Shark Tank / Резервуар с акулами

П/а: Я не разбираюсь в устройстве правовой системы. Вероятно, в действительности всё обстоит совсем иначе, чем здесь. Автобус переправляет Уилла из тюрьмы к пункту судебного заседания. Всё серьёзно, это не просто слушание по условно-досрочному освобождению. Катц едет с ним рядом, закинув ноги на свободное сиденье. — Не куксись, — заговаривает она. — Ты выйдешь отсюда. Уилл откидывает голову на спинку, следя глазами за мчащимися линиями электропередач за окном. Автокондиционер работает слишком сильно, отчего Уилл зябко ёжится. — Возможно. Пальцы безотчётно скользят по складкам костюма, воскрешая в памяти ощущение ткани комбинезона Ганнибала под ладонями. Его кожи. — Постарайся не дать волнению выбить тебя из колеи, — сухо советует Катц. — Поверь, ты вернёшься сюда только чтоб свои шмотки забрать. Покрой костюма предусматривает наличие гипса: на рукаве имеется вшитая тканевая вставка, визуально компенсирующая объём. Сам Уилл в жизни не позволял себе столь хорошего костюма. Федеральный агент, а точнее простой учитель, разодетый как Джеймс Бонд — вот уж неожиданность. Насчёт преподавания — он не уверен, что после всего сможет к нему вернуться, даже если его будут звать. Уилл подозревает, что по окончании процесса над Ганнибалом едва ли кто-то вспомнит, что сам он только что вышел из тюрьмы. Поимщиком Чесапикского Потрошителя — вот кем он для всех будет. Но в действительности он не видит перед собой никаких перспектив. От его прошлой жизни ничего не осталось: всё сгорело и рассыпалось прахом, как только на нём застегнули наручники. Отныне всё, что у него есть: Блок А, камера семьдесят три, распорядок дня и человек, вокруг которого всё это завязывалось. Во рту такая пустыня, что сглотнуть едва получается. — У меня ничего нет. — Ну хотя бы бумажник? Обручальное кольцо? — допытывается Катц, но Уилл не против. Она не спрашивает, как много он потерял, и на том спасибо. — Я не женат. Он даже и не задумывался об этом. Где его бумажник, ключи от дома и прочие напоминания о жизни до заключения. Но Брауэр наверняка знает. Судебный процесс над ним был недолгим. В период заключения платежи за его монографию капали ему на счёт, что фактически избавляет Уилла от необходимости выходить на работу после освобождения. Вот только чем ему ещё заняться, кроме работы? Быть может, ему разрешат вернуться в лаборатории? Было бы славно. Там тишина, спокойствие. Перед отъездом он на всякий случай попрощался с Зи. Повидался напоследок и с Прайсом, Мэллори и Хартом. Даже с Изолентой, Неосёдланным и другими знакомыми из их компании. И потом они ушли. Всё ушло. Год его жизни просто... выпал. И от него Уилл ничего не заимел, кроме нескольких шрамов и ещё одного убийства на свою совесть. — Одиночка, значит, — усмехается Катц. — Ну так... чем думаешь заняться, когда выйдешь? Она спрашивает без задней мысли, так что Уилл выдавливает из себя улыбку, молясь, чтоб его лицо не получилось столь же жутким, как ему кажется. Он не находится с ответом, но она более и не пристаёт к нему с разговорами до самого прибытия. Она хороший человек. Кабинет судьи весь отделан тёмным деревом и книжными полками, однако распахнутые окна пропускают внутрь достаточно дневного света. А ещё здесь стоит запах кожи. Когда Уилл входит, сияющий Брауэр уже ожидает его здесь, расслабленно расположившись на стуле и оставив свой портфель возле ножки на полу. — Чудесно выглядите, мистер Грэм, — приветствует он. — Я так и знал, что существует это кукольное личико, хоть вы и очень старательно его прятали. Теперь совсем другое дело, скажите же, офицер Катц? Женщина ухмыляется. — Первоклассная эскорт-конфетка. Уилл вспыхивает. — Что ж, к счастью, я нашёл способ выкрутиться. В противном случае мне оставалось бы только положиться на закон. — Забавный ты, — говорит Катц, и в голосе её можно уловить удивление. Раньше он никогда не слышал в свой адрес подобного не в качестве оскорбления. Она устремляет к нему оценивающий взгляд — и это даёт повод для беспокойства. В последний раз, когда Уилл был свидетелем такого её взгляда, она перехватила крупную поставку наркотиков, проворачиваемую группой чернокожих заключённых. Четверо отправились по карцерам, ещё двое — в Супермакс. У неё острый ум, зоркий глаз и железная воля. Дверь кабинета отворяется, и входит судья. И. Ченг — выбито на именной табличке на её столе. Это невысокая, плотная женщина преклонных лет, седовласая, со строгим лицом. Она с недоверчиво приподнятой бровью наблюдает за тем, как Катц освобождает Уилла от наручников. — Такой уровень безопасности вызывает сомнения, — подмечает она. Уилл опускается на предложенный ему стул. — Это верно, — говорит он и как бы невзначай чуть задирает рукав, чтобы стал виден его гипс. — Но я не намерен сбегать или затевать драку. Подумай Уилл сейчас посмотреть на Катц, он бы заметил её напряжённое выражение лица. Кому как не ей знать, что драку затеять он ещё как может. И тем не менее она смалчивает. — Борьба, бегство, питание и секс, — говорит Ченг, опускаясь в своё кресло, — четыре биологических императива, заложенных в нас для того, чтобы мы могли выжить как вид. Помимо всего прочего, Ганнибал Лектер обвиняется в каннибализме. На мой взгляд, его аппетит усмирить не так-то просто. Но каким образом это отражается на Вас, и следует ли мне на этот счёт беспокоиться? — Но ведь речь не о Ганнибале, — вежливо вклинивается Брауэр. — Ну разумеется, — отвечает Ченг. — Вы знаете, почему я здесь? Потому что я единственная из судей, кто не бывала на ужине в его доме, и это лишь по той причине, что я переехала в этот город совсем незадолго до его ареста. Но, конечно, я встречалась с ним, — рассказывает она, делая небрежный жест рукой. — На светском вечере он был, пожалуй, единственным, кто не пытался подлизаться ко мне. У нас была лишь недолгая, ненавязчивая беседа, хотя и старосветский шарм не предполагает поспешности. Я тогда спросила, почему он пришёл один. Потому что такой человек, как он, должно быть, либо скорбящий вдовец, либо с ним что-то не так. Имея дело с таким человеком, можешь лишь надеяться, что от его руки не страдают другие. — Тёмная триада, — вступает Уилл. — Нарциссизм, макиавеллизм¹ и психопатия. Ченг склоняет голову в согласии. — Я всегда выявляю их. Большинство успешных людей — социопаты. — Так что он ответил? Уиллу хочется узнать такого Ганнибала: посещающего званые ужины с важными персонами, варящего собственное пиво — претенциозный ублюдок — и водящего светские беседы с главами правосудия. — Он сказал, что его пара не смогла присутствовать, — вздыхает Ченг. — В то время он встречался с каким-то доктором. Её в тот день вызвали на консультацию или что-то вроде того. Меня тогда ничто не смутило. Но как же я заблуждалась. Он ведь был воплощением нормальности. Речь об Алане Блум, надо думать. — Ну, не знаю, — отвечает Уилл. — Со мной он никогда не пытался изображать что-то иное, а оставался собой. Он всегда был чем-то ужасающим, мне лишь нужно было вникнуть в суть этого. Ченг нанизывает на нос очки и глядит на Уилла поверх них. — Ганнибал Лектер — сложная личность. И причина, по которой Вы сейчас здесь. Он обеспечил Вас адвокатом, организовал Вам освидетельствование против него и, как мне известно, этот костюм на Вас также по его инициативе. Только его подписи по каждому из пунктов не хватает. По словам нескольких сотрудников тюрьмы, Вы с ним состояли в весьма близких отношениях. Вам известно, что он за человек. А что насчёт Вас самого? Что за игру вы двое ведёте, мистер Грэм? — Ваша честь, — вмешивается было Брауэр, но под тяжёлым взглядом судьи передумывает. — Я с мистером Грэмом разговариваю. Уилл делает глубокий вдох, прежде чем подать голос: — Нет никакой игры. Не для меня, во всяком случае. Мы стали сокамерниками по случайности. В первую неделю на меня напали. Он оттащил того парня и... съел его язык. — Ченг на такие подробности и бровью не ведёт. Должно быть, она за свою карьеру и не с таким сталкивалась. — Он защищал меня. — А что Вы взамен? — Я ему принадлежу, — говорит Уилл, не представляя, как ещё возможно описать их ситуацию. — Такова была наша сделка. — Уилла раздирал какой-то внутренний зуд, подначивающий подскочить со стула, вывернуться из собственной кожи. — Ганнибал не настолько умён, как думает, Ваша честь. Профайлинг был моим призванием. Моя работа состояла в том, чтобы понимать мотивы людей, подобных ему. Чем я и воспользовался, угодив в тюрьму. Я приручил его. Он стал увлечён и одержим идеей о моей предполагаемой способности создать с ним связь. — Предполагаемой? Да, она проницательна. В задумчивости оставляет ногтями лунки на обложке своего молескина. Она не верит ему. Пока что нет. — Я эмпат, а не безумец. Он серийный убийца. Я способен понять его, но не создать связь с ним. Едва ли это в принципе возможно с таким человеком, как Ганнибал Лектер. Ченг задумчиво хмыкает. — Понимаю. Что-то подобное мне сказала доктор Блум, производившая вашу психологическую оценку. Кроме того, я ознакомилась с вашей медицинской картой и стенограммами с предыдущего судебного процесса. Скажите, почему вы признали себя виновным? — Потому что убил кого-то. — И почему вдруг решили подать апелляцию? Уилл видит светло-голубое полотно неба за открытым окном. С улицы веет запахами городской жизни, включая ароматы из забегаловок, сигаретный дым и автомобильные выхлопы. — Убитый мной человек был вооружён, но я нарушил границы самозащиты. Я больше не болен, но тюрьма снова превращает меня во что-то ужасное. — Хм, да, я видела фотоснимки. Мистер Грэм, мне довелось иметь дело с массой всевозможных убийств, и, поверьте, совершённое Вами можно расценить как весьма сдержанное на фоне того, что так называемый Кукольник вытворял со всеми теми женщинами. С учётом медицинского заключения о Вашем состоянии, я не вижу никаких причин препятствовать Вашему освобождению. Придите Вы ко мне только с этим — и я без проблем подписала бы нужные документы. Но в данных обстоятельствах мне необходимо знать, какую сделку касаемо предстоящего судебного процесса Вы заключили с Ганнибалом Лектером. Что я обнаружу в чёрном ящике? Уиллу вспоминается последний раз, когда сам он задавал Ганнибалу аналогичный вопрос. Они оба лежали на нижней койке, быть может, в последнюю совместную ночь. Он попросил сказать правду, на что Ганнибал ответил: — Если тебе нужна правда, то вот она: я отпускаю тебя, Уилл Грэм, потому что так ты поступаешь со всем, что любишь. Уиллу захотелось закричать что есть сил, но не позволило знакомое ощущение подступившего к горлу кома. — Не говори мне этого. — Отчего? Ты хотел правды. — Это не то. Ты не можешь. Мы оба знаем, что ты не можешь. Пальцы Ганнибала рисовали по коже лица Уилла и его шее, словно стараясь запомнить очертания и прикосновения к ним. — Ты так решил, опираясь на свой прошлый опыт в профайлинге. Веришь или нет, но это правда. — ...Мне не нужно было заключать с ним никаких сделок, — заверяет он Ченг. — Ганнибал убеждён, что он умнее всех, потому что, можно сказать, никому не удавалось дать ему повод в этом усомниться. — Но Вы умнее? Уилл расправляет плечи. — Я делал, что он хотел, давал ему то, чего он хотел, и он... Я уже говорил то же офицеру Кроуфорду: он не способен любить в том смысле, в каком это свойственно другим людям, но то, что он испытывает ко мне максимально к тому близко по его меркам. Тюрьма плохо на меня влияла, а он этого не желал. Не хотел смотреть, как моя личность рушится. Игры в Бога потешают его. Вызволяя меня отсюда, он насыщает свой комплекс власти и подкрепляет уверенность в собственном всемогуществе. Ченг тарабанит пальцами по листу бумаги перед собой. — Что скажете, офицер Катц? Это всех удивляет, в особенности ту, к кому обратились, но она быстро с собой справляется. Уилл знает, она до сих пор подозревает его в убийстве Эндрюса. На один ужасающе долгий момент воздух застревает в глотке от осознания, что никакая сила не помешает ей сказать то, что она собирается. — На рецидив он не пойдёт, — наконец, произносит Катц, и Уилл едва не валится со стула от облегчения. — Позвольте ему уйти подальше от Лектера, выпустите из тюрьмы — и он вновь станет продуктивным членом общества. Оставлять его в заключении было бы ошибкой. — Ну что ж, — Ченг подбирает со стола ручку, делая несколько пометок на бумаге. — Поздравляю, мистер Грэм. Вы свободны, можете идти. Уилл не шелохнётся с места. — Не понимаю, — заторможенно выдавливает он. Брауэр хлопает его по спине и после забирает одну из бумаг со стола, пряча в свой портфель и обращаясь к Уиллу: — Это означает, что Ваша апелляция одобрена, и к завтрашнему дню все данные о судимости будут изъяты из Вашего досье. Отныне Вы больше не эксзаключенный, Грэм. Можете сами в этом убедиться, если в Бюро вас вновь допустят к работе. Адвокат, очевидно, понимает, что Уилл пребывает в натуральном шоке, поэтому повторно хлопает его промеж лопаток — на этот раз чуточку душевнее. — Эй, Уилл, всё закончилось. Это не условно-досрочное — Вы абсолютно свободны. Последующие несколько часов запоминаются смутно и лишь обрывочными кадрами. Он машинально следует указаниям. Брауэр вручает ему его портмоне и наручные часы. Имущество в Вулф Трэпе было распродано несколько месяцев назад, так что приезжает Уилл не домой, а в номер гостиницы, снятый для него адвокатом. — Вы в порядке? — интересуется Брауэр. Он выглядит обеспокоенным. Вообще говоря, волноваться он начал ещё в здании суда. Уилл кое-как качает головой. Как же много людей на мили вокруг, как много женщин. Реальная жизнь кажется какой-то сюрреалистичной. — Я справлюсь, — выдаёт он, старательно изображая уверенность в собственных словах. Но по лицу Брауэра ясно, что получается так себе. — Я буду здесь. Завтра переговорим насчёт процесса над Ганнибалом? Брауэр подтверждает и, что куда важнее, Брауэр удаляется. Уилл не высовывается из номера. С экрана работающего телевизора улыбаются воодушевлённые лица, желающие ему приятного времяпрепровождения. На четырнадцатом этаже имеется бассейн. А также спортзал. Кровать мягкая, с множеством упругих подушек. Кому, чёрт побери, может понадобиться столько подушек? Уилл поднимается, стаскивает с себя пиджак, галстук, сбрасывает обувь. Расстёгивает несколько верхних пуговиц на рубашке и закатывает рукава. Где-то промелькивает мысль, что Ганнибалу, должно быть, морально нелегко далось решение заказать несимметричный костюм. Когда Уилл вешает пиджак на крючок, то понимает, что в одном из карманов что-то есть. Обнаруживается два листка бумаги. Один пустой, предотвращающий смазывание карандаша о ткань. Вложенным в него оказывается тот самый рисунок, где они вдвоём изображены в качестве богов нижнего мира. При желании Ганнибал умел писать поистине каллиграфическим почерком, а не как курица лапой, и в данном случае он явно выделил время, чтобы на обратной стороне рисунка аккуратно вывести:       Немедля иди, кроткую силу и благостный дух во груди сохраняя.       И не печалься чрезмерно: не хуже других твоя доля.       Право, не буду тебе я в богах недостойным супругом.       У меня пребывая, будешь владыкою ты надо всем, что живёт и что ходит,       Почести будешь иметь величайшие между бессмертных.       Вечная кара постигнет того из людей нечестивых,       Кто с подобающим даром к тебе не придёт и не будет       Радовать силы твоей, принося, как положено, жертвы.²

Твой, Ганнибал Лектер

Мини-бар полон. Уилл откупоривает первую попавшуюся бутылочку и отсалютовывает пустоте. — Сукин ты сын, Ганнибал, — выдыхает он и принимается пить прямо из горла.