Дочки-матери

       Мама. Сколько долгих лет Зелена мечтала встретится с нею. Как страстно желала разорвать ее на части за то, что та бросила ее младенцем.        Мама. Ей было чуждо это слово, не понятно, не знакомо. Она часто пробовала его на вкус, произнося на разный манер, в надежде на то, что в ее душе оно найдет хоть какой-нибудь отклик, но нет - никакого отклика не было.        Мама. Она представляла ее себе каждый раз, когда смотрелась в зеркало. Даже когда она еще не знала, кто ее мать, а только поняла, что она - приемный ребенок, Зелена была уверена, что она на мать похожа.        Мама. Она часто просыпалась в слезах, испуганная собственным сном, потому что не могла отделаться от горькой боли брошенного ребенка. Ей хотелось просто держать мать за руку, делиться своими радостями и горестями, или просто говорить с нею, а не с тишиной. Никто не знал этого но коварная и опасная Злая Ведьма Запада больше всего на свете боялась таких снов. И больше всего на свете их желала.        Мама. Доставить боль Реджине, уничтожить оскорбившего ее чувства Темного, сделать очередную пакость тем, кто ее обижает - нет, все это было лишь вторичным, мелочным, только последствием отчаянного, глупого желания. Желания иметь мать.        Исчадие Ада, Зелена Миллс, которую все так боялись, испытывала всегда лишь одно страстное желание. Она просто хотела, чтобы у нее была мама. Больше ничего.        И вот они встретились. Как Зелена и предполагала, она была вылитая Кора в молодости и точно знала, какой будет в старости теперь. Как Зелена и думала, мать смотрит на нее странным взглядом, но так и не извиняется, не просит у нее прощения.        Одного Зелена Миллс не учла. Все заранее придуманные речи, все гневные слова, все, о чем она грезила долгие годы, сейчас ушло.        Вместо этого она смотрит на свою мать отрешенным, растерянным взглядом, мечтая понять лишь одно, получить ответ только на один вопрос: за что? Она снова - ребенок, оставленный в лесу, только теперь она там еще и потерялась. И нет ей выхода из этих ужасных дебрей.        Зелена не знает, куда деть руки, поспешно вытирает их о платье, прячет за спину. Она ощущает себя распятой. Мать - ее личный палач, была им долгие годы, определила весь ее жизненный путь, наслала муки, через которые прошла Зелена и адовый огонь, в котором она до сих пор горит. Все из-за матери. Все вопреки ей. Все, чтобы доказать ей, что она тоже умна, так же талантлива, как и Реджина, может, даже лучше, так же сильна и коварна. Все, чтобы однажды женщина, произведшая ее на свет, а затем с ненавистью выбросившая из своей жизни, будто ненужную вещь, поняла и запомнила: у нее ДВЕ дочери. Одна из них намного лучше другой.        Не ту дочь ты выбрала, мама.        Это стало девизом всего, что бы Зелена не делала. Все зло, все коварство, все муки, на которые она обрекала других, загнав со временем в ловушку себя - все из-за стремления заявить матери о своем существовании. Из желания, чтобы ее услышали. Из мечты, чтобы ее любили.        И теперь, наконец, они встретились впервые, лично, а Зелена попросту не знает, что сказать, куда бежать и что делать.        Кора подходит ближе, легко касается рукой ее запястья. Подумав буквально секунду, Зелена убирает руку. Нет, не отдергивает, просто убирает. Странное чувство от прикосновения матери сбило ее с толку. У Коры руки теплее, чем могли бы быть у покойницы и даже в этом легком касании, которое почти ничего не значит, проявилась ее властность.        К счастью, старшая Миллс не стала настаивать. Она садится за стол, приглашая Зелену последовать ее примеру. Зелена не ослушалась, но вовсе не от огромного желания слушаться мать, просто потому что растерялась и действительно понятия не имеет, что же ей делать.        - Я рада тебя видеть, Зелена. Хорошо, что пришла.        И все. Они никогда не виделись раньше (момент, когда Зелена младенцем плакала на руках у матери не в счет, потому что одна из них его не помнит, а вторая, видимо, всегда старалась забыть).        Нет, это действительно все, что хотела сказать ей Кора. Зелена ждет еще несколько секунд, просто не в силах поверить, что все будет вот так... просто и банально.        Но это все. Кора замолкает, смотря на дочь и, вероятно, ожидая ответной реакции.        И это вывело рыжеволосую ведьму из ступора, в котором она пребывала последние несколько минут. На смену растерянности и изумлению пришли привычные, хорошо знакомые чувства - злости, гнева, ненависти.        Значит, столько лет, что она, даже творя ужасные вещи, оставалась всего лишь маленьким, израненным ребенком, больше всего на свете мечтающим о материнской любви, столько лет страданий и боли были лишь для того, чтобы услышать банальное: "Я рада тебя видеть. Хорошо, что пришла"?        Зелена медленно качает головой, не в силах поверить в услышанное. То промелькнувшее чувство абсолютной схожести с матерью, которое возникло у нее при первом взгляде на Кору, исчезает. Потому что Зелена никогда, никогда бы не сказала такое своей собственной дочери. Чтобы вырвать крошку Келли из плена Аида, она притащилась в самое пекло, в недры земли. Она не спала ни единой ночи с того самого дня, как герои отобрали у нее ребенка. Она искусала губы в кровь и изломала пальцы, она едва справлялась с приступами слабости и головокружениями от постоянных мыслей о своей малышке, она задыхалась без нее, словно без кислорода. Она любила свою девочку, свою милую Келли, но эта бессердечная женщина, которая считается ее матерью только потому что выносила ее, может лишь выразить фальшивую радость по поводу ее прихода.        Так пусть же не радуется!        Зелена поднимает на мать взгляд, в котором наконец, разгорается огонь ненависти. Вцепившись пальцами в локотки кресла, она злобно произносит, чеканя каждое слово:        - Я пришла не к тебе.        - Я знаю - кивает Кора, величественная в своем спокойствии. И ты - правильно сделала, Зелена, девочка моя. Твоей малышке не место в мире мертвых. Она еще совсем младенец. Здесь для малышей свои законы, время здесь течет так, что она может просто не вернуться к нормальной жизни, когда вы будете свободны. Возможно, разовьются аномалии, если ей не повезет. В любом случае - это царство мертвых. Живым не стоит быть здесь, ваше место наверху.        - И что ты предлагаешь? - с откровенным вызовом в голосе, интересуется младшая Миллс.        Она бы очень хотела поговорить с матерью о них. Рассказать ей о себе, о том, как проявлялась у нее магия с самого раннего детства и сколько боли она вытерпела из-за этого. О том, что всегда не понимала, за что обижена людьми, даже самыми близкими. Она бы хотела, чтобы они говорили о ней. Чтобы мать хоть раз поинтересовалась ею и ее делами. Но - нет. Похоже, Кора не только без сердца, у нее еще и души нет.        Зелена понимает явственно, что не интересна ей. Она не Реджина и, кажется, это ее единственный грех. Боль, тягучая, страшная, долгая раскатистым эхом бьет в ее сердце, но она упорно сопротивляется ей, откидывая на самое дно души. Ведьме не привыкать.        Она знала, что рискует дочерью, как и то, что у нее отчаянно-мало времени. И что загнана в ловушку - герои ее просто так ведьме не отдадут, просить об этом Аида нет смысла, ведь, только получив дочь, она тут же уйдет, а в его планы отпускать его совершенно не входит. Поэтому она готова слушать даже мать, эту ужасную женщину, от которой бы предпочла бежать, сломя голову, как можно дальше.        - Я добуду тебе лодку и вы завтра же подниметесь наверх. Уйдете отсюда. Я буду наказана за это, но это уже мои проблемы. Сейчас же просто дай мне тебе помочь, детка.        - Зачем тебе делать это?        - Я не смогла быть рядом и дать тебе то, в чем ты нуждалась - Кора вальяжно пожимает плечами, - так позволь же мне сделать то, что должна хотя бы для твоей дочери.        Твоей дочери. Могла бы сказать "для внучки", но - нет. Они чужие с Корой друг для друга. И ее, Зеленин ребенок, тоже чужой.        Младшая Миллс медленно качает головой, чувствуя, как по губам ползет ядовитая, горькая улыбка.        - Ясно.        Она распаляется, гнев потоком выплескивается из ее глотки, слетая с языка привычной горькой фразой:        - Я тебе не верю. Потому, рискну действовать сама. И надеюсь, это наш первый и последний разговор.        Зелена медленно встает, направляясь к дверям. Ее откровенно шатает и ощущение, будто она пьяна. Она не хотела, чтобы Кора видела ее слабость, но уже ничего не может с собой поделать. Есть боль, которую слишком трудно держать в себе. Боль, которая не прекращается.        Она уходит, спиной чувствуя на себе пронзительный взгляд матери.        - Зелена! - окликает Кора и она покорно поворачивается.        - И все же, позволь мне спасти тебя.        Блуждающая, болезненная улыбка пробегает по губам Зелены. Она нервно дергает плечами, стараясь говорить как можно более равнодушно:        - Ты не сделала этого раньше, когда я в этом так сильно нуждалась. Теперь поздно, мама.        Мама. От этого слова у Зелены мороз по коже. Сколько раз она мечтала произнести его и услышать ответ. И вот, когда это случилось, она не чувствует ничего, кроме безмерного, страшного равнодушия. Ничего.        Она выходит из здания, только теперь замечая, какие же низкие здесь потолки и как они тяжело нависают над головой, будто рискуя всякий раз обвалиться.        Она идет медленно, но не потому, что устала или ей некуда спешить. Просто боль, которая ее пронзает теперь, такая острая и безмерная, такая сильная, что ей даже дышать сложно.        Она идет, не зная, куда направляется, не видя ничего вокруг. Каждый шаг вперед подобен пытке, отбиваясь очередным ударом сердца, которое колотится в груди теперь медленно, будто умирая. Может быть, она действительно умирает.        Зайдя в кафе, она видит единственный пустой столик, к счастью, в самом углу зала, и занимает это место. Ей, как всегда, приносят коньяк.        Как всегда. Это стало уже доброй традицией - пить коньяк Преисподней. Скоро она станет алкоголиком, даже не заметив этого.        Зелена сидит, не смотря ни на что и ничего перед собою не видя. Пьет, но не чувствует вкуса, дышит, и не знает, как это у нее получается. Кажется, мимо прошли Прекрасные. Ну и ладно, лишь бы ее не трогали. Она вообще не заметила, что они здесь.        От меланхоличного раздумья ее отвлекла только атмосфера общей напряженности, которая вдруг здесь появилась. Надо же - она уже точно знает, что это означает, а ведь провела в гостях у мертвых всего несколько недель. Да в общем, она уже и сама себя не может отличить от мертвых.        Аид. Размеренным шагом по-кошачьи плавно, он подходит к ней и садится за столик напротив.        - Привет - очень холодно и очень равнодушно здоровается Зелена.        Не то, чтобы она не рада его видеть, нет. Просто все эмоции куда-то разом подевались. Будто атрофировались.        - Зелена, - в своей привычной манере выдыхает он ее имя, - что случилось?        Она поднимает на него взор, но тут же прячет глаза. Наивная, она хотела бы, чтобы он не увидел ее боли, но все равно он уже разглядел. Так что, оправдываться дальше нет смысла. Пожав плечами, будто это самая обычная, рядовая ситуация, мисс Миллс отвечает:        - Я только что встретилась со своей матерью.        Допив содержимое стакана до дна, она опускает его на стол так, будто бы весит он по меньшей мере, тонну.        В холодных глазах Аида блещут недобрые огоньки.        - Что она тебе сказала?        - Не важно. Главное, что она не сказала то, в чем я нуждалась. Что хотела услышать.        Он оглядывает суровым взглядом кафе, где все вновь вернулись к привычной болтовне и заливании собственного горя, будто бы его здесь не было и ничего не случилось. Потом встает, протягивая ей руку и слегка потянув на себя.        - Идем.        Она не знает, что он задумал, хоть и понимает, что что-то нехорошее. Ну и плевать. У Зелены больше не осталось страха или боли, и вообще никаких чувств. Только равнодушие. Что бы он сейчас не сделал, ее это не тронет и никак не коснется.        Они выходят на улицу, под небо, затянутое привычной красноватой дымкой и проходят к дворцу, где господствует Аид, в тронный зал.        Один взмах руки и Ингрит удаляется, дав возможность сладкому теплу ненадолго заползти в комнату.        Первая, которую она видит, Круэлла Де Виль. Надо же. Зелена равнодушно оглядела ее скучающим взглядом в ответ на опасное сверкание глаз злодейки. Такая же, как ее описывают. Черно-белая бестия с кровавыми губами и удивительно холодным взглядом. Ледяным.        - Круэлла! - Аид дает ей знак подойти и она приближается к трону, слегка склонив голову словно в легком поклоне. Зелене, впрочем, понятно, что это - всего лишь иллюзия, не более того. Такая как Де Виль никогда никому не подчиняется.        - Да, дорогой? - медовым голосом пропела она, улыбаясь лишь краешками губ.        - Ты должна сейчас идти работать. Останься ненадолго здесь. Я хочу, чтобы ты присутствовала.        - Что-то важное?        - Чрезвычайно - степенно кивает Аид.        По недоброму взгляду, который Де Виль бросает на нее, Зелена поняла, что Круэлла записала ее во враги, ну да ладно. Какая ей к черту, разница, что думают о ней другие, если она жива, в отличии от них всех и покинет это место, едва только придумает, как вернуть свою дочку?        Но, к счастью для себя самой, Де Виль слишком умна, чтобы открыто демонстрировать владыке этого места свое недовольство происходящим, поэтому она просто кивает.        Когда она садится на трон рядом с Аидом, глаза ее сверкают победным огнем. Зелена понимает, что он означает. Она указывает ей, где ее место. И велит никогда не приближаться к ней.        Пусть так. Пусть Круэлла наслаждается фальшивым троном в мертвом Аду, если ей так это важно. У Зелены совсем другие планы.        Один взмах руки Аида - и Кора тоже перенеслась сюда. Стоит у трона, все еще гордая, но уже далеко не такая величественная, как еще несколько минут назад, при разговоре со старшей дочерью.        Зелена видит в ее глазах страх.        - Это правда, что ты говорила с Зеленой, дорогая? - ледяным тоном спрашивает Аид, акцентируя на последнем слове.        - Да. Я лишь сказала ей, что ей не место в мире мертвых.        Он долго смотрит на нее молча, потом губы его растягиваются в опасливой улыбке:        - Вероятно, дорогая моя, ты забыла, что это я здесь всем распоряжаюсь. И лишь мне решать, где место Зелены. Извинись перед дочерью. Это приказ.        Это выбило почву у Зелены из-под ног. Она уже немного очнулась от того ступора, в котором пребывала последний час и ей вовсе не хочется слышать фальшивые извинения. В общем, она бы предпочла просто уйти отсюда в другое место, оставив все, как есть.        Она - да, но только не Аид. Вероятно, он решил иначе.        Кора смотрит на бывшего любовника с откровенным вызовом:        - Мне не за что перед ней извиняться, Аид. Я ничего не сделала.        - Что? - театрально восклицает мужчина. - Ты все еще мне перечишь, дорогая? Правильно понимаю?        - Нет, я всего лишь...        Аид степенно встает с трона, подходя ближе к старшей Миллс.        - Ты всего лишь мать-кукушка, которая не считает нужным извиниться перед дочерью за то, что однажды ее бросила. Видишь ли, дорогая, вероятно, ты все еще никак не поняла, кто я, или до сих пор живешь в мире, где ты правишь.        Он кладет руку ей на плечо медленным, хозяйским жестом.        - Я повторю в последний раз, милая. У тебя есть шанс просто попасть в ссылку. Я сделаю тебя вновь тем, кто ты есть на самом деле - жалкой дочерью мельника, обычным отребьем. Но если ты извинишься, я сохраню твою душу, Кора. В противном случае, тебя уже заждалась Река.        Вот теперь Зелена чувствует настоящую опасность. Несмотря на весь свой гнев на мать и боль, что она всегда испытывала, несмотря на дикое желание убить Кору, которую она так сильно и так долго ненавидела, она теперь понимает, что ей вовсе этого не нужно. Что это не изменит ее печального детства и не излечит ее страданий. И что она бы предпочла просто забыть всю эту историю, пусть бы ей стерли память. Может, так будет проще.        Но она вовсе не хочет усугублять участь матери, и без того заслуженную, хотя и тяжелую. Осознание того, что сейчас случится нечто дурное, терзает сердце. Она с мольбой смотрит сначала на Кору, потом на Аида, хотя знает, что никто из них не изменит принятого решения.        Смертельно бледнея, Кора поворачивается к ней, прошептав одними губами:        - Прости меня.        Искреннее ли это раскаяние или всего лишь попытка успокоить Аида, воззвать к его милосердию? Зелена не знает. Никогда нельзя быть уверенной ни в чем, что касается Коры. Наверное, это фамильная черта женщин Миллс.        Мать попросила прощения, а Зелена понятия не имеет, как отреагировать и вовсе не знает, что теперь делать. Чего Аид хочет от нее, чего ждет? Напрасно она всматривается в его холодное, почти что каменное лицо, надеясь увидеть ответ. Он замер, словно хищник перед прыжком, стережет свою жертву.        - Прости меня, Зелена. Пожалуйста. Если сможешь - еще раз повторяет Кора, теперь уже невероятно бледная, как полотно и медленно оборачивается к своему Хозяину, чтобы посмотреть, доволен ли он.        Но Аидовы глаза по прежнему молчат, лишь губы растянулись в холодной улыбке.        - Зелена? - обращается он к ней, заставляя ее вздрогнуть. - Ты довольна?        - Да, все в порядке - отвечает она, выйдя из ступора, просто потому, что понятия не имеет, какого он ждет от нее ответа.        Аид обходит Кору кругом, отчего она вытягивается, словно натянутая тетива и, цокнув языком, театрально вздыхает:        - А вот я нет. Совсем не доволен. Даже больше. Я очень зол.        Это уже больше не предупреждение. Это угроза. Зелене хватает лишь несколько секунд, чтобы понять - матери вынесен смертельный приговор. Подтверждение своим страшным мыслям она находит в опасном блеске взгляда Аида.        - Прошу, не надо. Отпусти ее, Аид. Пожалуйста. Мы уже все выяснили.        Он ничего не ответил, лишь поджал губы. Это означает нет.        Кора гордо вскидывает голову, понимая, что ей наступил конец, и, хоть Зелена чувствует, что она боится, ведет себя как всегда, по-королевски достойно.        - Круэлла! - это имя прозвучало как синоним смерти, ведь так оно и есть. - Ты не хочешь поразвлечься, дорогая? Я разрешаю.        Еще секунду назад холодное, отрешенное лицо женщины вдруг преображается, приобретая черты того опасного счастья, каким она его понимает и представляет. Нездорово блестящий взгляд голубых глаз не обещает ничего хорошего.        Зелена делает последнюю отчаянную попытку спасти мать, потому что она не хотела стать ее палачом. Подойдя к Аиду, она касается его ледяного запястья, чуть слышно шепча:        - Пожалуйста, не надо. Я прошу тебя. Я умоляю.        Он ласково треплет ее щеку, проводит по ней холодными пальцами и осторожно целует Зелену в висок. Когда этот ритуал окончен, Аид говорит каким-то надломленным, будто не своим голосом:        - Это все для тебя, Зелена. Все для тебя.        И, почти ласково улыбнувшись, отдает команду самой универсальной убийце в мире:        - Фас, детка.        Круэлле не нужно повторять дважды. Склонившись над дернувшейся Корой, она сладко шепчет ей в ухо:        - Прости, дорогая, но я привыкла выполнять команды, в отличии от тебя. Легкой смерти.        Зелена бросается к матери ровно в ту минуту, когда тело ее пронзает блеснувший в руках Де Виль кинжал. Кора повалилась в ее объятия, отчаянно ловя воздух. Глаза ее выпучены, тело дрожит, как в лихорадке. Она еще цепляется пальцами за руку дочери, еще открывает рот в беззвучной попытке что-то сказать, когда вдруг тело ее засасывает черная трясина и она с визгом растворяется на дне Реки.        Еще одной потерянной душой стало больше.        Зелена с трудом поднимается с колен, впервые посмотрев на Аида. Он смотрит на нее с безмерной любовью, любовью странной, какую маньяк всегда испытывает к своей жертве, прежде чем расчленить ее, в его взгляде столько тоски и отчаянной боли, что хочется кричать.        Зелена бросает на Де Виль короткий взгляд из-под лба. Та больше не улыбается, вернулась на свое место и любовно поглаживает застывшее в руках орудие убийства. Проклятая психопатка.        В голове болью пульсирует мантра "Это все для тебя, Зелена. Все для тебя".        Она медленно качает головой, а затем поворачивается и молча уходит прочь из этого жуткого места, все еще слыша вопль своей матери.        Нет. Это не для нее. Это из-за нее.        Из-за нее душа матери теперь вечно будет страдать в реке потерянных душ.        Все из-за нее.