Лабиринт искажений

             

4.1.

Далеко идти не пришлось. Райнену так вообще почти не пришлось идти: увидев, как он ковыляет, Альтакано свистнул. Из тёмных углов к ним устремились две тени в тех же широких свободных балахонах, какой носил Ринбор. Они приблизились стремительно и бесшумно, как призраки, однако под широкими одеяниями была вполне вещественная плоть. Райнена подхватили под руки и потащили достаточно быстро, чтобы угнаться за размашисто шагающим командиром охраны. — Решил что-нибудь? — спросил Альтакано, когда они остановились. Райнен молча запрокинул голову повыше. В основном, чтобы слёзы не полились из глаз. Повреждённую руку разбередило, пока его волокли по коридорам, и теперь по степени причиняемого неудобства боль в плече могла бы поспорить с болью от стрелы. Сказать ему всё равно было нечего. Мысли разбегались, и он даже не был уверен, правильно ли понял, то, что Альтакано сказал. — Ну раз тебе всё равно, — сказал Альтакано, подталкивая Райнена к ближайшей двери, — пусть будет эльф. За дверью оказалось неожиданно тепло. Грела комнату жаровня, подле неё сидящий на корточках орк с торчащими из нижней челюсти огромными клыками размеренно подгребал угли в горку кочергой, но подскочил, как только командир переступил порог. Второй орк выпрямился возле двери, рыкнув. — Шевелитесь, — бросил им Альтакано. Один из орков потянул безобразную конечность вверх, ловя свисающий с блока под потолком крюк, и потянул его вниз. Другой нагнулся над лежащим на полу пленником, которого Райнен поначалу даже не заметил, под эльфийским плащом тот сливался с серыми пористыми плитами пола. Орки привычно закинули цепь от кандалов на крюк и один из них сдвинул рычаг, торчащий из пола. Механизм лязгнул, крюк взлетел вверх, вздёргивая эльфа на ноги. Плащ слетел, и Райнен понял, кто это. Финнеланн. Ему всё-таки не удалось удержать слёзы, и, наверное, дело было не только в боли. Была какая-то чёрная несправедливость в том, что Финнеланн оказался здесь, ведь он обычно ни с дозорами по Ард-Гален не разъезжал, ни на орков никогда не охотился. С одной стороны Райнен испытал понятное облегчение, видя эльфа живым. С другой, если бы Райнен выбирал, кого делать заложником своего молчания, если бы он действительно набрался храбрости (или потерял совесть) настолько, чтобы решать судьбу товарищей, это был бы кто угодно, но не Финнеланн. Не так часто им случалось видеться, но Райнен после каждой встречи отвязаться от воспоминаний об эльфе не мог неделями. И дело было даже не в том, что все звёзды в степном небе наводили его на мысли о светлом блеске эльфийских глаз, просто Финнеланн с людьми держался без малейшей снисходительности, которая была присуща большинству остальных его родичей. — Эй! — окликнул Райнена Альтакано. — Что это ты застыл? Не нравится что-то? — Он даже не из воинов Дозора! — не выдержал Райнен. — В самом деле? — с притворным изумлением воскликнул орочий командир. — А мне докладывали — пятерых уложил. Один из орков тряхнул эльфа, разворачивая в их сторону, и что-то проворчал. — Да-да, и ещё одного варга, — уточнил Альтакано осуждающе. — И кто же ты после всех этих подвигов, если не воин? — обратился он к Финнеланну. Райнен заметил, как руки эльфа сжались в кулаки, когда Финнеланн его увидел, и поспешно вытер глаза. Командир охраны встал перед эльфом. — Не успел представиться при первой встрече, — сказал он. — Хотелось бы узнать, как к тебе обращаться. Меня можно называть Альтакано. — Да неужели? — спросил Финнеланн. Райнен мог поклясться, что в жизни не слышал у эльфа такой язвительности в голосе. Финнеланн всегда на его памяти был если и не церемонен, то тактичен и терпелив, даже с теми, кто не особо заслуживал. — Подожди минутку, сейчас придумаю себе такую же нелепую кличку — и будем в расчёте. — Да как хочешь, — равнодушно отозвался Альтакано, отворачиваясь от него. — Я собираюсь побеседовать с твоим другом. А для этого ты и без имени сгодишься. Он подошёл к жаровне, поднял с углей железный прут с деревянной рукоятью. Кончик прута был расплющен и загнут, и переливался розовыми и бледно-жёлтыми цветами. — Всё просто и должно быть понятно даже орку, — сказал Альтакано Райнену, рассматривая мерцающую кайму раскалённого металла. — Если на мои вопросы не отвечаешь ты, я начинаю спрашивать его. Финнеланн поймал взгляд Райнена. — Не слушай его, — сказал он, указывая движением головы на Альтакано. — Это всё ложь. Каждое слово. Забудь обо мне, не говори ему ничего! — Сирг, заткни его! — раздражённо велел Альтакано. Орк, стоявший рядом с жаровней, ударил эльфа лапой вскользь по лицу. — Эй, не надо ему зубы в глотку вбивать. Рано, — одёрнул его командир охраны. — Да я легонечко, — ответил орк, ставя повисшего на цепи эльфа на ноги. — Оклемается. Альтакано двинулся вокруг Финнеланна, одной рукой чуть приобнимая его, скользя пальцами по талии, с горящим в полумраке прутом в другой, — как дровосек, оценивающий с какого места врубаться в дерево. — Эй, эльда, — бросил он, останавливаясь перед эльфом, — расскажи что-нибудь о жизни за морем? Финнеланн промолчал. — И он, конечно, тоже не будет мне отвечать, — пояснил его молчание Альтакано, заводя свободную руку эльфу за спину, неторопливо собирая в ладонь длинные волосы и наматывая их на кулак. — Во всяком случае — просто так. Он перехватил рукоять прута и прижал огненный наконечник к пояснице эльфа. Раздался сухой треск и шипение. Увидев, как выгнулось тело эльфа, Райнен рванулся вперёд, забыв про собственные раны, но второй орк с рыком кинулся к нему и прижал к стене. — Да, придержи его, только вид не загорживай, — одобрил Альтакано. Убирать железку он не торопился, отодвинуться эльфу было некуда, Альтакано прижимал его к себе, придерживая за волосы. Райнен видел напряжённые руки и широко открытые, слепо смотрящие вверх глаза, но эльф ни звука не проронил. — Молчишь? — спросил Альтакано, наклоняясь к запрокинутому лицу почти вплотную, словно собираясь сорвать поцелуй с приоткрывшихся губ. — Ах, да… Он опустил прут и усмехнулся: — Ты же не из тех, кто мотался счастья у шавок Эру искать. Тебе и рассказать-то нечего. Он сунул прут обратно в жаровню, выпустил волосы эльфа и повернулся к Райнену: — Как-то так и будет. Ещё раз объяснить или ты будешь со мной разговаривать? Прежде чем ошарашенный Райнен успел открыть рот, вмешался Финнеланн: — Не соглашайся. — Голос у него был ровный, будто ничего не случилось. — Что бы он тебе ни обещал, обманет. — Клевета, — возразил командир орков. — Разве я тебя когда-нибудь обманывал? Что ты молчишь, эльф, раз уж ты меня обвиняешь во лжи, скажи честно: я тебя обманывал? Эльф не ответил. Альтакано сгрёб шнуровку куртки у него на груди и подтянул к себе. — Что, нечего возразить? Хочешь сказать, что я непременно обману, раз из приспешников Мелькора? Так это эльфийские бредни! С чего мне его обманывать? — Потому что такова твоя суть, — сказал Финнеланн. Райнену показалось, что между ними сверкнула молния, и у командира орков на мгновение засветились алым глаза и появились волчьи зубы. В этом мимолётном алом взгляде и злобном оскале было столько ненависти, что Райнен испугался за жизнь эльфа, но Альтакано выпустил того, брезгливо отряхнув руку. — Откуда тебе знать? — сказал он спокойно, хотя и с некоторой досадой. — Четверти часа не прошло, а он уже уверен, что познал мою суть. Эльфийское самомнение. Сирг, расчисти мне место. Клыкастый орк запустил когти Финнеланну за ворот и дёрнул лапой вниз, Райнен услышал треск ткани. — И патлы подбери, — добавил Альтакано. — А то загорятся. Шкуру сильно не портим. Я, может, её себе в кабинете под ноги постелю, если никто меня развлечь беседой так и не захочет. Пока орк послушно сплетал длинные волосы эльфа в корявую косу и неловко заправлял её под шнуровку куртки, чтобы не болталась на спине, Альтакано закатывал рукава и перебирал железки. А Райнен при упоминании о шкуре немедленно вспомнил освежёванный труп и толстые складки содранной кожи на мокром от крови полу. Кто это был? Сигилмир? Этраньяр? Большого усилия стоило не представлять теперь Финнеланна на месте замученного. — Давай посмотрим, понял ли ты, — сказал Альтакано подхватив из жаровни другой прут, почти золотистый. — Так как твоё имя? — Не говори! — воскликнул Финнеланн. Раскалённый наконечник немедленно нырнул под лохмотья на его спине. Сначала вверх взвился дымок от затлевшей ткани, потом раздалось шипение. Эльф дёрнулся, но вместо крика или стона, выдохнул: — Молчи! Но Райнен уже понял, что ему было бы проще самому встать на место Финнеланна, чем смотреть, как пытают его. Да и не было никакой ценности в его имени. Ни высокого поста, ни богатой родни за ним не было. Ничего такого, что стоило бы лишних мучений. — Райнен! — выкрикнул он. И услышал почти одновременные «Нет!» Финнеланна и «Как?!» Альтакано. — Я — Райнен! — повторил он. Альтакано отдёрнул железо. — И откуда ты? — спросил он. — С Беличьего Брода. Альтакано радостно улыбнулся. — Ну наконец-то. И кто ты? Он бы ответил, но снова услышал голос эльфа: — Остановись, Райнен! И испугался — от того, сколько отчаяния было в этой — не просьбе — мольбе. И поперхнулся ответом, помотав головой. — Я не могу… Альтакано пожал плечами и проклятая железка немедленно снова прижалась к спине эльфа. Райнен увидел, как железо меняет цвет, багровея, а кожа вокруг него краснеет, пузырится и обугливается, — Не надо! — закричал он. — Я не могу… Отпустите его! Он вцепился в лапу, всё ещё придерживающего его у стены орка, пытаясь вырваться, несмотря на безнадёжность этой затеи и дикую боль. Ещё хуже боли было шипение горящей плоти и запах палёного мяса. И хотя Финнеланн по-прежнему молчал, это молчание тоже было хуже крика. — Как только заговоришь — сразу же! — пообещал командир орков. — Всё только от тебя зависит. Может, я даже жизнь ему сохраню, если мне твои рассказы понравятся. Нет, правда, хочешь? Альтакано сунул остывший прут в угли и взялся за разогретый. Финнеланн, получивший короткую передышку, умудрился обернуться. — Не смей! Терпи. На этот раз голос был таким, будто его сорвали криком. — Да ты просто напрашиваешься, — заметил Альтакано, — в половички. В бессильном отчаянии глядя, как орочий командир тянет огненное остриё вдоль позвоночника, Райнен вспомнил его недавние откровения. Согласиться отвечать на его вопросы значит сдаться. Отказаться? Сверху донизу, — вкрадчиво повторил голос Альтакано у него в голове, и от ужаса опять перехватило горло и замерло в животе. Шкуру не портим. Калёное железо — это только начало, понял Райнен. Если он не заговорит, они действительно начнут сдирать с эльфа кожу, или ломать кости. Сколько это продлится? Сколько выдержит он сам. Да нисколько, — подумал Райнен, закрывая глаза и переводя дыхание. Лучше бы самого заживо ободрали. Он постарался справиться с комком в горле и сказал так громко, как только смог: — Что ты хочешь знать? Эльф попытался его остановить. — Райнен, не надо. Мне такой ценой жизнь не нужна. Райнен зажмурился. Финнеланн не знает, что его ждёт. А сам бы он на его месте просил бы о том же самом. — Прости, — сказал он. — Я не могу больше. — Подожди-ка немного, — сказал Альтакано, и принялся обрывать лоскуты с изодранной рубашки эльфа. Комок лохмотьев он кинул орку с клыками. — Заткни ему рот как следует, чтобы он нас не перебивал. — Подождав, пока орк заставил эльфа разжать зубы, чтобы пропихнуть между ними клубок лоскутов, он вернулся к разговору с Райненом. — Беличий Брод — где это? — В Пределе Маэдроса, — ответил Райнен, глядя, как орк затягивает узел на затылке эльфа. — Слишком много болтает, — сказал Альтакано, отворачиваясь от эльфа. — Надо думать, ты полагаешь, что меня интересуют какие-то сведения о ваших разъездах, заставах и фортах? Ведь так? И поэтому ты столько времени терпел издевательства над своим приятелем. Альтакано усмехнулся. — Однако я тебя недооценил. Думал, ты сдашься ещё до того, как я притронусь к этому … как его? Ах, он так и не представился. Ну, и пёс с ним. Большинство держится до первого удара плетью или до первого ожога, а ты молодец, — Альтакано издевательски хлопнул его по плечу и подмигнул. — Или тебе этот эльф где-то дорогу перешёл и ты специально не торопился? Райнен хмуро спихнул его ладонь с плеча. И так тошно. — Куда клонишь? — сказал он. — Меня не интересуют ваши военные хитрости, — ответил Альтакано. — Расскажи только о себе. Всё, что можешь и ничего, что может заставить почувствовать себя предателем. Райнен с изумлением уставился на него. — О себе? Но что? Что именно? — Да всё, — развёл руками Альтакано. — Всё подряд. Интересно, как люди на свете живут. — Мне и рассказывать-то особо не о чем, — пробормотал Райнен, отводя глаза. — Сколько тебе лет? — Двадцать один. — По эльфийскому счёту? — По человеческому. — А откуда ты такой взялся? Кто это из старшей расы снизошёл до позжерождённого? — Позжерождённой… Я не знаю. Мать всегда всем говорила, что просто купалась под дождём, а тут солнце возьми да выгляни из-за туч. — Что?! — изумился Альтакано. Орк с клыками чуть слышно хрюкнул. Райнен вздохнул. — У нас в деревне так говорят. Что это верный способ забеременеть: искупаться в реке, под дождём, при ярком солнце. Поверье. Альтакано рассмеялся. — Да по тебе же видно, каким солнышком тебя надуло… Ладно, рассказывай дальше. — Что рассказывать? — Всё. Всё подряд, что в голову придёт. Ну кроме того, конечно, что сочтёшь секретным. Я не буду ничего делать, пока ты говоришь. Альтакано оглянулся и его будто озарило новой мыслью. — А если угли прогорят до того, как ты закончишь, — пообещал он, — то этого эльфа я оставлю в покое. По крайней мере, пока не допрошу всех остальных. Если кто-нибудь сдастся прежде, он и вовсе не пострадает. Но, — он вытащил из углей нагретый прут, — если ты замолкаешь… В жизни Райнена по его собственному мнению не было ровным счётом ничего любопытного или занимательного. Потому он без малейшего сомнения ответил: — Хорошо, только я всё равно не понимаю, о чём рассказывать. — Начни с первого воспоминания, — предложил Альтакано. — С первого? Первого?.. Райнен зажмурился, пытаясь сосредоточиться. Перед глазами замелькали, как блики на воде, события. Толчок в спину заставил его открыть глаза, и видя, как Альтакано подцепляет обрывок ткани в опасной близости от спины эльфа на свою железяку, Райнен, запинаясь, торопливо заговорил. — Дядя п-приехал и я с-свалился в реку… — Какой дядя? Какая река? — Брат моей матери… Воспоминания разворачивались перед ним, отрывочные и яркие, как всё, что удерживает память в детстве. Холодная вода, мелкая, но ледяная речка. Руки немолодого оружейника, казавшиеся огромными и жутковатыми из-за тёмных трещинок, мозолей, заживших и свежих царапин. Нет, это было не первым воспоминанием. Сначала он пришёл домой и жаловался матери, что с ним никто не играет. А ещё прежде — он стоял с палкой возле крыльца дома старосты, огорчённый. И когда он прибежал со своим горем к матери, оказалось, что за столом сидит человек, громадный, как гора, говорящий так, будто у него внутри камни перекатываются. Поначалу Райнен испугался, но мать рассмеялась, а человек вытащил из-под стола мешок и выложил на лавку крохотный меч и маленький щит. И хотя оружие было из дерева и кожи, но казалось оно совсем настоящим, и выглядело, как княжеское. Потом дядя взял его на речку… Потом он свалился в воду… Намок… Назад дядя нёс его на плечах, закутав в собственную рубашку… Мать совсем не рассердилась… — Я же был совсем маленьким, — в недоумении сказал Райнен, вырываясь из плена таких уютных и ласковых видений, и переводя взгляд на командира орков. — Зачем тебе это? Альтакано молча сжал губы и с жёсткой усмешкой вместо ответа вдавил раскалённый наконечник в спину эльфа. — Не надо! — вскрикнул Райнен. — Ты говори-говори, — отозвался Альтакано, медленно волоча постепенно теряющий яркость кончик прута сверху вниз, оставляя на светлой коже яркий след, на глазах вспухающий пузырями. И Райнен начал вспоминать и говорить… Сначала с трудом. Образы плохо перекладывались в слова, Райнен никогда не считал себя особым умельцем излагать складно что-либо, сложнее рапортов, хотя и совсем косноязычным не был. Да и невозможно так запросто пересказать жизнь, пусть она ему и казалась до сегодняшнего дня короткой, простой и неяркой. И тут оказалось, что в ней, день за днём, случалось столько разного. Он вспоминал что-то одно, что-то, казавшееся ему незначительным во взрослой жизни, глупым детским впечатлением, но за этим впечатлением тянулись бесконечные нити событий, людей и судеб. Из образа случайно разбитого кувшина вырастала постепенно целая череда: мастер-гончар из соседнего городка и сосед, подаривший матери недешёвую посудину его производства, должно быть, с определёнными чаяниями, получить внимание от одиноко живущей бабы; пересуды соседок, черепки в пыли, ругань и язвительная материнская отповедь неудачливому поклоннику, — не первому и не последнему, считавшему, что своим вниманием осчастливит одинокую бабу. Боясь, что россказней его не хватит, Райнен старался вспоминать все детали, всё, что удержалось в памяти. Он сбивался, вспоминая подробности, и, углубляясь в них, забывал, с чего начал, вспоминал, возвращался, повторялся… но тогда Альтакано говорил: «Это уже было». К счастью, он порой, когда Райнен замолкал, не зная, что ещё добавить или о чём говорить дальше, сам задавал вопросы. К изумлению Райнена, эти вопросы действительно не касались никаких военных секретов. Похоже, Альтакано впрямь забавляла его собственная история, а тайны не особо интересовали. Говорить без перерывов оказалось сложно, рот вскоре пересох, горло словно песком засыпало. Ещё хуже, — ногу опять начало дёргать пульсирующей болью, порой настолько сильной, что Райнену приходилось делать паузы. Но к этому моменту он дошёл до отъезда из Беличьего Брода. Ему тогда было уже года три, воспринимал он мир в этом возрасте несколько иначе, чем в раннем детстве и мог вести рассказ более последовательно. — А потом мы перебрались в Ладрос… Мать переехала к брату, в небольшое поселение Верхние Сосны. Народу в нём было чуть ли не меньше, чем в Беличьем Броде, но уклад напоминал больше городской, чем деревенский. На берегу речушки Кружевницы мать вскоре обустроила мастерскую, где ткала льняное полотно. Жизнь их там долго была размеренной и мирной, со страшными и волшебными сказками долгими зимними ночами, с осенними ярмарками, летними ночёвками в полях, весенними шальными праздниками. Дела у матери шли хорошо, понемногу в избушке появился ещё один станок и помощница, потом ещё один, а готовую ткань начали отбеливать и красить, и продавать не только в Соснах и на ярмарках, но и в городе. Замуж мать так и не пошла, но безотцовщиной Райнен себя не чувствовал. Бобылём живший дядюшка заботился о племяннике, как о родном ребёнке, пусть иной раз это и выражалось в угрозе выдрать в назидание за какие-нибудь неразумные шалости. Райнен не стал рассказывать, как дядюшка пристроил его к гарнизонному мастеру подмастерьем, и как сотник сманил его от верстака и горна в казарму, — чтобы не помянуть случайно чего-нибудь лишнего. Сказал лишь, что мать перебралась в родную деревню спустя много лет. Орки зевали, но Альтакано слушал внимательно. Райнен лишь иногда поднимал глаза от пола, чтобы взглянуть на жаровню, но угли всё никак не гасли, хотя горка всё больше и больше оседала, но на стенках жаровни всё мерцали красноватые отблески. Наконец, когда Райнен запинался уже на каждом слове и с трудом держался на ногах, Альтакано в очередной раз вытянул из жаровни свой прут, схватился голой ладонью за железо и с разочарованным видом разжал испачканную руку. Тогда Райнен осел на пол прямо там, где стоял. Ногу прошило болью сверху донизу, но больше стоять он не мог. Теперь оставалось только надеяться на то, что Альтакано выполнит им же самим установленные условия. Орочий командир отряхнул пепел с пальцев. — Ладно, — сказал он. — Спустите этого. Ему с друзьями повезло.