Железное небо

Прошлое… — Ты особенный, ты отличаешься от других детей… от всех людей в мире, — шептал мужчина, прижимая трёхлетнего сына к своей груди. Мальчик ещё не до конца понимал, что имел ввиду его отец, но уже тогда в нём глубоко засела эта фраза, со временем разросшаяся в настоящую болезнь, воздействующую на мозг. Этот ребёнок родился слишком рано. Уже на пятом месяце беременности живот его матери был таких больших размеров, что отец даже думал о двойне или тройне. Но всё оказалось гораздо интереснее: из-за особенности состава крови матери плод рос и развивался стремительно быстро, поэтому чуть меньше, чем через полгода, женщине пришлось рожать. В течение нескольких часов она мучилась, но не из-за схваток, а из-за железа, медленно переползающего с костей её позвоночника на ребёнка — это было в несколько раз больнее. Устройство в спине матери сочло малыша как своего хозяина, а саму женщину — как угрозу его жизни. Железо рвало её изнутри, впивалось в плоть ребёнка, обосновываясь в его теле и будто сливаясь с ним в единое целое, и когда малыш, наконец, оказался в руках врача, мать умерла. Её тело было изуродовано изнутри, но это волновало отца ребёнка меньше, чем сам сынишка: того покрывал железный экзоскелет, сквозь который едва можно было разглядеть туловище и конечности мальчика. Картина была ужасающей, но, тем не менее, мужчина знал, на что шёл, когда стал встречаться с матерью ребёнка, поэтому в тот же день он избавился от всех свидетелей, способных разболтать обо всём этом кому-то ещё. Прочих же он подкупил, после чего поселил у себя дома и приказал следить за состоянием ребёнка, надеясь, что тот сможет выжить. Но врачи не знали, что делать с железом. Чем старше становился мальчик, тем больше железа уходило внутрь его тела: к трём годам ребёнок выглядел как шестилетний, и только на всей правой руке у него ещё остался этот защитный панцирь из металла. Отцу уже давно был известен факт самостоятельной регенерации мальчика, поэтому ещё полгода назад он выискал учёных, занимающихся созданием железных, и попросил объяснить ему, что же случилось в день рождения его сына. Учёные лишь разводили руками: они и сами никогда такого не видели, и, по их словам, в устройстве позвонков и механизмах хвостов не предусматривалось трансформации в экзоскелет, а, значит, это какой-то сбой, ошибка, приведшая к таким шокирующим, но воистину любопытным и будоражащим последствиям. Мальчика предложили оставить в центре исследований и изучить, но, так как это подразумевало бесчисленные зверские опыты, мужчина отказался и забрал ребёнка домой. — Ты не такой, как другие… — продолжал бормотать мужчина, открыв глаза и вновь наткнувшись взглядом на выпотрошенный труп собаки, лежащий на ковре посередине гостиной. Из открытой пасти животного вывалился окровавленный язык, нижняя челюсть была разрезана пополам, из-за чего отрубленная часть лежала далеко от морды. Тёмно-коричневая шерсть стала мокрой и практически чёрной из-за крови. Туловище собаки было несколько раз разрезано и перекручено, а потому задние лапы, неестественно выгнутые в обратную сторону, растянулись ближе к выходу из комнаты. Смотреть на это тошнотворное зрелище было мерзко и страшно, но мужчина не мог перевести взгляд на что-то другое, вспоминая, как его сын самозабвенно высвободил хвост, которым и сотворил этот кошмар со своим домашним питомцем. Это было осознанное действие, мальчик Хотел навредить собаке, и ему это казалось весёлым. Отец побоялся отругать его и лечь рядом с мёртвым животным, поэтому просто взял сына на руки и, успокаивающе гладя его по волосам, нашёптывал: — Ты так сильно отличаешься от других людей… Но так поступать нельзя… Тебе нельзя делать такое, понимаешь? — Но почему-у-у? — обиженно протянул мальчишка, надув губы. — Он рычал на меня! — Он не хотел делать тебе больно, он просто играл. — И я играл! — Чужая жизнь — не вещь, чтобы распоряжаться и играть ей. Ребёнок почему-то запомнил ровно противоположное, и к шести годам на его счету было уже несколько десятков жизней его домашних питомцев и даже некоторых домашних работников. Отец из кожи вон лез, чтобы отучить сына от, видимо, врождённой жестокости и жажды крови, но не помогали ни психологи, ни врачи, ни попытки мужчины поговорить с ребёнком лично, ни даже наказания в виде лишения каких-нибудь игрушек или оплеух. Мальчик всё равно делал по-своему, раз за разом расплываясь в улыбке и объясняя свои действия лишь одной фразой: «Я отличаюсь от других». Эти слова словно запрограммировали его делать то, что недопустимо в обществе: унижать старших, командовать другими детьми, бить кого захочется, брать всё, что вздумается, и искренне недоумевать, когда его начинают отчитывать за это поведение. Помимо зверского отношения ко всему материальному и живому, мальчик довольно быстро развивался не только физически, но и умственно. Схватывал всё на лету, мгновенно запоминал новую информацию, сразу же анализируя и определяя её полезность для себя, и начинал строить планы куда более масштабные, чем были до этого. Забрать игрушку у дочери друга отца? Скучно. Побить молоденькую служанку с целью спровоцировать её дать сдачи? Надоело, она слишком терпеливая. Перерезать кому-нибудь сухожилия на щиколотках, чтобы посмотреть, как человек пытается доползти куда-нибудь и позвать на помощь? Это уже пройдено. Выбраться на улицу и пообщаться с новыми людьми? Вот это уже интереснее. И отец ребёнка не понял, что произошло, но когда его сбежавший из дома сын вернулся, то всё было нормально: он никого не убил и не покалечил. Напротив, он даже стал спокойнее, и практически сразу прекратил издеваться над людьми, работающими в их доме. Мальчик стал часто покидать дом и куда-то пропадать, а затем, к девяти годам, и вовсе стал совершенно другим человеком! Теперь он был вежливым, помогал в работе по дому, извинился перед той же служанкой за своё прошлое отношение к ней. К тому же он завёл много новых домашних животных, за которыми ухаживал сам и, что показалось отцу ребёнка очень странным, не вредил им. Мужчина был бы и рад поверить, что его сын, наконец, понял свои ошибки и решил исправить их, но чувствовал подвох. Более того: он со страхом ожидал, когда же его девятилетний сын признается, что он задумал. Но он всё молчал. Однако, опасения отца подтвердились тогда, когда мальчик стал спрашивать про Дэтру — город, усилиями железных не подлежащий восстановлению, — про самих железных и про то, что было с ними связано. Мужчина подозревал, что сын хочет как-то связаться с железными, вот только зачем? Для чего мальчику это нужно? Это его отцу ещё предстояло узнать…

***

Сора не любил большие совместные задания. За одной группой малолеток фиг уследишь, а тут их может быть сразу две, три, а то и больше, итого — шестьдесят, девяносто и более подростков, и на каждые тридцать только один инструктор. Совместные задания давали очень редко, но когда это происходило, Сора понимал: множество целей по разным причинам находятся в одном и том же месте или же в разных, но расположенных очень близко друг к другу. Поэтому, дабы было удобнее и быстрее их устранять, отправляли сразу несколько групп железных. Мальчик не любил эти виды заданий не только из-за огромной концентрации несносных непослушных учеников, но и из-за большой продолжительности самой операции — как правило, от четырёх до двадцати часов, если повезёт. «В одиночку любая из групп справилась бы быстрее», — ворчал он, прогуливаясь по улицам трущоб и осматривая оставленные трупы. Семьи людей, так или иначе насоливших учёным, их близкие, друзья, домашние животные — убивать приказывали всех, кто хоть сколько-то с этим связан. Сора не знал, но среди этих трупов находились и люди, пришедшие из навсегда утерянной Дэтры. Учёные собирались убить всех Дэтроитов — так называли тех, кто жил в том городе, — а потому зачищали от них и Тэрроз. Именно это и было названо Зачисткой. Беловолосый прошёл мимо здания, заворачивая за угол, и замер, увидев, как вдалеке на капоте брошенной машины сидит какой-то подросток. Такое впечатление складывалось из-за невысокого роста — хотя силуэт прямо не держался, скорее горбился, но всё же больше подходил подростку, чем взрослому человеку. Сора медленно приблизился к фигуре, и, разглядев спецодежду железных, расслабился, встал сбоку и, не сводя с подростка глаз, коротко поинтересовался: — Что ты здесь делаешь? Мальчик, сидящий на капоте, вздрогнул и повернул голову в его сторону, чуть улыбаясь. — Я… отдыхаю, — ответил он, болтая ногами в воздухе. — А должен? — издевательски выдохнул Сора, изогнув бровь. Спустя пару секунд до него дошло, что это не его ученик, а, вероятно, чей-то другой, но тем не менее Сора обязан привести его обратно в место сбора всех групп, отправившихся на совместное задание. — А я уже всё сделал. Вот и отдыхаю, — улыбнулся железный. — Отдыхать надо там, где это положено. Здесь нельзя… — беловолосый поперхнулся, случайно заметив лениво растекающуюся лужу крови под машиной, и, так и не договорив фразу до конца, обошёл автомобиль. За ним мальчик обнаружил изуродованное тело женщины. Труп был ещё свежий. Лицо не было знакомым, поэтому Сора засомневался в том, что это одна из целей, и, окинув подростка подозрительным взглядом, нахмурился и спросил: — Кто это? — Не знаю, — с той же улыбкой ответили ему. — Как это «не знаю»? Это цель? — Нет… Она мимо проходила, может быть, домой шла, а мне было скучно. — Нам скучных заданий не дают, — сдержанно хмыкнул беловолосый, начиная чувствовать себя неуютно. Он не мог найти объяснение этому, но предчувствие у него было нехорошее. — Вами управляют не те, кто должен, — улыбка, излучающая дружелюбие, стала шире, но теперь это выглядело жутко. «Вами? — встрепенулся Сора, недоумённо взирая на подростка, и, сморгнув, выдохнул. — Он не железный! Или… Или он как-то отличается… Не понимаю… „Вами“? Почему он так сказал? Может, это паранойя, но… Нет, с ним явно что-то не так…». — А кто должен? — наигранно хмыкнул беловолосый, постаравшись сделать максимально непринуждённый и расслабленный вид, но на второго парня это вообще никакого влияния не оказало: как сидел на капоте, болтая ногами в воздухе и отчего-то улыбаясь, так и сидит. Даже ритм движений его ног не сбился. — Кто-то вашей породы, но лучше вас. «Нашей породы — то есть, железный?» — предположил мальчик, и, решив, что так и есть, задал другой вопрос, ответ на который не так очевиден: — Лучше?.. — Да. Сильнее, способнее к регенерации, с другим типом и видом механизма-трансформера, чтобы иметь заметные отличия и преимущества… — Как это? Нас всех, как под копирку, одинаковых лепят, только маски отличаются и всё… — нахмурился Сора, вглядываясь в лицо подростка. С виду он казался старше, но на деле он был даже младше Соры — вот только они оба этого ещё не знали. — Или ты знаешь что-то, чего не знаем мы? — Много всего, — кивнул подросток. — А ещё… Я и есть тот, кто вашей породы, но лучше вас. — Ч-что?.. — Но моё время ещё не пришло. — О чём ты? Я не понимаю… Мальчики наверняка продолжили бы странный разговор, если бы их не окликнул другой инструктор, проходящий мимо: — Сора! Эй! Сора! И кто там с тобой? Давайте сюда, собираемся! Перекличка — и уходим! Живо! Парень соскочил с капота, посмотрел на Сору, и, расплывшись в извиняющейся улыбке, пожал плечами и отправился в сторону старшего инструктора. А беловолосый проглотил рвущиеся наружу слова. «„Я и есть тот, кто вашей породы, но лучше вас“? „Моё время ещё не пришло“? Что это должно значить? Кто ты? И когда… Когда же наступит твоё время?» — крутилось в голове Соры на протяжении целого дня, однако потом, как бы он ни искал того мальчика, его никто не видел и не мог найти. А спустя несколько дней, когда Сора был на новом задании и выглянул из окна дома, чтобы убедиться, что на улице поблизости никого нет, кто-то из полицейских, находящихся на крыше, сбросил вниз остро заточенную металлическую пластину и снёс мальчику голову.

***

Настоящее… Иногда Томо начинали раздражать профессиональное хладнокровие и стремление Грин жёстко пошутить в абсолютно любой ситуации. Она, как и раньше, не сохраняла дистанцию во время работы и общалась с парнем в дружеской манере, отпуская острые комментарии по поводу его хмурого выражения лица и излишней молчаливости, обратно пропорциональной этим самым комментариям. По-хорошему коп должен был отстрадать в больнице неделю, но кто ж его там удержит, если его желание работать заняло первое место в пирамиде потребностей? Поэтому-то Грин, заранее предугадав возможную тираду о надобности заняться делами, попросила Томо отлежаться всего одну ночь, с чем он, слава Богу, справился. Первым требованием брюнета стала искусственная кожа для протеза, и пока девушка отправилась за неожиданным заказом, Томо успел принять душ, позавтракать и начистить пистолеты. — Выглядит удобно и очень натурально, — одобрительно хмыкнула Грин, скользя взглядом по светлой искусственной коже. Она подстраивалась под цвет и температуру тела того, кто её носил, поэтому ничем не отличалась от настоящей. — Больше перчатка не понадобится, маскировка ведь стала куда лучше с этой кожей, согласись?! Тебе, кстати, протез не пора менять? Нет дискомфорта, повреждений или других неполадок? Парень сжал раскрытую ладонь в кулак и услышал, как хрустят механизмы в бионической руке, напоминая хруст настоящих костяшек. — Нет, всё нормально, — ответил Томо сухой ухмылкой. — Хорошо, — кивнула Грин, задержав взгляд на лице брюнета, и, немного подумав, подошла ближе и стала поправлять воротник его рубашки. Парень не отстранился, но посмотрел в сторону, не поняв смысла этого жеста, и тогда девушка, мягко улыбнувшись, пояснила: — Я знаю, что тебя сегодня подбешивают мои шуточки, моё поведение и, вполне вероятно, моё существование непосредственно рядом с тобой, но ты уж прости. Просто хочется получить в ответ привычный ядовитый плевок и удостовериться, что ты в порядке и способен накостылять за дурачества, как и раньше. — Что это, Грин? Сантименты? От кого ты подхватила эту болезнь? — ухмыльнулся Томо, когда учёный отошла на пару шагов назад. Улыбка её стала шире. — Рот закрой, я пытаюсь быть милой. — Я тебя сейчас свяжу и брошу в твоей же «комнате страха», и когда тебя хватятся — хрен кто туда зайдёт, — ласково предупредил коп. — Я хочу умереть в окружении красивых молоденьких нимф, а не заспиртованных органов и железных установок! — Но ты так усердно рвёшься меня раздражать, что мне невольно хочется всадить тебе пару пуль в голову… — Врёшь ты всё! — возмутилась Грин, высунув язык, словно обидевшаяся девочка из детского сада. — Кто ж тебя по кусочкам собирать будет, если ты меня изрешетишь? — Лучше договаривай то, о чём начала, — Томо резко съехал с расслабляющих взаимных подначек, сверля девушку тяжёлым взглядом. Всё это, конечно, безумно весело — ну, почти, — но Грин хотела что-то сообщить и не знала, как подступиться, поэтому несколько часов пыталась расшевелить копа шутками, а теперь смягчилась настолько, что решила объяснить своё поведение перед тем, как сказать самое важное. Грин тяжело вздохнула, выбросила изжёванную зубочистку в мусорное ведро и, опустив взгляд в пол, пробормотала: — Сегодня… м-м-м… Похороны. Тебе нужно ехать в крематорий. Потом пойдёшь по своим делам. Скай уже объявил о том, какую должность ты теперь занимаешь, Охотники отреагировали нормально, даже обрадовались в каком-то смысле. Томо слегка поморщился, услышав о крематории и своём новом посте, и, сказав, что сам заберёт Коду — ведь он тоже должен присутствовать, — покинул девушку. Копа беспокоило то, как к нему будет относиться сивый после всего того, что случилось. Он ожидал обвинений в свой адрес, холодной ярости, выражающейся в игнорировании существования брюнета, или новой истерики от Коды, но тот отреагировал на появление Томо вполне спокойно. Вздрогнул, правда, и взгляд у него был напуганным и растерянным, но в остальном парень был спокоен по отношению к Охотнику. Он даже разговаривал с ним, пусть и короткими фразами, но в них, по крайней мере, не нашлось негативного оттенка. Рядом с крематорием толпилось огромное количество людей: родственники и друзья погибших и, конечно же, журналисты, жадные до комментариев министра и нового начальника полиции по поводу произошедшего накануне. Городская полиция старалась отгонять всех, кто так или иначе пытался дорваться до парней и задать животрепещущий вопрос, но вскоре внимание журналистов привлекли совсем другие люди. К крематорию подъехала чёрная наполированная до блеска машина, из которой вышел неожиданно мрачный Ямарута, а вслед за ним показался и Баг. Сора был облачён во всё чёрное, и вместо привычных футболок или толстовок на нём красовалась обыкновенная чёрная рубашка, — хотя, учитывая его плачевное материальное положение и наличие такого приятеля, как Баг, эта рубашка наверняка стоила несколько десятков тысяч сейн. Рукава парень по привычке закатал до локтей. Дит выглядел ничуть не хуже, так же облачившись во всё чёрное, а поверх рубашки надев пиджак. Репортёры, надоедливые, словно мухи, сразу же прилипли к появившейся парочке, выкрикивая вопросы, тыча камерами прямо в лица и ожидая ответов, но их не последовало. Городская полиция, наконец, спохватилась и вновь начала отгонять журналюг подальше от этого места, дав парням шанс подойти к зданию. Томо, курящий около крыльца, и рад бы не обратить на Ямаруту никакого внимания, но, чёрт возьми, он же шёл с Багом! Коп не сумел не проехаться по парням взглядом, и получил в ответ короткий и стыдливый — от Соры, когда тот зашёл внутрь крематория. Дит-младший даже не посмотрел в сторону брюнета, лишь едва заметно ухмыльнулся, и тогда его дёрнуло назад от двери. Парень почувствовал, как бионическая ладонь Охотника сдавливает его руку чуть ниже плеча — примерно в том же месте, в котором сутки назад побывал гарпун железнорождённого в теле Томо. — Что за дела? — наигранно удивился Баг, слабо попытавшись вырваться из мёртвой хватки. Коп полоснул по парню острым взглядом и тихим насмешливым тоном проговорил: — Надеюсь, ты убрал жуков из кухни. — Хм? Конечно, уже давно, — улыбка Бага стала шире. — Тебя беспокоит судьба моих жучков, Томо? — Меня беспокоит только один Жук*, — Томо стиснул пальцы крепче, заставив парня шипеть от боли. Подросток огляделся по сторонам и, поняв, что ближайшие люди находятся примерно в пятнадцати метрах, сдавленно прохрипел: — Не понимаю, о чём ты… — Разве? А если я тебе сейчас пулю между глаз всажу? — удостоверился брюнет, приподняв брови, а спустя ещё пару секунд, насладившись болезненным шипением подростка, разжал пальцы. Баг тут же сделал шаг в сторону и потёр ноющую руку, морщась. — Регенерируешь на глазах у всех или подождёшь другого момента? — Ты же не настолько плохой человек, чтобы сорвать церемонию ради того, чтобы это выяснить, — ядовито прошипел Дит, сверля брюнета злым взглядом. — Ты прав, — хмыкнул Томо, выбросив окурок в мусорку, а затем взглянул на подростка сверху вниз — точно как на маленького жука, — поэтому не попадайся мне на глаза после того, как выйдешь отсюда. — Я уж постараюсь, — прорычал Баг. В этот же момент кожа на его лице стала переливаться волной металлического блеска, за которым начали выползать наружу и соединяться в клыки металлические пластины, почти сразу исчезая. Кроме Томо этого жуткого зрелища больше никто не увидел. Подросток решил не оставаться в долгу: — Не могу не заметить: ты многому Сору научил. Он проявил изрядную сноровку… — расплылся парень в ехидной ухмылке. Томо потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, о чём сказал Баг. Затем он перевёл взгляд на городскую полицию, выясняющую отношения с журналистами, и, протяжно вздохнув, процедил сквозь зубы: — Не испытывай свою удачу. — До конца осталось недолго — там и посмотрим, на чьей стороне госпожа Фортуна, — хмыкнул Дит. — Без доказательств тебе никто не поверит, так что ты уж постарайся их найти. И помни, что когда я приду за тобой в следующий раз, ты умрёшь. Томо пожал плечами, как бы сказав этим: «Посмотрим», — и взглянул на Бага, расплывшись в самой дружелюбной и весёлой улыбке, какой только мог. Брюнет будто пародировал Сору, однако когда Так улыбался Ямарута — никто и никогда не понимал, чего от него ожидать, но когда эта улыбка разрезала лицо Томо… Стало ясно, что его желание убить Бага каждую секунду растёт в геометрической прогрессии. Сора до конца так и не понял, зачем пришёл. Ради приличия, может быть, ведь если бы Эдисон захотел, то он бы, в своё время, не сообщил о Ямаруте Скаю, а просто нашёл бы удачный момент и убил его, — так что Сора должен быть благодарен. Он стоял позади толпящихся в маленьком помещении людей, пока один за другим сжигали гробы с Охотниками. Многие из гробов были закрыты, чтобы не ужасать родственников погибших плачевным состоянием тел. Тихий плач, шёпот, шаги заходящих и уходящих людей — всё это перемежалось между собой в течение нескольких часов, и только затем принесли какого-то тёмного оттенка гроб, в котором должны были сжечь Эдисона. В этот раз крышка тоже была закрыта. Чью-то душещипательную речь о том, каким хорошим был Эд при жизни, Сора пропускал мимо ушей и вообще практически не слышал, зато отчётливо различал среди голосов тихое сопение Коды, изо всех сил пытающегося сдерживаться. Всё это время рядом с ним стоял Скай, слегка соприкасаясь своим плечом с его, и изредка поглядывал на сивого, вздыхая. Томо стоял впереди, рядом с Кодой и Дайлером, но основной части людей сторонился. И только когда зашумела печь, Ямарута вздрогнул и посмотрел сквозь стекло на языки пламени, жадно пожирающие деревянный гроб. Тот трещал, древесина темнела ещё сильнее, постепенно превращаясь в дырявые тонкие угли, а затем пеплом опадая на специальную подставку. Огонь медленно, но верно добирался до останков тела Эда. Сору кольнула совесть. Поступи он иначе, возможно, мужчина был бы сейчас жив… Но точно так же вероятно, что в этом гробу сейчас лежал бы Томо. Коду слегка приобнял Скай, утешая и позволяя выплакаться в своё плечо, а Томо неотрывно смотрел на огонь таким злым взглядом, будто у него с этим пламенем были кровные счёты. Ещё несколько человек просто шмыгали носами и вздыхали, а иные держались и выглядели весьма спокойными. Так стоит ли жалеть о том, что уже сделано? Первым ушёл Баг, сославшись на телефонный звонок и срочную встречу с кем-то, чьё имя Сора мгновенно забыл. Дит перекинулся парой фраз с Кодой, выразив соболезнования, и быстро покинул крематорий. Следом за ним ушли ещё несколько человек, а после — и Томо. Брюнет саркастично фыркнул, когда вышел на улицу и не обнаружил Бага поблизости, и закурил, набирая номер. Подросток действительно поспешил слинять, боясь расправы — это не могло не позабавить копа. Ему осталось всего лишь найти доказательства того, что Баг и есть Первый, и, если повезёт, заодно нарыть полезную информацию о железных. — Да? — раздался сонный голос из динамика. — Хм, ты спал? Извини, — на автопилоте выдал брюнет, выдыхая сигаретный дым. — Дело есть, поможешь? — Что? Какое ещё дело?.. — боязливо отозвался Роши, вмиг проснувшись. — Мне надо найти работников тюрьмы и центра исследований, где содержали железных. Возможно, кто-нибудь из них расскажет мне парочку интересных историй. — Кажется, у меня это уже просили… — Даже догадываюсь, кто. — Ой! В смысле… Я, эм-м… — Роши не хотел говорить этого вслух, а теперь не знал, как отвертеться, и резко выпалил: — Погоди минуту, я сейчас! Парень возился немного дольше, но затем — как раз к тому моменту, когда терпение Томо начало стремительно исчезать — назвал всего два имени: — Эрик Стоун и Гарри… — шатен немного помолчал, а затем медленно попробовал отчеканить: — Рихпфедх... Рихпфедхелькер... Э-э-э... Томо аж перекосило. — Что ты сейчас сказал? — Там такая фамилия... Я лучше в сообщении напишу... — Как будто кто-то долго бил головой по клавиатуре, — хмыкнул брюнет, согласившись. — Ладно, что по поводу этих двоих? — Они единственные, кто ещё жив и остался в Тэррозе, но оба в больнице по причине плохого здоровья. А второй, который с этой страшно длинной фамилией, работал и в центре, и в тюрьме, так что тебе приоритетнее будет найти именно его. — Понял. Брюнет уже хотел было сбросить трубку, но Роши вдруг выпалил: — Слушай! Эм-м… Ты ведь… Ты ведь с помощью этих людей хочешь выяснить, кем является Первый? — предположил он. Томо выкинул окурок в урну и, немного подумав, пробормотал: — Я уже знаю, кто он, — и сбросил, не дожидаясь ответной реакции. А она однозначно была — в этом сомневаться не стоит.