Прости, если сможешь

      Вся следующая неделя обернулась для меня и Локи сплошным кошмаром. Я вспоминаю, как хотел его сломать, я столько сил на это потратил, но Локи огрызался. Он огрызался всегда. Я не разрешал ему садиться за стол. Я стал требовать, чтобы при моем появлении он становился на колени и кланялся мне. Ни разу этого не удалось, приходилось сбивать его пинком по ногам и рукой пригибать его голову к носкам своих сапог. Он вертелся ужом, вырывался, но никогда не унижался передо мной. Я заставлял его чистить мои доспехи, прекрасно зная, что полировальная паста для них жжет его руки. Он не оставался в долгу, даже лишенный магической силы он ухитрялся выцарапывать на них несколько неприличных слов. Я злился, я, наверное, мог его избить до полусмерти, но специально этого не делал. Я лишал его еды, не давал спать, в надежде сломить его упрямый характер. Локи не ломался и меня это жутко злило. Когда я отдавал его в услужение Орму, я хотел его унизить, показать ему, что он теперь всего лишь вещь. Хуже всего было то, что это видели все мои «друзья». И ведь все поддерживали эту жестокость, как-то разом забыв, что Локи когда-то их спасал, лечил, прикрывал их проделки перед Одином. Память гложет меня, когда я наблюдаю за Локи, и я думаю, что хуже быть не может. Как, оказалось, может, еще как может. Первые три дня после возвращения братишка только лежал пластом, периодически пытаясь сбежать на пол. Попытка поставить для него вторую кровать провалилась с громким треском, ему стало проще выбираться и уходить. Пришлось нам с ним спать вместе. Я просто обнимал напряженное тельце рукой и ждал пока он расслабится и заснет. Локи засыпал, вздрагивая, и рвано вздыхая, но ночью все равно выбирался из кровати и возвращался на пол, на «свое» место. Сначала я его уговаривал вернуться в кровать, объясняя, что на полу нельзя спать. Он же не собака, в конце концов, потом поняв тщетность моих усилий, стал просто поднимать его на руки и перекладывать обратно в постель. Первому это надоело Локи, он перестал убегать ночью.       С едой все обстояло намного хуже. Я приносил все любимые продукты брата. Я всегда спрашивал, что он хочет поесть, но он ни одним движением не обозначал своей реакции. Я старался, чтобы рядом с ним всегда находился кувшин с медом, но Локи делал вид, что ничего не замечает. Он не брал еду, пока я не начинал его кормить, но и тогда смотрел на меня с ужасом, и приходилось подолгу уговаривать его поесть. Хуже всего было ночью. Локи рыдал во сне в голос, магия его выходила из-под контроля, и он пару раз замораживал стены и потолок в моих покоях. Утром четвертого дня меня разбудил грохот из угла комнаты. Я вскочил, сонно моргая глазами. Локи всю ночь плакал, успокаиваясь ненадолго, когда я обнимал его, поэтому сам я смог заснуть только под утро. Я вскочил и побежал на источник шума. Брат стоял рядом с моими доспехами, которые случайно уронил. Здоровая левая рука была выпачкана в полирующей пасте. Кожа уже частично потрескалась, и алая кровь смешивалась с полиролью. Мне стало дурно. Что же я за сволочь такая, если заставлял его чистить мне доспех голыми руками. В глазах Локи стоял первобытный ужас. Он посмотрел на меня и сделал то, от чего я застонал как раненый зверь. Шатаясь от слабости, он упал передо мной на колени и поклонился, касаясь лбом земли. Он стоял передо мной на коленях не разгибаясь, было видно, что он очень напуган. Меня начало тошнить. Я хотел его сломать. Я его сломал. Что же я не рад этому. — Локи, маленький, — я тихо подошел к нему и осторожно присел рядом. Локи вздрогнул всем телом. — Локи, — обнимаю его за пояс и возвращаю ему вертикальное положение, — не надо так больше делать. Не нужно ни перед кем унижаться. — Опять никакой реакции. Я тяжело вздыхаю. — Пойдем, я помою и обработаю тебе руку, — Локи смотрит на меня, но молчит. — Ты есть хочешь? Локи опускает голову и не выдает никакой реакции. Мне вот что странно. Ночью ему снится насилие над ним. Он кричит, плачет, умоляет, зовет меня, хотя я не могу понять почему, а днем он меня боится. Теперь боится. Жизнь жестокая штука. Я хотел его сломать, у меня не получалось. Рабство не сломило его, мое предательство и равнодушие казалось, не задевают его. Почему он сломался? Я так и не смог понять. Сломаться когда теперь он свободен. Я вижу, что Локи боится меня. Боится и от того безропотно выполняет мои требования. Целитель приходит каждый день, обрабатывает все раны Локи. Я вижу, как напрягается спина брата, когда длинные и сильные пальцы лекаря касаются его ран. Сегодня надо обработать внутренние швы, но как только рука целителя ложится на поясницу Локи, тот вскрикивает и, вскочив с кровати, забивается в угол комнаты. Там он садится спиной к стене и, обхватив колени руками, утыкается в них лбом. — Ваше высочество, — целитель старается говорить мягко, — если не обработать, то может начаться воспаление. Дальше будет только больнее. Локи сидит неподвижно, уставившись взглядом в никуда. Уже начинает казаться, что он не слышит, не ответит, как вдруг он поднимает голову. Смотрит на целителя диким, полубезумным взглядом, дергает плечами и качает головой. Мы с целителем переглядываемся. — Это определенно отказ, - но, похоже, лекарь и сам не уверен. Он повторяет просьбу. Локи снова качает головой и плотнее забивается в угол. — Идите, — говорю я целителю, и забираю у него мазь, — я сам попробую с ним договориться. Лекарь послушно кланяется и уходит. Я подхожу к Локи, сажусь рядом и кладу свою руку на его плечо. — Локи, я вижу, что тебе больно, но лекарь прав. Там тоже придется обработать, — на меня ты даже не смотришь, — пожалуйста, позволь мне обработать твои раны. Ты сидишь как каменное изваяние, я уже отчаиваюсь уговорить тебя, как ты вдруг встаешь и, тяжело ступая, идешь к кровати. Ты снимаешь штаны, ложишься на кровать животом вниз и, приподняв таз, раздвигаешь ягодицы обеими руками. Столько отчаяния в твоих движениях я не видел ни разу. Подхожу к тебе, наклоняюсь вплотную к уху и говорю: — Нет. Не надо так. Давай я переверну тебя на спину, — я уже протягиваю руку, чтобы коснуться твоего плеча, как ты открываешь глаза, дергаешься от моего прикосновения и сам переворачиваешься на спину. Я ненадолго беру твою ледяную ладонь в свою, чуть сжимаю тонкие пальцы и говорю, — я осторожно. Одним уверенным движением развожу в стороны твои колени, смазываю мазью пальцы правой руки, а левой развожу твои ягодицы. Всю процедуру ты болезненно морщишься, в конце концов, закусываешь свое запястье и тихонечко всхныкиваешь. Я пальцами чувствую насколько у тебя всё напряжено внутри. Швы плотные, рубцов много, все-таки хорошо, что я пока даю тебе полужидкую пищу. Обработав все тщательно вытираю руки. Ты ложишься на бок, подтянув колени к животу и даже не натянув штаны и начинаешь беззвучно плакать. — Локи, пожалуйста, — я в отчаянии, прошла почти неделя, а твое состояние без изменений, — все хорошо будет, вот увидишь. Ты обязательно выздоровеешь, мы с тобой ещё в стольких битвах поучаствуем. Ты не ломайся, пожалуйста. Я очень тебя прошу. Ты даже не смотришь в мою сторону. — Тор! — грозный голос из-за дверей заставляет меня вздрогнуть. – Тор! Открой! — приказ отдан четко и я понимаю, что лучше послушаться. Я распахиваю дверь, и в мои покои входит тот, кого я меньше всего ожидал увидеть. Передо мной стоит Форсети. Его ярко синие глаза полыхают праведным гневом. Он смотрит то на меня, то на Локи, сжавшегося на кровати. — Что здесь происходит? — такой простой вопрос, а я не знаю, как на него ответить. — Форсети, я не знаю. Правда, не знаю. Я пытаюсь ему помочь, но у меня не получается. Судья не слушает мой лепет, он подходит к кровати. Пристально смотрит на Локи, а потом аккуратно сажает его и укутывает одеялом. — Расскажи мне всё, — голос его грустен. Локи смотрит в глаза самого беспристрастного судьи и отрицательно качает головой. — Ты боишься? — утвердительный кивок. — А посмотреть мне позволишь? — Локи колеблется, но кивает. Форсети берет брата за подбородок и упирается своим лбом в его, так чтобы смотреть прямо в глаза. Локи начинает бледнеть, его трясет, но Форсети крепко его держит. Так проходит час. Когда судья отпускает подбородок Локи, тот не выдерживает. Он вдруг начинает орать: — Больно! Больно-то как! Лучше бы убили! Зачем? Скажите! Зачем? Тор! Почему ты это сделал? Тор! — он не ждет от меня никаких ответов. Он просто кричит. У него истерика, а я не знаю плакать мне или смеяться. Он заговорил. Заговорил. Форсети достает из складок одежды склянку и протягивает Локи. Тот без промедления принимает её и опустошает одним глотком. Мне обидно, такого доверия мне Локи не выказывал. Это зелье сна, судя по тому как Локи зевает и начинает засыпать. — Пойдем со мной Тор, — Форсети задумчив. Я кидаю взгляд на Локи. – Нет, он не проснется два часа. Пойдем, дело серьезное. Я поднимаюсь с кровати и иду в свой кабинет, Форсети следует за мной. Форсети - скандинавский бог Правосудия