***
Посёлок Подгорный встретил Марка стадом коров, идущих на выпас. Буренки встали посреди грунтовки, перегородив проезд машине, а одна любопытная морда, жуя пучок травы, даже заглянула в салон через открытое окно, лениво посмотрела на Марка и, отогнав хвостом усевшуюся на бок муху, пошла дальше. Стадо подгонял улыбчивый мальчишка-пастух, прикрикивая на медлительных животных. — Крутая у тебя машина, дядь Марк! — сказал он на ходу, поравнявшись с авто. — У нас, видишь, тоже пробки бывают! — он заливисто рассмеялся своей шутке и закричал, замахнувшись прутиком: — А ну пошла! Парень был смутно знакомым, что и неудивительно — деревушка маленькая, тут все друг друга знают и помнят. А тем более Марка — он личность известная в масштабах Подгорного. Вроде как большой человек, поднявшийся с низов. Коровы прошли, Марк медленно поехал дальше, шелестя колёсами по гравию, поглядывая на обочины, по которым сновали домашние птицы. Вот уже и знакомая калитка показалась, и аккуратный кирпичный домик за ней. Лет пять назад Марк решил устроить на участке мамы капитальный ремонт: утепление стен, установку пластиковых окон, новой техники, оград. Мама, конечно, сопротивлялась и бурчала, мол, соседки-то будут завидовать, а она этого не любит. Поэтому настояла, чтобы изменения были минимальны, а уж старенькую лавочку под разлогой вишней рядом с воротами и подавно трогать запретила. Домик хоть и немного изменился внешне, но всё равно пробуждал воспоминания из детства, пускал в сердце тепло и беззаботность. Увидев в глазах матери слёзы радости, Марк обругал себя: надо было всё-таки предупредить, а не вот такие сюрпризы делать. Он обнял её, маленькую и хрупкую, заметил, что морщины на лице стали глубже и краска с волос сильно сошла, показав седину. — Сынок, ну что же ты так неожиданно? Я даже себя в порядок не привела, с огорода вот, — она, будто в оправдание, развела грязными, испачканными в земле руками. — Ма, ну вот нашла для кого прихорашиваться. — А ты надолго? Я и не приготовила ничего… Марк покачал головой — вот уж суетливая женщина. Но, наверное, так и должно быть, она всё-таки мама. — Если ты не против, то я на весь отпуск — на пару недель. Устал от работы. Она даже охнула от удивления, прикрыла ладонями рот, а на глаза у неё снова навернулись слёзы. — Сынок… Я так рада, наконец-то ты решил отдохнуть дома! — она опять потянулась его обнимать. — Пойдем, у меня там утреннее молоко есть, и пироги я вчера пекла с вишнями. Марк не мог перестать улыбаться и поверить, что оказался дома. Он чувствовал себя на своем месте, счастливым, ему никуда не нужно было спешить и бежать. Наконец-то можно было просто пожить для себя. — Сейчас, ма, я хотя бы сумку притащу и переоденусь с дороги.***
Простые спортивные штаны и растянутая футболка сидели на Марке намного лучше, чем костюм с удавкой-галстуком на шее. И в таком виде можно было ходить по улице, и никого не ужасало, что это не стильно. Первый день отпуска Марк решил провести с мамой, хотя она и настаивала, чтобы он сходил поздоровался с соседями да показался народу. Он знал: мама гордится тем, что у неё вырос такой сын, что он добился успеха. Но сам Марк видел: в свои пятьдесят восемь она совсем постарела. Отец умер семь лет назад, и это её очень подкосило. Марка невероятно мучила совесть от того, что он так редко к ней приезжал, оставил совсем одну. Вспоминал о ней каждый день и каждый раз обещал, что обязательно выкроит время приехать, но забывал, загруженный ворохом дел. Звонил, конечно, часто, но звонками не заменишь живого общения. И сейчас, смотря в глаза мамы, счастливые, светящиеся радостью, он понимал, что даже выкроенные две недели — это катастрофически мало. Что он уедет, и груз одиночества снова упадёт на её плечи. И всё, что Марк мог, только обещать сам себе приезжать чаще. Мама накормила его пирогами с вишней, напоила еще теплым молоком, пообещала, что в обед сварит гречневого супа, который Марк с детства обожал, а вечером будет тушеная с мясом картошка. Потом пошла показывать ему окрестности: хлев был пуст — коров забрал пастух на выпас, зато кудахтали несушки и вальяжно расхаживали по двору два петуха. Мама похвасталась, что Зойка уже в сентябре должна отелиться, похихикала, пошутив, что Марька — вторая корова — ей завидует. Затем была экскурсия по огороду: Марк узнал о каждой грядке, о пяти видах томатов, о жуках-колорадах, которые, сволочи, в прошлом году сожрали не только всю картошку, но и баклажаны. Попытался втихую сорвать пару ягод клубники, которые так и манили спелыми красными пятнами среди зелени, но получил по рукам: — Я тебе дам немытую есть! …И тут же, почувствовав себя пятнадцатилетним пацаном, сам себе заулыбался. В чём секрет обычного гречневого супа, Марку было неведомо: бульон, овощи, гречка, яйцо да немного куриного мяса — он и сам такой делал иногда. Но мамин суп, конечно, был вкуснее в сотню раз. Мама трещала без умолку, и Марк с удовольствием её слушал: о соседях (о каждом минимум по десять минут), о ремонте в сельской школе, о том, как тяжело сейчас вести хозяйство. — Дорожает всё, сил нет! Даже отрава для грызунов — а их знаешь, сколько по огороду лазает? Одни кроты чего стоят! Куст картохи дёрнешь — а там бульбы погрызены! А семена купить? А зерно этим несушкам? А комбикорма? После обеда Марк вызвался помочь матери с огородом. Та отнекивалась, мол, и сама справится, но сдалась под напором сына: он просто молча взял сапку и пошел на грядки к бурьяну. Марк прекрасно знал, что в сельском хозяйстве никогда не бывает так, чтобы делать было нечего: полоть всегда найдется что и где. — Сынок, там Анна Семёновна намекала, что хочет в гости вечером прийти — отметить твой приезд, — через полтора часа неуверенно сказала мама. — Но если ты против… Марк выпрямил спину, оперся о черенок сапки: — Это соседка тёть Аня? — Ну да. — Мама держала в руках ведерко с ягодами клубники. — Она так скучала по тебе! — Ну и пусть заходит, чего бы это мне быть против? Вечером мышцы ломило с непривычки — всё-таки такой агрофитнес лучше всякого спортзала. Мама накрыла стол в беседке во дворе, и на нём оказалась не только обещанная картошка, но и отбивные, два салата, какая-то нарезка да бутылка наливки. — Не знаю, будешь ли… — улыбнулась мама. — Я сама делала, крепкая, на дубовых ветках — почти как коньяк. Тётя Аня — грузная женщина, будто сошедшая со страниц русских сказок, — принесла бутылку домашнего вина, поставила её на стол, громко рассмеялась и крепко обняла Марка, сжав в объятиях так, что тот тихонько застонал сквозь зубы. Пришла она не одна, а с внуком. — Помнишь Сашку, Марк? Он, правда, еще совсем мелким был, когда ты уезжал… Сашу Марк помнил: младший сын дочки тёти Ани — Ленки. Когда Марку было семнадцать, и он уезжал из Подгорного, чтобы поступить в институт, Сашке было годика два. Потом Марк его еще видел уже подросшего, когда приезжал — он играл с другими ребятами около двора, часто бегал к маме Марка за молоком и помогал ей с хозяйством, когда та просила. Но сейчас Марку протянул руку для рукопожатия уже совсем не мальчишка, а взрослый парень: русоволосый, жилистый, с открытым лицом и широкой улыбкой. На мгновение сердце сжалось, а тело кинуло в жар — слишком уж красивым вырос Сашка. Но Марк тут же приказал себе даже не сметь думать о таком. — Да, знатно ты вымахал, — сказал он, ответив на крепкое рукопожатие. — Это тебе уже… — Двадцать один в сентябре будет. Марк присвистнул, снова подумав о том, что время действительно летит неумолимо быстро. За ужином Марк узнал уйму подробностей из жизни семьи тёти Ани. Ленка развелась с первым мужем, от которого у неё родились двое: старший Миша и младший Саша. Потом еще раз вышла замуж, уехала со вторым мужем в город, там пристроила на работу старшего сына, а младшего так и оставила с бабушкой, пока не окончит школу — хотела, чтобы он позже поступил в институт. Но после одиннадцатого класса Сашка воспротивился: не захотел бросать бабушку в деревне — одна бы она с хозяйством не справилась. К тому же парнем он вырос способным, руки у него росли из нужного места, поэтому без работы не сидел: помогал не только бабке, но и в деревне всегда находил, где лишний рубль подзаработать, а в последнее время так вообще социальным работником устроился. Маме Марка, впрочем, он так же, как и в детстве, помогал бесплатно. Самого Марка, конечно, тоже подвергли допросу: что и как на работе, как дела идут в бизнесе. Он отвечал неохотно, не желая расстраивать маму подробностями всех пережитых кризисов и махинаций. Но самый болезненный вопрос, конечно, задала тётя Аня: — Ну, а как на личном фронте дела, а? Когда мы с твоей мамкой уже внучат нянчить будем? Вон моему уже двадцать, а Надька всё никак бабушкой не станет! — Ань, ну не начинай, — мама одернула её, — видишь, он человек какой занятой… — Ну семья-то важнее! — видимо, тёте Ане после ополовиненной бутылки вина было плевать на тактичность. Марк замялся: — Я работаю над этим, тёть Ань, — сказал он тихо и тут же отвел от женщины взгляд — чтобы не успела она заметить неискренность в глазах. Зато Сашка перехватил этот взгляд и как-то странно ухмыльнулся. После ужина, когда гости ушли, Марк вышел за калитку, уселся на лавочку под вишней. На небе только появлялись первые звёзды, просвечивающие сквозь крону дерева. Марк вспомнил, как любил в детстве лазать на эту вишню, прятаться в густой листве от всех; там были удобные уступы, и фантазия ребенка тогда делала из них настоящие ступени, а из переплетений веток — целое иное царство. На душе у Марка было тяжко. Разговоры о семье никогда не поднимали ему настроение — он и сам прекрасно понимал, что уже пора. Но так же понимал, что, создав стандартную ячейку общества, счастливым в ней не будет. А даже если и найдёт своего человека, с которым захочет разделить быт, всё равно придется держать это в тайне. И уж внуками маму он точно не порадует. Как же порой хотелось признаться хотя бы самому родному человеку в том, какой он, Марк, настоящий. Но знал ведь, что лишь сделает больно, а то и хуже — она просто оттолкнет его, не поняв. Сами собой в голову полезли воспоминания о молодости. Выпускной класс — всего один в маленькой сельской школе, Димка Харитонов, на котором свет клином сошелся — детская травма Марка. Тогда ведь нигде не говорили о явлении однополой любви, тогда, после развала СССР, о таком не знал и не думал никто — по крайней мере, в деревне. Поэтому осознание и принятие своей сущности превратили Марка в напуганного и запутавшегося в себе подростка. Тогда единственным выходом было убежать подальше, именно поэтому в нём так резко и проснулось стремление во что бы то ни стало поступить в институт. Димка так ни о чём и не узнал, хотя в выпускной вечер подвыпивший Марк почти поддался давящему чувству тоски и скорой разлуки — хотел признаться, но вовремя одернул себя. Тогда узнали бы все, и дорога домой Марку была бы заказана. А потом был город, который открыл молодому студенту новые горизонты. Лихие девяностые, общажная жизнь и куча новых знакомств быстро изменили Марка, сделали из простого деревенского парня смелого и расчетливого человека, знающего цену себе, своим идеям и планам. И где реализовать свои скрытые желания, Марк тоже нашел и, к счастью, вовремя успел остановиться, не погрязнув в этом с головой. Тематические клубы, вечеринки, левые хаты и случайные знакомства — все это было тогда, в девяностые, просто не придавалось такой огласке, как сейчас. Вот только ничего настоящего там найти нельзя было — Марк это понял быстро. И захлопнул эту дверь, лишь изредка возвращаясь, чтобы снять напряжение да скинуть груз с души. Тогда на смену пришло новое занятие: получив диплом экономиста, который в те неспокойные времена можно было использовать разве что вместо доски для нарезания колбасы, Марк рискнул заняться бизнесом, ибо жить на что-то нужно было. В партнеры нашелся Ванёк Михашин — университетский друг. Взялся кредит, а там и крыша нашлась, и поставщики краденой техники появились. Начав с небольшого закутка на радиорынке, уже за пять лет, испытывая и взлёты, и падения, и угрозы собственной жизни, растолкав локтями конкурентов, они таки доросли до первого магазина. А там наступили нулевые, волнения поутихли, бизнес обрёл относительное равновесие и опору, предприятие стало разрастаться, появились филиалы, офис, за ними и интернет-магазин подоспел. Новые сотрудники, тренинги, встречи со спонсорами, рекламщиками, даже прессой — так и летело время, в непрерывном беге. А теперь, сидя на лавочке, с которой местами сильно облупилась зеленая краска, у калитки отчего дома, Марк понял, что достиг всего в жизни, кроме самого важного: простого человеческого счастья. — Грустишь, дядь Марк? — рядом плюхнулся Сашка, ткнул сигарету в зубы, чиркнул зажигалкой, затянулся и выпустил облачко дыма изо рта. — Угостить? Вообще Марк уже давненько бросил, но сейчас не был против порции отравы для лёгких. — Давай. И дядей меня не надо называть, а то как-то ужасно звучит. — Ну ладно, просто Марком? — Сашка протянул ему сигарету и зажигалку. — Ну да. С удовольствием затянувшись, Марк выдохнул в небо дым. Наслаждение разлилось по телу, даже кончики пальцев закололо. — Саш, а скажи мне честно, как мать тут живёт? Очень плохо? — Ну… Не знаю, вроде бы нормально. Ты хоть деньгами-то помогаешь. У нас тут много стариков, которые совсем одни живут — дети поразъехались кто куда и забыли. А тёть Наде я помогаю, да и ребята соседские её проведывают. Это же деревня, а не твой огромный и страшный город, тут чужих людей нет. Плохо, конечно, что ты не приезжаешь — скучает она. — Понятно. Спасибо тебе… Слушай, может, тебя отблагодарить как? Если что-то нужно, ты только скажи. Сашка рассмеялся, несильно ткнул Марка кулаком в плечо: — Дурак совсем, да? Я же это делаю не потому, что мне от тебя что-то нужно, а потому что я тёть Надю люблю — она же меня с бабушкой воспитывала. — Это понятно, но всё равно… — Марк уж и пожалел, что предложил, как-то неуютно себя почувствовал — будто кроме как денег дать, ничего и не может больше. — Пойдем завтра на пруд? Мы там с пацанами пирс новый сделали, прям до глубины, можно классно прыгать. Вот она — простая деревенская душа. Никаких тебе поводов искать не нужно, чтобы просто проявить дружелюбие. В городских такого нет: они прячут свою искренность под масками равнодушия, а тут всё наоборот. Марк посмотрел в лицо Сашки и снова не смог остановить себя — до чего же красивый. На небе к этому времени уже взошла луна, и в её свете загорелая кожа отливала медью, чёлка смешно падала на глаза, светящиеся серыми омутами. Сашка рассмеялся заливисто, засмущавшись, видимо, от такого пристального взгляда, и Марк поспешно отвел глаза. — Да, пойдём, конечно. — Ну смотри, я тебя рано разбужу, а то потом на солнцепёке сжаримся.***
Сашка разбудил его правда очень рано — в шесть утра. Даже Истэрка — старая немецкая овчарка, охраняющая двор, — не проснулась и не залаяла. Сашка зашел с тыла — через калитку в огороде, смежном с двором тёть Ани, — и затарабанил в окно. Марк сначала даже не понял, что случилось и где он находится — сказывались еще и двести грамм выпитой вчера домашней настойки. — Собирайся быстро, ребята уже вперед меня на пруд ушли, а я за тобой пошел! — он ворвался в дом вихрем, стоило только открыть двери. Марк тёр глаза и зевал: — Блин, это ужасно. Дай мне хоть зубы почистить и плавки найти. — Мда… — Сашка упёр руки в бока. — Непривычные вы к сельской жизни городские люди, — он тяжело вздохнул. — Я вот в четыре проснулся, уже успел кучу дел сделать! Ладно, у тебя есть десять минут. К тому времени, когда Марк собрался, мама уже выгоняла бурёнок из хлева на выпас. — Тёть Надь, мы на пруд ушли, к полудню будем! — отсалютовал ей Сашка. — Хорошо, ребята, идите. Вот только, — она протянула Марку холщовую сумку, — возьми, тут подстилка, полотенце, пироги и компот. — Спасибо, ма. — Это было какое-то на самом деле одновременно дурацкое и приятное чувство — ощущать себя маленьким ребенком, за которым вот так ухаживает мама. Идя по посёлку в сторону пруда, Марк подмечал, что Подгорный мало чем изменился: кое-где домики подкрасили да подремонтировали, кто-то обзавелся еврозаборами, но в остальном всё осталось таким, каким было в детстве. Пруд тоже оказался прежним, разве что теперь почему-то казался меньше. Не потому, что воды в нём поубавилось, а потому, что Марк вырос. В детстве вся эта водная гладь казалась ему чуть ли не океаном, а сейчас он понимал, что от берега до берега переплыть не очень-то и трудно. Пирс ребята отгрохали знатный — крепкий, деревянный, из гладких досок, длинный. Марк с ходу прыгнул щучкой, ушел глубоко и только пальцами зацепил верхушки водорослей. Сашка познакомил его со всеми ребятами — в основном своими ровесниками, может, немногим старше. Кое-кого из них Марк помнил, но чувствовал себя явно лишним среди этих мальчишек. Они, впрочем, так не думали явно, расспрашивали Марка о городе. — Лучше там, да, дядь Марк? — спросил один из них. Его снова покоробило от того, что его называют «дядей», но в этот раз он промолчал. — Да с чего это ты взял, что там лучше? — Ну! У вас там развлечений полно: и рестораны, и клубы, и дорогие машины. Не то что у нас — одна дискотека на три села. Марк не стал говорить о том, что все намного сложнее. Понятное дело, что суждения местной молодежи именно такие: в городе лучше, потому что в деревне скучно. Он же и сам так думал, пока не уехал. Это только в зрелом возрасте начинаешь понимать, что умиротворение и спокойствие, царящее здесь, ценнее всяких там развлечений. — А женщины в городе какие красивые, да? Не то что наши сельские бабы! Марк только хмыкнул, снова не желая спорить. Женщины его интересовали очень редко, но оценить их красоту он вполне мог. Женщины в городе встречались чаще стервозные, прячущие лица под макияжем, холеные — в этом их красота. Деревенские же девушки были красивы тем, что они настоящие. Да и не только девушки, это же всё склад человеческой души — в деревне люди не настолько испорченные. Хотя везде есть свои исключения. В городе просто слишком много людей, и отыскать среди них кого-то настоящего намного сложнее. — У тебя там, дядь Марк, отбоя от женщин нет, да? — Ну… — Марк замялся. — Я как-то… — Да что вы к нему пристали с этими бабами? — вмешался внезапно Сашка. — Отстаньте от человека, вот уж будет он вас в свою личную жизнь посвящать! — А почему нельзя-то? — самый любопытный парень, которого, кажется, звали Колей, окрысился на него. — Да потому что ты вечно меры не знаешь и лезешь куда не просят! Между этими двумя искрила агрессия, явно появившаяся не сегодня. Марк вмешался, желая остановить развитие конфликта: — Эй, ребят, да успокойтесь, — сказал он. — Нашли из-за чего ругаться. — И добавил, переводя всё в шутку: — В городе, безусловно, есть свои плюсы. Но мне тут больше нравится, потому что тут работать не надо. До полудня Марк просидел поодаль от резвящейся молодежи, подставляя то живот, то спину лучам пока еще тёплого солнца и периодически окунаясь в воду. Сашка, правда, пытался задержать его в озере подольше да уговорить еще попрыгать с пирса — как оказалось, он был зачинщиком его строительства и явно очень гордился тем, что они его такой отгрохали. Но Марк отказался — не хотелось ему с двадцатилетними ребятами беситься, хотелось просто спокойно сидеть и наслаждаться красотой летнего деревенского дня. Открыв бутылку компота и достав пироги, Марк заулыбался. Да какие к чёрту Мальдивы и Сейшелы? Зачем нужен этот Таиланд, Египет, Вьетнам? Вот он где настоящий отдых — шестьсот пятьдесят километров от города, на небольшом куске пляжа, поросшего травой, около озера, прячущегося в камыше. Под ветвями ивы, с бутылкой домашнего компота и пакетом маминых пирогов. От Сашки было трудно отвести взгляд. Хотя все ребята были как на подбор загорелыми и стройными, Сашка выделялся. Что-то было в нём необычное. Он был похож на свою маму, Марк помнил её, Ленку — она часто мелькала за соседским забором. Хрупкая светловолосая девушка лет на шесть старше, простая и глупая, но с замашками чуть ли не принцессы. Они-то её и погубили, эти замашки. Серёга — отец Сашки и Миши — когда-то был школьным заводилой, потом — авторитетом местного разлива. Ленка на это и повелась. А оказалось всё цинично и банально, без белых лошадей и миллиона алых роз: недолго повстречавшись, Ленка забеременела первым, а там Серёге и жениться пришлось. Семейная жизнь быстро показала его настоящее «я», но, перед тем как спиться, Серёга успел жене подарить второго. Что там было дальше, Марк узнал из вчерашнего рассказа тёти Ани — видимо, Ленка таки реализовала свои замашки принцессы и нашла своего принца в городе. Когда Марк в очередной раз подошел к озеру, ребята играли в водное поло. Щурясь от яркого солнца, медленно подползающего к зениту, Марк наблюдал за ними, орущими, смеющимися, раскидывающими вокруг себя тучу брызг. Никаких особенных правил, судя по всему, в игре не было: кто отбил мяч — молодец, кто уронил — дурак, и «сам плыви за ним теперь». В какой-то момент Сашка упустил мяч — подающий слишком сильно отбил его, и тот улетел к камышам, в ряску. Делать было нечего, Сашка нахмурился и погрёб за ним, не видя, как к нему, хихикая, со спины подплывает друг. Марк внимательно следил за намечавшейся шуткой. Сашка бурчал что-то себе под нос и кривился, раздвигая руками мелкие водоросли, когда его схватили за плечи и, навалившись всем весом, окунули с головой в воду. В этот момент с Марком, скорее всего, злую шутку сыграло его воображение, но, когда Сашка вынырнул — раскрасневшийся, с прилипшей на щеку и волосы ряской, — на его лице читалось не только возмущение. То, как он прижался спиной к другу, держащему его за плечи, и то, как приоткрыл рот и зажмурился, когда чужая рука случайно скользнула вниз по влажной груди — много о чём могло сказать Марку… Только вот он приказал себе ни в коем случае даже не думать в эту сторону и мысленно обозвал себя идиотом. Мало ли что может скрываться за человеческой мимикой, в конце концов? Домой они пришли после полудня. Сашка убежал к себе, пообещав, что вечером зайдёт. Марку такое его отношение к себе казалось странным — вот уж нашел друга на пятнадцать лет старше. Но тут же Марк одернул себя: это деревня. Тут всё не так, как в городе, тут не нужно долго и нудно находить подход к человеку, иметь общие интересы, быть одного возраста и социального положения, чтобы дружить. Тут всё намного проще. Мама вышла из огорода, на ходу снимая платок с головы. — Ой, уже вернулся! Сейчас я, подожди, что-нибудь на обед разогрею. — Ма, не суетись, — почти приказным тоном сказал Марк, зная, что по-другому она не успокоится. — Посиди, отдохни. Я и сам всё могу. Она улыбнулась и опустилась на лавку беседки. — Знаешь, всё время забываю, что ты у меня уже взрослый. Марк сам подал на стол — разогрел то, что нашлось в холодильнике. Благо газовой плитой он пользоваться еще не разучился, хотя в городской квартире у него уже лет пять как стояла электрическая. — Слушай, давай купим тебе микроволновку и электрочайник? Что ты с этой плитой каждый раз мучаешься? — предложил он, поставили на стол две чашки чая с мелиссой, только что сорванной в огороде. — Даже не думай! У нас сети проводки не ремонтировались со времен Хрущева, а ты мне тут свои новшества хочешь приделать. Сгорит всё к чертям! Больше всего Марк боялся, что все эти две недели пролетят как два часа, он и заметить не успеет. Но вечером, наработавшись на огороде, напившись парного молока и снова усевшись на скамейку под вишней, он понял, что так не будет. Время в деревне идёт совсем по-другому. Только второй его день тут подходил к концу, а впечатление, будто всю жизнь тут прожил, не уезжал никуда. Рядом плюхнулся Сашка. — Привет! Марк глянул на него: одет с иголочки. Рваные джинсы, стильная футболка, кроссовки. — Куда собрался? — Да типа дискотека в клубе нашем. Тебя могу позвать, но ты, наверное, откажешься? Марк засмеялся: — Ну да, староват я для таких развлечений. — А вот и нет, — возразил Сашка. — К нам туда, бывает, даже дед Афанасий захаживает, а ему уже под восемьдесят! — Серьезно, что ли? — Деда этого Марк хорошо знал — местная легенда. Маленьким детишкам порой даже рассказывали, что он добрый колдун, живущий в Подгорном испокон веков. — Так да! Стильный дед, правда, когда приходит, требует, чтобы ему военные марши включали. И матюкается, когда нормальная музыка играет. Говорит, что мы напевы дьявола слушаем. Марка снова разобрал смех: — Мда, кадр этот дед Афанасий. Он всегда таким был, я помню. — Так ты точно не хочешь пойти? Показал бы нашим мастер-класс, как вы там в клубах зажигаете. — Ох, Сашка, я на самом деле похож на человека, шастающего по клубам? Тот пожал плечами: — Да фиг вас, городских, вообще разберешь, — в его голосе внезапно промелькнула какая-то странная обида. Он встал, бросил: — Ладно, пойду уже. — Эй, стой, что не так? — Марк схватил его запястье, разворачивая. Сашка вздрогнул, широко раскрытыми глазами глянул на руку, держащую его, потом — на Марка. Мгновенно прошлась по телу жаром и ударила в голову шальная фантазия: внезапно потянуть на себя Сашку, чтобы на ногах не удержался, зарыться пальцами в волосы на затылке, прижать к себе, обнять и… Марк отпустил руку. Сашка смотрел на него ошалело, с испугом. И, не ответив, поспешил развернуться и уйти. — Чёрт! — Марк выругался сквозь зубы. — Ну и идиот я.***
Утром Сашка не появился, и Марк пошел на пруд один. В этот раз пляж оказался пуст и тих, ребят в округе не было. Скорее всего, они вчера оторвались на дискотеке и теперь, может, отсыпаются? Марк провалялся на солнышке часов до десяти и пошел домой, думая о резкой перемене во взгляде Сашки вчера. Вообще Марк пытался думать о нём как можно меньше, понимая, что Сашка и так уже, почему-то, занял слишком много места в голове. А это вряд ли могло привести к чему-то хорошему. Мама, нацепив двое очков, занималась вязанием, усевшись в кресло-качалку перед телевизором. — Ма, чем помочь надо? — Ох-ох, ты мне уже весь огород за два дня перепахал, даже и не знаю, чем тебя занять. — Она заулыбалась. — Ну хочешь, я могу тебе клубок пряжи и спицы выдать! — Вот уж нет, свои женские штучки оставьте себе. — А! Там Анна Семёновна говорила, что ей помощь на чердаке нужна. Сходи, спроси. Отворив калитку и пройдя мимо тявкающей таксы, которая явно не внушала бы страха ворам, Марк постучал в двери дома. Открыл Сашка. — О, привет! Выглядел он не особо свежим: тени под глазами, усталый взгляд. — Что с тобой? — поинтересовался Марк, примерно зная, что услышит в ответ. — Да перебрали вчера с ребятами, под утро только домой припёрся. Ты помогать пришел? — Ага. — Спасибо. Там надо будет сено с чердака в мешки собрать и вниз спустить. Я бы и сам справился, но, как видишь, меня немного колбасит, а ба мне уже плешь проела. Сказала, что, если сегодня не сделаю, из дома выгонит. Подожди только немного, я в душ схожу. На чердак можно было попасть со стороны огорода, по деревянной стремянке, прислоненной к тыльной стене дома, через небольшую дверцу. Сашка влез первым, светя задницей в протертых джинсах. Марк в этот момент жмурился и отгонял от себя пошлые мысли. Внутри чердака было просторно, хоть и низко — находиться там можно было только согнувшись пополам. Пряно пахло сухим сеном, которое устилало пол и кучами было скинуто вдоль скоса крыши. Возле дальней стены Марк увидел валяющийся матрас, несколько стопок с книгами, разбросанными тут же, лампочку на проводе, свисающем со стропила крыши. — А это что? Сашка хихикнул: — Моё тайное место. Ба из-за радикулита на чердак уже лазать неспособна, так что я тут частенько летом ночую. Тут классно, можно от неё прятаться. Марк подошел к лежанке, присмотрелся к корешкам книг, хмыкнул. Среди пёстрых книжек в жанре фантастики и фэнтези взгляд зацепился за парочку известных имен и за несколько однотонных советских обложек с классикой. — А ты, я смотрю, всеядный в чтении. — Да как-то выбирать не приходится, в наш сельский магазин привозят одни любовные романы. У меня тут некоторые еще от деда остались, а кое-какие в Первомайске покупал. Да и дорогие сейчас книжки стали, сразу много не купишь, а я в нормальном книжном очень редко бываю. Марк смотрел на него и думал, что этот Сашка ну просто чудо какое-то. Сейчас и в городе среди молодежи редко встретишь такого, который читать любит, а в деревне — и подавно. — Купил бы себе электронную книгу, с ней удобно — что угодно из интернета скачать можно, — предложил Марк. — Да знаю я, пробовал на телефон качать. Не нравится, глаза потом болят. А эту штуку с электронными чернилами, которая без подсветки, классно бы, но на неё копить надо, а у меня как-то не получается пока: я же социальный работник — просто старикам помогаю. За это платят копейки... И вообще — мне бумажные как-то роднее. С работой они справились быстро — буквально за час собрали сено и спустили его вниз. — Ну всё, прошлогоднее собрал, теперь ба будет капать на мозг, чтобы новое шел косить, — вздохнул Сашка. — Помочь тебе? — вызвался Марк. Тот подозрительно взглянул на него: — А ты с косой-то обращаться умеешь? У нас же ваших модных бензокосилок нет. — Забываешь, что я не всю жизнь в городе живу, да? Думаю, с косой — это как на велосипеде кататься: если один раз научился, уже не разучишься. Раньше умел, руки вспомнят. — Ладно, от помощи не откажусь. К тому же половину этого сена твоя мама использует… Только это не сегодня… Блин, а завтра мне коров на выпас вести, — он хлопнул себя по лбу и застонал. — Забыл! Насколько Марк помнил, в деревне существовала определенные правила того, как стадо водили на выпас. В основном бурёнок держали по две-четыре головы на двор, не больше. Чтобы не вести на пастбище их по отдельности каждому хозяину, с утра два дежурных пастуха собирали поголовье в большое стадо. А пастухов выбирали из составленного заранее списка — в нём участвовали все, кто держал скот и отдавал его на выпас. Поблажки делали разве что старым бабулям, которые вряд ли бы справились сразу с тридцатником голов. — Блин, надо идти Кольку пинать, а то он с бодуна сегодня, как бы не забыл, что ему завтра тоже идти. — Сашка махнул рукой и, выйдя за ворота, пошел быстрым шагом вдоль улицы. Вечер выдался настолько тихим и спокойным, что Марку в какой-то момент даже подумалось, не попал ли он в какой-то параллельный мир. Он валялся на кровати, пахнущей крахмалом и залежавшимися перьями из подушек, мама что-то вязала. В полумраке комнаты светил телевизор: какой-то русский сериал про любовь и сложности жизни, двухсотая с хвостиком серия. В другой раз Марк не обратил бы внимания, а тут даже уловил суть сюжета и немного проникнулся нелёгкой судьбой героев и плохо играющих актёров. Как уснул, и сам не заметил, только на периферии сознания услышал тихие шаркающие шаги и щелчок выключателя, а потом в комнате стало совсем темно. Зато пробуждение было крайне неожиданным. В окно затарабанили, зазывая просыпаться. С трудом Марк узнал голос Сашки. Пытаясь согнать пелену сна и начать адекватно воспринимать действительность, он и не заметил, как в комнату зашла мама: — Сынок, вставай. У Саши второй пастух заболел, а скота уж очень много, сходишь с ним? Спросонья Марк поймал себя на мысли, что автоматически перебирает в голове список дел на сегодня, но потом вспомнил, что у него отпуск, делать ничего не нужно, и радостно заулыбался. — Да-да, конечно. Скажи ему, чтобы перестал орать и подождал немного. — Он ждать не будет, ему еще другие дворы обойти надо, догонишь потом. Марк нагнал его уже на выходе из деревни. Сашка, присвистывая и размахивая прутиком, собирал бурёнок в общую колонну, отгоняя от клумб около заборов, чтобы те их не потоптали. Дальше дома заканчивались и начиналась грунтовая дорога, промятая немногочисленными машинами и щедро помеченная коровьими лепешками. Обходя эти мины, Марк оглядывался по сторонам, на окрестные поля, простирающие на несколько километров вокруг. По левую сторону — безграничное, казалось, поле пшеницы зеленело до самого горизонта, а справа — заросли высокой кукурузы плавно переходили в подсолнуховое поле, пестрящее зелено-желтым цветом. — Что со вторым пастухом случилось? — спросил Марк. — Да блин, это Колян — придурок! Помнишь, я с ним на пруду ругался? Он после позавчерашней дискотеки совсем в загул ушел, я его сегодня будить приперся, а он лыка не вяжет. Хотя вчера я к нему специально заходил, напоминал, он меня уверил, что всё будет в порядке, — Сашка тяжело вздохнул. — Меня вот эта безответственность бесит просто, не только с Колькой, у многих такое. Нет, я, конечно, понимаю, что молодость, веселье, все дела… Блин, тебе, наверное, смешно слушать это, да? Но на уровне деревни вот эти утренние сборы скота и выпас — это очень важно! — Я всё прекрасно понимаю, — уверил Марк. — На тебе и на этом твоём Коляне сегодня лежит ответственность за поголовье половины деревни, это на самом деле важно. Он не мог заставить себя перестать улыбаться. Возмущенный и сердитый Сашка выглядел премило. С одной стороны, нужно было бы его приободрить и понять, но с другой — хотелось просто потрепать по волосам и пожелать, чтобы вот такие проблемы были самыми серьезными в его жизни. Старый тренировочный полигон не действующей ныне военной части был виден как на ладони с холма, на который они взошли. Марк помнил, как мальчишкой часто гонял по этим местам, плутая по искусственным окопам и насыпям, воображал себя бравым солдатом, стреляя из игрушечного пистолета по мишеням. Когда стал постарше — часто приходил сюда с ребятами на турники. Часть не действовала уже давно — её закрыли еще до развала Союза. Раньше на территорию зданий попасть было нельзя: всё охранялось и было ограждено. В фантазии маленького Марка и его ровесников придумывалась куча тайн, хранящихся за этими стенами, вплоть до подземных лабораторий, в которых выводят сверхлюдей. Но позже и до этих мест добрался развал: в заборе выбили дыры, в окнах — стёкла, и они теперь пугали своими тёмными провалами. Кирпич и штукатурка обваливались, с турников облупилась краска, они проржавели, полигон каждый год порастал высокой травой. Марк тяжело вздохнул: сейчас он с трудом уже мог различить очертания мишеней на бывшем стрельбище. Да и не различил бы вовсе, если бы не знал, что они там когда-то были. Сашка уже согнал стадо вниз по виляющей дороге, бурёнки разошлись по полю, приступив к поеданию травы. — Короче, главная задача, — сказал Сашка, — следить, чтобы никто не подходил к вот той, — он ткнул влево и вдаль, — траншее. А то упадёт туша, ноги переломает. И еще следи, чтобы они не подходили близко к забору, там есть бетонные ямы, их фиг заметишь за травой. — А почему вы их сюда водите? Если тут так опасно. — Клевера тут много, молоко от него вкусное. Да ну и не особо-то тут есть свободной травы в окрестностях, чтобы просматривалось далеко. Можно еще к лесу водить, да там их потерять можно из виду. У нас как-то раз одна утопла — в камыши забралась, а там болото. Вытащить не успели. Они прошли к краю поля, туда, где забор откидывал длинную тень. Достали раскладные стулья. Сидеть предстояло долго, обратно — только часа в три дня. Чем заниматься столько времени, Марк понятия не имел, но Сашка быстро развеял эту озадаченность — достал карты. Марк не играл в настоящие бумажные карты уже очень давно и искренне порадовался обычному «дураку», даже словил некий азарт, периодически то обыгрывая Сашку, то оставаясь с «погонами» на плечах. Они играли полтора часа, а потом пришлось обежать полигон по кругу, сгоняя разбредшихся во все стороны бурёнок ближе к центру. — Надоели эти карты что-то, — сказал Сашка, усевшись обратно. — Давай расскажи что-нибудь. — Что именно? — Марк озадаченно глянул на него. Всегда, когда ему задавали такие вопросы, у него в голове резко образовывался вакуум. — Ну не знаю… Что-то интересное. Ну как ты живёшь, в большом-то городе? Я вот никогда там не был. — И даже к маме не ездил? Она же у тебя вроде туда уехала. — Ой, — он махнул рукой. — Это тёмная история. У меня с мамой отношения так себе. С Мишкой еще ничего, он хоть приезжает чаще, а мать вообще забыла сюда дорогу, как замуж выскочила. Звонит иногда, приветы передает, а что толку? — В голосе Сашки явственно звучала обида, что и понятно. Ленка поступила как-то уж очень подло: о матери напрочь забыла, сбросила всю заботу о ней на младшего сына. — Ты не хочешь тоже в город уехать? — спросил Марк. Сашка пожал плечами: — А чёрт его знает. Иногда кажется, что хочу, особенно когда достают. Ну что в этой деревухе ловить? Тут же одни старики да алкаши и еще ровесники-олухи. Но бабулю бросать не хочется, да и что мне там делать, в городе этом? Марк лишь хмыкнул, подумав, что в городе Сашке и правда делать было бы нечего. — Есть у деревенских ребят какая-то глупая вера в то, что в городе все их мечты сбудутся. — Марк вздохнул. — Приезжает вот так какая-нибудь деревенская девочка с мечтой в институт поступить, а оказывается, что на бюджет пройти шансов нет. И хорошо, если ей хватает ума взять руки в ноги и умотать обратно, так нет же, многие остаются свою жизнь налаживать. Устроятся работать за двадцать тысяч в месяц: из них половина на съем жилья уходит, а остальное — чтобы себя обеспечить. И какое тут будущее? Сашка посмотрел на него, прищурившись: — Ты ведь сам так уехал. — Ну, тогда времена другие были. — Марк улыбнулся, вспомнив, от чего на самом деле так рьяно убегал в город. — Да и бывают же из правил исключения. Кому-то везет. — И тебе повезло, да? — Говорю же, время другое. Тогда мест бюджетных было намного больше, да и не было такого огромного потока поступающих. Стипендия была, общага была, подработку можно было отыскать. Ну и повезло вовремя найти нужных людей, чтобы открыть бизнес, да. Сашка молчал, задумчиво смотрел в небо. Потом сказал: — На самом деле мне тут бывает очень скучно. Я же поэтому в тебя так и вцепился — с тобой, может, хоть поговорить можно? Меня тут, блин, никто не понимает. Серьезно, я когда-то на выпас притащился с книжкой — думал, посижу, почитаю. Так Колян меня обсмеял, сказал, что я умного из себя корчу. — Да я сам удивился, что у тебя книг много валяется. — Это еще не много — у деда Толи в гараже две стены были книжными полками заделаны, помнишь? Он же сам их сооружал. — Сашка говорил про отца Марка. — Твоя мама, правда, многие повыкидывала — там одни криминальные романы про воров в законе, серия «Сто великих кого-то там» и учебники из машиностроительного техникума. Немного классики, правда, я нашел. Там весь цикл Жюля Верна про необыкновенные путешествия есть. — О, я в детстве очень любил его, — вдруг вспомнил Марк. — А! Ну так я у отца их и брал читать. — Ему странно потеплело на сердце от мысли, что Сашка держал в руках и читал те же книги, что и Марк двадцать лет назад. — А еще что читать любишь? — В основном что-нибудь из фантастики научной. — У Сашки даже глаза заблестели. — Что-нибудь про будущее, постапокалиптику, военные темы, космос. Но и фэнтези тоже можно, если интересное, а то иногда попадается такая фигня… А ты что читаешь? Марк задумался. — Я редко уже читаю что-то, у меня времени не хватает. Раньше любил всякие заумности — пищу для мозгов. Сейчас часто в машине слушаю аудиокниги, всякое лёгкое и не отвлекающее от дороги… Как-то незаметно они проговорили еще часа два. Оказалось, что интересов у них общих много, чему Марк не переставал удивляться. От простого деревенского парня он вряд ли мог бы ожидать такой смекалки и вполне себе взрослых рассуждений. Сашку было интересно слушать — особенно когда он рассказывал о любимом сюжете, и на него невозможно было не смотреть — на то, как блестели при этом его глаза, как хаотично он жестикулировал и возмущался поступкам персонажей. Марк понимал, что перед ним сидит еще, по сути, ребенок, мечтающий, возможно, о таких же невероятных приключениях, а не о скучной деревенской рутине. Но, когда Сашка стал рассуждать о конфликтах и подводных камнях книги, Марк опешил. Умение видеть не поверхностную суть — хоть книги, хоть фильма, — а и суметь раскопать то, что пытался донести создатель, а возможно, и додумать что-то своё — это вообще мало кто умел. Марку вот чаще всего было лень копаться и размышлять, если он чего-то не понял. — Кажется, дождик начинается, — пародируя Пятачка, вдруг прервал свой рассказ Сашка, словив на ладонь каплю. Еще пара капель упала Марку на лицо, он вытер их и с удивлением посмотрел вверх. За разговором он и не заметил, как небо стали затягивать тяжелые серые тучи. — Давай сгонять скот, а то если прорвёт, мы потом их не соберем. В небе вспыхнуло, спустя несколько секунд громыхнуло. Сашка, схватив прутик, побежал в одну сторону поля, а Марк, собрав в сумку стулья и разложенные пожитки, пошел в другую. Щёлкая коров по крупу, он подгонял их к выходу с полигона. Дождь усиливался, вместе с ним и порывы не по-летнему холодного ветра. Марк и Сашка успели подняться на холм прежде, чем вода размочила грунтовку, сделав её непроходимой для тяжеловесных бурёнок. Последние, впрочем, не особо-то переживали по поводу надвигающейся стихии, не обращали внимания на дождь, только недовольно виляли хвостами, когда в небе очередной раз грохал раскат грома. Укрытие они нашли бы вряд ли — вокруг были одни поля, да и скот не собирался пережидать дождь. — Промокнуть не боишься? — крикнул Сашка, подгоняя одну из коров прутиком. — У меня всё равно особого выбора нет. — Он улыбнулся и тут же вздрогнул от очередного раската, после которого небо окончательно прорвало. Дождь оказался не таким холодным, как ветер. Тёплые струи за несколько минут промочили Марка до трусов, но это его не раздражало, напротив, даже сделало счастливым. Влажный воздух пах озоном и свежестью, хотелось глубоко-глубоко вдыхать, насытиться им после жаркого летнего дня. Когда еще выдастся возможность насладиться настоящим чистым ливнем? Сашка особо не спешил — да и спешить тут было бесполезно, стадо шаг ускорять явно не собиралось. Он вдруг остановился на полпути, раскинул руки в стороны, запрокинул голову, подставляя лицо проливной воде. У Марка в этот момент спёрло дыхание. Сашка улыбался небу, ловил ладонями капли, слизывал с губ влагу. Вода стекала по его волосам, насквозь промочила белую футболку и трикотажные шорты, и одежда липла к телу. И столько искренности, столько неподдельной радости было в Сашке в этот момент, что невозможно было наблюдать за ним спокойно. Марк долго потом гадал, что же его выдало. Наверное, взгляд, потому что больше ничего не могло. Как бы он ни старался, но так и не смог, видимо, скрыть желание обладать этим чудом, которым в тот момент был Сашка. Он подошел к Марку, улыбающийся, светящийся. Крикнул: — А ты любишь дождь? Марк закивал. Ему казалось, что он сходит с ума, настолько нереально всё вокруг выглядело: шум ливня, вспышки молний, грохот в облаках, Сашка рядом и колосья нежно-зеленой пшеницы на фоне, склоняющейся к земле от налегающего на них ветра. Марк подался вперед, но остановил себя в нескольких сантиметрах от лица Сашки, в глазах которого отразились сперва непонимание, а затем удивление. Он засмеялся и сам закончил оставшийся путь до губ Марка. Тот опешил, подумал, что всё это точно не может быть правдой, но ответил на неуверенный поцелуй, забрал инициативу. Зарылся пальцами в мокрые волосы, притянул к себе еще сильнее, чувствуя, как Сашка цепляется за его футболку и поддаётся напору. В голове набатом било — нужно прекратить сиюминутно, но Марк совсем не хотел это прекращать. Но всё заканчивается, даже замедлившееся время, растянувшее минуту на непомерно долгий срок. Сашка смотрел ошарашенно, всё еще не отпуская мокрую футболку Марка. Потом в его глазах появился испуг, он резко отпустил ткань и дернулся. — Эй, — Марк попытался протянуть ему руку, но тот проигнорировал. — Саш, извини, я не хотел напугать… — Он и сам не знал, за что извиняется, ведь Сашка сам потянулся к нему. — Не трогай меня. Неправильно такое делать, это ужасно, — бросил он, развернулся и пошел подгонять коров.