Подарочки для своих

Человек-волк улыбается совсем не плотоядной улыбкой. Ей бы следовало быть настороже, но рядом с Руманчеком на Эллисон накатывает невероятное умиротворение: впору ласковой кошечкой мурлыкать, свернувшись калачиком на питеровых коленях. Непозволительная беспечность проникает в кровь, напитывает каждую клеточку ее тела, и думать ни о чем другом не хочется. Охотница, очарованная жертвой — все это давно не ново, и даже с ней самой уже случалось. Кажется, она даже зареклась от повторений — но это было еще до того, как они с дедом приехали в Хемлок-Гроув и Эллисон познакомилась с Питером Руманчеком. Теперь зарекаться уже поздно, как и останавливаться — когда чаще просыпаешься в трейлере оборотня, чем в собственной постели, сложно отыскать пути назад.       После того, как погиб ее отец, прикончив перед этим ее тетку, у Эллисон никого не осталось, кроме деда. Наверное, не будь она сама тяжело ранена мечом одного из Они, то никогда бы не позволила Джерарду заботиться о себе. Но она едва не погибла — благодаря Айзеку, который закрыл ее собой и отдал свою жизнь, защищая ее, и горе переполняло ее вперемежку с чувством вины: все, кого она любила, оставили ее. Джерард выходил ее, Джерард молчаливо доказывал, что он самый близкий ее человек и никуда не уйдет, даже если она будет прогонять его. В конце концов, Эллисон сдалась — дед заслуживал если не любви, то уважения и благодарности. И потому, когда он позвал, то Эллисон покинула Бикон-Хиллз вместе с ним. Они охотились то тут, то там — кочевали из одного неприметного городка в другой, останавливались на постой у таких же охотников, как и они сами, и платили за гостеприимство тем, что умели лучше всего: они истребляли зло, которое приходило в разных обличьях. Так они и попали в Хемлок-Гроув — пришли на зов других охотников, чтобы выследить чудовищ, которые пожирали людей и буквально терроризировали этот спящий, живописный городок. Эллисон повстречала Питера в лесу — он едва не нарвался на стрелу, готовую сорваться с ее арбалета. Его сущность плескалась на дне его задумчиво-печальных глаз, угадывалась в каждом по-звериному выверенном движении, но Эллисон осознала то, что Руманчек не зло так же быстро и четко, как и то, что внутри него живет волк. Хемлок-Гроув не был для Питера домом, но в этих лесах призраками таилось его наследие, и человек-волк желал сберечь и постичь его. Он не был убийцей, но мог бы им стать — вот только Эллисон, в отличие от Джерарда, никогда не охотилась на тех, кто гипотетически мог бы стать источником опасности. Она признавала лишь факты, а Руманчек по факту стремился к тому же, что и она — поймать и уничтожить монстра, обитающего в Хемлок-Гроув. Они стали любовниками без лишних неловкостей и смущений — так бывает, что довольно одного лишь взгляда глаза в глаза, чтобы осознать: это твое, возьми это и не терзайся сомнениями. Так они и сделали.       — Твой дед знает о нас? — как-то спросил Питер, когда они обнаженными лежали на диване в его трейлере, утомленные ласками и готовые провалиться в сон, сплетясь в один исполненный неги клубок. — Мой дед знает обо всем, о чем ему следует, а о том, о чем не стоит знать, он знает и подавно, — сонно отозвалась Эллисон в ответ. — Он безумен, это факт, но еще он доверяет мне. Ты в безопасности. — Потому что ты доверяешь мне? — Питер погладил ее по щеке тыльной стороной ладони, и Эллисон улыбнулась: — Да. Думаешь, я дурочка? — Думаю, что ты прекрасна, — ответил Руманчек. — И тоже безумна. Охотники потому и выживают, что не имеют привычки доверять никому, даже своим. — Я давно смирилась с тем, что умру молодой, Питер. Пару раз я уже даже пыталась. — Пока я рядом, я буду оберегать тебя, — пообещал ей человек-волк, и у Эллисон тревожно и сладко защемило сердце. С ней такое уже случалось, и закончилось все печально. В истории с Питером ей хотелось бы иметь счастливый конец — если такое вообще возможно.

***

Эллисон выпускает стрелу в косматого зверя, рвущего на части человека, а затем еще одну и еще — пока чудовище не затихает истекающей кровью грудой плоти и шерсти. Человек еще жив — бледное лицо парня заливает алая-алая кровь, он что-то пытается сказать, но на губах пузыриться кровавая пена. Ей приходится склониться над умирающим парнем, чтоб услышать: — Не того, сука. Ты прикончила не того. Умирающий делает над собой усилие и усмехается — зловеще, так, что у Эллисон сердце замирает и леденеет. Косматое чудовище приобретает человеческие черты — обнаженный Питер утыкан ее стрелами и мертв, как мертво серебро, которым охотница его нашпиговала. Эллисон не в силах сдержать яростного вопля боли и потрясения — вот он, ее счастливый конец, судьба снова над ней смеется, снова на ее руках кровь, которую не смоешь ни слезами, ни сожалениями. Она отбрасывает прочь оружие, падает на колени и принимается трясти Питера, умоляя его жить — но чуда не происходит. Когда холодные, выпачканные кровью пальцы смыкаются на ее шее, она успевает подумать лишь об одном: Питер нашел чудовище раньше нее, но она помешала ему убить ублюдка. — Меня зовут Роман. Помни это, когда будешь жариться в аду, — шепчет ей мертвец, который жив вопреки всем правилам, благодаря которым вертится этот мир. Мертвец, который напал на нее со спины. Зубы у него острые, словно ножи — разрывают плоть мгновенно…       Эллисон с криком садится в постели — впрочем, это не ее постель, она в трейлере Питера, и вот он рядом, теплыми руками обхватывает ее, увлекает обратно, что-то успокаивающе шепчет. — Что с тобой, Элли? Ну же, все в порядке, все хорошо, я рядом… — Я только что видела, как мы умерли, — бормочет Эллисон, все еще оглушенная своим кошмаром, испуганная и не способная распознать, где же реальность. — Я убила тебя, Питер. Убила тебя, а меня убил тот, кого мы ищем. Я… Я помешала тебе, я ошиблась, я думала, что ты напал на человека, я… — Ты что, заваривала тот чай из жестяной банки, которую я велел не трогать? — после короткой паузы смеется Питер, заглядывая девушке в лицо. — Элли, ты брала что-то на полках на кухне? — Я… Я… Не помню… — растерянно шепчет Эллисон. — Кажется, я искала бергамот… — Мама принесла от Дестини очередные вызывающие глюки отварчики, — все еще смеется Руманчек. — Моя кузина, помнишь? Она немножко ведьма, я же предупреждал. Это был просто дурной сон, хватит дрожать. Я жив, ты меня не убила, и ты жива, никто не посмеет тронуть тебя, я не позволю никому причинить тебе вреда. Постепенно Эллисон успокаивается, расслабляется в уютных объятиях человека-волка, а когда сон вновь окутывает ее, она вдруг вспоминает: — Питер?.. Ты знаешь кого-нибудь по имени Роман? — Роман? — переспрашивает Руманчек. — Ну, да, знаю одного. Ты же слышала про Годфри? А почему ты спрашиваешь? — Просто так, навеяло что-то… — шепчет Эллисон, погружаясь в дрёму окончательно. Следующим же утром она начинает следить за домом Годфри. Если ее сон окажется хоть на толику правдив, то счастливый конец для Питера она обеспечит — любой ценой.