По образу и подобию

К моменту, как Шурка добрался до почты, писем было уже два. Второе – короткое, в отличие от первого, и обманчиво-размытое, мол, и как там отдыхается, как «Ежи» и с кем это уже произошло знакомство и нормальные ли ребята. Про ребят вопросов было больше, чем про весь отдых вместе взятый, из чего Шурка сделал вывод, что его бывший парень, похоже, ревнует. Ну, или, по-крайней мере, не слишком доволен, что Шурка вот так запросто нашел себе приятелей для времяпровождения. От этого стало приятно. Будто по самолюбию прошлись мягкой пушистой кисточкой. От первого же письма самолюбие теоретически вообще должно было быть в приятном коматозе, но оно почему-то не было. Хорошо, что Андрей с Даниилом ушли в свой домик спать, а тетка смотрела негромко бубнящий телевизор. Видеть никого не хотелось, и разговаривать ни с кем тоже. Поэтому Шурка открыл себе заблаговременно купленное пиво и уселся на балкончике, выходящем в соседский двор. Думать. « Знаешь, мне очень важно во всем разобраться. Ты так и не сказал, в чем основная причина, и я сижу и додумываю все сам. Почему ты сначала особо никуда не хочешь ехать, а потом вдруг сообщаешь, что нашел работу и переезжаешь в Киев на следующей неделе. Как-то похоже на побег.» Это и был побег. Ожесточение Шурки на тот момент достигло такого уровня, что когда позвонила Алька и рассказала о свободной вакансии в их фирме, он даже не думал. Он просто послал резюме и попросил ее пока ни о чем не говорить Сашке. Вообще ни о чем. Даже о том, что она ему звонила. И это было удивительно ему самому, потому что раньше он искренне считал, что все эти желания переехать - сплошное детство. Потому что жить припеваючи можно где угодно, были бы деньги и устроенная личная жизнь. Алька и Саша считали иначе, и он по этому поводу часто с ними спорил. А они обзывали его ленивым пнем и доказывали, что большой город есть большой город. С его возможностями и вариантами. Он помнил свое недоумение, когда Алька, вернувшись как-то от подруги, живущей в Москве, разревелась ему в трубку, бормоча сквозь всхлипывания, что родители так радуются ее приезду, купили куру-гриль и ее любимое вино, а ей так тошно, что хочется залезть под одеяло, закрыться руками и никого не видеть, потому что этот сраный город ее душит и возвращаться сюда уже невмоготу. Ему казалось, она передергивает. Их город был не так уж и мал, почти миллионник, активно расстраивался торговыми центрами и новым стадионом к «Евро - 2012», но Алька все - таки уехала. Тем же летом, поменяв перспективы работы в пресс-службе их гиганта-комбината на съемную комнату и место менеджера в фирме, торгующей водными фильтрами. Сашка строил планы более грандиозные. О загранице, подтверждении там диплома, о Берлине или Австрии, куда ездил на курсы. Пошел на немецкий, сдал на сертификат IELTS. Но потом вляпался в диссертацию, от которой они с Алькой его дружно отговаривали, и завяз на работе, где становился популярным и хорошо оплачиваемым. Разговоры про переезд становились все более размытыми и неопределенными. Шурку, который как-то никогда не вписывался в заграничные планы, это вполне устраивало. Он снял квартиру недалеко от Сашки, уйдя из родительской, двухкомнатной, где кроме него с мамой еще обитали брат с семьей и кот, и решил, что жизнь, наконец-то, наладилась. У него были работа, своя жилплощадь, где можно было без опасений встречаться, и любимый парень. У любимого парня были пациенты, недописанный талмуд по преэклампсии и на совести абсолютно дурацкая измена с заведующим отделением. Так что основная причина побега была банальна до тошноты: Шурка просто устал чувствовать себя лишним на этом празднике карьеризма и накопления бабла. «Да, в том, как все закончилось, наверное, и я частично виноват, но и ты хорош. Тебя хоть раз можно было вытянуть на разговор? Ты вечно отмалчиваешься, а потом хочешь…». Шурка считал, что все эти пространные разговоры как-то не по-мужски. К чему возить словами, если и по делам все прекрасно видно? Поэтому часть про то, какой он вредный молчун пробежал глазами, досадливо морщась. «Если ты все еще злился за Сергея, то я уже говорил, что он для меня ничего не значит. И он об этом знает, и знает, что мы с тобой вместе. Подходящего человека так сложно найти, а ты взял и просто перечеркнул все три года, даже не поговорив со мной. Это не серьезно, Шура, честное слово». Да, наверное, было очень серьезно нажираться в хлам и ехать трахаться с начальником на съемную квартиру. Хотя Шурка давно уже, на самом деле, не переживал о том инциденте. Сашка рассказал ему сам, на следующий же день, и его так нешуточно корежило от чувства вины и отвращения к себе, что злиться и ревновать у Шурки сил надолго не хватило. Да и с кем, в конце концов, не бывает. А вот про подходящего человека, это было сказано в точку. За те полгода, что Шурка жил в Киеве и пытался с кем-то познакомиться, так пока ничего и не вышло, кроме пары-тройки не к чему не ведущих трахов. Интернетовские знакомые то раздражали неприкрытым хабальством, проявляющемся при встрече, то слишком активной позицией «поебаться и съебаться», а то и откровенной глупостью. И секс был так себе. А с Сашкой, как не крути, секс был отменный. С Сашкой он впервые понял, что универсал. Впервые понял, что от позиции не зависит, кто в доме хозяин, и что даже такие авторитарные заразы, как его парень, беззастенчиво могут предпочитать быть в боттоме, вполне перехватывая инициативу во всех остальных областях жизни. Задумавшись о сексе, Шурка даже не заметил, как дохлебал пиво. Почему-то представил, как могут трахаться Андрей с Даниилом. Но дрочить под тут же возникшие в голове соблазнительные картинки не хотелось. Не хватало еще возбуждаться, представляя, как засаживают этому андрогинному козлу, а включить порнуху, означило, возможность нарваться на тетку, сидя с наушниками на башке и рукой в штанах, поэтому он сердито встал и пошел за пивом, запретив себе мысли о Сашке в таком аспекте, как морально дестабилизирующие. Вокруг лампы металась крупная ночная бабочка, лезла на свет, цокалась о плафон. Тень от нее дергалась по столу, где среди расставленных флакончиков с лаком и валяющихся кисточек, Данил красил ногти, время от времени придирчиво разглядывая результат и задумчиво елозя кончиком языка по губам. Андрей сидел в наушниках, смотрел что-то на ноутбуке, совершенно отвлеченно и спокойно, словно парень напротив, красящий ногти в черное с белым – это не идиотизм, а что – то само собой разумеющееся. Черный толстый шнур от ноутбука змеился по земле, утыкаясь розеткой в удлинитель. Шурка отодвинул мигающий зеленым блок питания и сел. - В «Ежи» собираетесь? - Ага, - Данил в очередной раз растопырил пальцы, оценивающе разглядывая ногти. Потом досадливо цыкнул и принялся стирать лак на безымянном. - Поспали? - Неа. Потрахались. - Хорошо вам, - независтливо сказал Шурка, вытягивая ноги и зевнув. - И, кстати, тот мужик все-таки не натравливал собаку. То, что «Апорт» - это означает «принести» он вспомнил совершенно неожиданно, когда раздумывал, что написать Сашке в ответ. Писать «все так вышло, потому что ты меня никогда не любил» было глупо и пафосно, к тому же Сашка, как всегда, умудрился во вроде бы покаянном послании перевернуть все так, что виноватым оказывался он, Шурка, и отвечать по пунктам, означало оправдываться. В том, в чем он не чувствовал вины. Или кидаться взаимными обвинениями. Что по итогу ни к чему, кроме как к ожесточению и злобе не приводит. Поэтому он не написал ничего, решив, что утро вечера мудренее, и вообще ответит потом, когда мысли перестанут гоняться друг за другом, как полоумные щенки, и упорядочатся. В процессе размышлений, вдруг и вспомнилось, что «Взять» это, вообще-то, «Фас», а не «Апорт». Трудно сказать, как это соображение всплыло в голове, учитывая, что Шурка никогда не был собачником. Может потому что воспоминания о Сашке всегда цеплялись и за его Басю, неуклюжую меланхоличную суку басетхаунда. - С чего это ты вдруг так решил? - А о чем это вы? В голосе Данила было недовольное раздражение, в голосе стянувшего наушники Андрея – заинтересованное любопытство. Значит, Данил ему так и не рассказал. Тогда днем, они принялись обсуждать с вернувшимся Андреем предстоящую поездку на Мангуп, снова пить холодное белое под долму и салат, и инцидент как- то затерся и выпал из памяти. Но уж потом-то, Шурка был уверен, Данил не преминет похвастаться, как грудью встал на защиту несчастной моськи. Хотя, конечно, если трахались, то, понятно, что было не до разговоров. Ну, или как вариант, Шурка опять промахнулся с оценкой чужого характера. - Ты сказал, что мужик крикнул «Апорт». Видно, просто тоже просил собаку принести палку. Может и не стоило поднимать тему, но от понимания, что тот тип оказался не конченным уродом, способным науськать боевого пса на безобидную шавку, а нормальным парнем, было приятно. Шурке всегда, когда он сталкивался с тем, что люди, оказывается, лучше, чем кажутся, было приятно. Тем более не так уж часто это и случалось. - Ну, ту же палку? - В смысле? - Ну, он просил свою собаку принести ту же палку, что я кинул? Шурка озадаченно моргнул. - Откуда я знаю ту же или не ту же? Думаешь, там мало палок? - А если не знаешь, зачем пиздишь? Он что, идиот? Шурка недоверчиво смотрел, как Данил старательно выводит на ногте белую тонкую полоску, и пытался понять, в чем, собственно, логика. Потом сказал. - Потому что «взять» это «фас», а «апорт» это «принести». - Ну, и что? - Парни, а может кто-нибудь мне скажет, о чем спор? - Как это что? – Шурка поневоле начал заводиться, увязая в этих лишенных хоть какого-то здравого смысла вопросах. – По-моему, все более, чем понятно. Мужик попросил пса притащить палку, та шавка перепугалась, ты решил, что он на нее науськал свою собаку, и вызверился. А чувак был не причем. - Это какая шавка? Эта, что ли? – Андрей, до этого с интересом наблюдающий за ними, кивнул себе за спину. Шурка свесился с кресла, заглядывая, и увидел ту самую белобрысую болонку, мирно дрыхнущую у стены, заплетенной диким виноградом. - О, блин. Эта. Зря вы ее сюда притащили. Тетка будет возмущаться. Она этого не любит. - Мы уже с Надеждой Павловной договорились, не волнуйся. И на кого это ты, бармалей, уже успел вызвериться? - Мы ее не тащили. Она сама пришла, - Данил закручивал свои флакончики. – Да не на кого я не вызверялся. Там один хрен натравил своего питбуля… - Он. Не натравливал, - перебил его Шурик, чеканя слова с даже себя самого поразившей досадой. – Просто… - Просто, - теперь перебили уже его, и Данил поднялся, упираясь в стол ладонями, – его собаке почему-то понадобилась именно та палка, которую бросил я. Хотя, я уверен, что вокруг очень много разных палок. На все вкусы. Но он увидел, что за этой палкой бежит маленькое безобидное чмо, которое на его кобеля даже не тявкнет и которое так прикольно шугануть. Так что, прости, Шура, но он натравил, даже если и скомандовал не то, что надо. И нечего со мной спорить. Прежде чем, Шурик успел огрызнуться, что вообще – то будет спорить, с кем хочет и когда хочет, Данил ушел в домик, прихватывая флакончики с собой. А возмущаться ему в спину было поздно и глупо. Какое-то время они сидели молча. Было слышно, как звякает, наверное, бутылками в холодильнике, Данил, сонно протяжно заскулила болонка, шумели кулеры стоящего на столе ноутбука. Андрей смотрел на Шурика неприятно врачебным взглядом, а потом спросил: - Получил? Шурка только молча покачал головой, закатил глаза, показывая всем видом, что произошедшее не укладывается просто не в какие логические рамки. Потом негромко сказал в пустоту: - И как ты его терпишь… - Он не боль, что бы его терпеть, - Андрей потянулся, завозил мышкой по столу, видимо выключая компьютер. – И у меня нет привычки заострять внимание на мелочах. Вот скажи мне, ради чего ты спорил? - А ради чего спорил он? - Отстаивал свое видение ситуации. - Неправильное? - С чего ты взял, что неправильное? Базируясь на разнице команд? Ты же знаешь, что иногда то, что по факту выглядит так, по сути, может выглядеть иначе. - Но не в этом случае. Вот зачем ты его защищаешь? - Потому что я его люблю. Это было, как с разбегу ткнуться лбом в закрывшуюся дверь. Это «потому что люблю», сказанное спокойно и буднично, отметало разом все: логику, здравый смысл, доказанные заблуждения и объективную реальность. Любовь не за, а вопреки, о которой так любили трепаться в книгах и фильмах, вдруг оказалась похожей на монолит, безжалостно раздавивший все возможные Шуркины возражения и аргументы. Заранее. Он вдохнул, открывая рот, но…сжал губы, так ничего и не сказав. Только хмыкнул. Досада, еще оставшаяся после бессмысленного спора с Данилом, окрепла, а чувство третьего лишнего вдруг снова стало пронзительно режущим и неуютным. И он понял, что сегодня никуда с ними не пойдет. - Что – то мне водки охота. Ты как насчет водки? Под мясо? - Нет, спасибо, - Шурка вынырнул из своих мыслей, вежливо улыбнулся, чувствуя, как от натужной гримасы ощутимо тянет лицо. – Поваляюсь сегодня, почитаю. И на письма ответить надо. - Любовные? - Что? - Письма, говорю, любовные? На которые отвечать надо. Андрей смотрел уже без излишней внимательной цепкости. Просто весело, и было непонятно, то ли ему и правда интересно, то ли просто добродушно подтрунивает ради поддержания разговора. Уже поднявший Шурка хмыкнул. - Если бы любовные. От бывшего. - От бывшего, это хорошо. Если только там не вызов в суд для раздела имущества. - Нам делить нечего, - он засмеялся, представив вдруг на мгновение абсурдную картину, где они с Сашкой, сидя в квартире, раскладывают на две кучки совместно купленные мелочи. – У нас не было имущества. - А вот у нас есть. Будешь отсуживать у меня половину домика в деревне, а, любовь моя? - Чего?! – Недовольно нахмурилась высунувшаяся из домика любовь. – Да подавись ты своим домиком. Там все равно одна крапива и ужи. Иди, гладь футболку. Я утюг не выключил. - Погладь мне сам, а? Пожалуйста. – Лицо Андрея умоляюще, жалостливо скривилось, и Шурка, обернувшись к цыкнувшему Данилу, почему-то был уверен, что тот огрызнется, но Данил только буркнул: «Вот же жопа ленивая!» и снова исчез из виду. - И брюки! - В джинсах пойдешь, - приглушенно донеслось из домика, и Андрей засмеялся. - Ну, вот как его можно не любить? А почему вы расстались? - Наверное, потому что не гладили друг другу брюки. - А кофе в постель носили? Шурка честно задумался, и ответил спустя пару секунд тоже честно: - Не помню. - Эх, вы. Романтика, взаимопонимание и взаимовыручка – это неотъемлемый залог успешной семейной жизни и длительных однополых отношений. И не только однополых, – в пафосной и казенной, будто из учебника по психологии, фразе, сквозь дурашливое веселье, неожиданно серьезно прозвучал контекст. - Вы счастливые. - А кто вам мешает? Всегда есть шанс все исправить, - философски изрек Андрей, и Шурка не успел ничего ответить, как из домика опять раздалось возмущенное: - Ой, ну, вот что ты там умничаешь? Не слушай его, Шура! Он все врет! Он за всю жизнь один раз принес мне таблетку запить и то перепутал колу с ореховой настойкой. Я чуть не захлебнулся. - Нюхать надо было, прежде чем в рот тянуть. - Вот опять умничаешь! Лучше б сам сперва нюхал, прежде чем нести, романтик хренов! Шурка засмеялся. Настроение, изрядно подпорченное, непонятным образом пришло в норму, и он уже пожалел, что отказался от похода в кафе и водки под мясо, выбрав гордое сидение дома. Теперь снова напрашиваться было как-то непоследовательно и несолидно. - Кончай бубнить из домика. Тебя не хрена не слышно. Иди сюда. - Не могу. Я твои дурацкие штаны доглаживаю. - Романтика и взаимовыручка, понял? - почти беззвучно повторил Шурику Андрей, поднимаясь с кресла, поучительно округлив глаза, ткнул пальцем в совсем уже черное небо с россыпью ярких по-крымски звезд. – Ладно, пойду, помогу страдальцу. А ты, как с письмами и своим бывшим, разберешься, подтягивайся. Водку на троих пить веселее. - Романтика и взаимовыручка, значит, - хмыкнув, сказал сам себе Шурик, оставшись один в полосе света, падающем из открытых дверей домика. – Понял, – и пошел к себе. Разбираться.