Так дальше и пошло. После той просьбы Локи снова молчал, но хоть стал слушать, как я читаю. И всегда просил почитать ещё. В эти моменты казалось, что ничего с ним не случилось, будто просто он снова перезанимался магией и скоро встанет на ноги, будет шутить, разыгрывать всех и язвить. Я надеялся на это, как ребенок на чудо. Чуда не случилось. Локи также дрожал, когда лекарь обрабатывал ему раны, по прежнему никак не реагировал на Одина, прятался от мамы и боялся меня. Я старался лишний раз его не трогать. Только во сне Локи доверчиво жался к моему боку. Три недели прошло, Локи по-прежнему не здоров.
Я спросил как-то раз у лекаря об этом, тот грустно вздохнул и сказал:
— Он жить не хочет, поэтому и раны плохо заживают.
— Плохо? Да они не заживают совсем, они просто гниют!
— Если он будет лучше питаться и бывать на воздухе, то есть ещё шансы, что он поправится.
— Мы завтра уезжаем, — говорю я, — теперь я сам буду обрабатывать порезы, - лекарь грустно кивает. Он не верит, что Локи выздоровеет, ведь за все эти недели толком не зажил ни один порез.
В день нашего отъезда лекарь снова приходит с утра, осматривает спину, грудь и руки Локи, недовольно ворчит и говорит:
— Ваше высочество, многие раны воспалены и гноятся, надо прижечь каленым железом, иначе он умрет, — услышав это, Локи начинает отползать от него на другой край кровати. В глазах ужас и паника. Я понимаю, что способ предложенный лекарем дикий и жестокий, но другого выхода нет. Подхожу к брату, обнимаю его за плечи и уже хочу начать объяснять, как Локи начинает просить:
— Нет, нет, нет, Тор, пожалуйста, не надо. Ну, пожалуйста. Я же ни о чем больше не прошу, пожалуйста! — этот взгляд. Он меня убивает. Локи смотрит на меня глазами побитой, но верной собаки.
— Сколько у нас ещё есть времени? — спрашиваю у знахаря.
— Три дня, если не начнется заживление, придется сделать, как я сказал.
— Хорошо. Тогда с этого момента обработкой его ран занимаюсь я. — Я забираю у лекаря лекарства и даю тому знак покинуть покои.
Для начала, начинаю обтирать грудь Локи травяным настоем. Его трясет, он бы, наверное, убежал и спрятался от страха, но он боится вызвать мой гнев. Я смотрю в умоляющие глаза и начинаю говорить:
— Локи, я понимаю, что я не достоин в твоих глазах ничего кроме презрения. Я понимаю, почему ты так относишься ко мне, но прошу. Не казни себя, не надо. Ты только живи. Как только ты выздоровеешь, я навсегда уйду из твоей жизни и из Асгарда.
— Почему? — голос Локи тусклый и бесцветный. Ни боли, ни ярости, ничего. Только равнодушие, — Почему ты продал меня этому извергу?
— Я… — и что мне ему сказать. Что мне было все равно. Что я даже не удосужился выяснить репутацию Орма. Один боялся даже за последних слуг мужского пола, а я так равнодушно отдал того, с кем вместе вырос. Локи, по-моему, понял ход моих мыслей и тихо продолжил.
— Знаешь, а я ведь до последнего верил, что это всего лишь жестокий урок. Когда меня избивали, и я своей кровью поливал пол. Когда мне почти удалось сбежать, когда меня поймали. Когда.…Когда… — Локи рыдал, зажимая рот руками, пытаясь остановить истерику. Было видно, что он сейчас не здесь, а снова на вилле Орма, — когда меня…Боги, как же было больно! Мне казалось, что внутренности разорвет на куски, а он ещё и ножом, и спину…ножом… — это была первая истерика с того момента как я забрал его. На свой страх и риск я притянул Локи к своей груди и крепко обнял. Трикстер попытался вырываться, его колотило, он скулил, но в этот раз я не отпустил его:
— Тихо, тихо. Они все мертвы. Ты плачь, плачь, так легче будет. — Я стоял, обнимая Локи, и не знал, что мне теперь делать. Он больше не сопротивлялся моим объятиям, но и не отвечал на них. Просто позволил себя обнимать, оставаясь безвольной куклой в моих руках.
— Локи, — тихо сказал я, — надо обработать раны. Ты позволишь? — Ни слова, но он кивнул, не отнимая мокрого лица от моей груди. — Сядь, пожалуйста, на кровать, так будет удобнее, — ты снова сжался.
— Локи, в чем дело? — ты мотнул головой, — Локи?
— Я до сих пор чувствую его руку в животе, — проскулил ты, не отнимая лица от моей груди. — Мне больно. Я так пытался быть тебе полезным, но не могу толком ни сидеть, ни стоять. Очень больно.
Я не знаю, что я почувствовал после этих слов. Желание воскресить Орма и отплатить ему сторицей за то, что он вытворял с Локи. Душевную боль и отчасти облегчение:
— Значит, ты совсем не встаешь с кровати, потому что тебе больно? — ты только киваешь. — Я понимаю, почему ты не сказал ничего мне, но почему ты лекарю не пожаловался? Он же может помочь.
— Но ведь ты сам мне сказал, что рабу лекарь без надобности. Такой скотине нужен коновал.
— Да, - тихо говорю я. Так я действительно тебе сказал, два месяца назад, когда ты от усталости рухнул с лестницы и тебя не могли привести в сознание почти час.- Но уж если кто из нас скотина, то это я. Скотина, не ведающая жалости и не имеющая совести. — Ты смотришь на меня как на помешанного.
— Тор, я же твой раб. Ты можешь не объясняться со мной. Это ни к чему.
— Ты не мой раб! — я почти рычу, ну как же втолковать тебе это. — Попробуй использовать магию.
— Я не могу, Один запечатал её.
— Попробуй. Просто попробуй, — ты вытягиваешь дрожащую руку, и через несколько секунд над ладонью вспыхивает огонек пламени.
— Видишь? — ты восхищенно смотришь на пламя, а потом спрашиваешь.
— А если я свободен теперь, то можно мне уйти?
— Давай так поступим. Ты излечиваешься, а потом решишь, а сейчас я снова позову лекаря, и ты ему все расскажешь.
Все не так плохо, как казалось в самом начале. Лекарь заверил, что зашил все разрывы. Ощупал живот Локи и сказал, что боли у него от длительного недоедания, при этом бросил испепеляющий взгляд на меня. Как только целитель вышел, я присел рядом с Локи и спросил:
— Хочешь избавиться от боли? — Локи прикусил губу и медленно задрожал от страха. Было видно, что он обдумывает ответ. Я терпеливо ждал, но, в конце концов, брат справился со страхом и кивнул. — Тогда будешь слушаться меня? — плечи Локи поникли, в глазах выступили слёзы.
Я осторожно протянул руку к лицу Локи и погладил его по щеке:
— Локи, я никогда, слышишь, больше никогда не предам тебя, — брат вздрогнул, но промолчал. Устал. Сегодня он сказал больше чем за все время, прошедшее с его возвращения.
Я взял мази, куски ткани и начал чистить загноившиеся раны на спине брата. Тот скулил, но не отстранялся. Я не знаю, почему я так начал делать, но в памяти всплыл стих, который Локи заставил перечитать меня раз двадцать. В итоге я его выучил наизусть. Чтобы хоть как-то отвлечь брата от боли я начал читать по памяти.
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.
«Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне».
Ясно помню… Ожиданье… Поздней осени рыданья…
И в камине очертанья тускло тлеющих углей…
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней —
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, —
О светиле прежних дней.
Раны на спине очищены, Локи больше не вскрикивает. Я поворачиваю Локи лицом ко мне. Он с тоской смотрит на меня, в глазах мелькают призраки прошлого, наверное, в этот момент я понимаю, что потерял любимого человека. Что не разглядел в нем чувств и теперь, когда точно знаю, что они были, что я готов их принять. Вот только это сердце сковано льдом, похоже, навсегда. Как дорого я бы отдал за то, чтобы Локи стал прежним. Брат покачал головой, и вдруг нараспев сказал:
И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда.
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, — на полу дрожит всегда.
И душа моя из тени, что волнуется всегда.
Не восстанет — никогда!
— Нет, возврата назад уже нет. Я не могу, понимаешь, не могу. — Он снова трясется, я опять обнимаю его. Он не сопротивляется, а в моей голове слышится только одно слово «Никогда».
Стихотворение Эдгара По: Ворон
