Стокгольм.

- Нет, нет, нет, только не это, - шепчет Оливия не в силах прекратить вслушиваться в эти пугающие звуки, что доносились из вне. Хватит. Отчего-то хочется, чтобы дверь отворилась, вошёл самодовольный Кроули и убил её. Оливия бросается вперёд и жуткая боль пронзает её ноги. Раны от тех сюррикенов ещё кровоточат. Четыре шага она проползает только на бешенном желании, и подстёгивающим его неизвестно откуда взявшемся животном страхе. Днём к ней приходит человек в чёрном костюме и называет её по имени. Что-то внутри дёргает, и чаще бьётся сердце. Имя, её имя, такое родное, и отчего-то, здесь, во тьме камеры, ещё более любимое. Сейчас оно было чем-то совершенно свободным, словно жалкий отголосок былой поры... а у неё есть только четыре, четыре этих дерьмовых шага! - Кроули ждёт тебя, сучка. Покорно, осознавая, что любая реакция, любое действие может обойтись ей дорого, Оливия идёт за демоном. Длинные мрачные коридоры, пропитанные криками и отчаянием заключённых монстров. Оливия может лишь морщиться, осознавая всю мощь и страдания тех, кто сидит здесь. Странная симфония. Демон привёл её в просторный зал. Удивительно, но он был достаточно светлым. Бежевые плиты на полу, красивое окно во французском стиле, украшенное тяжёлые бордовыми шторами, на потолке красовалась хрустальная люстра с лампочками-свечками. Посреди комнаты стоял стол: обычный прямоугольный стол со скатертью. Ничего особенного, если не брать во внимание Кроули, стоявшего возле него. - Я чуть было не подождал. Ужасно выглядишь. Она вдруг понимает, что в комнате они вдвоём. И здесь нет ничего, кроме этого стола. Дурацкий стол. - Некогда было приводить себя в порядок, - девушка слегка улыбнулась, - я тут в заключении. - Садись, - указывает Кроули. - Обед? - она на незримой границе между страхом и сумасшествием. - Еда.. еда отравлена? Кроули, кажется, не удивлён странными и алогичными мыслями девочки. Он даже терпеливо наблюдает за тем, как она принюхивается к еде. - Ну, если тебе так хочется... – усмехается он. Оливия сжимает челюсти так, что их не разжать и домкратом. Кроули буднично отрезает от жаренной курицы кусочек и кладёт ей на тарелку. - У тебя склонность к самоедству. Девушка вздыхает: вчера вечером, гонимая собственным страхом, она искусала себе руку. - Мистер Кроули, - она наконец-то, села за стол, смущённо скрестив руки и опустив глаза. - Вы меня отпустите? Он подносит к губам бокал вина, как профессиональный актёр делает вид, что задумался. - Нет. В этом не будет выгоды. Терпеть не могу сделки, где для меня выгода минимальна. - Но как же совесть? - Оливия искала неизвестное в неизведанном. - Разве у вас нет зазрений из-за того, что вы истязаете меня? - С чего бы? - Кроули взял в руку яблоко. Красное, наливное. Наверное, такое же было в Раю. - Поверь, мне плевать на твои внутренние переживания и мысли, касательно меня. - А этот обед? - в её голосе ясно читалась надежда. - Моё гостеприимство. Она не может понять врёт Король Ада или нет. Мама всегда ей говорила, что демоны жуткие вруны, но Оливия не могла быть столь однозначна по отношению ко всем. Есть же исключения. Есть? - Мы должны чуть потянуть время, дорогуша. Пока эта шлюха, твоя мать, не придёт сюда. - Значит это.., - мысли вдруг выстроились в чёткую линию. - Ловушка? - Оливия находит в себе силы на некий эмоциональный всплеск. - Нет! Нет! Прошу вас... Она отскакивает в сторону, будто её ударили. Качает головой, как заколдованная, желая уничтожить все эти мысли и слова. - Не трогайте маму! Кроули всё так же сидел за столом, спокойно наблюдая за истерией. - Эх, знала бы ты, как я желаю получить эту потаскуху... У меня есть ты, будет и она, - быстрый взгляд на её руку. - Кстати, а ранку то надо обработать. Девушка даже ахнуть не успела, как Кроули оказался возле неё. В его руках была бутылка виски. - Не прикасайтесь... нет, прошу... - Брось, милая. Я же не чудовище, - он плавно надвигался на неё. - Или ты так очаровательно флиртуешь? Я, конечно, обычно не против, но у нас с тобой отношения..., - Кроули берёт её за руку. - Сугубо деловые. Огненная жидкость льётся на ранку, обжигая и будто стягивая кожу. - Ч-чёрт, - прошипела Оливия. - Б-б-больно. - Не ной. Чуток щипит и всё. Он вернул бутылку на стол. - Я не хочу, чтобы ты умерла тут от какой-то заразы. Мы же ещё не окончили веселье. - Значит, это лишь забавляет вас? - И да и нет. - Как это понять? Кроули вернулся за своё место за столом, на какое-то мгновение задумался. Есть ли смысл раскрывать ей хотя бы часть своих секретов, показать ли карты? Или стоит оставить всё, как есть. - Как желаешь. Это не игры, юная Мастерс, это жизнь. Ужасная, вонючая, гадкая жизнь. Мне приходится искать хоть маленькое развлечение среди всего этого мрака. - И поэтому вы пытаете меня? - строго спросила она. - Именно. - Вы чудовище! - вспыхнула Оливия. И как она смела думать о том, что у каждого человека есть вещь, оправдывающая его?! Нет, сейчас, у демона перед ней, нет никаких оправданий. Он монстр. Не более. - Пытки придумали люди, удивлена? Пальцы сжимаются в кулак так, что ногти впились в кожу. Оливия смотрит на него пылающим взором. - Но люди перестали этим заниматься много лет назад! Мы стали лучше! - Лучше? Люди? - похоже Кроули действительно удивился. - Ты жалкий отброс, пародия на человека. Ты, правда, считаешь, что люди не так уж и плохи? Она не успела и рта открыть, чтобы продолжить дискуссию, как на столе возникла весьма старая на вид книга. - Как кстати, я припрятал её, - Кроули с какой-то нежностью провёл рукой по обложке. - "Пытки и казни". Хорошее название, не так ли? - На ногах человека делался глубокий надрез, куда помещался кусок свинца, после чего рана зашивалась.., - Кроули делает паузу и поворачивается к Оливии. Она, прикованная к высокому стулу, смотрит на него глазами полными ужаса и отчаяния. Какая прелесть. - Нуу.. свинец это просто ужасно. Знаешь, он мне не нравится. Мало того, что дикость, так и вреда от него - ноль. Как оказалось, людей лучше всего пытать иглами... Оливия вдруг осознала, что боль может быть не только острой или ноющей. Когда тонкие иглы проходили ей под кожу, по телу пробегала лёгкая дрожь. То место становилось частично утерянным для рассудка. Она замирала, пытаясь вслушаться, понять, где именно болит, но тут же понимала: боли просто нет. Точнее, есть, но это не та боль, на которую она рассчитывала. Есть жжение, покалывание, жуткий парализующий эффект. - В иных случаях человека клали на решетку, под которой разводили костер, или подвешивали над костром в железной клетке... Голос Кроули становился эхом, отдалялся от своего хозяина и ударял о каменные стены. Внутри всё стягивает канатом, заставляя её опускать голову вниз, рефлекторно пытаясь принять иную позу. Огонь сжигает нежную кожу, оставляя после себя чудовищный отпечаток. Странно, но вместо крика с её губ срывается визг, переходящий в стон. - А один русский царь лишил зрения талантливых людей в страхе, что они повторят свой архитектурный изыск... Она вздрагивает, слыша его слова. Инстинктивно сжимает глаза так, что они становятся миниатюрными щелочками. Кроули смеётся. - Не волнуйся. Глаза выковыривать не стану. Да и зачем? Что ж, продолжим. Когда он берёт за шею, сжимая так, что Оливии кажется - Кроули душит её - и опускает в чан с холодной водой, разум просто перестаёт существовать. Есть ли бешенное желание сдохнуть. Она просто больше не сможет. - Утонуть. Вот самая страшная смерть, так считали многие. Проникая в лёгкие, вода становится настоящим кошмаром. Она сжигает тебя изнутри хуже кислоты. Оливия пытается то оттолкнуть Кроули, то задержаться в воде на пару секунд дольше, чтобы всё закончилось. - Ты понимаешь, что это всего лишь вода, но... это, наверное, чертовски больно, - он достал её из воды, слегка встряхнул, как куклу, похлопал по щекам, приводя в чувства. - Не смей терять сознание, пока я рассказываю... Итак, вода.. Сделать вздох - вот, что не по силам. Твои лёгкие жаждут воздуха, но стоит тебе вздохнуть, как поток воды немедленно проникнет внутрь тебя, раздирая дыхательные пути. Но и без воздуха ты не можешь. Кроули вновь опускает её в воду, на этот раз его рука держит ни так крепко и Оливия какое-то время чувствует себя свободной. Она находит в себе силы, чтобы вцепиться пальцами о край бочки, слегка удержаться до того, как он надавит на неё с силой. Почему-то ноги она совсем не чувствует. - Некоторые, скажем так, профессиональные инквизиторы, любили отпускать своих жертв. Это сводило с ума некоторых. "Зачем меня отпустили? Что теперь? Как жить?". Они больше не могли стать нормальными и страдали до конца жизни. Впрочем, чаще всего их жизнь заканчивалась суицидом. Он достал её из воды, провёл ладонью о лицу, то ли погладив, то ли дав странную пощёчину. Оливия ничего не могла понять. - Но мы же не хотим, чтобы ты умерла. Она висит у него на руке жалкой тряпкой, не в силах пошевелить ни единой частью своего тела. Есть только боль, абсолютная боль. - Пока не хотим, - уточняет Кроули. Оливия даже не слышит его, в её голове совершенная безмерная тишина. Лишь ощущение беспомощности и отвратительная боль в лёгких. Но скоро она начинает чувствовать и окровавленные руки, всё ещё раскалённый живот. - Пожалуйста... - Оливия не понимает, что говорит. Да и говорит ли вообще. - Дай.. дай мне умереть... Судорожный вздох и её глаза закрываются, скрывая девушку от этого мира во тьме. - И не подумаю, - говорит Кроули, улыбаясь. Оливия наконец-то слышит его. Слышит и понимает - это лишь начало. Завтра, или через пару дней, всё повториться и с новой силой. Самое страшное это не пытки, и даже не их жестокость. А то, что она их выдержит, она не умрёт от боли. Из-за крови демона Оливию просто так не убить. Это было мучительнее всего. Она хочет сказать что-то ещё, что-то важное, что-то... подобное молебну. Но не успевает. Он касается её губ своими. "А если пытки перестают влиять на жертву, то стоит всегда помнить одну простую истину: лучше всего пытать чувства человека", - говорила книга.