ушёл, крови натекло ещё больше. На его памяти всё выглядело аккуратнее. — Жертву просто пырнули в живот и разрезали. Это мог быть кто угодно, обладающий острым ножом, запасом времени и сколько-нибудь сильными руками. Уилл останавливается рядом с Кроуфордом, закрепляя в памяти эту сцену. Ганнибал наверняка пожелает услышать историю во всех красках. Возможно, захочет узнать, что Уилл испытывал перед этим, в процессе и после, но, скорее всего, будет визуализировать произошедшее. Несколько вещей, свалившихся с куч белья, мокнут в крови, лужей расползшейся по полу. Где-то на краю сознания у Уилла промелькивает вопрос: в какой же момент что-то пошло не так в его жизни, отчего он в итоге стоит на месте собственного убийства, совершенно безразличный к тому, что сделал. И всё же он не равнодушен. Нет, в нём ни злости, ни потрясения. Лишь покой. Внутреннее умиротворение наравне с ощущением могущества и того, что он перестроился по новой с самого скелета. Чувство необычное, но определённо приятное. Кроуфорд отправляет его к себе с запретом на фокусы с простынями. На сей раз Уилл забирает Ганнибала спустя четыре часа. Вид у того по-прежнему вымотанный, но доктора заверили, что помирать он не собирается. Никто из них ему не симпатизирует, и неудивительно, что его так быстро выпроводили, учитывая то, как Ганнибал без конца подвергает критике их работу. — Что именно ты сделал? — сквозь зубы цедит Ганнибал, как только дверь их камеры запирается. Уилл понимает, насколько тот зол. Скорее, даже в ярости. Присаживается на койку. Он только что совершил убийство. Предумышленное. Не просто отнял жизнь, а выпотрошил тело и устроил из этого целое представление. Наврал. И ушёл безнаказанным. — Им меня не поймать, — наконец говорит он. — Глупый маленький идиот, — выдыхает Ганнибал. — Если тебя вычислят и запрут здесь навечно, я своими руками прикончу тебя. _______________ ¹ Всегда (фр.). ² «Да здравствует Победа!» или «Победе Слава!» (нем.). Читается как "зиг хайль". Один из распространённых лозунгов времён Третьего рейха.