Ручей на Каталаунском поле, протекавший в низких берегах, сильно разлился от крови из ран убитых; увеличенный не ливнями, как бывало обычно, но взволновавшийся от необыкновенной жидкости, он от переполнения кровью превратился в целый поток
Иордан, византийский историк
***
Он был среднего роста, крепок, хорошего сложения, то есть не хилый и не тучный; бодрый, полный сил, стремительный всадник, искусный стрелок из лука, неутомимый в метании копья, весьма способный воин и прославлен в искусстве заключать мир. В нём не было ни капли жадности, ни малейшей алчности, от природы был добрым, не позволял дурным советчикам уводить себя от намеченного решения; терпеливо сносил обиды, был трудолюбив, не боялся опасностей и очень легко переносил голод, жажду и бессонные ночи
Григорий Турский о Флавии Аэции
***
Шел 451 год нашей эры. Стояла летняя жара, и римские граждане затворялись дома с кувшинами прохладного вина. А Римская империя медленно умирала, избиваемая варварами. Тогда ей правил слабый, мнительный и глупый император Валентиниан III, который не делал ровным счетом ничего, исключая участие в оргиях и обесчещивание сенаторских жен. А с востока надвигалась гроза, согнавшая причерноморских варваров с их давно обжитых мест, вынудившая их уйти на запад. Гунны и их подданные-остготы. Сравнительно недавно вождь гуннов Руа умер, и на престол взошел его племянник Аттила. К тому времени римляне множество раз использовали гуннов для войн со своими врагами, а текущий магистр войск Флавий Аэций, прирожденный дипломат и военачальник, был в относительно хороших отношениях с гуннами, у которых некогда три года был заложником, и не раз спасал империю от набегов щедрыми подарками, землями в Паннонии и отправкой своего единственного сына в качестве заложника. Тем не менее, положение Рима было катастрофическим. Вандалы отбили богатый и хлебородный Карфаген, Галлия бунтовала, ее захватывали различные варварские племена. А гунны все усиливались, пока в 451 году Аттила не понял, что достаточно силен для нападения. Ему посылал богатые дары вандал Гейзерих, озлобленный попытками дочери вестготского короля Теодориха отравить своего мужа Гунериха, наследника вандальской короны, а сестра порочного Валентиана просила Аттилу освободить ее от тирании брата, обещая руку и сердце. Тогда черная туча всадников двинулась из восточной Европы, разграбляя по пути вестготские и римские поселения.***
Процветающий город Диводурум на севере Галлии покойно спал теплым апрельским утром, как вдруг ударили в колокол, а по улицам забегали ополченцы, спешно разбирая копья и щиты. На горизонте показалась ужасающая орда. Гунны споро выстроили таран, и, несмотря на отчаянную стрельбу из манубаллист и метание разнообразных снарядов, пробили ворота, куда немедля устремилась конная лавина. Ополчение держалось храбро и стойко, но силы были неравны, и римлян попросту смели. В три дня город был сожжен дотла, а его жители - почти полностью перебиты. Не спасали несчастных и храмы - проклятые варвары врывались в обители Господа, убивали священников пред алтарем и грабили, грабили, грабили. Затем Аттила, несущий смерть и разрушение, подошел к Реймсу, который хотел было выторговать жизнь капитуляцией. Но епископ Никасий вдохновил защитников оборонять родные жилища, сам повел их в бой, и они, неколебимо сражавшиеся с превосходящими силами противника, были перебиты, хотя и нанесли гуннам большой урон. Самого епископа обезглавили, а город разделил участь Диводурума. Затем разорены были Колония Клаудия и Августа Треверская. Защитники городов отстаивали свою землю до последней капли крови, но, хоть варвары и гибли десятками, их было слишком много, чтобы потеря пары сотен воинов заставила Бич Божий остановиться.***
Вестготское королевство тоже сильно пострадало, и его престарелый король Теодорих, человек великого ума и великой храбрости, лучший из варваров, заключил для отражения наглого нападения союз с лучшим из римлян Флавием Аэцием. Тогда магистр войск имел под своим началом исключительно варваров, но варваров смелых и доблестных в бою, варваров, верных Риму, варваров, достаточно хорошо вооруженных и обученных. Стоял теплый июнь, когда Аттила осадил Аврелиан в центре Галлии. Город был хорошо укреплен, гарнизон - многочисленен и отважен, запасы провизии - внушительно. Почти две недели кипел бой за пробитый таранами кочевников участок стены, трижды отремонтированный и трижды разрушенный вновь. Доспешных легионеров уже начали теснить, как вдруг на горизонте поднялась туча пыли - верный признак того, что идет пехота. То были силы римлян, вестготов, франков, бургундов и аланов - почти все варвары, в том числе римские федераты сплотились, чтобы противостоять еще большему варварству, грозящему смертью любому началу цивилизации.***
Гунны бежали к Сене, форсировали ее и перешли на Каталаунские поля к северу от Трикассов. Всю ночь с тревогой наблюдали из города готовые к бою ополченцы за поднимавшимися повсюду облачками пыли - кочевники ставили походные шатры и окружали их повозками, а остготы строили палисадное укрепление. Ночью авангард римской армии из франков наткнулся на отставших от конной армии гуннов союзных им гепидов, и закипел бой. На поле осталось более пятнадцати тысяч человек. Наутро выяснилось, что римско-готские войска находятся на холме, а гунно-гепидские - в низине. Центр союзной армии держал ненадежный аланский король Сангибарн, бывший федератом Империи, на флангах стояли ветераны Теодориха и Аэция. У кочевников, наоборот, центр был усилен лучшими войсками, которых вел сам Аттила. Поздно вечером, когда солнце было близко к далеким зеленым холмам, в напоенном благоуханьем воздухе раздались раздражающие звуки труб. То были трубы из гуннского стана. Бич Божий шел в атаку. Словно вихрь, всадники ворвались на холм, опрокинув аланскую пехоту, но атака была отбита силами римских легионеров и готов под предводительством старшего сына Теодориха, правителя Тулузского королевства остготов Торисмунда, высокого, широкоплечего силача, умеренного и разумного во всем, кроме ненависти к римлянам. Затем началась вторая волна наступления. Оборону вестготов возглавил сам престарелый Теодорих. Его доспешные копейщики образовали квадрат, ощетинившийся острыми наконечниками, и первая, самая яростная конная атака разбилась об него. Затем во фланг гуннам ударил Аэций, сумевший вернуть дрогнувшим аланским легионерам присутствие духа. Закипела настоящая резня, солдаты сражались, еле передвигая ноги - столь много трупов лежало на холме.***
Лаударих, остготский родственник самого Аттилы, лично возглавил волну всадников. Сначала все шло хорошо, и жалкий заслон трусливых федератов был прорван, но затем первые линии всадников упали, заливая утоптанную траву своей кровью. Вдруг нечто просвистело в воздухе, и знатный гот почувствовал острую боль в груди. От неожиданности он выпустил поводья и упал с лошади, больно ударившись головой о щит какого-то вестгота, который лежал рядом с пробитой копьем головой, уставившись глубоким, багровым от запекшейся крови провалом на месте глаза в небо. Когда Лаударих, человек далеко не робкий, взглянул на свою грудь и увидел, что в ней торчит римский пехотный дротик с длинным наконечником, он запаниковал. Это значило, что спасения нет - Аэций ведет закаленных в боях легионеров в сражение. Родич Бича Божьего оперся на щит, встал, но поскользнулся на мокрой от крови траве и упал на чей-то распоротый живот, глубже вогнав в свою грудь наконечник пилума, который к тому же обломился. Раненого обдало зловонием, но, борясь за свою жизнь, он, уже даже не пытаясь ни встать, ни извлечь дротик, пополз в сторону лагеря, лелея призрачную надежду. Но Лаудариху не удалось спастись - рослый вестгот пригвоздил его к земле копьем, пробившим горло несчастного. А Теодорих I, престарелый и мудрый король, вел своих воинов в сечу, контратакуя гуннов, которые несли теперь все увеличивающиеся потери. Наконец вскипающая злоба и жажда мести за страдания и лишения жителей восточных вестготских городов взяли верх над поистине легендарной мудростью короля, и тот лично понесся во весь опор за ненавистными кочевниками. Догнав одного, Теодорих занес над ним тяжелый меч. Гунн обернулся и, силясь защитить себя, заслонился в ужасе рукой, но могучий удар, в который вестгот вложил всю свою силу, перерубил руку и с неприятным чавкающим звуком вогнал меч глубоко в голову степняка. Увы, старый король не рассчитал силы удара и, не сумев удержаться в седле, грянулся оземь. Вновь собрав все силы, Теодорих вскочил на ноги, но его с силой вновь кинул на землю какой-то конь. Следующее животное пробило копытом грудную клетку престарелого короля, и он затем был в суматохе затоптан римлянами и своими же подданными, преследовавшими врага.***
Избранный новым королем Торисмунд, раненый во время битвы в голову, поспешил в Тулузу, чтобы укрепить свою власть, а Флавий Аэций благоразумно решил сохранить гуннов, чтобы вестготы не слишком усилились. Аттила покинул поле боя, на котором отдали жизни за своих предводителей сто восемьдесят тысяч человек.***
В 453 году Аттила, одержав над вестготами крупную победу, умер от носового кровотечения, которое у него случалось весьма часто. В следующем году бездарный и слабохарактерный Валентиан решил убить своего вернейшего и гениальнейшего полководца только лишь потому, что Аэций обладал силой, умом и доблестью. Победитель Аттилы, прозванный "последним римлянином", был зарублен евнухом императора по имени Ираклий. А в 455 году смерть настигла и порочное ничтожество на троне - его убил верный Аэцию гот Оптила из личной стражи славного военачальника. В том же году Рим был разграблен вандалами, а империя, которую некому было спасать, окончательно прекратила свое независимое существование, став марионеткой варваров. Не избежал холодного касания забвения и новый вестготский король Торисмунд. Его убили из-за чрезмерной враждебности к Римской империи в 453 году.