Shark Tank / Резервуар с акулами

У Уилла нет ни малейшего желания обсуждать это, пока он в одних трусах. Да и в принципе не хочется говорить на эту тему. Он поднимается с постели и натягивает чистую футболку. Теперь он чувствует себя более-менее настроенным на серьёзный разговор. — Но ты бы остановился, если бы я попросил? — Не тебе просить меня о чём-либо. Вот так просто. Как будто Уилл должен принять это без всяких возражений, тем самым закрыв неловкую тему. Таким образом Ганнибал пытается взять под контроль неконтролируемую ситуацию. — Это значит «нет»? — сухо уточняет Уилл. На данный момент у него больше козырей, чем когда-либо, и Ганнибал это прекрасно понимает. Сейчас они не заперты в тесном пространстве. Кроме того, Уилл вполне уверен, что Ганнибал не станет причинять ему серьёзного вреда. К тому же его ищет полиция. И если Уилл хочет, чтобы этот разговор состоялся, так оно и будет, иначе Ганнибалу придётся уезжать одному. Челюсть Ганнибала сжимается, на щеках выступают желваки. — Ты предлагаешь пойти вместе с тобой. Я лишь хочу понять, что это означает. — Именно то, что я сказал, — отвечает Ганнибал, пожалуй, преувеличенно ядовито, и в голосе его сквозит холод и тьма ночей, истекающих кровью, полных остывающих тел под ногами. Званый ужин у Сатаны и нескончаемый голод. Полный абсурд. И из-за всей этой херни Уилл начинает уже по-настоящему злиться. Мир куда огромнее пределов этого дома, но Ганнибал, очевидно, решительно настроен окрасить любое перспективное будущее в самые мрачные тона. От напряжения шрам на лице вновь даёт знать о себе. — И вот так было последние — сколько — лет тридцать? Жизнь, которую ты выстроил вокруг себя, при этом уверяя себя самого, что это не то, чем ты являешься. Так вот, может, для тебя будет новостью, но это и был ты. Мы — это не отдельные части того, из чего состоим и что нас окружает. Мы целостны. И тебе тошно будет скрываться в тени, так же как ты скрывался у всех на виду. Ты по своей натуре постоянно будешь к чему-то стремиться, потому что тебе ничто не даёт чувства насыщения и всё быстро наскучивает. Это нескончаемая борьба. — Достаточно. Но Уилл и не думает остановиться. Он пересекает небольшую спальню, встаёт лицом к лицу с Ганнибалом, пристально глядя в глаза. В этот момент он прекрасно понимает, что играет с огнём. Ганнибал зол, и это не умеренная или разумная злость, а та, что побуждает к насилию и кровопролитию. Доля секунды — Ганнибал резко толкает Уилла, и тот гулко врезается спиной в стену. И в этот момент всё в голове становится на свои места. — Да ты ведь собираешься оторваться по полной, а? Ганнибал сгребает в кулак его футболку и дёргает вниз, заваливая на пол. Уилл пытается отбиться, но его переворачивают на живот и заламывают руку за спину. Ганнибал надавливает ему на затылок, вжимая лицом в пол. Песок царапает щёку, и шрам отзывается резкой болью. — Я не какой-нибудь фрик, которого ты можешь препарировать, — рычит Ганнибал. Уилл не хочет доставлять ему удовольствие своим криком, но не может с собой справиться. Давление невыносимо жестокое и болезненное. Он всерьёз начинает бояться, что Ганнибал собирается сломать или вывихнуть ему руку. — Я могу прочесть каждого, идиот, — выжимает Уилл сквозь зубы. — Ганнибал, пожалуйста, ты мне руку сломаешь. Ганнибал ослабляет давление, но руку не отпускает. — И что же ты видишь, Уилл Грэм? — Если уйдёшь в отрыв, только чтобы покрасоваться и похвастаться своей неуловимостью, тебя поймают! Делай что душе угодно, но — блять, блять, Ганнибал — не вздумай опять попасться. И тут Уилл осознаёт всё. И мысленно проклинает себя последними словами. Потому что вдруг понимает, чего Ганнибалу стоили эти полтора года в клинике. Он прекращает бороться и расслабляется. Потом поворачивает голову, насколько возможно в его положении, открывая Ганнибалу своё горло. — Я не пытаюсь тебя препарировать, — тихо произносит он. — Ты знаешь меня и знаешь, на что я готов ради тебя. Тяжёлое дыхание над ухом успокаивается, жёсткий захват исчезает с запястья. — Да, — как-то отстранённо отвечает Ганнибал, словно ушёл глубоко в себя. Уилл высвобождает свою руку. — Препараты, которыми тебя пичкали... Сколько времени ушло на детоксикацию? Месяц? Два? У Ганнибала закончился весь запал, он отпустил Уилла совсем и сел на пол рядом с ним. — Я только недавно закончил выводить из организма секобарбитал.¹ Уилл вздыхает и переворачивается на спину. — До сих пор случаются перепады настроения? — Возможно. — Ганнибал осторожно счищает песок с его щеки. Уилл смотрит на него, прищурившись. — Да. — На чём тебя держали? — Секобарбитал. Ципротерона ацетат.² Амитал натрия.³ Время от времени им требовался скополамин.⁴ — Барбитураты, сыворотка правды и... Разве ципротерон не... Губы Ганнибала сжимаются в полоску. У него усталый и какой-то измученный вид. — Химическая кастрация, да. Полагаю, таким образом предполагалось снизить степень моей «агрессии». — Господи. — Уилл приподнялся и сел. — Что с тобой сотворили? Можешь не рассказывать. Просто... давай повременим с принятием судьбоносных решений, пока не пройдут перепады настроения, идёт? — Он разминает плечо. Побаливает, но бывало и хуже. — Ты даже не представляешь, сколько людей мечтают уйти в сиянии славы. Поверь, я понимаю. Но самоубийство руками копов — это всё равно самоубийство. Но они тебя не поймают. Ты слишком умён для этого. Ганнибал обхватывает руками колени. — Возможно, — говорит он. Пожалуй, таким скромным он ещё никогда себя не показывал. Он откидывает волосы с лица и нахмуривается, когда они спадают обратно. — Я сожалею, Уилл. Я ещё не полностью пришёл в себя. Было... непросто стабилизироваться. Уилл со вздохом поднимается и манит Ганнибала за собой, выходя из комнаты. Из своих запасов он откапывает самый нормальный виски и выходит из дома. Крыльцо пригревается солнцем, обдувается свежим бризом. Собаки нежатся в тени близлежащего дерева. Спустя минуту Ганнибал выходит вслед за Уиллом и присаживается с ним рядом на диван. Уилл откупоривает бутылку и передаёт ему. — Даже не вздумай комментировать его качество, — говорит Уилл только чтобы увидеть недовольство в выражении лица. Но вопреки ожиданиям Ганнибал бросает на него нежный взгляд. — Я не сомневался, что ты попытаешься меня спровоцировать. Твоя бравада-... — Не отражает действительность. Давай пей. И если так хочешь это услышать — да, я боюсь. Ты уязвим без привычной маски, и это делает тебя вдвойне опасным. Ганнибалу определённо нравится то, что он слышит. — Так что прежде чем я дам ответ, поделись своими планами на будущее. Мне надо подумать, хочу ли я быть частью этого. Ганнибал делает добрый глоток, даже не поморщившись, и говорит: — У меня действительно были планы. Но к настоящему времени они уже не актуальны. Я недооценил неприятные последствия пребывания в клинике. — Он передаёт Уиллу бутылку. — Ты был прав, упомянув ремни. А также электроконвульсивную терапию. — Проклятье, — не сдерживается Уилл. — Мне очень жаль. — Он замолкает на некоторое время, отпивая виски. — Кто-нибудь-... Тебя ведь не-... — Не воспользовался ли кто-нибудь моим состоянием? Нет. По крайней мере такому унижению меня не подвергали. Три различных учреждения — три разновидности издевательств. — Он перенимает бутылку. — В конце концов они поверили, что я всё же сдался, и перестали использовать ремни. Вернуть ясность мыслей было весьма проблематично, я часто терялся между фармакологическим сном и действительностью. И то, реальность чего не вызывала сомнений в одно мгновение, в следующее расплывалось, как сон. — Ты убил троих человек при побеге. Ганнибал чуть заметно двигает плечом. — Да. Капля в море — тебе ли не знать. — Он вновь отдаёт бутылку Уиллу. — Можешь анализировать свою симпатию ко мне, Уилл, но едва ли тебя обрадуют выводы. Тьма, что ты видишь во мне, есть и в тебе, хотя лишь в перспективе и спрятана глубоко внутри-... Уилл фыркает. — Ты продолжаешь об этом говорить, но не надо думать, что всё всегда именно так, как тебе нравится. — Пожалуй. Но кое-что я определённо могу с тобой сделать, — в его голос просачивается томность. Что-то тёплое кувыркается у Уилла в животе. — Аа? Говори, если что-нибудь надумал. Что-то приятное? Ганнибал поворачивает к нему лицо. — Уж не намекаешь ли ты на грязные разговоры, Уилл Грэм? Пускай Уилл и знает, что Ганнибал подразумевает совсем не то, что он хотел бы слышать, но тем не менее. Сейчас ему совсем не хочется слушать о кровавых фантазиях Ганнибала — сексуальные куда предпочтительнее. Поэтому Уилл сползает по дивану, раздвигая ноги, и кладёт ладонь на его бедро, едва-едва не задевая ширинку. Ганнибал отвлекается от виски, отставляя бутылку на пол. — Очевидно. Мне рассказать о том, как я привяжу твои руки к кровати и заставлю тебя кончать снова и снова, и ещё раз, и до тех пор, пока не измотаю тебя до предела, пока ты не начнёшь умолять, не в силах больше возбудиться? Рука, покоящаяся на ноге Ганнибала, чуть вздрагивает. — Блять. Да, продолжай. — По моим подсчётам, это был семнадцатый раз с моего приезда, когда ты нарушил правило не выражаться, — голос низкий, вибрирующий. Ганнибал устраивается удобнее, подбирая под себя одну ногу, одну руку укладывая на спинку дивана, и склоняется ближе к Уиллу. — Или мне следует отшлёпать тебя, и чтобы при этом ты сам просил о новом ударе? Возможно, я сделаю это рукой, унизительно перекину тебя через колено. А может, я воспользуюсь ремнём и буду смотреть, как ты истекаешь кровью для меня. Чужое дыхание опаляет шею, и Уилл сухо, с трудом сглатывает. Ганнибал придвигается ещё ближе и накрывает рукой его пах. — Существует множество приспособлений, обеспечивающих воздержание. И твои мучения прекратятся лишь тогда, когда я этого пожелаю. Я буду наблюдать твой гнев, неудовлетворённость, отчаяние, и в конечном итоге — смирение. Я знаю, что контролирую твоё удовольствие, а ты не способен не повиноваться мне, даже если пытаешься. Ты будешь строптивым или послушным? — Не знаю, — отвечает Уилл, отстраняя руку со своей ширинки. Он заваливает Ганнибала на диван, вклиниваясь между его ног, и пробегается ладонями по его коленям, перед тем как скользнуть пальцами к застёжке на его джинсах. — А что мне будет за хорошее поведение? — Он тянет с Ганнибала штаны, подныривает под них и спускает до самых щиколоток, стреноживая. — Ты дал мне связать тебя, дал себя трахнуть. Что ещё ты мне позволишь? У Ганнибала расширяются зрачки. — Что угодно, — звучит, как молитва, и в этот момент Уилл берёт у Ганнибала в рот. — Всё, что захочешь. Обещания, данные во время секса, не обещания, но сейчас Уилл уверен в обратном. — Просто бойся меня, люби меня, делай, как я скажу, и я буду твоим рабом,* — с оттенком иронии произносит Уилл, приподнимаясь, чтобы стянуть свои боксёры. — Да, — соглашается Ганнибал, не уловив отсылку, и вовлекает Уилла в поцелуй. — Мы разберёмся со всем, — шепчет Уилл в губы. — И обязательно что-нибудь придумаем. Уйти сейчас на поиски лубриканта просто не представляется возможным, поэтому он просто притирается вплотную к Ганнибалу, зажимая их члены между животами, скользкими от пота и слюны. — Два года, — выдыхает Ганнибал. — Они отняли у меня два года. В моём возрасте... — Он хватает Уилла за задницу, задавая желанный ритм. Зубы Уилла смыкаются на горле, и он выругивается. — Я полагал, что уже не смогу восстановиться. И в данном случае Уиллу не требуется особых медицинских познаний, чтобы доказать, что ципротерон из организма Ганнибала вывелся полностью. И вот, когда они оба уже взмыленные, но сытые, Уилл блаженно растягивается на нём. И думает. О том, какими долгими были эти два года без него и насколько этот срок растянулся для самого Ганнибала. Думает о том, чего тот натерпелся. Измождённость до сих пор не покинула его облик. Уилл тянет его за бороду и приподнимается. — Покемарь немного, — предлагает он. — Я пока нам чего-нибудь приготовлю, а потом ты мне расскажешь о своих мыслях насчёт отъезда. Он помогает Ганнибалу натянуть штаны и укрывает его пледом, не замечая протестов, и только успевает до двери дойти, как тот уже отрубается. Уилл достаёт пачку гороха из морозилки и прикладывает к растревоженному плечу, прислонившись лбом к прохладной дверце холодильника. По-хорошему ему сейчас надо снять трубку и набрать 911. Но мысль, что Ганнибала навечно упекут в лечебницу и он в жизни больше не увидит солнечного света, болью отдаётся в животе. Уилл просто не сможет обречь его на это. И несмотря на полный разлад с самим собой, не может он так просто убежать в закат с серийным убийцей за руку. Его моральные принципы этого не перенесут. — Ну и какого лешего я собираюсь делать? — обращается он к собакам. Потом решает нарезать бутербродов. Ганнибал ничего не говорит насчёт еды, когда, пошатываясь спросонья, появляется в проёме. Уилл наливает ему кофе и подаёт тарелку. — Мне понадобится телефон, чтобы разрешить некоторые вопросы относительно пересечения границы. Предоплаченный, если возможно. — Ганнибал ест быстро, и Уилл не представляет, чтоб тот точно так же ел когда-то в своём прекрасном доме. Но эту привычку они оба приобрели в заключении. — Связи, которыми я обзавёлся в тюрьме, позволили мне договориться с Баррио Ацтека. Они помогут перебраться через границу в Мексику. Не за «спасибо», разумеется, но здесь ничего, с чем бы я не справился. — Баррио Ацтека? Ганнибал трёт пальцами глаза и зевает. — Они регулируют все крупные поставки кокаина между Техасом и Хуаресом. Обычно они не прибегают к помощи со стороны, но дело в том, что я располагаю приличным состоянием и весьма интересной репутацией, так что они пойдут мне навстречу. Уилл приподнимает брови. — И кого ты должен убить? Ганнибал посылает ему усталый взгляд. — Ты действительно хочешь это знать? Имя ничего тебе о нём не скажет. Это просто один из членов конкурентной банды. Они лишь хотят сделать это в назидание остальным, а я обладаю соответствующими навыками. — Чёрт подери. Ганнибал. — Мне рассказать тебе о его преступлениях? О десятках совершённых им убийств? О женщинах, которых он продал в сексуальное рабство, или о-... — Я понял. И наплевать на мёртвого бандита. Гораздо больше меня волнуют последствия, когда на южной границе засветится работа Потрошителя. Тебя тут же начнут искать в этом районе, ты же понимаешь? Твой почерк теперь общеизвестен, его будут приурочивать к любой, хоть мало-мальски странной смерти. Ганнибал возвращает внимание к еде. — Я не собираюсь ничего у него забирать. Ему заказали смерть, желательно медленную, и чтобы тело было выставлено напоказ. Думаю, кое-какие части — вероятно, язык и целую голову — они сами мне отдадут. Это убийство не будет произведением искусства. Я всего лишь послужу орудием в чужих руках. — Только один раз, — задумчиво произносит Уилл. Замысел обретает форму. — Если они попытаются играть со мной, то сильно пожалеют, — говорит Ганнибал. И Уилл, как ни странно, успокаивается.