***
Сегодня мы не в состоянии вершить великие дела на бранном поле
Изнуренные тридцатикилометровым маршем арбалетчики-генуэзцы
***
Вот что получаешь, нанимая таких мерзавцев, которые подводят всякий раз, когда в них нуждаешься
Комментарий графа Алансона
***
Девять лет уже бушевала Столетняя война. Король Эдуард III Английский шесть лет тому назад наголову разбил французский флот в гавани Слёйса, убив много врагов. Шесть лет англичанин пытался высадиться во Фландрии. Шесть лет ему мешали пустая казна и вероломность союзников, чья готовность помочь была всегда на грани угасания и подогревалась лишь богатыми дарами. Наконец флот Эдуарда причалил к нормандским берегам, и 12 июля 1346 года от Рождества Христова на песчаных косах послышался лязг металла и громкая английская речь четырнадцати тысяч солдат. Через пару дней обсохшие и приготовившиеся к бою англичане подобно молнии прошли по Нормандии, взяли Кан, перебив жалкие полторы тысячи защитников, и разбили некрупную армию французов при Бланштаке. Филипп прибег к своей излюбленной тактике — нанял великое множество генуэзцев — целых семьдесят пять знамен, и отправил посольство с солидной суммой денег в Богемию к Иоаннну Люксембуржскому, человеку, склонному к различного рода авантюрам, которые истощили и Богемию, и его самого — не так давно несчастный полностью ослеп, но не оставил попыток расширить свои владения. Расчет короля Франции оказался верен — Иоанн, конечно, очень обрадовался деньгам, пополнившим скудную казну его, и загорелся идеей похода, прибыльного и легкого. Слепец немедля собрал арми и двинулся на помощь своему новоиспеченному союзнику, который тем временем тщетно пытался загнать английскую армию в ловушку между Сеной и Соммой. Пока все складывалось для Филиппа относительно благополучно. Он заручился помощью сильного королевства, ему помогали иберийские Наварра и Майорка, его армия была сильна и насчитывала, как писал великий Жан Фруассар, чей «Мелиадор» очень нравился королю, сто тысяч человек, на юге гасконцев неизменно теснили французские войска. Победа казалась бесконечно близкой.***
26 августа двенадцать тысяч уцелевших солдат Эдуарда достигли холма около деревушки Креси и встали там лагерем; с флангов их защищал ландшафт, в тылу на маленьком холмике располагался обоз, а спереди — три внушительные насыпи, сделанные в один вечер. Эдуард, решивший переночевать в мельнице близ обоза, разделил, предвидя скорое столкновение, войско на три отряда: на правом фланге в авангарде стоял любимый шестнадцатилетний сын короля Эдуард Вудсток, на левом — арьергард гениального полководца Уильяма де Богуна. Войсками в центре армии командовал сам король. Наутро пошел дождь, и лучники-йомены кинулись отвязывать тетиву. А огромная армия Филиппа тем временем маршировала по грязи к Креси, пройдя уже целых шесть лиг. Обоз отстал, а тетива арбалетов промокла насквозь, что очень огорчило почтенного командира генуэзцев Оттона Дориа, шедшего в авангарде. Едва французская армия показалась на горизонте, англичане забегали, лучники построились в клинья и встали в первом ряду, за ними расположились латники и рыцари.***
Король Франции повелел немедля начать битву. Генуэзцы возроптали, и приходившийся братом королю граф Алансон ответил им очень грубо и презрительно. Впрочем, Дориа стоически проглотил эту обиду, и арбалетчики пошли вперед под звуки диковинных музыкальных инструментов, выписанных Филиппом для устрашения врага, свалив около сотни англичан залпом убийственной мощи, но вскоре получили ответ. Искусные валлийские лучники, чьи луки не пострадали от дождя, затмили солнце градом стрел, пушки англичан с ужасающей громкостью выстрелили, и генуэзцы, не защищенные павезами, оставшимися в отставшем обозе, отошли, потеряв много солдат. Сам Дориа получил стрелу и остался лежать раненым на поле боя. Тогда в бой пошли знатные рыцари, топча отступающих арбалетчиков. Но сокрушительный удар конницы остановили естественные преграды и непрекращающийся огонь англичан, которые сеяли смерть и разрушение с помощью луков и пушек. Один за другим рыцари падали с коней. Исход битвы был предрешен.***
Людовик-де Блуа, приходившийся Филиппу, раненному случайной стрелой, племянником, вел цвет французского рыцарства в бой вместе с братом короля Карлом Алансонским, тем самым, что оскорбил генуэзцев, и своим зятем Раулем Лотарингским. Им посчастливилось сохранить подобие строя, и рыцари, хоть и уставшие, ворвались в ряды солдат Вудстока, подобно самой смерти. Алансон с пятьюдесятью воинами стал пробиваться к тому месту, где сверкал черными доспехами английский принц. Брат Филиппа пронзил в слепой ярости копьем какого-то лучника, расколол голову второго, словно гнилую тыкву, затоптал конем третьего, и перепачканный кровью, вылетел во главе отряда, который теперь состоял из двух человек, к Вудстоку, и, осыпая того проклятиями, пустил коня в галоп, намереваясь зарубить англичанина, но некий лучник, оказавшийся рядом, бросился под коня. Хрустнули проламываемые кости, и несчастный йомен испустил дух. Впрочем, оба спутника графа были мертвы, как и лошадь, на высокой скорости споткнувшаяся о тело валлийца. Француз упал на латника, бывшего неподалеку, и они покатились по земле, силясь достать оружие. Наконец англичанин стал одерживать верх: он прижал Алансона к земле и извлек кинжал с целью прикончить брата короля, но тот изловчился и, вложив всю ненависть в рывок, высвободил руки и обхватил голову латника, прежде чем тот успел убить француза. Затем Карл вдавил свои большие пальцы, закованные в латные перчатки, в незащищенные зеленые глаза своего соперника. Тот завопил и повалился мешком на землю, обдав обильно кровью, которую обильно источали глазницы, графа Алансона. Победитель попытался встать, но второй латник обрушил на его шлем страшный удар палицей, вминая железо и превращая голову брата короля Франции в отвратительное месиво из стали, крови, костей и мозга. Рауль, герцог Лотарингии, ободрял солдат и вел их в бой, умело парируя удары и убивая англичан, но какой-то лучник сделал очень удачный выстрел. Смертоносная стрела запела в воздухе и, пробив непрочную броню, застряла в горле зятя племянника короля, который, хрипя и булькая, осел на землю, пытаясь вытащить стрелу стремительно слабевшими руками. Наконец это ему удалось, кровь хлынула ручьем, и очень скоро все было кончено для Рауля. Людовик-де Блуа, последний из ведших за собой рыцарей, сражался храбро и доблестно, его занявшие круговую оборону подчиненные отбили несколько английских атак, но их количество стремительно уменьшалось из-за постоянного обстрела из длинных луков, которыми валлийцы владели едва ли не в совершенстве. Принца Вудстока ужасно злило длительное сопротивление горстки французов, и он бросил на них своих рыцарей. Ряды лучников и латников расступились, и стальная лавина понеслась на графа Блуа. Двое упали с коней, сраженные оборонявшимися, но третьему удалось рассечь тяжелым мечом живот племянника короля Франции, который, подбирая выпадающие внутренности, продолжал сражаться, или, вернее, пытаться сражаться, пока второй удар не сразил его, разрубив несчастного от плеча до сердца.***
Высокий, худой, седовласый пятидесятилетний Иоанн Люксембуржский провел бессонную ночь в молитве, обращая невидящие глаза к небу и умоляя Бога, в которого искренне верил, даровать ему, некогда бывшему крайне искусным наездником и воином, силу в бою и позволить французам покарать безбожных англичан, ступивших на изобильную землю Нормандии, чтобы убивать и грабить. Когда послышались первые пушечные выстрелы, король поднялся, облачился в броню с помощью слуги и обратился к рыцарям, готовым вступить в бой. Сначала слепец спросил, где его сын Карл, который фактически управлял Богемией и Моравией вместо своего отца и был умен, обходителен и любим народом, обещая стать великим королем Чехии. Когда же Иоанну ответствовали, что, вероятно, его любимый сын где-то сражается, он попросил рыцарей о небольшой услуге. — Господа, вы теперь все мои друзья и братья по оружию, поэтому я прошу вас, потому что я слеп, взять меня с собою в бой, — произнес он кротко, идя на верную смерть. Французы, восхищенные благородством люксембуржца, привязали его к коню и поехали в бой, оберегая старого короля. Увы, им не повезло — они попали под обстрел пушек, и многие погибли от первого же залпа. Не меньшие потери наносили и стрелы длинных валлийских луков. Заслышав звон мечей ехавших рядом рыцарей, Иоанн тоже начал размахивать своим, дважды попал в кого-то, но был выбит из седла стрелой, пробившей его легкое и чудом не задевшей сердце. Отряд, ехавший с королем перебили, и он остался лежать посреди трупов под палящим летним солнцем, вдыхая сладковатый запах крови и гниения, стоически перенося боль в груди и жажду, изредка моля о помощи или проваливаясь в милосердное забвение, даровавшее отдых сердцу и уму, пока его не нашел, наконец, простой йомен, обходивший поле в поисках раненых для получения выкупа — французы были полностью разбиты и обратились в бегство, так что можно было безбоязненно собирать трофеи. Этому йомену не повезло - он, конечно, нашел облаченного в великолепные доспехи командира генуэзцев, но из-за обилия грязи его многочисленные раны и размозженная нога загноились, и надежд на спасение не было. Дориа пришлось добить. Теперь валлиец завидел не менее великолепную броню и поспешил туда. К сожалению, раны короля были слишком тяжелы, и, сокрушенно вздохнув, англичанин потянул из-за пояса трехгранный кинжал. Замахнувшись, лучник нанес удар милосердия — острое лезвие легко пробило глаз и череп Иоанна, вонзившись в его мозг. Многострадальный король умер, а йомен, еще раз вздохнув и вынув кинжал, побрел дальше.***
Битва при Креси стала первой битвой в Европе, где столь широко и успешно применялась незнатная пехота и артиллерия; она положила начало закату рыцарства, практически обескровило крупную армию Филиппа и позволило Эдуарду как продвигаться вглубь вражеской территории, так и предпринять ряд мер для улучшения снабжения войск. Каждый из йоменов, что участвовали в этой битве, был награжден акром земли и освобождением от уплаты налогов за разведение скота, которое могло передаваться по наследству. Потери англичан не превысили 400 человек, французы недосчитались двадцати тысяч. Эта битва ясно показала преимущество армии, ведомой грамотным тактиком, перед неорганизованной и самоуверенной толпой.