Лабиринт искажений

31.

Больше всего Райнену хотелось заорать. И сесть на пол прямо там, где он стоял, потому что колени тряслись. Вместо этого он медленно, путаясь, несколько раз вывернув штанины не туда, расправил штаны и ещё медленнее натянул их. Руки успели онеметь, пальцы не слушались, ноги пытались подкоситься, и с завязками он справился не сразу. Вряд ли бы кто сейчас, глядя со стороны, понял, насколько ему нехорошо. Он бы показался спокойным и немного отрешённым, но лишь потому, что у него перед глазами собирались и рассыпались кусочками сцены того, чему он только что стал свидетелем. Он путался в «почему?» и «зачем?». Ответы находились, но они казались ему сомнительными. Он был уверен, всё произошло бы иначе, не будь здесь его. Финнеланн остановил Альтакано, лишь когда тот взялся за молоток, — и убедил брата принять условия командира орков. И это было самым жутким, это пугало сильнее возможной боли: не только его самого Альтакано мог заставить что-то сделать, угрожая расправой над его товарищами — то же самое могло происходить и с ними. Райнен тоже мог быть инструментом, которым Альтакано станет вытаскивать нужную ему правду не хуже, чем его палачи это делают щипцами. Альтакано не остановится и не прекратит, и в следующий раз заставит кого-то другого делать то, что ему нужно, быть может — Даэрнира, раз уж второго эльфа отпустил. Если отпустил. В такое беспрекословное освобождение Сигилмира Райнену не верилось. Он вспоминал в точности всё, что командир орков говорил, и перебирал возможные подвохи. Альтакано мог распорядиться спустить на него варгов прямо во дворе крепости и придумать очередную изворотливую отговорку. Мог приказать вытолкать за Врата не по дороге, а через одну из бойниц высоко над камнями. И утверждать потом с азартом, что всё исполнено — за ворота проводили, как обещали. Через ворота провожать не обещали. Целым и живым — тоже не обещали… И снова Райнен испытал сожаление, что не прислушался к словам Финнеланна в самом начале. Нельзя было начинать играть в эти игры. Быть может, целитель знал, какие в тёмных крепостях царят обыкновения, а может — успел поговорить с Альтакано и понять, чего ждать. Наверное, — думал Райнен, поднимаясь по лестнице, — эльфы так сегодня и поступили бы. Они оба — Финнеланн и Сигилмир. Если бы не я. Если бы там не было меня. Он снова вспомнил, с какой решимостью поначалу отказался от посулов Сигилмир, и как Финнеланн убедил его передумать, когда Альтакано замахнулся молотком. Лучше бы ударил. Лучше бы они просто молчали. Райнену казалось, что обычная боль оказалась бы терпимее той, которая настигла его сейчас. Он всё время пытался. Он пытался спасти Магора, облегчить участь Финнеланна, отдалить день допроса для Сигилмира и Даэрнира, — и у него ничего не выходило. Каждый раз он лишь всё усугублял своими попытками. Даже сейчас — сам ведь напросился в помощники, по собственной дурости, и не отказался, когда можно было. Хотя что толку — ну отказался бы, притащил бы Альтакано на допрос Даэрнира, и было бы то же самое. Может, с Даэрниром Альтакано так бы и не церемонился, и действительно сломал бы ему что-нибудь. Может, он это ещё сделает завтра или через день. Или начнёт с того, о чём только что рассказывал: с двойным удовольствием отымеет одного пленника, наблюдая расправу над другим. Раз его эта затея так распалила, пока рассказывал, — что ему стоит пойти и допросить Даэрнира? А после этого условие отсрочки будет исполнено, и он сможет делать с эльфом всё, что сочтёт нужным или забавным. Райнен вспомнил, как Альтакано шипел на Финнеланна. Клянусь, ты пожалеешь! Я заставлю тебя пожалеть! Неизвестно, получится ли у него действительно заставить эльфа сожалеть о своих словах, но он без сомнения постарается. А Райнена заставит смотреть — чтобы не было желания пытаться перечить. И ничего с этим не сделаешь — бежать некуда, да и не сбежишь просто так. Толкнув дверь, Райнен вышел в тёмный коридор и понял, что свернул где-то не туда или перепутал двери, и сейчас стоит в проходе ведущем во двор. Он смотрел в ту сторону и мысль о побеге приняла иной оборот. Там, во дворе, орки и варги. Можно выйти наружу и попытаться убежать. У него ничего не выйдет, но если повезёт, орки зарубят его или варг загрызёт. Он стоял в тёмном коридоре, глядя в смутную синеву за аркой, ведущей во двор, и представлял, как это может быть. Он уже как-то подобную мысль обдумывал, но тогда не решился, опасаясь, что охрана у покоев Альтакано может его не убить, а просто остановить, и тогда попытка выйдет боком. Но орки вряд ли будут с ним церемониться, они впрямь туповаты. Если выскочить из тени с какой-нибудь палкой наперевес, будто нападая, они сначала зарубят, потом станут разбираться. Не говоря уж о варгах. Из коридора ему видны были отблески на стенах двора. Где-то возле входа горит в железных корзинах уголь и орки греются возле огня. У них должно быть оружие, хотя бы ножи. С орочьим железом он уже сталкивался и знал, что в первые мгновения чувствуешь не боль, а удар. Потом дыхание перехватывает и сердце подпрыгивает к горлу, и раненное место будто кипятком обливает, и только потом приходит боль. Каково попасть в зубы варгу он не представлял, хотя знал, что в этом случае шансов у него будет едва ли не меньше. Ему вспомнился последний их бой, — как варг хватает Бунди и раскусывает его голову, будто лисица куриное яйцо: из-под клыков течёт кровь, и рот их командира ещё произносит ругательства, а из сдавленного темени уже вываливаются желтоватые мозги, а потом лицо сминается, варг с хрустом трясёт башкой, и тело Бунди валится наземь. Это произошло быстро. Очень быстро. Если Бунди и ощущал боль, то она была недолгой. Эта смерть была неприглядной, но смерть — лишь короткий миг, нынешнее существование представлялось Райнену куда более отвратительным. Он подумал, что ему нужно что-то похожее не оружие, хотя бы отчасти, чтобы орки восприняли его «нападение» за настоящее. Нужно, чтобы они дали ему отпор всерьёз, иначе ничего не выйдет — его просто изобьют, а Альтакано будет потом назидательно кого-нибудь мучить. Ещё хуже, если его не убьют, а серьёзно поранят, — тогда Альтакано заставит Финнеланна опять его исцелять. В поисках чего угодно подходящего — хоть рукояти от факела или палки от метлы, — он огляделся. Коридор был пуст, но в конце, у выхода — Райнен это помнил, — стоял сундук, откуда Ринбор вытащил тёплую накидку, когда провожал его с Альтакано. Может быть, подумал он, там найдутся не только эльфийские одежды, и направился к выходу, надеясь, что сундук не заперт. Но крышка сразу не подалась, а когда он наклонился над замком, перед глазами у него закачалась подвеска. Он прижал её машинально ладонью и вспомнил… … чтобы тебя никто не пришиб по недоразумению… Эта штука могла ему помешать. Если это какой-то знак, обозначающий его неприкосновенность, орки могут и не напасть на него. Подвеску можно было заправить за ворот, но то, на чём она держалась — нет. Райнен коснулся плотно охватывающего шею кольца. Кольцо было гладким, упругим и гибким. Пальцы нащупывали крохотные поперечные зазоры, и Райнен решил, что это что-то вроде цепи очень плотного плетения. Он с трудом нашёл на ней место, где она замыкалась, однако, не сумел открыть замок. На разрыв она не подавалась. Снять через голову тоже не выходило — цепь была слишком короткой. Подвеска держалась на куске обычной и вроде бы даже довольно тонкой цепочки. Он подёргал и её в тщетной надежде снять, — не вышло. Сундук тоже не открывался, и пришлось отказаться от мысли достать из него какой-нибудь плащ и замотать им горло. Он уже подумывал о том, чтобы снять рубашку и прикрыться ею, когда вспомнил о старых пыльных знамёнах в зале рядом с комнатой Альтакано. А вслед за знамёнами — и об оружии, стоящем там же. Оружие наверняка было тупым, но это всё же было оружие. Если бы ему удалось подняться и спуститься вниз с каким-нибудь мечом, пусть и ржавым, он бы устроил оркам непритворное сражение. А сделать это будет несложно, если завернуть оружие, например в покрывала с постели и сверху ещё прихватить пару подушек. А если кто-то встретится, можно говорить, что так ему велели. Раз уж он получил звание помощника — почему бы и не воспользоваться этим. Он опасался лишь, что может наткнуться на Альтакано. Но командир орков сказал — ждать его наверху, значит, не собирался туда сразу и есть шанс успеть, пока он не пришёл, взять оружие и тряпки и улизнуть. Только бы не заблудиться! Но ему казалось, что отсюда дорогу наверх он может вспомнить достаточно ясно. Райнен повернулся и бегом кинулся к лестнице. 32. Альтакано наверху не оказалось. Но Энгве дожидался Райнена у стола, накрытого для трапезы. Он поднялся с приветливой улыбкой ему навстречу. Райнен остановился в растерянности. Он успел по пути обдумать, что говорить Альтакано, если вдруг тот всё-таки опередит его, но не ожидал наткнуться на эльфа, и теперь поспешно пытался сообразить — что делать. Нельзя ни о чём говорить Энгве. Ему нельзя ничего о его затее знать, чтобы Альтакано не вменил это потом ему в вину. А ещё Райнен боялся, что Энгве попросту не даст ему воплотить задумку. Он так себе и представлял, как идёт в соседнюю комнату, а эльф увязывается за ним — из лучших устремлений, чтобы помочь.  — Что случилось? — вдруг обеспокоенно спросил Энгве, изменившись в лице. Райнен подумал на миг, что Энгве почувствовал какой-то подвох или понял по каким-то признакам, что Райнен не репу резал и не коней чистил всё это время. Но ответить честно он был не в силах. Пришлось бы подбирать слова и вспоминать звук ударов и разбавленную кровью воду, и других эльфов — он не мог говорить про это с Энгве. Но эльф поднял руку и Райнен понял, что тот просто заметил грязь на его лице и одежде.  — Испачкался. Нагаром со светильника. Энгве кивнул и поспешно направился к постели. Тёмное пятно на покрывалах оказалось сложенной одеждой. Энгве подхватил и расправил в руках рубашку, протягивая её Райнену — так, чтобы удобно было одевать. Рубашка была чёрной. Ткань лоснилась, как уголь на изломе, и даже на глаз казалась гладкой и мягкой.  — Энгве, — начал Райнен, собираясь отказаться. Он не мог сейчас тратить на это время. Но осёкся. Он показал эльфу ладони в следах сажи и сказал.  — Мне бы умыться сначала.  — Вымыться? — переспросил Энгве.  — Умыться. Можешь добыть кувшин воды?  — Я принесу поспешно, — ответил Энгве, с готовностью кидаясь к выходу. Райнен подумал, что за водой здесь далеко ходить не надо — лестница ведёт в пещеру с тёплым источником, спуститься и подняться, да ещё бегом, — Энгве ничего не стоит. Райнен не успеет взять оружие, или эльф увяжется за ним.  — Энгве, — окликнул он его снова, и когда эльф оглянулся, уже стоя на ступенях, — показал на ноги.  — И сапоги, — сказал Райнен. — Альтакано заставил меня снять. Это было где-то внизу. Такая комната с окном слева и со столом посерёдке. Может, ты знаешь? Забрать бы. Я уже замёрз. Энгве кивнул.  — Я найду, — сказал он. — Пожалуйста, поешь. Будет холодным.  — Да, — пообещал Райнен. — Даже ждать тебя не буду. Он с облегчением рванулся в сторону залы, как только понял, что Энгве ушёл достаточно далеко. Рванулся и остановился. Перед ним было огромное, во всю стену окно. Он смотрел на него и понимал, что ему не надо никуда бежать, ни за оружием, ни к оркам. Всё было так просто и очевидно, что он даже удивился — как сразу в голову не пришло. Должно быть, оттого, что он никогда не задумывался всерьёз над возможностью прекратить собственную жизнь насильно. Преждевременная смерть представлялась ему гибелью в бою, или в плену. Он готов был к смерти от рук врага, лап орков, зубов варгов. А что-то иное проходило мимо его сознания. Он и не задумался даже о том, что можно удавиться или утопиться. Или сделать иначе. Он подошёл к проёму. В глубине комнаты плиты пола были почти тёплыми, должно быть, их согревал тёплый бассейн внизу, но возле окна становились ледяными, ступни обжигало. Над двором замерла тёмная влажная туча. Неопрятные влажные пряди облаков свисали внутрь. У горгульи напротив окна отсырели уши и крылья, загривок поблёскивал ледяной корочкой, а с морды свисали сосулечные сопли. Райнен посмотрел вниз. Темноту на дне разгонял одинокий факел. Окно было высоко, очень высоко. Выше любого дерева на которое он в своей жизни забирался. Внизу — мощёный камнем двор. Упасть отсюда — наверное, и эльф убьётся. Он переступил на приподнятый карниз, встал на самый край, потом подумал и повернулся к пустоте спиной — не так страшно, когда не видишь, что впереди пропасть. Страшно — было. Он и не ожидал, что испугается. Пугала его не смерть, а сама пустота за окном, пропасть внизу. Умереть он не боялся. С такой же готовностью он бы умер за товарищей, сражаясь. Ему вспомнилось, как Финнеланн говорит Сигилмиру: Это бой — и ты можешь больше, чем погибнуть! Он может лишить Альтакано возможности вынудить Финнеланна и Даэрнира делать то, что ему нужно. И его тоже никто больше не заставит ничего сделать, ни «помогать», ни утолять чужую похоть. И опять ему вспомнились слова целителя: Я никогда не скажу, что мой брат стал причиной моей смерти. Я скажу — он освободил меня. Это — свобода. Всего в одном шаге от края окна. Он просто всё прекратит одним махом. Он сдвинулся на самую кромку проёма, стоя на носках. Холодный ветер, кружащийся в трубе двора, гладил босые пятки и стопы и выхолаживал из-под одежды остатки тепла. Но смотрел он в комнату, и видел перед собой постель, куда ему ни за какие блага не хотелось, и чувствовал запахи хлеба и мяса, и лесных ягод. Он сожалел разве что о том, что не сможет дать знать Энгве, как для него много значит его внимание, и как он ему благодарен — и за еду, и за заботу, и за ночные рассказы о чудесных деревьях, светящихся будто солнце и луна вместе взятые. Он вспомнил на мгновение мать и дядю и отогнал поспешно эти образы — для них он всё равно уже умер. Райнен разжал руку, отпустил колонну, и, касаясь её лишь кончиками пальцев, представил, что у него за спиной — ворох свежего сена. Он прикрыл глаза, вспоминая тот праздник: ленты, подкрашенные губы, взлетающий над толпой букет, свист стрелы, блеск бусинок в волосах, торопливое дыхание, жаркое тело и мягкие губы его внезапной поклонницы, рассыпанные кем-то по колее перед амбаром алые маки… и качнулся назад, заставив себя поверить в то, что сейчас упадёт спиной в душистую колкую копну. И эта вера была настолько искренней, что ему даже почудился аромат недавно срезанных трав, когда опора окончательно ушла из-под ног.