***
Аризона, Финикс, 16 июля, Казино «Nox», 20:08 Это пафосное, на первый взгляд, заведение размещалось почти в самом центре города, в месте, где Макдоуэлл Роуд пересекает Центральную Авеню. Среди множества клубов, баров и дорогих ресторанов, казино занимало большое двухэтажное здание, под стенами которого росли красные кустовые розы. И никаких гирлянд, мигающих вывесок, застеклённых витрин — полное отсутствие стандартной начинки, нацеленной на заманивание потенциальных посетителей. Рекс быстрым шагом пересёк оживлённую улицу, пытаясь быстрее попасть под чёрный маркиз над входом в казино-ресторан. Он поднялся по гранитным ступенькам, которые застилала зелёная дорожка, и остановился возле двери, пряча руки в карманы пальто и всматриваясь в толпу людей под зонтами. Это был настоящий ливень, стало холодно и зябко — непривычная погодка для засушливого Финикса, которая скорее подошла бы Алабаме или Кентукки. По фасаду из коричневой клинкерной плитки и чёрного гранита сразу можно было сделать вывод, что не каждого прохожего ждут в этом заведении. Рекс отлично знал, что в это место наведываются только люди, имеющие большие деньги, влияние и хорошие связи — одним словом, нужно быть персоной VIP-класса со значимым статусом, если хочешь вкусить азарта. Вэйланд всё ещё мялся на пороге, в десятый раз читая надпись на стеклянной двери:«Nox» Вход по приглашению. Пн. — Пт. С 20:00 до 04:00
Он наконец-то открыл дверь и уверенно шагнул внутрь. Фойе оказалось таким же роскошным, как и можно было представить: высоченный потолок, словно в соборе, большая многоярусная люстра из чистого хрусталя, пол из мраморной крошки коричневых тонов, изображающий узоры и рисунки, редкие коллекционные картины на стенах и кое-где расставленные антикварные вазы — у владельца явно хороший вкус и тугой кошелёк. Интерьер, оформленный в стиле строгого минимализма, с лёгким наклоном в испанскую классику XIX века, действительно выглядел впечатляюще. Рекс прошёл мимо охранников и сел за один из самых крайних столиков. Посетителей почти не было, зал стоял полупустой, а ненавязчивая музыка приятно ласкала слух и успокаивала нервы. Вэйланд наблюдал за оркестром, вальяжно раскинувшись на мягком стуле, и всё пытался вспомнить название играющего мотива, который казался ему до невозможного знакомым. Наверное, это была «Hallelujah»*, которую он слышал год назад в ресторане «Андорра», ужиная там с Барбарой. А может он и ошибается — знаток классики из него никудышный. Его познания музыки в основном ограничиваются тяжёлым роком Slipknot или Kiss, а вот Бетховеном и Моцартом грешить приходилось совсем немного. Рекс в очередной раз посмотрел время на своём серебряном ролексе — уже прошло пятнадцать минут. «Чёрт, следовало заказать порцию виски», — мысленно выругался он, жалея, что не сделал заказ у официанта. — Сэр, пройдите за мной, — от мужчины в итальянском смокинге несло сигаретным дымом, и, увы, это был не бармен с бутылкой спиртного. С каждой минутой этот день разочаровывал всё больше. Они поднялись на второй этаж и прошли длинным коридором почти в самый конец. Тут размещался ещё один громадный зал, но вместо обычных столиков здесь были игральные столы для партий в блэкджек, кости, кено и… подождите минутку, это что, судья Конни Роуз за самым дальним столиком играет в американскую рулетку? А вот ещё лейтенант Чак Страйкер и бывший губернатор Джим Брутт распивают коньяк за покерным столом, обмениваясь шуточками и придерживая смазливеньких куртизанок на коленях… Эти и множество других знакомых лиц мелькали среди толпы гостей, однако секьюрити галантно распахнул перед Рексом дверь в кабинет, тем самым прерывая сеанс идентифицирования*. — Так-так-так, агент Рекс Вэйланд собственной персоной в моём порочном заведении, — Хьюго Хантер, владелец этого самого казино, затушил косяк о дно тяжёлой хрустальной пепельницы, удобнее размещаясь в большом кожаном кресле с высокой спинкой. Он выпустил остатки сизого дыма через рот и жестом пригласил гостя сесть. — А где твоя шавка? Помню ты постоянно шлялся с этой псиной, — выдал мужчина, кривя губы в глумливой ухмылке, что больше походила на оскал гиены. Рекс сел на диван и постарался пропустить высказывание мимо ушей. Он не любил, когда о его собаке выражались в подобном тоне. Это был не просто пёс, а настоящий друг и напарник. — Несчастный случай на работе, — кратко выдал агент, предварительно откашлявшись в кулак, — подорвался на растяжке. Случайно задел нитку, когда бежал за одним больным психом при захвате. Хантер только осклабился, почесав негустую бороду с проседью. Его белые зубы выглядели как-то неестественно в сочетании с почти красной загорелой кожей, ещё немного и засверкают, точно жемчуга. У Рекса на языке так и вертелось спросить, какой зубной пастой тот пользуется — Colgate или Aquafresh? — Я по нему не скучаю, — Хьюго закатил рукав рубашки на левой руке, показывая Вэйланду затянувшиеся следы от укуса. — Помню, как этот твой дьявол вцепился в руку. До сих пор мышцы сводит, — недовольно бросил он, и почесал старый шрам. Рекс мысленно вернул события на два года назад. Лето, дикая жара, мелкий рейд по анонимной наводке (хотя, это скорее можно назвать проверкой информации, т.к. в управлении даже не соизволили выдать ему напарника, не говоря уже о опергруппе), он и Джамбо заходят в это самое здание с заднего двора. Нужно было незаметно проверить гараж и склад, но тут собака рванула в подвал под самим казино, вынудив Рекса отклониться от плана и с тихой руганью побежать за «напарником», наплевав на указания босса. Дальше всё проходило быстро. Соображать было сложно. Крик. Выстрел. Собачье рычание. Ещё один выстрел. Снова крик и мат, жёсткий мат, от которого уши скручивались в трубочку. — ОБН! Руки вверх! — заорал Рекс, наставляя пушку на того самого Хантера, рука которого оказалась зажата в пасти пса. Тут прибежали ещё какие-то парни со стволами, у двоих — израильские УЗИ в полной боевой готовности. Началось настоящее пекло. Снова мат, непонятный ор, какая-то чушь на арабском или турецком — хрен разберёшь… но с обеих сторон никто не спешил открывать пальбу. Не стрелять в федерала — будут проблемы, замочить федерала — и тогда придёт полный пиздец. Дилемма во всей своей красе, над которой ломали голову бандиты. У Рекса же выбора особо и не было: он же не хренов Робокоп, чтобы четверых сразу замочить и бровью не повести. Оставалось только крепче держать свой ствол и надеяться, что этот вестерн каким-то чудесным образом закончится без стрелялок в центре Финикса. Ёбаные боссы с их тупыми проверками. Блять — весьма подходящее слово, чтобы описать ситуацию в которую он сейчас влип. — Убери эту блядскую дрянь, иначе я ей сейчас вынесу мозги! — заорал, брызжа слюной, Хантер, пытаясь дотянуться до пистолета на полу. Вэйланду ничего не оставалось, как опустить табельное, вынуть магазин и бросить детали себе под ноги, смирёно подняв ладони. Он не без труда оттянул возбуждённого добермана, крепко зажав бока собаки ногами и удерживая за ошейник. — Тупые ублюдки, — непонятно к кому обратился Хантер, схватившись за окровавленное предплечье и оперевшись о стену. Он кивнул арабам и те, помешкав несколько мгновений, оставили их наедине, покинув плохо освещённое помещение подвала. Пауза затянулась. Было слышно только тяжёлое дыхание мужчин и тихое рычание Джамбо, слюна вокруг пасти которого сбилась в пену. — Мне не нужны проблемы, капитан, — Хьюго поправил растрёпанные волосы, в кровящей руке у него был ствол, — И тебе они тоже не нужны. Мы можем договориться. Вот так сразу. Без базара. Вэйланд наконец-то успокоил пса. Его ждала охуительно долгая и увлекательная беседа. Прошло уже много времени и, судя по тому, что Рекс всё ещё жив, а бизнес Хантера цветёт и пахнет, можно сделать очевидный вывод, что они всё же сумели найти «компромисс». В тот день информация о хранении оружия в центре Финикса не подтвердилась, все подозрения были сняты, а дело так никто и не открыл. — Ты узнал то, о чём я тебя просил? — поинтересовался по делу Рекс, не имея никакого желания задерживаться в этом кабинете. Для полного счастья не хватало только быть замеченным в этом легализированном притоне, чтоб его… Хантер коротко кивнул. Он вынул из тумбочки самую дешёвую бумажную папку, — как оригинально с его стороны, — и бросил на стол. — Здесь вся нужная тебе информация. — Хорошо, — агент взял документы, быстро пролистав содержимое. Цифры да буквы на бумагах, но их значение столь же бесценно, как лекарство от неизлечимой болезни. Попади эта информация не в те руки, и начнётся самая настоящая война, в ходе которой придётся принести огромные жертвы. — Я не знаю, что за дела ты мутишь, Вэйланд, но предупреждаю — ты заплываешь в очень тёмные воды. Смотри, а то однажды ночью, возвращаясь с работы, домой ты так и не дойдёшь. Пристрелят тебя и засыплют где-то на пустыре песком. И в твоей тупой полицейской башке прорастёт здоровый, толстый аризонский кактус. — Да пошёл ты, садовод чокнутый. У тебя совет спросить забыл, — с серьёзным лицом, но с ехидством, ответил ОБН-овец, и сложил папку пополам, пряча во внутренний карман пальто. — Тоже мне, нашёлся образец правопорядка. Рекс поднялся, стряхнув с себя невидимую пыль. — Оружие — это одно, дурь — совсем другое, капитан. Грязные деньги мне ни к чему, — как бы отводя от себя подозрения, выдал Хьюго, когда агент уже открыл дверь. — Я тебе не стажёр какой-то, Хантер, и лучше любого другого знаю, что там где пушки, там и наркотики, — они буравили друг друга глазами, пока Рекс не выдал: — Учти, если будешь барыжить, то можешь вычёркивать мой номер из телефонной книжки. Рекс развернулся и захлопнул дверь в кабинет даже не дождавшись ответа.***
Аризона, Финикс, Рузвельт Стрит, 20 июля, 19:41 Красивее рассвета в Финиксе может быть только закат, когда всё вокруг заливают яркие лучи горячего западного солнца, перекрашивая дома, машины, дороги и людей в однотонные оранжево-жёлтые цвета. Это был спокойный пятничный вечер, большинство людей уже вернулись с работы домой, на улицах почти никого не было. Качели тихо скрипели от несильных покачиваний мальчика. Он остался один на детской площадке, когда остальные ребята разбежались ужинать по домам, но, похоже, его это не слишком смущало. У парнишки было на удивление серьёзное лицо, он явно думал о чём-то важном, красноречиво насупив брови и продолжая раскачивать качели с каждым разом всё слабее и слабее. Леонсио улыбнулся, наблюдая за ребёнком из укромного местечка на лавочке возле дороги, над которой нависло полуобсыпавшееся чахлое дерево. Этот мальчик был безумно похож на мать: такие же чёрные волосы, тёмные глаза и надутые губы. Только вот кожа светлее, чем у обычных мексиканских детей — наверное, отец какой-то гринго. Так хотелось подойти и обнять этого серьёзного чико*, сильно-сильно, чтобы наконец-то увидеть улыбку на детском лице, вместо этой грозной гримасы взрослого человека. До зуда в руках хотелось. Но нельзя-нельзя-нельзя. Будет только хуже. Когда-то это обязательно произойдёт, но не сейчас… Только не сейчас. Он не уверен, что теперь подходящий момент для столь спонтанного и неожиданного появления в их жизни. Как и не уверен в том, наступит ли этот момент вообще когда-либо. Возможно. Наверное. На челе образовалось две глубокие морщины. Трудно… нет, скорее больно осознавать, что для этого мальчика ты просто незнакомый человек, обычный прохожий, один из семи миллиардов таких-же людей, лицо из сотен миллионов лиц. Блять. Даже нету на уме подходящего слова, чтобы описать своё состояние. Наверно, такого слова не существует в лексиконе, это можно только пережить и почувствовать. — Тео! Это был её голос. Он помнил его спустя шесть бесконечно долгих лет. Такой мягкий, такой ласковый, такой… родной. Его невозможно забыть. Никогда. Ни за что. Не при каких обстоятельствах. Он бы себе никогда не простил этого. Леонсио напрягся, сжав колени пальцами. Сейчас он боялся только одного — быть замеченным, ведь она наверняка не простила его. Да. Точно. Такое невозможно простить и забыть. Он даже себе этого не простил. Но, — чёрт возьми, — его словно ударил паралич, нельзя было и пальцем пошевелить. Грудную клетку сдавило, ноги онемели так сильно, что он их вообще не чувствовал. Следовало уйти еще полчаса назад, пока его не заметили, но… дьявол! Увидеть её после стольких лет… это слишком большой соблазн. Елена подошла к мальчику и взяла того за руку, поцеловала в щеку, что-то спросила и… он улыбнулся, обнял её за шею, уткнувшись лицом в волосы матери. Леонсио с трудом проглотил образовавшийся в горле ком вязкой слюны. Это оказалось труднее, чем он думал — вновь увидеть собственную дочь и заодно узнать о внуке. Елена ничуть не изменилась — такая же красавица, так сильно похожа на мать… Словно немое наказание: «Смотри на неё, смотри и помни о том, что сделал. Помни, что бывает, когда заигрываешься в крутых парней со стволами. Помни, что для таких как ты нету ничего святого. Звери. Дикари. Только бабки, бабки, бабки… и похрен на всех». Он столько всего пропустил, находясь в вечной гонке за деньгами и властью, что сейчас уже поздно что-либо менять. Пришлось выбирать между бизнесом и семьей. Теперь-то он знает, что выбор оказался неверным. Хреновый из него вышел муж и отец, и дед, как видно, оказался не лучше. Зато с должностью Консильери Леонсио справился на отлично. Эдакая горькая ирония. Почти смешно, да вот только в глазах щиплет вовсе не от смеха. Женщина уводит мальчика из парка, держа его ручку, и широко улыбается, одновременно расспрашивая его о чём-то. Леонсио пропускает вдох и внимательно следит, пока они идут вдоль дороги парка. Он шумно выдохнул, в глазах почернело — наверное, это знак, что он уже слишком стар для этой работы. С каждым годом доктор выписывает всё больше таблеток, которые даже не всегда помогают, иногда становится только хуже. Своего рода предзнаменование, что вскоре придётся уступить своё место более молодому и сильному. — Кто это? Леонсио едва заметно дёрнулся от внезапно прозвучавшего вопроса. Его словно вырвали из омута, возвращая к реальности, лицо мужчины вновь стало жёстким и суровым, ни единого намёка на ранее испытываемые эмоции. — Рамон? — в голосе плохо скрытое удивление, — Как ты меня нашёл? — Я звонил, но ты не брал трубку. Пришлось связаться с Бренди, — Ерреро кивнул в сторону латиноса, курящего возле красной Импалы Леонсио и ещё раз бросил взгляд на женщину и ребёнка, которые уже почти скрылись с виду. «Кретин, блять», — сам к себе, а в голос: — Наверное стоит беззвучный. — Что это за девушка? Твоя дочь? — Рамон спрятал руки в карманы белых, идеально выглаженных брюк. Леонсио так и хотелось сказануть, что будь у него полномочия, вручил бы Рамону приз «Мистер Догадливость года», но решил не язвить, ограничившись сдержанным кивком. Он поднялся с лавки и поправил свободную джинсовую рубашку. — Что-то случилось? — поинтересовался Леонсио, медленно вышагивая в сторону припаркованных машин. Конечно же, он наделся на: «Нет, что ты. Я поставил полкартеля на уши и заехал в какие-то пиздецкие чащобы, чтобы пригласить тебя на пару бутылочек пива». Ага, щас. — Мои люди проверили несколько адресов, — начал Рамон, — теперь мы знаем, где живут эти грёбаные гринго. — Но…? — Но есть проблема, — они остановились возле внедорожника, — ублюдки из «Perros del mal»* тоже интересуются федералами. Рамон провёл рукой по выбритой голове. Каждый раз, когда он делает шаг, Кастаньеда опережает его на два. Ещё и эти тупые федералы, как снег на голову. Только их и не хватало. Тут не знаешь, как справится с одним психованным маньяком-шизофреником, так на тебе в придачу для полной гармонии ещё и целую отару овец со значками. Если так пойдёт и дальше, то Дон Дельгадо спишет его со счетов. Куда проще поставить во главе картеля другого человека, подчистив все концы, нежели наблюдать за жалкими попытками Ерреро навести порядок в этом дурдоме. — Maldita perra*, — на родном испанском, но почти шёпотом. Дон качнул головой со стороны в сторону. Он не готов ко всему этому дерьму, не думал, что будет настолько трудно. Оказывается, подчинённые не всегда слушают босса, полицейские не все берут таксу*, а конкуренты и не думают упускать такой момент. Блять, почему бы не придумать какой-то статут для барыг, что ли, чтобы сразу знать, в какую помойную яму тебя закинут? И какого хрена, спрашивается, теперь делать? Это страна грёбаных америкосов — шаг влево, шаг вправо и ты уже в пути на нары. Мексика осталась в Мексике, здесь придётся действовать деликатней и осторожней. В городе, где каждый мудила-коп может влепить штраф за курение в неподходящем месте, как-то не хотелось развязывать настоящую войну с хуарескими ублюдками, да ещё и мутить что-то с федералами. — Если эта шлюха из ФБР правда имеет что-то на нас, тогда нужно её кончать, — выдвинул свой приговор Рамон. Раз нельзя дать взятку, значит нужно договариваться иным способом. Если хоть какая-то информация попадёт в руки «Хуареса», это будет полная капитуляция с кровавой росписью. — У меня нету времени, я не в том положении, чтобы ждать. По-быстрому закончим с ней и валим. Старый хрыч Кастаньеда оборзел в конец. — Завалить грёбаного федерала, — истерично хохотнул Консильери. — Ты хоть понимаешь, что за месиво тогда начнётся? Копы будут хватать за яйца всех, кто только попадётся. Никакой наркоты, никаких пушек, никакой контрабанды. Нет товара — нет бабла, а без бабок вся эта хуйня накроется медным тазом. Дельгадо самолично начинит тебя свинцом и отправит твою голову в Американское посольство. Вот так вот в лоб, без излишней вежливости и фарса. Коротко и ясно, и жёстко, чтобы дошло — америкосов мочить нельзя, а америкосов со значками и подавно. — И что тогда, блять, делать? — в голосе Ерреро раздражение, он почти сорвался на крик, — Ты понимаешь, что если я их не завалю — завалят меня, сразу и без базара?! — это стало последней каплей, он ударил ладонью по машине, так что отдало аж в плечо. «Ну всё, блять, это моя любимая тачка!» — мысленно засквернословил Леонсио и сразу же дёрнулся к Рамону, хватая того за воротник светлой рубашки и впечатывая спиной уже в его чёрный джип, что стоял возле: — Успокойся, нахрен. Сука, блять, ты чего творишь? — тихо сквозь зубы, но с такой злостью, что не нужно даже повышать голос. Стоящий в стороне мексиканец напрягся, но вмешиваться пока не торопился. — Следи за базаром, и не психуй, как мелкая сучка, — усмиряющий взгляд в сторону Рамона, и Ерреро наконец-то отпихнул от себя Консильери. — Иди выпей, выпусти пар, расслабься. И даже не думай решать какие-то дела на горячую голову. Надо всё обдумать, ясно? Дон достал из брюк пачку сигарет. Отошёл в сторону, ближе к дороге. Нервы, натянутые словно струны, грозились вот-вот лопнуть. Даже с Леонсио препираться было трудно, хотя старик и перегибал палку. Но, сука, он же прав! Блять. Делает спасительную затяжку, и, кажется, отпускает. Медленно и уверенно, не спеша, но отпускает. Рамон рывками расстёгивает верхние пуговицы на рубашке, почти отрывая их от ткани. Всё. Сука. Бесит. Ещё и хренова духота, как в самом центре Ада. Удивительно, что котлов нет да черти с трезубцами не бегают. Затянулся ещё раз. — Я связался с одним человеком, — начал Консильери после нескольких минут паузы, — Он может помочь с нашими проблемами. — Что за кадр? — Дон всё же проявил интерес. Ещё одна затяжка. Да, сейчас намного лучше. Докурил сигарету, бросил окурок в урну. — Гринго. — Гриииинго… — засмеявшись передразнил он. — Хорошо хоть не нигер. Чёрт… — У нас с ним общие интересы. Если хочешь обыграть Диего, советую позвонить по этому номеру, — Консильери протянул сложенный в несколько раз блокнотный лист Рамону. — Кто он такой? — Его зовут Фокс, — без излишних деталей, — обо всём остальном спросишь у него сам.***
Финикс, Аризона, 21 июля, 22:19 Сегодня транслировали очередной матч по американскому футболу. Хьюстон Тексанс обходил Майами Долфинс ровно на одно очко и, судя по настрою обеих команд, это был только разогрев. Рэджи открыл бутылку пива и медленно перелил тёмную жидкость в высокий бокал, стараясь, чтобы она как можно меньше пенилась. Зря Кейт отказалась составить ему компанию — можно было пойти в бар, надраться, поболтать, как в старые добрые времена, да и просто позволить себе наконец-то забыть о работе и отдохнуть, как это делают нормальные люди. В итоге, Уэйн решил остаться дома и поболеть за любимую команду в одиночестве. С чем бы это не было связано, но с Кейт явно что-то происходит в последнее время. Она стала другой. И это беспокоит. Рэджи чувствует — это всё не к добру. Уж не к добру Кейт, так это точно. И всё это из-за них — ебучих мудаков из ЦРУ, которые втянули её в это дерьмо по самые уши, а потом красиво смылись, а-ля мы здесь ни при чём и вообще, вас никто за шкирку не тянул. Дипломаты хреновы. Он сделал несколько глотков, наблюдая за игрой, хотя на самом деле мыслями был слишком далеко даже для того, чтобы обратить внимание на очередной забитый гол. В голове не было ни единой идеи, как выпутаться из этой неудачной истории, в которую они имели тупость ввязаться. Но одно Рэджи знал наверняка — просто так им от этого не отделаться. Наверное, даже Армагеддон не так страшен, как дела с картелями. Скоро начнутся настоящие бои на выживание, и плевать все хотели на США, закон и тем более на федералов. Деньги и власть — две неизменные вещи управляющие и движущие людьми. Бандитам нужны бабки, федералам — контроль наркотиков. Но, вот парадокс, одно не может быть без другого. Там, где вертятся деньги, там и власть, потому что деньги — это власть в чистом виде. А делиться этими сокровищами никто желания не проявляет. Погружённый в мысли, Рэджи не сразу сумел услышать дверной звонок. Он поднялся с мягкого дивана и направился к двери, надеясь, что это Кейт. Кто знает, вдруг она передумала? К тому же, им давно нужно поговорить обо всём этом, о мексиканцах и о людях из ЦРУ. Это важно, возможно, ещё не слишком поздно, чтобы уйти от нежеланных разборок. Это не их война. Уэйн без раздумий открывает дверь, с языка почти срывается дружеское приветствие. А затем в мозгу мелькает одна единственная мысль: «Табельное слишком далеко». — Ты не на тех наехал, урод, — человек в маске медленно протянул каждое слово, — Привет из Хуареса, ублюдок. Выстрел из глока прозвучал слишком громко. Бандит стрелял без глушника, намеренно будя пол-улицы, выпустив почти всю обойму, хотя достаточно было и одной пули, что прострелила череп чуть выше правого глаза. Где-то очень далеко завыли сирены — кто-то из соседей уже вызвал полицию. Но Рэджи Уэйну было всё равно. Он не успел. Для него теперь слишком поздно. И его война сегодня закончилась.***
Аризона, Финикс, Отделение ФБР, 24 июля, 19:50 Кейт не припоминала, чтобы ей когда-то приходилось так много курить. И дело даже не в острой потребности курева, а в том, чтобы совсем не сойти с ума. Дженнингс уже сделал намёк на то, не взять ли ей отпуск хотя бы на пару дней, но Кейт настойчиво отказала, понимая, что от этого станет только хуже. Если она сейчас уйдёт, то уже больше никогда не вернётся на эту треклятую работу. Вот и настал тот момент, когда приходится задуматься о выборе своей профессии. Контрабанда? Обычное дело. Нелегальные пушки? Как «добрый день». Наркотики? Пускай будет. Похищения людей? Такой пункт в контракте явно был. Но убийство агента ФБР в собственном доме… для Кейт это за гранью понимания. Она на такое не подписывалась, ей до сих пор не верится, что это произошло на самом деле. Она снова курит, даже не замечая, какая по счёту сигарета пошла в ход. Вся эта фигня происходит словно не с ней, а настоящая Кейт Мэйсер на самом деле где-то в параллельной вселенной живёт обычной жизнью. Без ЦРУ. Без картелей. Без жестокости, с которой убили её друга. Ей хреново? Нет, ей пиздец-охуеть-как-хочется-сдохнуть, потому что больно, потому что так не должно было произойти… потому что Рэджи должен быть жив. Кейт открывает настежь большое окно, чтобы проветрить кабинет, в котором ещё несколько дней назад работал её постоянный напарник. Она в который раз перечитывает дурацкие документы и протоколы по факту убийства, что хаотично разбросаны на столе, и ей становится смешно на грани истерики. Сегодня в обед прокурор официально закрыл это дело. Конечно, виновных нашли — двух местных торчков, у которых обнаружили краденный глок, несколько сотен баксов и некоторые ценные вещи из дома Рэджи. И над мотивом в окружной полиции долго не думали, записали «Убийство по неосторожности при ограблении» и с концом. Полная хрень, ёбаная чушь. Кейт не верит ни единому слову, написанному шерифом. Наркоманы грабят аптеки, а не дома агентов ФБР. Она-то знает, кто и за что убил её напарника, и это далеко не местные торчки, которые едва на ногах держатся от ломки. Это чистой воды безумие. Убийство при ограблении? Хреновые полицейские издеваются, что ли? И прокурор с ними согласен, и Дженнингс даже не думает, что это как-то связано с картелями, с этими их мутками в крутых парней. Или он делает вид, что не знает. Ну и похрен. Если в этом тупом мире действительно нету ни капли справедливости, тогда она сама её добьётся. Хотя бы ради Рэджи. — Не думал, что ты здесь задержишься. Кейт неуверенно подняла глаза от бумаг к неожиданно нагрянувшему посетителю. Алехандро стоял, оперевшись плечом о дверной косяк и спрятав руки в карманы брюк, многозначительно смотря в упор на Мэйсер. — Мне нужно навести порядок с кое-какими документами, — она медленно провела рукой по волосам, словно отгоняя всё то дикое напряжение, которое сейчас нависло над ней. Кейт смотрела на разбросанные бумаги, но боковым зрением заметила, как мексиканец сделал несколько размеренных шагов в её сторону. — Я соболезную, ты потеряла напарника. — Не надо, ладно? Жалость ни ему, ни мне не поможет, — прозвучало резко, но Кейт сейчас не беспокоилась о тоне и интонации слов. — Ты же знаешь за что его убили, и чьих это рук дело тебе тоже известно. Не думай, что я поверю в херню, которую написали в участке. Она почти готова кусать локти. От всей той несправедливости и вечного вранья, и жестокости, с которой можно убить человека. Каково это, понимать, что тот, кого ты знаешь не первый год, больше никогда не появится, не позвонит и даже не скажет «привет»? Вряд ли это состояние можно описать словами. Это выше каких-то там букв. Можно только ощутить на собственной шкуре и сделать выводы, и жить дальше с этой болью. Или не жить вообще. Кто знает, может она следующая? — Я должна была быть с ним. Будь я там, этого не случилось, — Кейт закрыла лицо ладонями, только сейчас понимая, как устала физически, и ещё больше — морально. — Не вини себя. Это не твоя вина, — Алехандро всё же попытался успокоить Кейт, хотя и понимал, что его слова сейчас веса не имеют. — Да, точно, — она хмыкнула, качая головой, — виноваты здесь только вы, — агент почти выскочила из кресла, делая шаг вперёд. — Какого хрена этот ублюдок Грэйвер сейчас пьёт в своём кабинете кофе, как ни в чём не бывало, а мой друг лежит в закрытом гробу, потому что хреновы сикариос из картеля проделали ему в голове шесть дыр! — на повышенных тонах, но всё же, ей наконец-то удалось высказать всё накопившееся за последние дни негодование. Она с последних сил сдержалась, чтобы не ударить Алехандро ладонями в грудь, но вовремя отстранилась, решив не пересекать грань дозволенного. И так уже высказала всё, что хотела. Ещё такого ребячества не хватало. Мэйсер медленно попятилась назад, приложив кисть руки ко лбу и закрыв глаза. Конечно же, ей не хотелось срываться на Алехандро, но что ей нужно было сказать? «Привет. У меня убили друга, но ничего страшного, я заведу себе нового. Это ведь норма, когда обычных граждан пристреливают в собственных домах посреди ночи!»? Бред какой-то. Полная ахинея. Она уперлась лопатками в стену, глубоко и рвано дыша, едва сдерживаясь, чтобы не начать глотать воздух ртом. Да ещё и — вот же чёрт! — так не вовремя проснулась грёбаная совесть. Стало действительно стыдно, что накинулась с обвинениями на Алехандро. Можно было пойти и снова дать в рожу Грэйверу (как на границе, возле туннеля), тогда уж точно стало бы легче. Наверное, действительно пора домой. Отдохнуть. Выспаться. Завтра ведь похороны, а она скоро сама станет похожа на мертвеца. — Извини, ладно? — всё ещё не решаясь открыть глаз, — Я… не хотела. Просто всё это… я не думала, что такое произойдёт… Он не стал отвечать, только подошёл ближе и протянул руку, убирая за ухо упавшие на её лицо волосы, которые она забыла завязать в хвост. Медленно, но настойчиво притянул Кейт к себе, обняв одной рукой за плечи. Мэйсер уткнулась лицом в чёрную, пропитанную дорогим одеколоном рубашку, жмуря глаза, чтобы не заплакать и опять не казаться слабой, но рядом с Алехандро это просто невозможно. Уже давно понятно, кто на этом поле хищник, и Кейт только остаётся смириться со своим местом в этой системе. Её сердце ускоряет ритм и больно отбивает удары в груди, когда она чувствует, как мексиканец трепетно целует её в висок и сильнее прижимает к себе, желая успокоить. А она стоит и не сопротивляется, только дышит его одеколоном, ловя момент, когда может быть спокойной. Ей становится почти хорошо. Это даже лучше сигарет. — Те люди ответят за всё, обещаю, — тихо произносит он, всё ещё не отпуская её.