Лабиринт искажений

33.9 Райнен не заметил, как оказался на постели. То ли сознание его ненадолго покидало, то ли неясные видения унесли за собой, но он не понял, как очутился лежащим на спине среди подушек, цепляющимся за сбившиеся покрывала. И было даже терпимо, если закрыть глаза. С того момента, как Райнен сюда попал, у него во рту оказывались вещи похуже чужого языка. Он лишь боялся, что не сдержится и этот наглый язык ненароком прикусит. Не со зла даже, а потому что всё ещё потряхивало. Сомкнуть зубы было нельзя, так что он зажал в кулаках плотную ткань. Чуть погодя, когда Альтакано отвлёкся, стиснутые пальцы Райнена попались ему под руку, и тогда он приподнялся, потребовав:  — Прекрати это. Отпусти. Райнен разжал ладонь. Потом вторую, потому что Альтакано сразу же ухватился и за неё. Альтакано сел, держа его за руки, за пальцы, которые против воли сводило, и на несколько мгновений нахмурился.  — Не знаешь куда руки деть? Он уложил ладони себе на плечи и сказал:  — Пусть там и остаются. Не опускай. Кожа под ладонями была горячей, гладкой, никакими шрамами не тронутой. Можно было погреть застывшие пальцы, но Райнен тут же вспомнил Финнеланна. Рубцы от бича даже у эльфа, наверное, никогда не сойдут. Ни про него, ни про Даэрнира Райнен никак не мог прекратить думать. И лёгкие прикосновения губ и рук к телу не могли отвлечь от этих мыслей. Если бы Альтакано сейчас отымел его как-то по-привычному — грубо, быстро или с замечаниями относительно сомнительной верности друзей, добродетельности эльфов и наивности самого Райнена — было бы легче. Но Альтакано будто решил, что на сегодня — довольно. Дальше ласк дело не шло, да и те отличались несвойственной ему сдержанностью. Он лишь гладил, трогал, целовал. Райнен, хорошо помня ночь после своего неудачного покушения, решил, что Альтакано просто действительно торопиться некуда, и до дела дойдёт позже. Может, тогда стоящие перед глазами картины — где варги растаскивают по двору кровавые ошмётки и вырывают друг у друга гнущуюся в невозможных, лишённых суставов местах ногу, — поблекнут, и перестанет мерещиться застывшее лицо эльфа, замершего в объятиях командира орков…  — Тебе же не больно, — сказал вдруг Альтакано озадаченно.  — Да, — поспешно заверил его Райнен, пытаясь вытереть лицо об рукав рубашки так, чтобы рук от спины Альтакано всё-таки не отрывать — а то же придумает немедленно что-нибудь. — То есть — нет. Альтакано несколько мгновений вглядывался в лицо, потом быстрым движением наклонился почти вплотную. Райнен почувствовал влажное прикосновение к виску, и Альтакано сразу же приподнялся, по-собачьи облизываясь.  — Было бы об ком, — с досадой сказал он. — Один трус и предатель, другой — наверняка лазутчик. Чего он сам, кроме новых ощущений в заднице, боится, я пока не разобрался, но служит такому же трусу, как этот ваш письмоносец. Жаль, его хозяина так запросто варгам не скормишь. Один продажный, другой за вашими же поселениями и послан наблюдать, я уверен. Так чего о них слёзы лить? Вся резкость Альтакано, вся его наглая уверенность куда-то подевались. Хищный волк, сильный и безжалостный, лишь недавно мучивший свою добычу, словно превратился в озадаченную дворнягу. Но Райнен помнил, как мгновенно всё может перемениться. И что с ним надо разговаривать, чтобы он из себя не выходил. Но объяснить… Как объяснить то, что и так любому понятно и объяснений вроде бы не требует, а потому — и слова подобрать сложно. Финнеланн бы ему объяснил, наверное. Яркой короткой вспышкой Райнену вспомнился эльф таким, как он приходил на праздник, и глаза снова стало жечь. Он подумал, как бы это объяснил Финнеланн или как бы он это всё объяснял ему, случись такая дурная ситуация, что эльф бы вдруг начал задавать такие же вопросы, как Альтакано.  — Даэрнир… Я же правда знал, что он трус. Да мы все знали… И тут словно в голове просветлело. Стоило начать говорить — всё вдруг стало самому ясным. Райнен сел.  — И я всё равно считал его другом, — сказал он. — И оттого, что он с перепуга тебе всё, что знал, рассказал, это не изменилось. Кого другого я бы, может, и ненавидел сейчас, но на мышь глупо негодовать, что она не загрызла кота. Чтобы я перестал его считать другом, недостаточно, чтобы он в очередной раз оказался слабаком; недостаточно, чтобы он посчитал, что я себе в постели спасенье выторговал; недостаточно даже, чтобы он умер. Он не был ни сильным, ни отважным, но если бы я решал… если бы я действительно что-то мог решать, он бы сегодня не умер. Слова тоже откуда-то нашлись и текли ровно, — правда, пополам со слезами. Альтакано слушал внимательно, с лёгким удивлением.  — Так я ошибся? — спросил он.- Надо было его пощадить? Эльф тебе не так дорог, как мне померещилось? Райнен открыл рот, чтобы возразить… и задохнулся уже было начатой фразой.  — Тебе, — медленно произнёс он, с трудом соединяя слова с образами, — это же тебе нужен эльф… Он посмотрел на Альтакано, поражаясь, как это вообще было возможно не понимать.  — Он нужен был тебе живым, поэтому ты устроил это непотребство, кончил по-быстрому и убил Даэрнира, — от него тебе никакого больше толка… Он замолчал, видя, как на губах Альтакано появляется не то улыбка, не то оскал.  — Решил и поговорить наконец откровенно, и заодно дурачком перестать прикидываться? — спросил командир орков. Он усмехнулся с таким видом, будто сейчас накинется, опрокинет и загрызёт, но не двинулся с места.  — Но люди тебе, выходит, ближе, раз говоришь, что человек бы сегодня не умер, будь на то моя воля.  — Будь моя воля, никто бы сегодня не умер, — возразил Райнен. — И никого бы не мучили…  — …и я бы тебя тоже сегодня не поимел, — перебил Альтакано. — Орки бы передрались от скуки, варги остались бы голодными, рабы пробездельничали бы сутки напролёт, вышел бы на редкость тоскливый денёк. Эльфа ты тоже другом считаешь? Райнен покачал головой.  — Я бы хотел, — сказал он. — Мы знакомы, виделись несколько раз, но он же эльф. Эльфы с людьми приятельствуют, но близко почти не сходятся.  — Не друг — и всё равно ты ему поблажки пытаешься выклянчить? — уточнил Альтакано. Райнен смутился, будто его в чём дурном обвинили.  — Он же меня лечил, — сказал он. — Да и не меня одного. Даэрнира вон тоже. Даже по пустякам. Я бы сейчас либо хромал, либо всё ещё не мог с кровати подняться, если б не он. У вас тут о благодарности-то что-нибудь знают? Или тоже не держат… даже для своих. Альтакано фыркнул.  — Благодарность… Я тебя, можно сказать, приблизил, слежу, чтобы ты хорошо ел и был одет, — сказал он, — в моей постели спишь — а благодарен ты какому-то квендо… Почему бы это?  — Потому что ты всё это устраиваешь для собственного удовлетворения, а он меня лечил ради моего благополучия? — осторожно сказал Райнен. От разговоров о Финнеланне легче не становилось, он боялся сказать что-нибудь лишнее; что-нибудь, чего Альтакано не знает и использует потом. Хотя что уж он может не знать? У Даэрнира язык — как помело. Был. Альтакано протянул руку. Райнен чуть не шарахнулся, вообразив, что тот попытается его схватить, но командир орков только вытер ему ладонью лицо и соскочил с постели.  — Лучше тебе сейчас будет поспать, — сказал он. — От окна держись подальше. И ушёл. 33.10. Оставшись один, Райнен откинулся на спину и зажмурился. Он чувствовал себя измотанным и хотел бы заснуть, хотел бы сна без снов, спокойного и тёмного провала, но не выходило. Лица Даэрнира и Финнеланна накрепко засели в памяти; в ладони всё ещё отдавалось прикосновение к груди Даэрнира, то давление, которое он чувствовал, сталкивая его с кромки окна, и под опущенными веками видения оживали. Промучавшись немного, Райнен понял, что не уснёт, и сел на край, мрачно разглядывая валяющуюся на полу цепь и поправляя съехавший ворот рубашки. Ворот был вышитым, он чувствовал гладкие стежки ровного узора. Под воротом попалась под пальцы цепь ошейника. Райнен нащупал подвеску… и полез под кровать — искать оставленные Энгве штаны и сапоги. Альтакано не запретил выходить из комнаты и у Райнена возникла отчаянная мысль. Он оделся и спустился по лестнице в залу, где сидел нелепо одетый мелкой орк. Орк заверещал что-то непонятное, едва его увидев и попытался затолкать обратно на лестницу. Райнен показал ему подвеску на шее и ткнул неопределённо в сторону и вниз.  — Мне — туда. Орк, к его изумлению, тут же успокоился и отступил в сторону. Райнен смог миновать двери и безликих стражей, которые на него лишь покосились, но ни звука не произнесли. Он был уверен, что дорогу к подземельям сумеет найти и ошибался по пути всего пару раз, но быстро понимал, что свернул не там, возвращался и находил верный путь. Навыки степного дозорного не подвели; немного поплутав, он вышел к галерее. А там, чуть подождав, когда мимо пройдёт орущая и смердящая компания орков, перебежал к воротам в подвалы. Дверца в воротах осталась открытой. Внутри по-прежнему царил сумрак, чуть разбавленный светом пары лампад, в караульной под столом храпела какая-то туша с сивым загривком, поросшим седой жёсткой шерстью. Райнен осторожно забрал один из фонарей, но в замешательстве остановился перед крючками с ключами и рычагами. Он не очень хорошо помнил, что брал с собой Хзута. Впрочем, если охрана спит так безмятежно, что не слышит, как умыкают гремящие железки, он сможет вернуться, если что-то не подойдёт. Как открывать первый проход, он ещё помнил, а потом, может, получится что-то узнать у заключённых. Тихо пробираясь по коридору, стараясь не шуметь и приглядывая, куда метнуться, если кто-нибудь появится, он на ходу обдумывал, что будет, если его сейчас поймают и отправят назад, если на здешнюю стражу подвеска у него на шее впечатления не произведёт. Что он будет говорить Альтакано? Но ему ведь правда не запрещали покидать комнату… Из-за поворота показалась вторая запертая дверь, когда у него на плече сжалась чья-то рука…