Shark Tank / Резервуар с акулами

Уилл отвозит Ганнибала в минимаркет на лодке, и всю четверолапую компанию они берут с собой. Собаки этому безмерно счастливы, за неимением открытых окон свешивают головы через бортик, вывалив по ветру языки. Ганнибал заметно хорошо себя чувствует на открытой воде, наблюдая по сторонам сквозь десятидолларовые солнцезащитные очки, предложенные ему Уиллом. — У собак должны быть спасательные жилеты, — замечает Ганнибал после того, как лодка подскакивает на особо крупной волне и всех на борту обдаёт брызгами. — Ничего. Они все хорошо плавают. Сэди, которая, как Уилл уже успел понять, неровно дышит к Ганнибалу, лежит головой у того на коленях и глядит на него с бесконечным обожанием, предательница. Вот же ж вкус у некоторых. Уилл убеждён: собаки каким-то шестым чувством видят истинную натуру людей. Ганнибал чешет Сэди за ухом отвлечённо, но именно так, как она любит. Ну да, положим, её бывший хозяин не был ни серийным убийцей, ни каннибалом — но он бросил её умирать на обочине, так что... судя по всему, некоторые вещи в её понимании выглядят несколько иначе. Когда они прибывают на место, магазинчик оказывается полон народу: человек пять точно. Тем не менее Ганнибал не колеблясь входит внутрь, и Уиллу приходится даже прибавить шагу, чтоб нагнать его. Кайла, дежурящая сегодня за прилавком, смеряет Ганнибала пристальным, изучающим взглядом и спрашивает: — Кто это? Она не двигается с места, но переминается с ноги на ногу, что выдаёт её готовность отступить в любой момент. Уилл мысленно хвалит её за благоразумие. Прекрасное чувство самосохранения. И Уилл и рад бы сказать ей, что всё она правильно понимает и пусть доверится инстинктам, но это пошло бы вразрез с его интересами. За это немного стыдно. Уилл не пытается ей улыбнуться. Он вообще редко кому-то улыбается, и было бы странно, сделай он это сейчас. — Знакомься, это Нэйтан, мой приятель из Нового Орлеана. В прошлом полицейский, а сейчас — охотник за головами. Так что я застрахован на случай появления Лектера. Кайла заметно расслабляется. — Приветик, — выдаёт она, перегибаясь через прилавок. — Bonjour, cher,¹ — отвечает Ганнибал. Каджунский акцент ему не особо даётся, но Уилл почти уверен, что Кайла этого и не заметит. Ганнибал сам подаётся ближе к прилавку, приспуская тёмные очки, и его губы медленно растягиваются в кокетливой улыбочке. Уилл хлопает его по плечу, как сделал бы своему приятелю, коим Ганнибал Лектер не является. — Как некрасиво, — прицокивает он и потом обращается уже к Кайле: — Можно он одолжит у тебя телефон? Мой сломался. — Конечно, — кивает она, по-прежнему не сводя с Ганнибала зачарованно блестящих глаз, и как бы невзначай прикусывает губу — приём, явно подсмотренный в сериалах. — Без проблем. В конце зала есть таксофон. — Иди звони, — говорит Уилл. — Хватит клеить местных. Ганнибал удаляется, покачивая бёдрами, как обычно он не делает. А ведь аппетитно смотрится. Кайла провожает его взглядом. Уилл смотрит в её сторону, лишь бы не смотреть туда же, куда и она. — Он тебе в отцы годится, — с неодобрением подчёркивает он. Кайла вспоминает о присутствии Уилла только когда Ганнибал исчезает за стойкой с чипсами. — А его, похоже, не особо волнует, — с подростковой развязностью бросает она. — Попридержи коней, Лолита.² Га-... — Уилл чуть не проговаривается, — тараканов в голове у него хватает, уж поверь. На это Кайла закатывает глаза. Уилл повторяет траекторию Ганнибала и находит его, непринуждённо прислонившегося к стене одной рукой, с трубкой, зажатой в другой. В этот момент он сам на себя не похож, словно монстр, скрывающийся под его кожей, способен принять какое угодно обличие. При внешней статичности, изнутри Уилл пластичен; Ганнибал — ровно наоборот. Он своей сути не изменит, хотя мастерски это скрывает. Уиллу интересно было бы узнать, сколько Ганнибал способен придерживаться определённой роли и каким он становится, когда никто не видит. Он по-деловому обсуждает что-то на беглом испанском. Услышанного достаточно, чтобы понять, что речь Ганнибала несколько слишком вольная, учитывая, что общается он с кем-то из опасного картеля. И всё же, на взгляд Уилла, это имеет определённый смысл. Отчасти это объясняется самоуверенностью Ганнибала, но, с другой стороны, в такой ситуации нельзя давать слабину. Ганнибал вежлив, тем не менее тон его даёт понять, что прогибаться он ни под кого не собирается. Уилл бесцельно шатается по периметру магазинчика, пока не находит, что искал, вернувшись обратно к Ганнибалу. Уилл делает ему жест, как бы спрашивая: «Ты скоро?». Ганнибал что-то рявкает в трубку, а потом, посмотрев на него, одними губами говорит: «Иди». Уилл оставляет собак гулять возле магазина, а сам решает пройтись пешком до ближайшей аптеки, которая всего в миле отсюда. Он в ней никогда раньше не был, потому что этой дорогой часто ходят туристы, заинтересованные взгляды которых напоминают о его шраме, про который хоть иногда получается забыть, и то если не улыбаться. Сердце гулко колошматится в груди от ощущения, будто каждому встречному известно, кто он такой и кого приютил в своём доме. И зачем он только оставил Ганнибала одного. Неразумно, но что сделано, то сделано. В аптеке он покупает лубрикант и презервативы. О венерических заболеваниях поздновато думать; всё это, скорее, поможет им c быстрыми перепихами и решит проблему беспорядка. Уилл не глядя протягивает деньги юнцу за кассой, рассовывает покупки по карманам и обратный путь преодолевает уже трусцой. К минимаркету он возвращается минут за двенадцать, весь взмокший, как загнанная лошадь. Не столько от жары, сколько от панического страха увидеть оцепление из полицейских машин и спанбондовый мешок. Что ж, у страха глаза велики. Ганнибал преспокойно стоит на входе в магазинчик, выкуривая сигарету на пару с Кайлой, которая разве что не виснет на нём. Уилл присвистывает, созывая стаю, и девушка, от неожиданности подпрыгнув, сконфуживается. — Отец в курсе, что ты куришь? — обращается Уилл к ней. Та смущается ещё сильнее. — Не говорите ему, ладно? — Он не станет, — вмешивается Ганнибал. Он забирает сигарету из пальцев девочки, делает последнюю затяжку и бросает окурок на землю, растирая носком ботинка. — Ну, увидимся, cher, — прощается он на своём кошмарном каджунском и идёт вслед за Уиллом к лодке. Собаки возбуждённо нарезают вокруг них круги, уже готовые к отплытию. И только когда они всем составом отчаливают, Уилл взрывается: — Что за нахрен ты вытворяешь? Он всё ещё на взводе, испарина покрывает лицо, рубашка липнет к спине. Ганнибал в неудовольствии скривляется, его язык влажно пробегается по губам, будто пытаясь избавиться от неприятного привкуса. — Городской приятель Уилла Грэма, который заигрывает с девочками-подростками и курит забористую отраву без фильтра. Ушёл из полиции, потому что хочет собственноручно ловить негодяев, а не выписывать штрафы за превышение скорости. Приехал сюда отчасти из дружеского одолжения, отчасти из расчёта схватить беглого маньяка. Вот кого запомнят люди, а не просто проходимца, засветившегося здесь вскоре после того, как Ганнибал Лектер сбежал. Несмотря на раздражение Уилл вынужден признать, что Ганнибал прав. Получается, что страх — единственное оправдание его срыву. Страх того, что их поймают, того, что Ганнибал скорее спровоцирует копов открыть по себе огонь, чем вернётся в клинику. Страх того, как же в конце концов Ганнибал решит поступить, какой выбор сделает. Вообще вся их ситуация ужасно нервирует. — Могу я спросить, где ты был? — интересуется Ганнибал. Несколько прядей выбились из хвостика и от ветра хлещут по его лицу. Тёмная краска частично уже вымылась, проявляя русые и серебряные нити. Уилл несколько раз глубоко вдыхает, призывая себя успокоиться. — Позже, — отвечает он и до конца дороги больше не обмолвивается и словом. Дома, пока Ганнибал разувается на пороге, Уилл проходит в спальню, вытряхивая на кровать купленное в аптеке и стаскивая с себя промокшую рубашку. — Не поделишься планами? — Он останавливается в проёме, наслаждаясь видом разгибающегося Ганнибала. Лицо того смягчается. — Я намерен выехать завтра. Рандеву назначено в Техасе, и нужно выдвигаться завтрашним утром, чтобы поспеть вовремя. Неозвученный вопрос витает в воздухе: поедет ли он один или?.. — Смазка, — вдруг выпаливает Уилл. Он возникает рядом с Ганнибалом и тащит за собой в спальню. Язык, принявшийся атаковать чужой рот, улавливает привкус дешёвого табака. — За ней я ходил. — Он дёргает с Ганнибала джинсы, пожалуй, с большей силой, чем необходимо. — Позволь мне ещё раз сделать это с тобой. Так звучит не просьба. Ганнибал вздрагивает и сглатывает так, что звук отчётливо слышен. Пальцы неуклюже цепляются за пряжку ремня Уилла. — Что угодно. — Ганнибал срывает собственную рубашку, отшвыривает ногой джинсы. Уилл сам избавляется от штанов и обуви, не отрывая глаз от Ганнибала, откидывающегося на кровать, по-прежнему закиданную измятыми полотенцами и простынями. Он стаскивает трусы, а Ганнибал, обмакнув два пальца в лубрикант, уже сам подготавливает себя. — Боже мой, — роняет Уилл. С этого ракурса ему не видно лица Ганнибала, зато прекрасно видны натянувшиеся в плечах жгуты и слышно шумное, хриплое дыхание. Как только Уилл делает шаг к кровати, Ганнибал становится на четвереньки и упирается лбом в сложенные руки, стиснувшие простынь. Уилл вдыхает. — Я спишу это на синдром отмены и перепады настроения. — Он оглаживает руками спину, внутреннюю и внешнюю стороны бёдер. — Иначе меня оскорбило бы твоё предположение, будто я мог воспользоваться ситуацией как рычагом давления. Пойду ли я с тобой или нет, не зависит от того, что я тебя трахну. Ганнибал бросает взгляд через плечо, его губы плотно сомкнуты, а в глазах таится нечто юное, трепещущее и одновременно древнее, безжалостное. Уилл тянется поцеловать его, а потом продолжает: — Я хотел бы трахнуть тебя. Но если потом ты собираешься стервить по этому поводу... — Не говори глупостей. Я ведь сам сказал, что хочу-... Уилл уже прислоняется грудью к его спине, потому остаётся сделать лишь одно слитное движение, чтобы оборвать Ганнибала на полуслове. Ганнибал зажмуривается и срывается на протяжный стон. — Как бы я был без тебя? — шепчет Уилл, прижимаясь губами возле его уха. — Направляй меня, говори, что мне делать. — Он прикусывает край челюсти. — Так как тебе хочется? Ганнибал переваливается на бок, подтягивает одно колено к груди. Уилл толкается в него отрывистыми, короткими движениями. Он видит это: как под влиянием гормонального бунта Ганнибал невольно выпускает контроль из рук, в любой момент ожидая предательства от собственного тела. Под всем этим просвечивает застарелая боль от надругательства над собой, которому он не мог помешать. И как много лет спустя его снова сделали беззащитным. Уилл видит его одиночество, которого Ганнибал даже не осознавал до того дня, как они очутились в одной камере. Оно для самого Уилла — как отражение в зеркале. Чувства Ганнибала пускают корни глубоко во тьму — это Уилл видит тоже. Любовь ли это. Или одержимость. Уилл целует ещё и ещё, немного смещается и перехватывает Ганнибала под коленом, чтобы облегчить движение. Тот цепляется за его плечо и нетерпеливо бросает: — Я не сломаюсь. Делай всё как следует... — Голос надламывается и скатывается в низкий гортанный возглас, когда Уилл сменив угол проникновения, попадает точно в простату. — Когда нас перестанут искать, — тяжело на выдохе начинает Уилл, — я хочу, чтоб ты свозил меня в Европу. В Рим, Париж, Афины. Хочу побыть туристом по полной программе и наделать с тобой кучу ужасных селфи на фоне достопримечательностей. А потом давай исследуем все эти города с их теневых сторон, увидим, какие они на самом деле. А ещё я согласен на все те фантазии, о которых ты рассказывал, делать со мной, что захочешь. Мы можем всё это попробовать. Я всё тебе позволю. Ганнибал вжимается щекой в подушку и впивается зубами себе в запястье. Уилл понимает: так он пытается держать себя в руках, когда всего слишком много, слишком горячо и жёстко, слишком острые ощущения. Уилл накрывает ладонью его член и проводит подушечкой пальца по дырочке уретры. Прежде никто не делал с Ганнибалом такого — не проникал так глубоко, не дарил столько ошеломительного удовольствия — и дело не только в сексе. Ганнибал уже извивается змеёй, извергая проклятья сразу на трёх языках. — Тебе хорошо? — отчасти Уилл дразнится, но отчасти действительно хочет услышать подтверждение. — Да, — признаёт Ганнибал и за волосы притягивает для поцелуя. Он выгибается в объятиях, не то стараясь вывернуться, не то притереться ещё ближе, а Уилл зубами оставляет метки на его горле и рассказывает, как хорошо им будет вместе. Уилл кончает первым, не выдержав тугого, жаркого давления. Он подталкивает Ганнибала, заставляя лечь на живот, и, сдвинувшись вниз и пристроившись сзади, проводит языком между ягодиц. Он впервые подобное делает; на вкус различает в основном только смазку и собственную сперму. Это необычно и не то чтобы изящно, хотя Ганнибал, кажется, не против. И Уилл продолжает вылизывать его до тех пор, пока тот обессиленно не распластывается по кровати, кончая. Инстинктивно Уилл понимает, что оставить его сейчас одного — не лучшая идея, поэтому подползает выше и опускается сверху, прижимаясь к его влажной спине, давая им обоим немного перевести дух. — Ça vas?* — Oui, ça vas,* — отзывается Ганнибал. — Полагаю, я могу доверять твоей эмпатии. Уилл, усмехнувшись, привстаёт. — Мм, пожалуй. Он отлучается ненадолго, чтобы прополоскать рот, налить им попить и принести пару полотенец. — Я поеду с тобой, — выдаёт он, в то время как Ганнибал осушает стакан, облокотившись на подушку. — Просить тебя остановиться или измениться не буду. Но я бы хотел, чтобы ты пересмотрел свои критерии: убивай только тех, кто этого действительно заслуживает. — Я не блюститель справедливости, — с нескрываемым отвращением говорит Ганнибал. — Знаю. Но ведь отношения строятся на компромиссах, иначе никак. И потом, согласись, охотиться на волков куда занимательнее, чем на овец. Ганнибал нахмуривается, глядя в стакан. — Возможно. Он покорно позволяет Уиллу поухаживать за собой, обтереть полотенцем пот, остатки лубриканта и потёки спермы. — Не рассматривай это как компромисс. — Закончив приводить их в порядок, Уилл расслабленно вытягивается на постели. Ну и наследили они тут, стоило, пожалуй, воспользоваться презервативом. Хорошо что им придётся провести тут всего одну ночь. — Я прошу об этом потому, что ты меня любишь. Ганнибала явно подмывает спросить, откуда у Уилла такая уверенность. Но за одно мгновение упрямство в лице сменяется смирением. Пониманием того, что отрицать очевидное просто глупо. — Как насчёт того, что я попрошу чего-нибудь взамен? Ну ладно, Уилл и не рассчитывал победить без боя. — Что же? — допытывается он. Ганнибал делает вид, будто правда задумался, пускай и так понятно, что он чётко знает, чего хочет. Уилл терпеливо ждёт, пока тот допьёт воду, но, отставив стакан на тумбочку, Ганнибал просто откидывается на спину, молча наблюдая за ленивым вращением потолочного вентилятора. — Чёрт подери, Ганнибал! Тот вздыхает. — Я хочу, чтобы ты пошёл со мной. На охоту. — Тон Ганнибала даёт понять: он знает, что просит слишком многого, и тем не менее уступать не собирается. — Хочу видеть твоё лицо, когда ты убиваешь. — И не единожды, надо думать. — Да, — мягко соглашается Ганнибал. — Мне кажется, я смогу вечно смотреть на это. Уилл читает его, как раскрытую книгу. Ганнибал считает, что это может погубить их; что Уилл захочет увидеть в нём кого-то совершенно другого, и даже если Ганнибал попытается им стать, в конечном итоге их не ждёт ничего, кроме разочарования и обид. Он думает, что Уилл в какой-то момент, когда воспоминания о собственных убийствах затрутся, решит, что больше не хочет быть рядом с убийцей. Постепенно их взаимоотношения, как и любые другие, возведённые на столь зыбкой опоре, будут неизбежно нагнетаться. И в итоге, в отличие от любых других, уж точно ничем хорошим не закончатся. — Выбираешь ты, — наконец озвучивает Уилл. — Я — одобряю. Ганнибал отрывает голову от подушки. — Что, прости? — Убийцы, насильники, педофилы... Недостатка в подобных кадрах никогда не будет. Если нужно, мы ещё дополним этот список. — И... — голос бесцветный, а лицо застывшее, нечитаемое. Он не смеет надеяться. — Это да. Я пойду с тобой. На охоту. Но учти: если ты проигнорируешь моё мнение насчёт твоего выбора, если предашь моё доверие-... — Ни за что, — Ганнибал будто совсем не дышит. Он берёт лицо Уилла в ладони и крепко целует. — Не предам, клянусь тебе.