Догоняя солнце

Ливень утих, превратившись в небольшой дождь. До деревни они шли в молчании: Сашка обогнал его метров на сто и шагал, опустив плечи. Марк пребывал в растерянности. Нужно было обдумать, но после случившегося ничего умного в голову не шло: в памяти всё еще не утихли ощущения от поцелуя и буря эмоций, которую он вызвал. Решив, что по дворам стадо Сашка разведёт сам, Марк свернул к родной калитке. — Ой, до нитки промок! — Мама пришла в полнейший ужас, захлопотала вокруг него. — Заболеешь, давай быстро раздевайся! Напоенный чаем с малиной, переодевшийся в сухое после душа, Марк лежал на кровати, как и вчера — под бормотание телевизора и мерное поцокивание спиц для вязания. Но в этот раз ему не было дела до спокойствия и уюта, царивших в доме. Что за история произошла с Сашкой? В том, что что-то случилось, Марк был уверен. То, что Сашка сам потянулся за поцелуем, поддавшись, видимо, порыву, выдавало его натуру целиком и полностью. Ну в самом деле, не бывает же так, чтобы ни с того ни с сего простой деревенский парень вдруг решил поцеловать другого мужчину, пусть тот и сам склонился к нему с явным намерением? Всё же в этой истории не было ничего замысловатого. Если в Сашке заложена гомосексуальность и если он осознает её, то, скорее всего, боится. Тут, в деревне, это на самом деле страшно, ведь на этом клочке земли, затерянном на карте, сосредоточена вся его жизнь. Марк прекрасно помнил, как то же самое происходило с ним самим. Сначала он, конечно, отрицал и сопротивлялся сам себе, не понимал, как всё это возможно, пытался бороться с «неправильностью». Потом, спустя время, пришлось принять, осознать и смириться. Нужно поговорить с Сашкой, иначе все эти вопросы и догадки сведут Марка с ума. На улице было влажно и зябко, всё еще накрапывал дождь: он стучал по крышам и стекал по водостокам. Марк дошел до соседской калитки, постучал в двери дома. Открыла тётя Аня, широко улыбнулась, завидев, кто стоит на пороге. — Здравствуйте, а Сашка дома? — Не-а, куда-то ушел, егоза. Может, к друзьям? Делать в дождь всё равно нечего. А зачем он тебе? — Да так, скучно, — сказал Марк первое, что пришло в голову, и тут же пожалел об этом. — О, ну ты заходи, — тётя Аня раскрыла дверь пошире, зазывая в дом, — чаю попьем, у меня тут шарлотка есть! — Не хочу вас отвлекать, тёть Ань. Как-нибудь в другой раз обязательно! — И побыстрее покинул двор, пока его таки не уговорили. Вспомнив, где может быть Сашка, Марк зашел в соседский огород и увидел стремянку, ведущую на уже знакомый чердак. Тихо поднялся, стараясь, чтобы старые деревянные перекладины не скрипели. Он не ошибся — Сашка был тут. Растянулся в углу чердака на матрасе, уткнулся в книжку и явно ничего вокруг не замечал. Марк тихо позвал его по имени, и тот дернулся, испугавшись. — Можно к тебе? Или прогонишь? Сашка тяжело вздохнул и кивнул. Марк подошел к нему, уселся рядом. Не зная, с чего начать, он бродил взглядом по окружающей обстановке. — А тебя тут не слышно тёть Ане, когда прячешься? Доски скрипят, да и звукоизоляции никакой. — Ба уже глуховата, да и лежанка моя находится над гаражом, а не над комнатой. — Понятно. На пару минут повисло неловкое молчание. Разорвали они его одновременно: — Саш, я… — Марк, я… И тут же замолчали, улыбнувшись. — Я просто пришел сказать, что тебе не нужно меня бояться. То, что случилось сегодня… — Марк запнулся, подбирая нужные слова. — В общем, мне надо было себя сдержать, а я поддался порыву. Но я уверен, что моей вины тут половина. Да, Саш? Может, расскажешь, что с тобой происходит? Сашка потупил взгляд и уставился в однотонную обложку книги, лежащую у него на коленях. — Ты из этих, да? — спросил он спустя несколько минут молчания. Марк невольно прыснул. — Да, я из этих, если «этими» ты называешь геев. — Особо смысла что-то скрывать теперь уж не было. Сашка поднял, наконец, на него глаза: — И давно ты такой? — спросил он. И зло добавил: — Правда, что ли, баб в городе не хватает? — Давно, еще до того, как я уехал отсюда. Ты злишься? — Конечно, злюсь! Все ведь в порядке было, но тут появился ты, и я… Блин, я ведь почти избавился от этого, а ты… — он плохо подбирал слова, а в его голосе звучала едкая обида. — Я всё еще не понимаю, в чём ты меня обвиняешь. Марк внимательно смотрел на него, и за всей этой злостью и раздраженностью он видел лишь потерянного, запутавшегося в себе подростка. Сашка глубоко вдохнул, выдохнул и сказал уже более спокойно: — Извини, я вспылил. Просто чувствую себя теперь ужасно. Ты не подумай, что я дурак какой-то, я еще лет в шестнадцать понял, что со мной не так, но надеялся, что это переходный возраст, гормоны и всё такое, что оно пройдёт. И прошло, между прочим! — Прямо-таки прошло? — Марк изумленно изогнул бровь. — Ну, когда перестал бороздить просторы мобильного интернета в поисках информации и знакомиться с непонятными типами на странных сайтах всяких… Марк хмыкнул. В эру интернета даже внутренние психологические барьеры рушатся быстрее. Возможно, найдись когда-то и Марку вовремя нужная информация да пара разумных статей, его бы переломный момент тоже произошел куда быстрее и менее болезненно. — А ты как таким стал? — вдруг с любопытством спросил Сашка. — Ты на самом деле считаешь, что таким можно «стать»? Тот пожал плечами. Обида и злость отпустили его, он расслабился и спрятал свои иголки. — Ну, ведь что-то на это повлияло? — Ага, повлияло. — Марк с наигранным подозрением посмотрел Сашке в глаза: — Я могу тебе доверять? — Пф! Ну я же вот тебе доверяю. — Ну, всё довольно банально. Мне было лет семнадцать, выпускной класс уже. Я влюбился в своего одноклассника. — Марк улыбнулся, предавшись воспоминаниям. Диму Харитонова он знал еще с дошкольного возраста — тот жил на соседней улице. Десять лет они учились в одном классе, а под конец школы Марка будто ведром кипятка окатили. — Это было неожиданно, непонятно и очень страшно. Я пытался, конечно, от этого избавиться — долго и мучительно. Знаешь, в пору моей юности интернета не было и некому было объяснить, что со мной происходит. В итоге я понял, что отрицать бесполезно и лучше принять себя. Марк хорошо помнил, как увязал в своих чувствах, будто в липкой трясине, и ничего не мог с этим поделать. Дима был обычным парнем с серыми глазами и светло-русыми волосами, но Марк видел в нём больше. На уроках он затаивал дыхание и украдкой любовался, как солнечные зайчики бегают по смуглой коже щёк, как забавно Димка убирает светлые пряди со лба, как улыбается или как хмурится, задумываясь о чём-то.  — В общем, оканчивая школу, я нацелился на поступление в институт, чтобы уехать отсюда. Можно сказать, что я просто сбежал. Вот так как-то. Еще долгое время после отъезда воспоминания о Диме причиняли Марку боль. Ощущение пустоты и тоски, оставшейся в сердце, не проходило несколько лет, но потом его заменили другие, новые чувства. Сейчас Дима был светлым бликом в памяти. И Марк вдруг поймал себя на мысли, что невольно сравнивает бывшего одноклассника и сидящего перед собой Сашку. Нет, они не были похожи внешне, разве что лучистыми глазами да улыбкой, за которой, кажется, пряталось солнце… И это мимолетное сравнение заставило сердце Марка пуститься в пляс, ему вспомнился поцелуй под дождем и мягкие губы… Марк с усилием отвел взгляд от лица Сашки. — Ну, а у тебя как всё это случилось? — спросил он. — А у меня просто не встал на девушку, — Сашка хихикнул. — Мда, это сейчас легко говорить, а тогда я был до чертиков напуган. Пацаны все уже хвастались о своих похождениях — у всех, знаешь, переходной возраст, гормоны из ушей чуть ли не текут. А мой шанс лишиться девственности закончился полным провалом. Хорошо хоть Верка никому не растрещала… В общем, сначала я ни о чём таком не подумал, но загрузился серьезно. Почитал в интернете, что в моём возрасте я только и должен фантазировать о сексе и сиськах… И вот тогда понял, что у меня проблемы. — Тебя вообще не возбуждали девушки? — Эм… Да нет, в том возрасте у меня бы встал даже на дерево, и вызвать возбуждение, представив женщину, я мог. Вот только представлять мужское тело было куда проще и эффективнее… — Сашка внезапно запнулся и уставился на Марка: — Блин, зачем я тебе вообще всё это рассказываю? Тот пожал плечами: — Да, зачем ты мне всё это рассказываешь? Я тебя не заставляю вроде. — Кажется, мне становится легче. — Он удивленно дёрнул бровью и хмыкнул. — Я ведь вообще никому об этом не говорил никогда… — Иногда полезно скинуть с себя груз. — Марк подавил внезапный порыв протянуть руку и потрепать Сашку по волосам. — Ещё расскажешь? Он задумался и через несколько секунд продолжил: — В общем, я пытался от этого прятаться и всячески не признавал реальность… А потом меня забрали в армию. Марк присвистнул. Сам он вообще избежал участи служить: сначала из-за студенчества, потом — откупился. — Да, это был полный пипец, — подтвердил Сашка. — Хорошо, что тогда уже службу сделали одногодичную, но и за этот год у меня крыша чуть не поехала. Ты, наверное, можешь понять, что такое год в окружении парней? В общем, если не вдаваться в подробности… было очень тяжело, но я пережил и смог окончательно принять себя. Потом вернулся домой. Мама подарила мне смартфон — сама не приезжала, через Мишку передала. И, о великий интернет и да здравствуют сомнительные сайты знакомств… И дальше, если честно, мне даже рассказывать стыдно. — Неужели ты нашел там кого-то из этих краёв? — Ну, в Подгорном уж точно нет, зато меня нашел чувак из Первомайска. Марк хмыкнул. Первомайск — райцентр области, в которой находился посёлок, до него часа два ехать, если на автобусе. — И вы с ним встретились? — спросил Марк. В начале Сашкиного рассказа он всё же думал, что у того мужчин еще не было. — Сначала нет. Мы долго общались, он оказался старше меня на девять лет… Блин, — Сашка стыдливо закрыл лицо руками, — на самом деле сейчас я понимаю, что он развел меня, как сопливую девочку. — Ты влюбился в него? — У Марка внутри что-то скользко зашевелилось, что-то, крайне похожее на ревность, но он быстро задушил в себе это глупое чувство. — Я не знаю, была ли это влюбленность… Может, у меня крышу сносило от того, что хотелось секса? — Сашка тяжело вздохнул. — Он меня подкупил красивыми словами и пошлыми фразами… вот прям все фантазии только о нём были, хотя я его видел только на паре фоток… Звал меня приехать в гости, и я через пару месяцев согласился. В итоге всё оказалось куда прозаичнее, чем я себе вообразил: его обещания в нашей переписке совершенно разошлись с реальностью… Он оказался далеко не романтиком. Все случилось быстро, мне было неприятно и больно, а ему на это плевать. Я понял, что ловить мне там нечего, и ночью свалил, кое-как добрался до вокзала и уехал домой. Было мерзко от всего, что произошло, да и сейчас мерзко, когда вспоминаю. Зато мне эта тема так опротивела, что через какое-то время я наперекор себе начал встречаться с девушками. Далеко это, правда, не заходило, но я упрям как осёл. А теперь появился ты и умудрился перевернуть все с ног на голову. Марк натянуто улыбнулся. Он ожидал какой-то более простой истории, а тут оказалось очень много подводных камней. — Ну, — тихо сказал он, — я уеду скоро, и ты сможешь продолжить работать над собой. — Да? — Сашка скептически выгнул бровь. — Почему-то я сильно в этом сомневаюсь. Я хорошо научился держать себя в руках, и то, что произошло между нами сегодня… Это был очень сильный порыв, — он нервно засмеялся. — Ты только представь, какая романтика! Под летним дождём, после жаркого дня, на пустой проселочной дороге… Да ты смотрел на меня так, что у меня все тормоза снесло! Он вскинулся, взял Марка за руку прежде, чем тот успел её отдернуть, посмотрел в глаза, приблизился к его лицу. — Нет, Саш, — сказал Марк, утопая в серых омутах, — не нужно. Ему стоило немалых усилий отодвинуть от себя тянущегося за поцелуем Сашку. Тот разочарованно вздохнул. — Почему нет? — Тебе одной причины хватит? Я старше тебя на пятнадцать лет. — И что? Я тебе и тридцати не дал бы. — Саш, пойми, что я уеду отсюда через полторы недели и не смогу тебя забрать с собой. А ты запомнишь меня козлом, который воспользовался твоей слабостью. Оно тебе надо? Мне вот — нет. Марк лукавил. Ему бы всё это было очень нужно, и хотелось, и желалось. Но он не мог так поступить с Сашкой. Его уже один раз предали, и он, как бы шутливо об этом ни рассказывал сейчас, тогда хлебнул и боли, и обиды. Не стоило поступать так, чтобы он испытал всё это снова. Сашка откинулся на подушку, подложив руки под голову. Молчал — то ли от обиды, то ли просто потому, что нечего было больше сказать. Марк решил не морочить ни себе, ни ему голову и уйти. От мыслей в тот вечер избавиться ему так и не удалось. — Киснешь ты, сынок, — сказала мама, когда они уже собирались ложиться. И как только она заметила, если не отрывалась от сериалов последние два часа? — Что случилось? — Ничего, мам, всё в порядке. Устал, наверное, — он показательно зевнул. Но даже теплое молоко с мёдом, которое мама принудила выпить на ночь, не помогло Марку быстро уснуть. Он думал о Сашке и понимал, что нешуточно влип. Вспоминал его рассказ и представлял встречу с тем мужчиной из сети. Ночь и полудрёма против воли Марка подкидывали в голову картинки, и он не мог, а скорее и не хотел их прогонять. Восемнадцатилетний влюбленный Сашка, даже по ночам не расстающийся с телефоном? Поддающийся наверняка пошлым словам собеседника, мечтающий о нём. Интересно, он и сейчас лежит там, на чердаке, с разметавшимися по подушке волосами, взмокший от ночной духоты? Хотя нет, скорее он ёжится от прохлады, ведь дождь успокоился только к вечеру, и кожу Сашки покрывают мурашки. И хочется его обнять и согреть… Марк мысленно выругался, понимая, что возбуждается от фантазий, как какой-то подросток. Тихо хихикнув, вспомнил, как в детстве, чтобы уснуть, считал овечек. «Раз овечка, два овечка, три овечка…» Сон всё равно не шел, и Марк, сбившись со счёта на девяносто четвертой овечке, подумал, что так и до сумасшествия недалеко. Уснуть удалось под утро, когда сквозь занавешенные пёстрыми шторами окна стало пробиваться оранжево-розовое зарево.

***

Сегодня Марка никто не будил, и проспать он умудрился почти до обеда. Маму он нашел в зарослях малины — она обламывала лишние ветки и собирала ягоды в маленькое ведёрко. Марк вызвался помочь ей и уже собирался пролезть поближе, но она его тут же остановила: — Даже не думай, балбес! Все руки себе изранишь да малину мне потопчешь! — И уже мягче добавила: — Иди лучше в магазин сходи, у нас чай и масло закончились. Единственный магазин находился минутах в двадцати ходьбы от маминого дома. Под вывеской «Продукты» был целый супермаркет, сжатый до размеров нескольких витрин. А еще это был бар по совместительству, о чём свидетельствовали пластиковые столы и стулья, стоящие у входа, сейчас пустовавшие из-за раннего времени. В магазине он задержался, потому что продавщица — шумная грузная женщина лет сорока — его узнала. — Марк! Какие люди, ты только посмотри, сколько лет, сколько зим! Марк понятия не имел, кто она такая, но вежливо улыбнулся и поздоровался. — А ты всё такой же молодой, хе-хе, как будто и не уезжал! — она подмигнула и громко рассмеялась: — Вас там, в городе, замораживают, что ли? Он улыбнулся, что-то дежурно ответил, разобрался с покупками и поспешил ретироваться. Продавщица его немного пугала, хотя ничего страшного в ней не было. Марк прекрасно понимал, что это лишь добродушие и сельская простота, но чувствовал себя некомфортно хотя бы из-за того, что он даже не помнил, кто это. На обратной дороге его окликнули. Марк как раз обходил стороной стаю гогочущих уток и обернулся на голос, который донесся из-за забора, находящегося рядом. Калитка скрипнула, и Марк сразу узнал бывшего одноклассника, Диму Харитонова, хотя тот и изменился за столько лет. Сердце на мгновение замерло, пропустило удар, а потом пустилось в бешеный пляс. Не то чтобы Марк почувствовал резкое возвращение прежних чувств, но воспоминания вспыхнули, и на дне души всколыхнулась старая боль. Димка подошел к нему, улыбаясь такой же широкой улыбкой, какая и была у него в школе. Пожал Марку руку, похлопал по плечу. — Ну как ты? Ох и давно тебя видно не было! Да, на самом деле очень давно. Марк как-то намеренно обходил стороной дом Димы, когда приезжал проведывать маму. Он даже не знал, остался ли Харитонов жить в деревне или уехал куда, ни у кого о нём не спрашивал и перечеркнул для себя его существование. Марк был бы не прочь, чтобы так и было, потому что одно дело — образ семнадцатилетнего парня, живущего в светлых воспоминаниях, а другое дело — встретить его в реальности. И реальность эта оказалась не настолько жестокой, какой стоило ожидать. Марк уже видел, как его бывшие одноклассники превращаются в деревенских мужиков: те, кто не уезжает, обзаводятся семьями, перенимают у родителей хозяйство, толстеют, стареют, некоторые — спиваются. А вот Харитонов разве что стал выглядеть много старше и стал не мужиком, а мужчиной. Красивым, сохранившим в глазах детское озорство и искренность в улыбке. Они долго говорили, Марк и не знал, сколько. Перебрались на лавочку около забора, Дима рассказывал о своем быте. Женился он поздно: двадцать пять по деревенским меркам — это на самом деле поздно. Жену его звали Соней, и ввиду того, что она была младше мужа на восемь лет, Марк её если и знал, то точно не помнил. Сейчас Соня ждала второго ребенка: первым у них родился мальчик, и, по рассказам, Димка в нём души не чаял. В общем и целом Харитонов производил впечатление счастливого и довольного своей жизнью человека. О своей жизни Марк распространяться не хотел, но от прозорливого школьного друга мало что можно было утаить. Расспросы о семье Марка врасплох не застали, но опечалили. Он ответил по-честному, что никого нет пока, и слукавил, сказав, что активно занимается поисками. — А может, оно и к лучшему? — рассмеялся Дима. — Эти бабы — один головняк с ними же! Я тебе как женатый человек говорю! Их прервал велосипедный звонок, прозвучавший с дороги. — Привет, дядь Дим! — Сашка затормозил, когда колесо велика было в нескольких сантиметрах от ноги Марка. — Привет, Марк. — Он, перегнувшись через руль, протянул сразу обе руки для рукопожатий, чем вызвал улыбку у всех. — Ты откуда это? — спросил Харитонов. — Ездил бабушку Машу проведывать, которая у самого моста живёт. Заодно ей лампочки поменял да замок на входной двери почистил. Она очень плохо видит уже да и ходит так себе. — Какой ты молодец, Саня! Вся бы молодежь такой была. Он улыбнулся: — Ну вообще-то это моя работа, дядь Дим. — Он посмотрел на Марка: — Ты вызывался мне помочь косить траву! Если еще не передумал, то я поем, а потом пойду, как раз солнце немного утихнет. — Хорошо, — согласился Марк. — Я тогда тоже пойду обедать. Они попрощались с Харитоновым и двинулись в сторону дома. Сашка ехал медленно, то и дело притормаживая велик, чтобы не обгонять Марка. — Пойдём за кукурузу, — сказал Сашка. — Там поле, на котором в этом году ничего не высаживали почему-то, хотя в прошлом оставляли под паром и обрабатывали удобрениями. Трава там хорошая. Марк пожал плечами: — Ладно, я тебе доверяю столь тонкое аграрное дело. Но Марка, конечно, жевал червяк сомнения. Не стоило бы ему оставаться с Сашкой наедине, ничего хорошего это не сулило. Мама, накрывая на стол, бурчала о том, что ушел сын в магазин, а вернулся через два часа. — Мам, ну мне же уже не десять лет, где я могу потеряться? — Да кто тебя знает, балбеса, где? Я мать, для меня ты всегда будешь бесноватым мальчишкой, и я всегда буду за тебя переживать и волноваться! Марк рассмеялся, глядя на эту маленькую хрупкую женщину, в очередной раз коря себя за то, что так давно не приезжал к ней. — Ма, что я еще могу для тебя сделать? — спросил он. — Ты меня бережешь, как сокровище, а я ведь ненадолго приехал. Она вздохнула: — Ну ты же отдыхать приехал, не хочу тебя напрягать. — А ты захоти! — Какой же ты вредный, — буркнула она, улыбаясь. — Ладно, ты сегодня сено заготавливай с Сашкой, всё равно мы им зимой с Анной Семёновной вдвоем пользуемся. А там, раз ты так требуешь, я тебе дам столько работы, что пожалеешь еще. Надо вишне ветки подпилить и электричество в доме проверить. Еще есть гараж, в котором никто не разбирал завалы уже неизвестно сколько. И надо будет в Первомайск съездить за лекарствами — чай тебе легче на машине, чем мне на автобусе или просить кого-то. — Вот всегда ты так: пока не надавишь на тебя, будешь молчать как партизан. Сашка зашел за ним через полтора часа, зевая, не прикрывая рта. С ним была тележка, нагруженная пустыми мешками, граблями и двумя косами. — Что-то я наелся и немного прикорнул, — признался он. — А я уж думал, что тебя инопланетяне похитили. Хотя я бы тоже не отказался вздремнуть. Они отошли от деревни недалеко, по той же дороге, по которой вчера вели скот, но свернули за кукурузным полем, и, обойдя его по периметру, вышли к месту, о котором говорил Сашка. Трава тут действительно росла густая и высокая. Марка захватил вид, открывшийся отсюда. Зеленое травянистое полотно, уходящее вдаль, резко переходило в пшеничное поле, которое уже начинало золотиться. Оно заканчивалось песочным пляжем около серебрящейся на солнце небольшой реки Свирели. Противоположный берег её был высоким, обрывистым, и даже отсюда можно было разглядеть тёмные провалы в песке на срезах, гнёзда ласточек и самих птиц — стаи черных точек, кружащихся над водой. Дальше, за рекой, волной поднимался высокий холм, густо поросший лиственным лесом. В общем-то из-за этого холма давным-давно посёлок и назвали Подгорным — тот, кто считал этот холм горой, видимо, никогда не бывал в настоящих горах. С косой Марк поладил быстро: он был прав, говоря, что руки помнят. Мерный свист лезвия, срезающего траву, и терпкий запах наполнили воздух. При работе с косой не стоило отвлекаться на разговоры и посторонние вещи: одно неверное движение или невнимательность, и можно было ударить себе по ногам, заработав пару симметричных, глубоких порезов на щиколотках. Через два часа работы они выкосили довольно большой участок поля, и Сашка скомандовал тормозить. — Я устал уже, — сказал он. — Хватит на сегодня, мы вдвоем и так дофига сделали. Его теперь надо по мешкам собрать, на чердак затащить и там раскидать, чтобы просыхало. Еще час они сгребали скошенную траву в большие кучи, паковали её в мешки и грузили на тележку. Когда вернулись в деревню и остановились перевести дух возле лестницы, ведущей на чердак, Марку захотелось себя пожалеть. Спину ломило, а руки болели — потянул мышцы при работе косой. — Не кисни, — сказал Сашка. — У меня тоже руки болят, но нам чуть-чуть осталось, и можно будет отдохнуть. Быстро перетащив полные мешки наверх — Марк подавал их снизу, а Сашка, стоя на перекладинах лестницы, закидывал их в открытую дверцу, — они поднялись в чердак. Теперь предстояло разложить всю траву равномерно по полу, небольшим слоем, чтобы она подсыхала. На небольшом чердаке терпкость запаха травяного сока стала еще резче. Когда с последним мешком было покончено, Сашка, облегченно выдохнув, плюхнулся прямо на расстеленную зелень. — Не боишься, что пятна на шортах останутся? — спросил его Марк. Тот отмахнулся: — Да всё равно рабочая одежда, не жалко. Марку подумалось, что за последние часы, пока работал, мысли о Сашке его совсем не беспокоили из-за того, что он сосредоточился на выполнении поставленной задачи. Но сейчас, когда можно было, наконец, перевести дух, мысли вернулись. Сашка, хоть и уставший, взмокший да растрепанный, был красивым, и Марк в очередной раз обругал себя. — Садись, — Сашка пригласительным жестом указал на траву. — Твои штаны всё равно чёрные. Марк уселся на пол, не слишком близко к Сашке. — Я спросить хотел… — тот замялся. — Дядь Дима — это тот самый одноклассник, да? Марк удивленно округлил глаза. — А прямолинейности тебе, Саш, не занимать. Как догадался? Тот пожал плечами. — Да ты смотрел на него так… ну… — он замялся. — Как на меня смотрел вчера, под дождём. Я даже заревновал, хоть и понимаю, что это глупо. Сашка был настолько искренним, что у Марка защемило сердце. И надо же было на его голову свалиться вот такому чуду? Он же ребенок еще. Сашке поддаться порыву — легче простого, он не отвечает за самоконтроль. И именно поэтому Марка так тянуло к нему — потому что Сашка был настоящим. Ничего не скрывал от него и показывал себя таким, какой он есть, не притворялся кем-то другим. — Ты бы хотел… — он мялся, пытаясь сформулировать вопрос. — Ну, чтобы у тебя с ним всё получилось? Марк прыснул: — С кем? С Харитоновым? — Ну да… — Что за дурацкие вопросы, Саш? Да это даже для меня звучит абсурдно! Он женат, он даже не подозревает о том, что когда-то я был в него влюблен… — Но где-то там, в глубине души? Разве нет? — Нет! Я очень давно его не видел и был рад с ним встретиться, но прошло много времени. Он другой человек, я — тоже. А смотрел я на него так, потому что он всколыхнул во мне воспоминания из юности, не более. — А на меня ты тогда почему так смотришь? Марк опешил, понимая вдруг, что Сашка читает его как открытую книгу. А разве возможно такое? Вот так просто выдать себя одним лишь только взглядом? — Я… — он не знал, что ответить. Конечно, Марк так смотрел потому, что Сашка нравился ему, безумно нравился, но он не готов был признаться в этом даже самому себе, не говоря уж о том, чтобы озвучить. Но Сашке и не нужно было ничего слышать, он хоть и был совсем юнцом, всё прекрасно понимал. Придвинулся ближе, подался вперед, к лицу Марка. Тот выставил руку, останавливая его, но, видимо, желание не позволить Сашке дотянуться до себя было слишком слабым, потому что тот одним резким и сильным движением убрал руку Марка в сторону и ткнулся губами в губы. И замер так, не пытаясь продолжить, ожидая реакции. А у Марка внутри кипело. В этот момент он не пытался взвешивать «за» и «против», не пытался прислушиваться к голосу разума или думать о последствиях — это было бы бесполезно. Он просто обнял Сашку за талию, притянул к себе еще ближе и поцеловал послушно разомкнутые губы. Это было сродни безумию, потому что Сашка несдержанно застонал в поцелуй, облегченно, будто наконец дождался, взял лицо Марка в ладони, не собираясь отпускать. Марк упивался, дорвавшись до желанного, прижимал к себе сильное, выгибающееся в его руках тело и сходил с ума: от запаха Сашки, смешанного с ароматом травы, от его мягких и влажных губ, от возбуждения, бьющего в голову. Марк не смог бы заставить себя остановиться, даже если бы вокруг начался конец света. Когда он разорвал поцелуй, чтобы перевести дыхание, Сашка смотрел расфокусированно, продолжая цепляться пальцами уже не за лицо, а за плечи Марка. И Марк понял, что благодетельность сейчас совершенно ни к чему. И что виноватым будет он чувствовать себя потом, а сейчас плевать на всё это. Он пытался сопротивляться, пытался остановить Сашку, но тот сам всё это начал. И теперь Марк просто мог взять своё — то, что ему предлагают, и то, чего ему хочется. Он дернул Сашку за пояс шорт, заставляя того сесть к себе на бедра, раздвинув ноги, прижимаясь пахом к паху. Зарылся ладонью в мягкие волосы на затылке, чуть оттянув голову, открыл себе доступ к бьющейся на шее жилке, припал к ней губами, прокладывая путь языком ниже, к вороту растянутой старой футболки. Сашка подставлялся, шумно дышал и ёрзал от нетерпения, но не решался проявить дальнейшую инициативу — от недостатка опыта, видимо. И Марк был не прочь взять всё в свои руки — в буквальном смысле. Он расстегнул на Сашке шорты, залез к нему в трусы, уверенно коснулся горячей твёрдой плоти, сжал её, чем вызвал громкий, несдержанный стон, и поспешил приглушить его поцелуем. Собственное возбуждение сводило Марка с ума, а вкупе с Сашкиными стонами и нетерпеливыми движениями недолго было и взорваться от напряжения. Марк быстро скинул с себя Сашку, опрокинув его на пол, в зеленый травяной ковёр, и навис сверху, замер на несколько секунд, любуясь. Невероятно красивый Сашка распластался под ним, глядя почти неосмысленно и одновременно растерянно. Футболка задралась, открыв загорелый, вздымающийся от тяжелого дыхания живот; приспущенные шорты не скрывали светлых волос, торчащих из-под сползшей вниз резинки белья. В голове у Марка вспыхивали откровенные фантазии того, что можно было бы сейчас сделать с Сашкой, но он заставил себя притормозить хотя бы немного, понимая, что тот сейчас просто не готов. Марк, глубоко вдохнув и медленно выдохнув, стянул с Сашки шорты до уровня колен. Сашка смутился, дёрнулся, но, когда Марк коснулся его — нежно и аккуратно обхватил ствол, медленно двинул рукой, — сразу же стыдливо закрыл ладонями лицо, но ноги раздвинул шире. Одновременно Марк попытался спустить и свои штаны. Получилось неуклюже: хоть те и были свободного кроя, он всё равно чуть не потерял равновесие. Сашка, казалось, и не заметил всех этих манипуляций, но замычал сквозь закушенные губы, когда Марк прижался к его члену своим и обхватил оба ладонью. Повторяя одни и те же простые движения, он то замедлял темп, то ускорял, и никак не мог закрыть глаза — смотрел на Сашку, ловил его затуманенный взгляд. И от этого накрывало еще сильнее, каждая новая волна наслаждения приближала Марка к пику. Сашка долго тоже не выдержал — он обнял Марка, притянул ближе к себе, впился пальцами в кожу на спине. Марк поцеловал его и почувствовал дрожь, прошедшую по телу Сашки. В следующий момент в руку ему брызнуло, и Марк тоже отпустил себя, расслабляясь и ловя экстаз. Он не знал, сколько прошло времени, пока они восстанавливали дыхание и осознавали произошедшее. Но Марк точно был бы не прочь пролежать так еще вечность: чтобы Сашка, перекинув через него руку, прижимался носом к его плечу, чтобы тёплое дыхание ласкало кожу, в душном пространстве чердака витал запах мускуса и скошенной травы, а тело пребывало в неге. Но идиллия не могла длиться вечно. Сашка приподнялся на локтях, кое-как натянул на себя одежду, вытер белесые, подсыхающие капли с живота. Он, кажется, хотел что-то сказать, но молчал, и Марк прекрасно понимал, почему: у него и у самого слова стали поперек горла. Марк не должен был чувствовать себя виноватым, но чувствовал. Как бы он себя ни оправдывал, понимал, что голос разума должен был говорить именно в его голове. А Марк повёл себя как подросток, наплевав на здравый смысл. Сашка всё же подал голос. — Я вот прям носом чую, что ты собираешься начать оправдываться, — возмущенно сказал он. — Ну или толкнуть какую-нибудь речь о том, как неправильно мы поступили. Марк вмиг растерял всю серьёзность и тихо засмеялся. — Я прекрасно понимаю, что последствия этого всего мне не понравятся, — продолжил Сашка, — и вполне себе осознаю, что, скорее всего, совершаю ошибку, но… Наплевать, Марк. Вот на всё совершенно наплевать! — последнее слово он произнес по слогам. — Понял. — Марк сел и поманил его к себе. Сашка послушно приблизился и позволил заключить себя в объятия. — Мне хорошо с тобой, — шепнул он Марку на ухо. — Ни с кем еще так хорошо не было, как с тобой. И от этих слов у Марка что-то оборвалось внутри. Да, наплевать-то можно на всё и поддаться порыву можно… А вот не думать о том, что будет дальше, всё равно не получалось. Как же твоё сердце, Сашка? Оно ведь такое хрупкое, такое искреннее. Выдержит ли оно разлуку? Глупые вопросы. Марк не знал на них ответов и сомневался теперь даже в том, выдержит ли разлуку его собственное сердце.