Прошлое…
К Соре нередко приходили жаловаться чужие ученики, негодуя по поводу того, что их инструкторы либо слишком грубые, либо слишком многого требуют. Мальчик внимательно выслушивал недовольства молодых железных и иногда пробовал сам чему-то обучить их, дабы старшие учителя не имели поводов лишний раз накричать или как-то унизить своих подчинённых. Это с учётом того, что он уже и сам стал преподавателем, и под его началом было тридцать новичков. Но Сора не относился к ним так, как относился к своим ученикам Гиро.
— Сколько раз тебе повторять: хвосты — это часть твоего тела, как руки и ноги! Пользуйся ими! На тебя падает огромный валун? Разруби его хвостами! На тебя надвигается враг? Проткни его хвостами! Падаешь с обрыва? Впейся в горную породу хвостами! Не можешь дотянуться до чего-либо? А хвосты тебе на кой хуй?! — орал девятнадцатилетний парень, злясь на несообразительность своих новичков, а точнее — одной из них. Семилетняя девочка ёжилась всё сильнее после каждого нового слова Гиро, глотая подступающие слёзы и теребя края чёрной спецовки. — Тупая малолетка! Ты — мусор, поняла? Раз нихрена не соображаешь! Каждый, блять, день только с тобой тут сколько времени возиться приходится! Не будешь выполнять задания — тебя убьют нахуй! Поняла, я спрашиваю?
— П-поняла… — пискнула малышка.
И всё это происходило на виду у остальных его учеников. Сора нередко подсматривал за происходящим на занятиях Гиро, искренне, но молча сочувствуя его подчинённым. Никто из них не решался возражать ему, потому что он умел запугивать. Особенно хорошо у него это получалось из-за того, что они всё ещё дети. Впечатлительные и доверчивые дети. Здесь когда-то все такими были.
У мальчика в своё время тоже был учитель, строгий, требовательный до ужаса, но он действительно хорошо обучал свою группу и никогда не принижал учеников. А этот железный просто самоутверждается за их счёт. Самому старшему из его подчинённых четырнадцать лет, но и тот постоянно получает от своего преподавателя, причём не только словесно. Железный не брезгует одарить подростка затрещиной, силком волочить его куда-нибудь или толкать так, чтобы тот упал и ударился обо что-нибудь головой. Однажды он таким образом проломил пареньку череп, правда тут же дал ему таблетку, чтобы избежать ответственности.
Сора, увидев как Гиро, матерясь и фыркая в сторону девочки, покидает огромный зал, сныкался за дверь около выхода — ведь именно туда брюнет и направлялся, и ведь именно оттуда беловолосый вёл шпионаж. Мальчик надеялся, что его присутствие останется незамеченным, но, увы, жестокий инструктор, пройдя два метра от двери, замер, и, спустя ещё секунду, развернулся.
— Хули ты тут забыл, мелкий? — выплюнул он, окидывая Сору взглядом. Тот, вздохнув, вышел из своего укрытия и почесал затылок.
— Мимо проходил, — соврал беловолосый, пожав плечами.
— Да ну? — наигранно удивился брюнет. — А не следил ли ты часом? Что, жалеешь эту мелкую сучку? Так не утруждайся, она — бездарность. От неё скоро избавятся.
— Не избавятся, — спокойно ответил мальчик. Гиро бросил на ребёнка испепеляющий взгляд, скрипя зубами.
В тот день они снова подрались. Прямо на глазах у той девочки. Потом Сора, когда его и брюнета разняли, помог железной научиться вовремя вспоминать, что теперь у неё есть четыре дополнительных конечности. И он оказался прав: вскоре малышке стало легче в обучении, и никто даже не думал избавляться от неё, как от отстающей, ибо она таковой не была.
Сора, с чувством выполненного долга, косился в сторону неугомонного агрессивного инструктора несчастных детей и думал, что ничего особенного он уже не увидит. Однако всего через несколько дней он убедился в обратном.
Железных будили с помощью оглушительного звонка, разносящегося сразу по нескольким этажам корпуса. Расположение комнат больше напоминало тюремный отсек: на каждом этаже было по двадцать дверей, ведущих внутрь небольших помещений, в которых и проживали по два, а то и по четыре железных. В каждой комнате было соответствующее число кроватей (имели место и двухъярусные) и тумбочек. Вся одежда находилась в общей огромной раздевалке — именно общей, ибо девочек среди железных в разы меньше, чем мальчиков, а строить для них отдельную раздевалку было лишней тратой денег, — рядом с не менее гигантской душевой. По крайней мере кормили железных добротно: всё приготовленное состояло из свежих продуктов. А ещё ребята могли выбрать, что хотят поесть завтра, а уж затем повара, ориентируясь на заказ, готовили. Ну большая ли проблема — потратить немного денег на нормальную еду для своих почти рабов? Так что в этом железным не отказывали.
Беловолосый проводил в столовой чуть больше времени, чем нужно: он быстро уплетал завтраки, но не отказывался поболтать с бывшими одногруппниками или собственными учениками. Обычно его компания состояла из чуть более десяти человек, а после недолгих обсуждений и разговоров он отправлялся обратно к себе в комнату, чтобы перед обедом провести уроки у своих подчинённых.
В этот раз всё происходило по тому же принципу: он немного поболтал с подростками и, когда столовая уже почти полностью опустела — так как многие инструкторы хотели как можно скорее закончить уроки и заняться своими делами, — вежливо попрощался и отправился в корпус. Он жил на четвёртом этаже, а дверь в его комнату по счёту от лестницы была восьмая. Вот только Сора ещё на последних ступеньках заметил небольшие пятна крови, а потому дальше передвигался с особой осторожностью. Он заглянул за угол, и первым, что бросилось в глаза, был мальчик примерно одного возраста с ним. И Гиро рядом. Они стояли около двенадцатой двери, и последний громко кричал, щедро одаряя молодого железного звонкими пощёчинами. Беловолосый не сразу смог выйти из-за угла и разобраться, в чём дело, ибо его будто что-то сковало на месте. Это был не страх, не удивление и даже не замешательство, а интерес. Будь Сора трижды железным, солдатом, убийцей, инструктором — кем угодно, но он, как ни посмотри, всё ещё ребёнок.
-…потому что вы нихера не умеете! Ты не умеешь! Все уже давно тремя хвостами научились управлять, а ты и с одним справиться не можешь! И ты ещё смеешь мне заявлять, что я — плохой учитель?! Да я с тебя шкуру сдеру, щенок неблагодарный! — взорвался разгневанный Гиро, наклонившись ближе к мальчику. Видимо, они уже довольно давно стоят здесь и ругаются, ибо терпение ребёнка исчерпало себя, и он решил во что бы то ни стало доказать преподавателю, что тоже кое-что умеет. Мальчик нацепил железную маску и, высвободив один хвост и обвив им ноги Гиро, дёрнул того на себя. Старший железный не упал на спину, как ожидал ровесник Соры, а сделал сальто назад, высвобождаясь из слабого захвата.
Тут-то беловолосый напрягся, но всё ещё не смог заставить себя подойти к железным.
— Ты… Ты не плохой учитель… Ты плохой человек… Все в группе тебя боятся… Ты злой и жестокий! — плаксиво пробормотал незнакомый Соре детский голос. Мальчишка начал пятиться назад, подальше от Гиро, но тот в мгновение ока настиг его и схватил за предплечье. Тогда ребёнок сильно испугался и, не устояв на ногах, бухнулся на землю, упёршись спиной в перила.
— О, правда? Всё это время я был довольно-таки ласковым по отношению к таким ничтожествам, как ты, — зло прошипел брюнет, сев на корточки и вглядываясь в наполненные страхом и слезами глаза своего ученика. — Но сейчас я действительно буду жестоким… Ты запомнишь это на всю свою оставшуюся жизнь…
Гиро одарил мальчика сухой ухмылкой и, привстав, силой раздвинул чужие железные челюсти. Он, не смотря на то, что стальные клыки глубоко врезаются ему в ладонь, тянул челюсти на себя, другой рукой вжимая голову ребёнка в перила. Тот закричал, начал хвататься за запястья инструктора, дёргаться, но ничего не помогало. Послышался жуткий хруст, перемежавшийся со скрежетом металла, а следом за ним раздался такой звук, будто кто-то сбросил на кафельную плитку камень весом килограммов сто. В следующую секунду брюнет отшатнулся от подопечного, сжимая в руке его правую часть верхней и нижней челюстей. С его руки на окровавленную и вырванную с кусками мяса часть железной маски стекала его собственная кровь, ибо ладонь парня была прокушена насквозь. Он не чувствовал боли, так как уже давно привык к ней, зато чувствовал опьяняющее удовлетворение. Дыхание Гиро было слегка учащённым, взгляд поблёскивающих глаз вперился в ребёнка.
Мальчик согнулся пополам, взвыв от ужасающей боли и заливая кровью серый пол. Горячие слёзы смешивались с багровой жидкостью; из глотки молодого железного вырывались не то вскрики, не то болезненные стоны. Перед глазами у него всё поплыло и задвоилось.
Тогда Сора понял, что ему нужно было выйти из-за угла раньше. Он не думал, что ситуация могла повернуться в такую сторону, что Гиро настолько отбитый психопат. Но молодой инструктор всё же, пусть и поздно, вышел и направился в сторону брюнета, виляя хвостами. Парень его разозлил, но больше — разочаровал. Если до этого момента этот ненормальный мог неосознанно или в порыве гнева навредить своим ученикам, что можно было бы списать на безумие железного, то сейчас он отлично понимал, что делает. Более того — ему это нравилось.
Драка между железными длилась недолго, и Гиро попросту ушёл — а точнее убежал, — так как беловолосый умудрился отрубить ему руку и вспороть брюхо, а таблеток у старшего при себе не было.
Сора проводил его взглядом и только затем опустился на колени рядом с истекающим кровью ребёнком, помогая ему принять сидячее положение и рассматривая отвратительно выглядящую рану: мало того, что правой части обеих челюстей ученик лишился, так ещё и механизм в шейных позвонках заклинило, как итог — мальчик не мог снять левую часть стальных челюстей, а вкупе с огромной раной на другой стороне лица выглядело это крайне жутко. Но если залечить безобразную рану и отрастить новые кости было вполне реально, то остаток железной челюсти теперь навсегда останется в таком положении. То есть, этот ребёнок не сможет избавиться от маски, разве что выдернет себе и левую сторону челюстей.
— Смотри на меня, — спокойно проговорил беловолосый, начав одной рукой шарить по карманам. Благо ему повезло, что Гиро его лишь слегка порезал. Серьёзных ран у него не было, зато таблетки были при себе. Он достал одну и силой втолкнул её в рот терявшего сознание мальчика. — Глотай! Глотай, говорю!
Тот с трудом выполнил эту задачу. Кости и зубы уже через полминуты отрасли заново, как и мышцы с кожным покровом. Вот только левая сторона челюстей оставалась железной, что не вызывало радости у обоих.
— Он твой преподаватель, так? — нахмурился беловолосый.
— Угу… — всхлипнул мальчишка, вытирая слёзы и дрожащими пальцами ощупывая железо на лице. Он зажмурился, стараясь не разрыдаться в голос. И как ему теперь быть? Как ему жить с таким лицом?
— Я попрошу перевести тебя в мою группу, — продолжал Сора, осматривая его.
— Гиро иногда… — ребёнок запнулся, судорожно выдыхая, -…пристаёт ко мне. Он говорит, что будь я по-старше, и он бы… ну… Что мне с этим делать?
Беловолосого захлестнула новая волна злобы на брюнета. И как эта мразь вообще выжила здесь? В каких тепличных условиях воспитывали этого мудака, раз он вырос настолько ебанутым на голову?
— Не волнуйся, я и это улажу. А по поводу лица не беспокойся… Мы же все железные, разве кого-то будет беспокоить твой внешний вид? — предпринял Сора попытку успокоить ровесника.
— Меня будет беспокоить, — пробубнил он в ответ, поджимая колени к груди. Молодой инструктор вздохнул, поняв, что ему не стоило этого говорить. Но ведь это правда — всем плевать на лицо, которое и так периодически скрывает железная маска, так почему же…
— Смирись, — вместо извинений выдал беловолосый. Мальчик поднял на него взгляд и не понял, сочувствует ли ему этот странный железный или насмехается над ним. Сора и сам не мог до конца разобраться с теми эмоциями, которые сейчас испытывает, однако он твёрдо принял решение помочь и поддержать этого крепыша, ведь не каждый так долго будет терпеть такого человека, как Гиро, и не каждый сможет сказать ему что-то против. — Тут уже ничего не поделать. Тебе придётся жить с этим и просто привыкать. А я, в свою очередь, буду очень стараться, чтобы Гиро больше и пальцем к тебе не прикоснулся. Идёт?
Вот только ученик брюнета прекрасно понимал, что так просто ему не отделаться от своего ненормально преподавателя. Рано или поздно он всё равно доберётся до мальчика, и можно было только догадываться, что сделает.
— Идёт.
***
Настоящее...
Теперь ты знаешь, кто он такой?
Да, теперь знает. При первой же встрече он показался Ему таким же, как и все — жалким смертным ничтожеством, слабаком, глупым ребёнком. А сейчас Он увидел в нём сумасшедшего, ибо только сумасшедший, зная, что его смерти желает весь мир, столкнётся с этим миром лицом к лицу. Только сумасшедший сможет притвориться, что дал себя подчинить, а сам незаметно заставит прогнуться под собой. И этот псих балансирует на грани, хоть и знает, что может оступиться, где-то поскользнуться — и тогда его убьют, или может увлечься и случайно дать понять, что это именно он контролирует ситуацию, и в таком случае его тоже убьют.
Теперь Он знает всё это про Сору, потому что… потому что теперь не видит в нём ничего от жалкого ничтожества, ничего от слабака и глупого ребёнка. Но Ямарута всё ещё смертный. Это и делает его несовершенным. А Он — совершенен. Он — бессмертный.
— Сора должен быть моим, — прошептал Он, сидя на широком столе в кабинете отца и болтая ногами в воздухе. Он сверлил взглядом прохожих, мелькающих за окном тут и там — с такой высоты они казались меньше муравьёв. Бессмертный вытянул правую руку перед собой, согнув указательный и большой пальцы буквой С, и, закрыв один глаз, будто смотрел в прицел, визуально расположил магазин Тода Уилса между пальцами, а спустя пару секунд сомкнул их. — Бам!
В зеркале всегда что-то искажается.
У железнорождённого есть тот, кто имеет полное право давать ему советы, и он к ним прислушивается, когда это действительно необходимо. Никто из его подчинённых не обладает такой привилегией, но этот парень — исключение. Он не подчинённый, он не часть группировки Первого Альфы, он даже не его родственник — бессмертный проехался по самооценке каждого из них, чётко дав понять, кто главный. А его советник самооценки не имел; его не волновала ни жизнь, ни смерть — ни своя, ни чужая. Но по воле случая он попал в руки железнорождённого и добровольно остался рядом с ним. Этот помощник не был предан Альфе — если его поймают и начнут допрашивать, то он тотчас всё доложит, если не вбить в него команду «стереть данные». А в него никто ничего не вбивал. Да, он не пешка, он, как минимум, ладья. Но бессмертный не допускал мысли о том, что его ладью могли поймать. Он слишком самовлюблён и самоуверен, чтобы подумать о том, что что-то в его плане могло пойти не так. Однажды пошло, но он отказывался принимать это как неоспоримый факт. В его план не вписывался Сора. Этот беловолосый полностью перекрыл собой всю изначальную идею Первого Альфы, и тот стал думать лишь о том, как ему заполучить смертного железного себе. Ямарута был для него как брат-близнец для нарцисса — а железнорождённый и был им. Он любил только себя, считая себя идеальным. Совершенным. А Сора казался ему отражением в зеркале.
— Для них — это война, а для тебя?
— А для меня… игра, — выдохнул бессмертный в ответ своему советнику, упёршись руками в гладь стола и продолжая болтать ногами в воздухе.
— Ты — зритель.
— Я — непосредственный участник, — спокойно кинул он, изучая взглядом высотки.
— Ты играешь из-за кулис. Кукловод, и не больше. Но теперь полиция знает о твоём существовании, и пара нитей оборвалась. Ты бы смог играть по правилам Соры?
— Притвориться кем-то? Смог бы. Предлагаешь мне выйти на сцену? Я думал, что должен появиться в конце истории, как супер-герой какой-нибудь.
— Ты считаешь себя супер-героем?
— Я считаю себя вакциной против этих существ. Я и люди — разные виды. Я — истинный железный, а они — жалкие людишки. Я бессмертен, а они — нет. Они сильны, но я сильнее. Им не поможет армия псевдо-железных… и этот психопат им тоже не поможет.
— Это ты про свой объект обожания? Про Сору?
— Я ненавижу его! Он не идеален! Я ненавижу его за эту неидеальность! Он смертен, как человек…, но он не похож ни на одного из железных… он другого сорта… не железный и не человек… кто-то другой… воплощение чего-то другого… Но тем он мне и нравится.
— А когда ты получишь его, что ты с ним сделаешь?
Альфа промолчал.
— Так ты поучаствуешь в игре? — вновь подал голос советник железнорождённого.
— Тебе просто интересно, что из этого получится? Ха-ха! Кто бы мог подумать, что у такого, как ты, может развиться интерес к чему-либо… Это необычно… Хорошо. Я буду играть.
***
Предчувствие — странная штука. Оно появляется из неоткуда и заставляет тебя постоянно думать о том, что нужно ждать чего-то назревающего или неизвестного. От этого чувства очень непросто избавиться, но оно всегда предупреждает тебя о предстоящем событии. А какое предчувствие бывает чаще: плохое или хорошее? Наверняка, они появляются в равной степени часто, но людям свойственно лучше замечать и помнить плохое.
Вот и у Анемон с самого утра появилось плохое предчувствие. Оно её слегка напугало — девочка не часто сталкивалась с любого рода предчувствием, но она решила не говорить о своих переживаниях старику. Тот находился в прекрасном расположении духа и привычно отправился в магазин. К его же удивлению за следующие три часа к нему пришло аж десять клиентов, а так же был один заказ на дом — его пришлось доставлять Анемон.
Когда малышка вернулась в магазин, отдав выручку Тоду, она зачем-то направилась в сторону комнаты Соры. Уилс решил, что девочка направляется в подсобку или ванную — в которую можно было попасть лишь через комнату белобрысого. Но Анемон прекрасно поняла, что её будто что-то тянет в комнату парня.
Она приоткрыла дверь в помещение, в котором Ямарута уже бог знает сколько времени не появляется (девочке казалось, что его нет очень долго), и огляделась, а затем тихонько прикрыла за собой дверь. Анемон даже не старалась понять, что её тянуло сюда — предчувствие, интерес (чего она здесь не видела?) или безделица, но начала скользить взглядом по знакомой небрежно заправленной кровати, по тумбочке рядом, затем — по столу в углу комнаты. Со стола она снова переключила своё внимание на тумбочку. Большинство вещей Соры хранились в ванной или в комоде слева от кровати, но самое важное, что у него было, он всегда держал при себе или рядом с собой.
Анемон подошла к тумбочке и открыла верхний ящик. Как она и думала, небольшая коробочка с таблетками железных лежала на месте. Она открыла и её, заглядывая внутрь. У Соры осталось лишь чуть больше половины от общей суммы таблеток. Не зная, зачем это делает, девочка взяла три пилюли и вложила их в передний карман джинсовой жилетки, затем закрыла коробочку и поставила туда, где, как ей казалось, та и стояла, и закрыла ящик.
Она быстро вернулась обратно в зал; ни дрожи в коленках, ни учащённого сердцебиения — малышка чувствовала себя спокойно.
В зале осталось всего двое посетителей — какая-то влюблённая парочка, которую не особо заботило то, что какое-то время назад здесь работал железный. Так же за барной стойкой расположился Роши, а около кассы сидел и старик. С краю стола мирно сопела фиолетовая утка, досыта нажравшаяся сырого мяса. Девочка тут же подсела к очкарику.
— О чём болтаете? — улыбнулась она.
— О работе, — развёл руками мужчина. — Честно, никогда не обращал внимание на безымянную полицию, а теперь она повсюду! Не замечать сложно. К тому же, Охотники забрали у меня Сору… А так — не приглядывался бы и дальше.
— Сора — не твой ребёнок, старик, он тебе не принадлежит, — спокойно ответил Ятсуме, не моргая глядя на хозяина. Лицо того вытянулось в удивлении, но он, возмущённее прежнего, воскликнул:
— Я его полтора года воспитывал и учил! Да, он мне не родственник, но он — член моей семьи, которому полиция, по сути, поставила ультиматум: или работай на нас, или умри. Разве я могу простить такое отношение к члену своей семьи? Нет! Может, по мне и не видно, но меня это злит, — нахмурился он, скрещивая руки на груди.
— Перестань, Тод, он справится! Сора же не глупый, да и к тому же — он сильнее всех! А ещё у него есть Томо. Ты зря переживаешь за него, — сразу вступилась Анемон, говоря чуть громче, чем нужно.
— Так вот как тебя зовут? — равнодушно протянул очкарик и тут же вернулся к прежней теме:
— Сора умён и силён. Это бесспорно. Но он всё ещё смертный.
Уилс, мягко говоря, завис. Он одновременно злился и изумлялся смелости подростка, ведь тот обычно не позволял себе слишком громких слов, боясь реакции окружающих. Но сейчас его будто подменили: интонация стала спокойной, голос ровным; взгляд безэмоциональный, а речь чересчур… уверенная?
Конечно, можно было бы списать это поведение на результат работы в участке; может парень там такого повидал, от чего ему крышу слегка сдуло. А, может, он просто не в настроении? Хотя, несколько месяцев назад на фестивале подобное выглядело немного иначе: тогда он просто сорвался на Ямаруту и почти мгновенно извинился перед ним, но сейчас с Ятсуме было явно что-то не то. Слишком уверенный. Слишком холодный.
— Тут ты прав… — выдохнул, наконец, старик, продолжая хмуриться и изучать подростка критичным взглядом. Очкарик будто не замечал этих изучающих глаз или же просто не придавал этому значения. — Ты решил зайти к нам перед работой? Хотел что-то узнать?
— Хотел сказать, — выговорил Роши. — Хотел сказать, что было бы лучше, если бы Сора здесь больше не появлялся.
Реакция старика не заставила себя ждать.
— Ты что несёшь! — взвыл он, ударив кулаком по столу. Анемон вздрогнула и воззрилась на хозяина, тогда как очкарик и бровью не повёл. — Он здесь живёт и работает! Он БУДЕТ здесь появляться!
— Успокой… ся, — запнулся парень, поправляя очки. — Было бы лучше, если бы Сора здесь больше не появлялся, — повторил он тем же спокойным тоном. — Потому что он принесёт вам обоим очень, очень много проблем. Он и так оказал тебе, старик, большую услугу: лишил всех постоянных клиентов и общего числа посетителей — и это лишь благодаря тому, что люди узнали правду о нём. А сейчас его используют против других железных. Это значит, что целые группировки и обычные одиночки будут охотиться на него, как на предателя. Если он появится здесь — пострадаете и вы. Поэтому, если он придёт, гоните его прочь.
Последнее Ятсуме договорил уже около выхода.
— Ты, наконец-то, спятил? — вдруг вырвалось у Анемон, провожающей парня взглядом. Тот никак не отреагировал, будто не услышал её, и покинул заведение, оставив недоумевающего и злого хозяина и растерянную девочку наедине друг с другом.
— Он меня пугает, — пробормотал Тод, приложив холодные пальцы ко лбу. — Что с ним такое? — вопрос был скорее риторическим.
— Не знаю, — буркнула малышка. — Может, настроение плохое… Если подумать, то я никогда его таким не видела.
— Я тоже.
— Так что же мы будем делать с Сорой? Прогонять его или…
— Конечно же нет! Я не прогнал его при первой встрече, не прогнал, когда он «лишил» меня клиентов, и сейчас не прогоню! — моментально среагировал старик, перейдя на повышенные тона, а затем взял из-под стола графин с водой и чашку, наполнил её до краёв и осушил в три глотка. — Да пусть к хренам собачьим разнесёт мне здесь всё — я его не прогоню… Буду орать на него, как больной, бить, но не прогоню.
— Ты и так больной, — подытожила девочка, расплывшись в улыбке. — Все мы, — сказала она уже тише.
