Shark Tank / Резервуар с акулами

Пока Ганнибал спит, Уилл разрешает щенкам забраться к ним в постель, и те обкладывают Ганнибала со всех сторон живыми меховыми грелками. Эд так и вовсе, умостившись на подушке, сворачивается у того вокруг головы наподобие чудаковатой шапки. У Уилла нет мобильника, чтобы заснять эту картину, но к счастью, он вспоминает о стареньком подержанном фотоаппарате. Занимаясь сборами, он чутко прислушивается к звукам из спальни на случай, если Ганнибала опять настигнут кошмары, но различает только храп Джина. Собственно, из одежды собрать приходится не так уж много: всё помещается в одну сумку. Пистолет он на всякий пожарный кладёт с собой, но слишком громоздкий дробовик решает не брать. В портативный минихолодильник складывает немного еды на дорогу, потом отрывает откуда-то из закромов путеводитель по штатам. Машина, на которой Ганнибал приехал, — легковой универсал с приличным пробегом и запасной шиной на крышке багажника. Неприметная, незапоминающаяся — как раз то, что нужно. В бардачке обнаруживаются документы на машину; разумеется, Ганнибал не сглупил бы, взяв автомобиль, числящийся в угоне. Уилл решает, что на нём они и поедут, потому что собственный, оформленный на его имя, брать слишком рискованно. И всё равно он снимает номера со своего авто, перенося их вместе с остальными вещами. Вещсумки занимают пол в задней части салона. Потом Уилл раскладывает заднее сиденье для собак, хотя похоже что разместить тут всю стаю не получится. Возможно, придётся брать обе машины. Объективно говоря, не должны они этого делать. Уилл не должен этого делать, даже думать об этом. Живот крутит — и не просто от переживаний и страха. Состояние, сравнимое с ощущениями за секунду до срыва вниз на американской горке. Волнение, какого в жизни не испытывал. Он оседает на крыльцо и смотрит на океан, не желая возвращаться в дом, потому как наверняка разбудит Ганнибала своей беспокойной вознёй. Он теряет счёт времени, возвращаясь в реальность только когда стая высыпает на улицу, резво скача по пляжу и вздымая песок во все стороны. — Ты должен оформить им паспорта. Уилл чуть из кожи не выпрыгивает с перепуга. — Не подкрадывайся так! Ганнибал вручает ему чашку кофе и продолжает: — Но учти: ты можешь перевезти через границу только двух из них. А у тебя их семь. В последних словах звучит неодобрение, которое Уилл благополучно пропускает мимо ушей. — С этим позже. Ты уже собрался? — Практически. Они вместе идут в дом, где Уилл обнаруживает, что Ганнибал переложил практически всё содержимое холодильника в морозильный контейнер, который подхватывает и несёт к машине. В это время Уилл, стоя посреди гостиной, последний раз окидывает взглядом обстановку. И понимает, что ожидаемая тоска от прощания с домом, практически построенным собственными руками, так и не наступает. Всё, что действительно для него важно, уже ждёт его в машине. Собрав всю свою волю в кулак, он покидает дом, не оглядываясь. Несколько покрывал, избежавших участи быть заляпанными биологическими жидкостями, он стелет на заднее сиденье для собак. Бинс с щенками некрупные, поэтому, немного потеснившись, стая вполне размещается там всем составом. Ганнибал, повернув ключ в зажигании, перехватывает взгляд Уилла и говорит: — Последний шанс. И Уилла пробивает на ха-ха. — Можно подумать, ты бы меня отпустил. Я думал, мы поговорили начистоту. Ганнибал выруливает на дорогу, глядя теперь только вперёд. — Возможно, я мог бы уехать один. Звучит не особо убедительно. — Да, ты мог бы уехать один. Оставив моё тело остывать на полу в кухне. Ты многогранен, Ганнибал, но великодушие — не одно из твоих качеств, — с этими словами Уилл тянет руку к радиоприёмнику, и салон наполняет классическая симфония. Что ж, каков хозяин. — Но я здесь, так что... До Форт-Стоктона, что в Техасе, порядка тридцати трёх часов ходу. Каждые три часа они делают тридцатиминутную остановку, чтобы дать собакам поразмяться. Несколько раз, не в свою очередь за рулём, Уиллу удаётся впасть в беспокойный, полный пугающих видений сон. Пару раз Ганнибал даже вынужден растормошить его. Уилл правда старается убедить себя, что напрасно переживает. Никто его не хватится, по крайней мере, в скором времени. — Меня ищут в Майами, — ни с того ни с сего сообщает Ганнибал где-то через десять часов от начала пути, разворачивая кулёк с бутербродами. — Неподалёку от тебя, но также и от Кубы. — Майами? И почему никто не следил за моим домом? Ганнибал отвечает не сразу, пристукивая пальцами по крышке холодильника. — Следил. Его тело обнаружили в Майами. Поэтому сейчас меня ищут там. Уилл продолжает смотреть на дорогу, осмысливая информацию. — Ты похитил местного копа и перевёз в Майами? — Федерального агента. Я увёл его от твоего дома, оставляя достаточно следов, чтобы дать выйти на себя, и только потом схватил его и отвёз в Майами. — Ганнибал выглядит уязвлённым предположением Уилла. — Впрочем, это, как некоторые выразились, не первое моё родео. Уилл крепче сжимает руль и напоминает себе, что чётко представлял, на что подписывается. — Я не буду с тобой разговаривать некоторое время, — предупреждает он немного погодя. — Знаю, ты защищал нас, но от этого мне не легче. Ганнибал ставит холодильник обратно за сиденье. — Я понимаю. Уилл не сокрушается из-за кого-то, кого даже в глаза не видел. Он с лёгкостью представляет действия Ганнибала, но не может испытывать сочувствие к незнакомцу, чья смерть была необходима, чтобы они могли сбежать. Кроме того, невероятное облегчение оттого, что Ганнибал так похлопотал ради их безопасности, затмевает все остальные чувства. — Я не сержусь, — поясняет Уилл. — Мне немного противно от себя самого, но на тебя я злиться не могу. Ганнибал перестаёт жевать, откладывая сэндвич на обёрточную бумагу. — Понимаю. — Вот только попробуй сейчас меня анализировать — я тебя из машины выкину. А потом ещё раз, если спросишь, что я чувствую. — Мне не нужно спрашивать. Ты винишь себя за отсутствие вины. Но это совершенно естественно. Человеку свойственно не принимать близко к сердцу судьбы тех, кто не входит в его ближний круг. В теории, разумеется, но в любом случае мы всегда больше беспокоимся о тех, с кем так или иначе связаны. Ты острее воспринял тот факт, что это был агент ФБР, а не просто местный полицейский. — Умеешь утешить, — буркает Уилл. Ганнибал вздыхает. — Я помню о своём обещании. Однако я без промедления убью любого, кто поставит под угрозу нашу безопасность. И не пытайся меня отговорить. К концу тридцатичетырёхчасового пути до Форт-Стоктона собаки начинают сходить с ума, а Уилл и сам готов выть от тянущей боли в затёкших ногах, и только Ганнибал остаётся монолитно спокойным, даже не меняясь в лице. Он точно так же страшно вымотался, хоть и не показывает этого. К приезду их ожидает забронированный Ганнибалом номер в мотеле, к которому они подъезжают с заднего двора, дабы своей компанией из двоих мужчин и семи собак не привлечь ничьё внимание. — Выгуляй их, — распоряжается Ганнибал. — Я пока сделаю пару звонков. По прибытии после прогулки в их временное прибежище собаки едва волочат лапы, да и у самого Уилла ноги подкашиваются от изнеможения, а ещё и горло неприятно саднит. Ганнибал ловит его, не успевает захлопнуться дверь, и тащит в душевую, изловчившись оставить часть их одежды ещё в общей комнате, на безвкусном узорчатом ковре. Он трахает Уилла у стены душевой, практически на весу, потому что тот буквально не держится на ногах от усталости. Одна рука, удерживающая поперёк груди, зажимает Уиллу рот, вторая впивается в бедро. Уилл елозит по скользкой кафельной плитке, жмурясь от заливающей глаза воды. Ганнибал так жёстко, так глубоко его имеет, что Уиллу кажется, его вот-вот разорвёт изнутри. Когда заканчивается горячая вода, а Уилл уже начинает сползать по стеночке, Ганнибал, поддерживая за талию, доводит его до кровати, бросает на покрывало и продолжает трахать. Орёт Уилл так, что соседи из соседних номеров начинают долбить по стенам. Оргазм отнимает последние силы, Уилл практически отрубается, едва замечая, как Ганнибал изливается внутрь него, а зубы клеймят спину укусами. Но потом, когда тот уже укладывается рядом, от него всё ещё исходит стойкое напряжение, и Уилл, невольно спроецировав на себя его состояние, забывает о сонливости. — Я встречусь с тобой в Сьюдад-Хуаресе, в мотеле на Дюранго, под именем Кроуфорд, — сообщает Ганнибал, обводя пальцем особенно чёткий след от зубов у Уилла под лопаткой. — Если меня там не окажется, я хочу, чтобы ты собрал собак, сел в машину и вернулся в Шугарлоф. — С чего вдруг? — откликается Уилл. Сна ни в одном глазу, несмотря на кошмарную усталость. — Если меня там не будет, значит я мёртв, — сухо констатирует Ганнибал, и Уиллу хочется его ударить. — Если ты позволишь каким-то наркодельцам себя убить, я тебя никогда не прощу. Уилл ощущает боль во всём теле и уже предвосхищает невозможность нормально сидеть в ближайшие дни. В том, что Ганнибал сделал это с ним умышленно, сомневаться не приходится. Ещё Уилл достаточно хорошо знает Ганнибала — по крайней мере, ему нравится так думать — чтобы понять, что как минимум один из укусов оставит шрам на спине. Загадочно хмыкнув, Ганнибал гладит его по волосам. — Сделаю всё от меня зависящее, — после паузы произносит он. — Я не страшусь смерти, Уилл. И ты за меня не бойся. Уилл до пёстрых кругов надавливает кулаками на закрытые глаза. — За тебя я не боюсь, — бормочет он. — Но после всего, что ты для нас сделал, чтобы привести нас... к этому... — он неопределённо взмахивает кистью, сомневаясь, существует ли подходящее слово, чтобы обобщить их ситуацию, — ты не можешь бросить меня снова. Ганнибал не находит, что ответить. Наутро они поднимаются совершенно разбитые. В резком освещении ванной они оба выглядят постаревшими и какими-то помятыми. У Уилла ноет каждая клеточка тела. Жгуты, проступающие у Ганнибала в плечах, спокойствия не добавляют. И такой роскоши, как запасной план, у них просто нет. Как-то так. Ганнибал уходит до ближайшего нелегального пункта перекупки авто и берёт там четырёхдверное корыто за пятьсот баксов наличными. Внутренности сжимаются при мысли, что Ганнибал уедет один, хотя из них двоих теперь у Уилла более приметное лицо. — Через пять дней в Сьюдад-Хуаресе, мотель на Дюранго, комната на имя Кроуфорд, — повторяет Ганнибал, когда возвращается в номер. Он стоит в шаге напротив Уилла, всматриваясь, словно пытается запомнить мельчайшую деталь в его облике. Уилл привлекает его в объятие, при этом убеждая самого себя, что ещё не отчаялся. — Нас не поймают, — шепчет он, но его уверенность напускная. — Тебя не поймают. Даже не вздумай попасться, сволочь, — с этими словами Уилл отпускает его. — Я постараюсь, — голос Ганнибала шелестит сухо, как ветер в пустыне. — Ты ругаешься уже несколько дней подряд, не думай, что я не считаю. Уилл немного истерично, но смеётся. — В твоих же интересах выполнить грёбаное обещание. Ганнибал прикладывает ладонь к его щеке, оглаживая шрам подушечкой пальца, а потом выходит, садится в машину и уезжает до того, как Уилл успеет сказать что-нибудь ещё. Собаки чувствуют настроение хозяина, трутся вокруг него, тычутся мокрыми носами в руки, жалобно поскуливая. — Да, — слабо роняет Уилл, обращая на них внимание. — Я знаю. За неспособностью беспокоиться за Ганнибала и сохранять здравый рассудок одновременно, он решает побеспокоиться о стае. Разве он может кого-то из них оставить? Вариантов в таком случае не особо много, точнее, есть один-единственный. Уилл загоняет собак в заднюю часть салона и берёт курс на Сан-Диего. Дорога занимает два дня, на исходе которых Уилл испытывает на себе все прелести недосыпания: его попеременно бросает от нервного возбуждения к бессильной апатии. Он делает короткие остановки, чтобы вздремнуть или перекусить остатками еды из сумки-холодильника, а на попутных заправках берёт энергетики, дрянной кофеёк из пакетиков и что-нибудь сладкое. Блокпост на границе с Сан-Исидро, пожалуй, один из самых загруженных в мире. Уилл попадает в очередь примерно из тысячи машин. Что он хорошо усвоил за годы службы на страже закона — в крупном городе затеряться куда проще, чем в пригороде. Если ты не местный, твоего лица никто и не запомнит. Собственно, план довольно прост: переть напролом с невозмутимым видом, а если не прокатит — прикинуться дурачком. Мол, «ах, простите, офицер, я и понятия не имел, что на животных нужны документы. Вот так неожиданность. Извините за отнятое время». Тогда придётся разворачиваться назад в Сан-Диего и думать, как быть дальше. У Уилла трясутся руки, а челюсти болят от напряжения. Взъерошенный, подозрительный вид — это совсем не то, что ему нужно. Он заворачивает в придорожную забегаловку, где в уборной надевает чистую рубашку, застёгивает на все пуговицы и поднимает воротник. Зачёсывает назад волосы. Однако измождённость так просто не замаскируешь. В ближайшей аптеке он приобретает тональный корректор и замазывает синяки под глазами. Откинув заднее сиденье, он укладывает собак на коврики, а щенков рассовывает между сумок. Так их не спрячешь, но, во всяком случае, они не будут так бросаться в глаза. Через полчаса ожидания наступает его очередь. И кажется, сердце готово заглохнуть в любой момент. Подошедший к машине пограничник принимает протянутый паспорт, смотрит на Уилла, затем на документ, затем снова на Уилла. — Какова ваша цель визита в Мексику? — дежурный вопрос, повторяемый десятки раз ежедневно. В действительности этот человек плевать хотел на очередного белого американца, едущего в Мексику. — В отпуск, — отвечает Уилл с идеальным среднезападным акцентом и указывает на своё лицо: — Вот, подлечился, теперь самое время погреться на солнышке. Собаки сзади лежат тихо, как мышки. Шрам захватывает всё внимание офицера. Уилл изо всех сил старается дышать ровно. И выглядеть самым тривиальным и незапоминающимся среди множества таких же людей. — Не скажете мне, почему у вас трясутся руки? — интересуется пограничник. Уилл бросает взгляд на предмет разговора. Плохо дело. Однако он быстро ориентируется, вскидывая на собеседника прямой, решительный взгляд и выдавая всего одно слово: — Ирак. Офицер понимающе и несколько сконфуженно кивает. — Прости, брат. Спасибо за службу. Какой-то олень в хвосте принимается истерично долбить по клаксону, и пограничник поворачивается на звук, поморщившись. — Думаю поваляться на пляже с недельку. Расслабиться, выпить, — Уилл демонстративно не говорит о своих руках или лице. — Но я без понятия, что здесь и где. Есть тут куда сходить, чтоб не напороться на вездесущих студентов? Пограничник смеётся. — Уж точно не на пляжи Тихуаны, только не в это время года. Рёв клаксона возобновляется. Уилл готов поспорить, что кое-кого ожидает полный досмотр, но в душе он благодарит придурка с шилом в одном месте, поскольку патрульный так и не проверяет салон автомобиля Уилла, пытаясь высмотреть нарушителя спокойствия. — Ладно, бывай, приятель. Весёлых каникул. — Он возвращает Уиллу паспорт и не глядя делает жест рукой, позволяя проезжать. Уилл минует блокпост, преодолевает некоторое расстояние, потом сворачивает на обочину и вылазит из машины. Теперь не только руки — его всего колотит. Он сгибается, упираясь ладонями в колени, но приступ тошноты постепенно сходит на нет. Постояв-подышав, он более-менее приходит в себя, уже не опасаясь рухнуть, как подкошенный. Наконец он вызволяет собак из укрытия и снова раскладывает для них сиденье. — Боже, — выдыхает он, падая на водительское, и облегчённо смеётся. — Срань господня. Собаки растерянно поглядывают на него, явно вымотанные бесконечной поездкой. — Охренеть можно, что с моей жизнью? Перевезти собак контрабандой — это же верх идиотизма. Убийство человека не было бóльшим извращением, чем это. Он кладёт всё ещё трясущиеся руки на руль и разворачивается в направлении Сьюанд-Хуареса. От перспективы провести ещё двое суток на колёсах уже не в образном смысле хочется кричать и плакать. Но вскоре более серьёзные волнения вытесняют мысли о поездке. Всё, что он может в сложившейся ситуации, — надеяться, что сделка с картелем пройдёт как по маслу, потому как Уилл, хоть убейте, не представляет, что будет делать, если Ганнибал не приедет. Господи-боже, а если он правда не приедет? Если дело повернётся круто? Ганнибал Лектер — сам дьявол, но даже его фортуна не может длиться вечно. Рано или поздно что-то обязано пойти не по плану.