***
— Пей, сегодня жарища, будто мы в ад попали! — Игритт покачивала ногой, затянутой в высокий сапог, сидя на бочках в тени парусов, не спеша потягивая пиво. — Хвала нашему капитану, что не забывает о своем экипаже, пока сам наслаждается жизнью во дворце. Джон не хотел принимать ничего от пиратов, но от прохладного хмельного напитка отказаться просто не мог. Уже несколько дней они стояли на якоре в бухте, ожидая, когда Манс закончит свои дела, и юноша мог на время вздохнуть с облегчением. Работы для него почти не было, днем он натирал палубу да иногда помогал матросам конопатить щели паклей и смолой. Вечером же играл с пиратами в кости, слушал местные байки да отдыхал, мечтая поскорее оказаться на родной земле. — Спасибо! — Поблагодарить девушку, хоть и преступницу, было делом чести. Она вовсе не обязана была ему давать хмель — остальные пленники и этого не получили. Кроме Сэма, которого определили помощником штурмана. Как оказалось, он прекрасно разбирается в картах, метрии, мог с легкостью проложить на картах верный курс, и это совсем без опыта пребывания в море. Манс счел его находкой для своей команды. Флибустьеры, как никто другой, испытывали необходимость в точных путеводителях, которые помогали бы в плаваниях, ведь во время погони или иных маневров слишком велик риск сесть на риф или налететь на скалы. Непостоянство ветров в Средиземном море, изменчивая погода часто губили даже самые крепкие корабли, а компасы выходили из строя при сильной качке, усложняя работу. Видя, как Сэм корпит с циркулем над картами, расчерчивая возможные пути, изучает историю отливов, приливов, а ночью анализирует положение звезд на небе, Джон испытывал за него странную гордость. Над Тарли, как и на судне, которым командовал Джейме Ланнистер, по-прежнему издевались из-за немалых габаритов, но при этом поручили важную работу, и Джону казалось, что тот был вполне счастлив. — Твое тело окрепло. — Игритт наклонила голову, пристально рассматривая Джона, смущая его столь откровенным взглядом. — Физические нагрузки идут тебе на пользу, глядишь, так скоро превратишься из худощавой барышни в нормального мужика. — Что? — От такой неучтивости Джон едва не подавился напитком. — Леди не должны говорить такие слова, это возмутительно и порочит честь девушки! Игритт запрокинула голову и громко и заливисто рассмеялась. На мгновение Джону вспомнилась младшая сестренка. Она тоже умела так искренне смеяться, когда ее бывало что-то развеселит. — Это возмутительно! Это порочит твою честь, — передразнила его Игритт, весело высунув розовый язычок. — Да ты даже разговариваешь, как капризная девица. — Моя речь достойна аристократа. — Эта девица просто выводила его из себя. От хмеля немного кружилась голова и кровь закипала в жилах — Джон постепенно терял самообладание, которое хранил обычно с пираткой, пропуская мимо ушей ее ежедневные придирки. — А ты говоришь, как крестьянская дочка. — А я и есть крестьянская дочка, маленький лорд. Возможно. А может, мой отец был аристократом, кто знает. У моей матери было много разных клиентов, глядишь, один из тех, кем ты восхищаешься при своем дворе, мог бы быть моим отцом. Повисло неловкое молчание. Он обидел ее. Джон не понимал, почему ему вдруг стало так стыдно. Она всего лишь безродная девушка, добровольно вставшая на преступный путь. Игритт так отличалась от дам высшего света — не кокетничала, не жеманилась, но вела себя так, словно ей принадлежит весь мир. Она словно хвасталась перед ним своей свободой. Закатное солнце искрилось в ярко-рыжих волосах, казалось, что девушка сидит на палубе охваченная пламенем, и Джону невольно подумалось, что сейчас она очень красива. — Прости, я не хотел тебя обидеть. — Все в порядке, — отмахнулась Игритт, все так же по-детски болтая ногами. — Мне редко доводится общаться с аристократами, но я прекрасно знаю, как они кичатся своим происхождением. И ты такой же, как и все они. В плену, а ведешь себя так, словно ты король мира. Смотришь свысока на тех, с кем драишь палубу бок об бок, пренебрежительно относишься к женщинам, которые не одеты в драгоценности. Меня тошнит от таких людей. Уж лучше я никогда не смогу носить красивые наряды, если мне придется быть в вашем обществе. В обществе тех, кто гордится своей громкой фамилией, титулом, но при этом не способен даже пуговицу на рубахе пришить. Мне было отрадно наблюдать, как ты начищаешь сапоги тем, кого считал мусором, и впустую пытаешься поднять парус, натирая до мозолей свои красивые ладони. Но больше я не буду этого делать. Можешь быть свободным от работы — наслаждайся своим пленом до выкупа. Ни к чему я тебя больше обязывать не стану. Обескураженный этой тирадой, Джон поднес к лицу свои руки, внимательно рассматривая их. Кожа сильно потемнела и огрубела за время плавания, на ладонях и вправду вздулись волдыри от канатов. В чем-то Игритт была права: он совсем ничего не умел. Когда его посадили на весла, он выдохся через час, когда команда закатывала на палубу бочки с припасами, с одной из них он едва не упал с трапа в воду. Единственное, что более-менее Джон умел, так это орудовать своей шпагой да стрелять из мушкета и пистолета, но этого оказалось так мало. В море все его познания об управлении поместьем и слугами не имели никакой пользы. Еще не так давно он был на самом верху социальной лестницы, но судьба, сделав крутой поворот, сбросила его вниз, дав почувствовать собственную бесполезность. Все так же неотрывно рассматривая Игритт, Джон с шумом отхлебнул пенистый напиток из деревянной кружки, чувствуя, как его охватывает странное желание как-то понравиться ей, доказать, что он ничем не хуже таких мужчин, как капитан или его помощник. — Когда я вернусь домой, то попрошу наших швей изготовить для тебя платье из самых красивых тканей, в котором ты будешь сиять ярче, чем сама королева-мать. Холодная улыбка Игритт вновь потеплела, а в глазах загорелся восторженный огонек. Такой блеск Джон иногда видел в глазах Арьи, когда той дарили вещи, которые не предназначены для леди. — И драгоценности. — И драгоценности, — повторил Джон, сам невольно улыбаясь. Женщина, кем бы она ни была — крестьянской девкой, простушкой-свинопаской, грозным пиратом или королевой, всегда оставалась женщиной, которой хотелось сиять и покорять мужские сердца. — Выпьем еще! — Игритт, как и Джон, уже порядком опьянела, но продолжала упорно подливать хмель в кружки. — Знаешь, однажды, когда ты перестанешь быть чопорной девкой и превратишься в настоящего мужчину... Тогда… Тогда, быть может, я сделаю тебя своим мужем. Впервые за долгое время после того, как Джон покинул берега Франции, он позволил себе от души рассмеяться. — Тогда ты будешь общаться с тошнотворными людьми, которые будут звать тебя ваша светлость, тебе придется приседать перед королем в глубоком реверансе, а он будет рассматривать декольте в твоем красивом платье. — Единственный, кто будет смотреть на мое декольте, так это ты, Джон… Остаток вечера юноша помнил смутно. Лишь под утро, очнувшись в незнакомой каюте, он обнаружил Игритт, покоящуюся на его плече. Осторожно, чтобы не разбудить ее, он поднялся с койки, чтобы приступить к своим ежедневным обязанностям. Только на этот раз добровольно… *** Пол палубы приятно скрипел под ногами, соленый прохладный ветер обдувал горящее лицо, а крепкий ром благословенно плескался в желудке. Тирион был почти счастлив. Чем дальше волны несли корабль от берегов Франции, чем дальше от отца и сестры, тем больше он приходил в хорошее расположение духа. Корабль, который снарядил Тайвин, уже неделю шел на всех парусах на помощь к Джейме. В окружении более громоздких торговых и военных кораблей, идущих в рейд к берегам Индии, небольшой фрегат с гордым названием "Святая Рейнис" казался почти игрушечным. Трехмачтовый, оснащенный сорока пушками на борту, он был гораздо меньше по размеру, чем другие линейные суда, зато быстр и легок — идеален для дальнего плавания и ухода от погони и прекрасен в битве против более мелких пиратских кораблей. И если бы не задание, которое дал ему отец перед отплытием, Тирион смело мог бы назвать себя счастливцем. Тайвин в самые краткие сроки собрал все необходимое для выкупа старшего сына, но… Отец желал обойтись меньшей кровью. Его природная жадность, нежелание отдавать свое иногда просто поражала. "Если ты сможешь вернуть Джейме в лоно семьи и привести назад все сундуки, не потеряв ни экю, то я вознагражу тебя сполна. Привези назад моего сына живого и невредимого, найди способ обмануть пиратов..." — в устах отца все звучало так легко и просто, словно Тирион направлялся на прогулку с дебютанткой, а вовсе не на встречу с пиратами. Да не просто с какими-то корсарами, отважившимися нажиться на знатном пленнике — ему предстояло обмануть давнего врага отца, того, кто уже не один год доставлял столько неприятностей Людовику, ведя охоту на его корабли. Вся эта затея пахла так же дурно, как и престарелая шлюха из захудалого борделя. Если бы выкуп проходил в портах Франции, Тирион непременно бы придумал какую-нибудь хитрость, но на незнакомой местности его шансы на успех были ничтожными. Он пытался придумать что-нибудь, но все было бесполезно — в голове постоянно всплывало улыбающееся лицо Шаи. — Ветер усиливается, вам стоит спуститься в каюту. — Джон Коннингтон, граф Грифонова Насеста и глава дома Коннингтонов, служивший капитаном на военных судах, протянул карлику подзорную трубу. — Это вам подарок, дабы вы не скучали в дороге. Тирион вежливо поблагодарил его, при этом искренне не понимая, почему отец отправил его именно с графом. Ни для кого не было секретом, что Коннингтоны никогда не ладили с Ланнистерами. И пусть их род прославился слепой верностью короне, если что-то пойдет не так в их плаванье, капитан не будет рисковать своей шкурой, чтобы спасти его. Скорее напротив, швырнет карлика за борт, прямо к акулам, да и все. Хотя если отец выбрал капитаном именно этого человека, значит, на то были свои причины. Понять мотивы Тайвина всегда было слишком тяжело, даже для Тириона… Тирион открыл книгу, внимательно изучая рукопись Эйрона Грейджоя, когда-то побывавшего в плену у флибустьеров и подробно описавшего свои злоключения. Некогда веселый пьяница, кутивший на деньги своей семьи, во времена Фронды он потерпел крушение и чудом выжил в море, а после плена обратился к религии. Если Тириону предстояло обмануть пиратов, надо было хотя бы узнать, кто эти люди на самом деле. Эйрон писал, что пираты нападали не только на корабли, часто они совершали набеги на прибрежные города и рыбацкие деревушки, забирая с собой самых крепких людей, дабы потом продать их на невольничьем рынке. Капитан, прозванный Красным Жрецом, пленивший Эйрона, однажды ради забавы сжег дотла целую деревню вместе с жителями. Красный жрец, долгое время бывший настоящим бичом Франции, начинал с малого: у него не было флотилии, лишь небольшие суда, коих, однако, было довольно много. Он нападал на те корабли, у которых не было никакого вооружения на корме. Жрец заходил с тыла, со слепой зоны, планомерно окружая противника, раз за разом захватывая торговые, а потом и военные суда. "А пираты не лишены смекалки", — подумалось Тириону. Это усложняло дело. Грейджой писал, что почти вся команда Жреца состояла из кровожадных берберов. Но, если слухи не врали, под началом Манса было много разношерстного народа: французы, испанцы, берберы, негры — и бог ведает, кто там еще. В плену Эйрон получил прозвище «Мокроголовый». Один раз он попытался сбежать, но тут же был пойман. Убивать его Жрец не стал, ибо слишком много золотых можно было получить за Эйрона в качестве выкупа. Грейджой писал, что к каждой его руке привязали по верёвке, после чего бросили в море перед кораблем и с помощью веревок протянули вдоль бортов под днищем, вынув из воды уже со стороны кормы. Он довольно сильно пострадал — ракушки и полипы, с избытком облепившие дно корабля, изранили его тело. Эйрон подробно описывал те молитвы, которые возносил в лихорадочном бреду. И похоже, болезнь все же повлияла на его рассудок. Впрочем он и теперь был жив-здоров, в отличие от Жреца, который подхватил дизентерию и вскоре помер совсем не как подобает человеку, который держал в страхе все Средиземноморье. *** — Во дела, во что ты умудрился влезть, Эйгон? — Барристан брезгливо достал из кармана сюртука белый платок и оттер им кровь с лезвия. Юноша в ужасе взглянул на два трупа, распростертые на полу: один толстый, с огромными ручищами, лицо его было обезображено — вместо носа зияла красная дыра, второй — грузный лысый толстяк с заостренными зубами и лицом, испещренным язвами. Они пришли ночью, пробрались в поместье Селми вооруженные дубинками, напали на слуг — положили троих, прежде чем хозяин проснулся. Эйгона тоже разбудили крики, он выбежал в холл, где разбойники уже пытались достать Барристана своими орудиями. Но немолодой мужчина с легкостью уходил от их атак, то и дело делая легкие выпады, всякий раз достигавшие цели. Убийцы уже истекали кровью, колотые раны, что наносил им Селми, были не смертельными по сути своей, но чем больше их становилось, тем больше крови теряли его соперники, становясь все более медлительными и неповоротливыми. Юный герцог завороженно наблюдал за боем, не зря Барристан, несмотря на преклонный возраст, до сих пор считался одним из лучших фехтовальщиков Франции. Вдоволь наигравшись с разбойниками, он нанес последний, смертельный, удар, прошив одного из нападавших насквозь. Второй, безносый, с ревом кинулся на Селми — и лезвие снова мягко вошло в плоть. — Проснулся, значит. — На шум выбежали и слуги и в ужасе застыли на месте. — Чего остолбенели? — прикрикнул на них Барристан. — Немедленно уберите этот бардак. Я не терплю мусора в своем доме. А ты, — он повернулся к Эйгону, гневно сверкая глазами, — следуй за мной. Юноша последовал за покровителем в его кабинет, совсем маленький, не похожий на тот роскошный, что был в резиденции его отца. Барристан сел в кожаное кресло и, скрестив пальцы под подбородком, уставился на Эйгона. — Эти убийцы, они искали тебя. Сказали, чтобы я ушел с дороги, тогда, быть может, они даруют мне жизнь, — Селми криво усмехнулся. — Не знал, что я выгляжу настолько жалким и беспомощным. Однако, кем бы ни были эти два неповоротливых увальня, это были не ищейки короля. Он не стал бы посылать столь неумелых убийц, чтобы устранить тебя. Скорее всего, прознай Людовик о том, что ты укрываешься здесь, он бы направил сюда своих гвардейцев. Единственное, что приходит мне в голову, так это то, что они как-то связаны с Арьей Старк. Не смотри на меня так удивленно — я лично видел, как ты с ней встречался. А эту девочку я хорошо запомнил еще во время объявления о твоей помолвке с ней. Я хочу знать все. И не смей ничего утаивать! — Как долго вы знаете об Арье? — Эйгон потупил взгляд. Арья придет в ярость, когда узнает, что он не смог сохранить ее секрет. — Позавчера. Ты вел себя странно, стал отлучаться из дома без моего ведома, рискуя привлечь к себе внимание. Я не мог проигнорировать это и проследил за тобой. Право, я сначала с трудом узнал ее: девушка подросла, повзрослела, да и без придворного лоска выглядит совершенно иначе, но ошибиться я не мог. Итак, как давно ты знаешь, где скрывается дочь Эддарда Старка? — Я понятия не имею, где она прячется. Я не видел ее с момента, как наших отцов арестовали. Она не захотела уйти со мной ни тогда, ни сейчас. Она не дала мне ответа, кто ее укрывает, и взяла с меня клятву не искать ее. Я не лгу вам, клянусь своей честью! — Ладно, — махнул рукой Барристан, — я тебе верю. Арья Старк мне ни к чему — лишняя головная боль. У меня нет обязательств перед ее отцом. Ты — другое дело. Будь готов, через неделю мы отправимся в ваше имение. Визерис превратил его в вертеп разврата: тратит деньги без конца и края, кутит со своими дружками, пора уже выкурить его оттуда. — А как же король? — растерялся Эйгон. Это было плохо. Если они уедут, то как же он сможет вновь встретиться с Арьей? — Если он узнает, что я жив-здоров, не приедет ли он с визитом в Бретань? — Может, и приедет, а может, и нет, во всяком случае в Бретани ты будешь, мой мальчик, лучше защищен, нежели здесь, где рыщут гвардейцы короля. Пора тебе брать бразды правления в свои руки. Если позволишь Визерису и дальше всем заправлять, он оставит от вашего дома одни руины, да и только. — Но Арья все еще здесь! — Раз она не захотела твоей защиты, то пусть будет там, где ей безопасней. Ты должен думать о сохранении имени Таргариенов, а не о своей несостоявшейся невесте. Пока на это ты не имеешь права. Когда твои ягодицы твердо сядут на отцовский стул, только тогда ты сможешь защитить эту девочку. А пока ты должен приложить все усилия, дабы стать достойным звания герцога Бретаньского. Недаром Барристан обрел такое величие в войне. Он мог в считанные минуты поднять боевой дух солдат и повести их на смертный бой. Эйгон поднялся и расправил плечи. — Я сделаю это. Я поеду, свергну Визериса, и наш дом вновь обретет былую славу. Я клянусь — мой отец будет мной гордиться. Я вернусь ко двору с гордо поднятой головой. И Арьей…***
Крючья, веревки, короткие ножи с тонким лезвием, отмычки — Арья с замиранием сердца смотрела на этот арсенал. Так много всего. Неужели это все понадобится? Что задумал Якен? Он не делился с ней всеми подробностями плана, постоянно совещался лишь с Молодым Лордом, тренировался во внешнем дворе и тренировал ее саму, гоняя чуть ли не до смерти. Из Бастилии еще никому не удавалось бежать, если затея провалится — их всех повесят, а заодно и отца с братом. Никто не был уверен в успехе этого дела, но верность людей своему предводителю Арью просто поражала. Так или иначе, а обратной дороги уже не было. Она не могла повернуть назад. Не все они переживут эту ночь. А может, назад не вернется никто. Девушка затянула волосы в тугой узел и поправила пояс, на котором висели два кремниевых пистолета и обоюдоострый кинжал. Якен отдавал последние приказы, на карте помечая места, кто где займет свои позиции. — Что же, пора показать королю, кто настоящий правитель, — ухмыльнулся молодой приближенный Якена по прозвищу Голодный. Имени своего он не помнил, да оно ему было и ни к чему. Его жажда убийств была поразительной, он был ловок, хитер и проворен, за ночь мог убить десяток стражей и ни разу при этом не попасться. Отсюда парень и получил свое прозвище. — Якен — наш король, а не тот, кто протирает трон своим напудренным задом. Толпа ответила ему яростными криками. Они любили и чтили Якена. Он сделал для них куда больше, нежели остальные главари банд, благодаря его распределению, каждый был занят своей работой. Те, кто не мог воровать, грабить, кто был слишком слаб для такой работенки, не сидели сложа руки. Женщины штопали одежду, делали парики, варили еду, калеки и старики точили ножи, чистили пистолеты, дети обучались искусству воровства. Арья не знала, как живут люди в других бандах, но, по словам жителей этого Двора Чудес, с приходом Якена все стало намного лучше. Он пришел словно из ниоткуда. Просто в один прекрасный день появился во Дворе, молодой и прекрасный. Убил главаря и сам занял его место. Никто не ведал, откуда он пришел и как жил раньше. Арья решила, если они вернутся, она обязательно заставит Якена рассказать ей свою историю. — Пора! — Якен наклонился и запечатлел на губах Арьи нежный поцелуй. Она ответила ему, чувствуя на своих щеках соленую влагу — сегодня желание королевы будет исполнено.