Дочки-матери

       Красная дымка, юлой крутящаяся рядом, не сулит ничего хорошего. Реджина даже не поднимает глаз, чувствуя наглую ухмылку хозяина этого ужасного места. Ей бы отправить его к Дьяволу, да ведь он и есть Дьявол. Ей бы сказать, что она скорбит о сыне, но какая ему, к черту, разница? Он не умеет скорбеть, не знает, что такое терять любимого человека, свое дитя, и ненавидит ее только за то, что Зелена считает ее своим смертельным врагом.        Она все же нехотя поднимает взгляд на своего мучителя, но в этих глазах, еще недавно блестящих, горящих ярчайшим огнем жизни, азартом, больше ничего нет. Огонь угас, осталась пустота. И ничего больше. Реджина смотрит на него, и, будь у жестокого властелина этих мест сердце, оно разорвалось бы от боли и сочувствия к несчастной матери, потерявшей здесь дитя.        Но у Аида сердца нет и Реджина очень сомневается, что оно снова однажды запустится. Поделом ему.        - Привет – улыбаясь, как довольный кот в марте, Аид склоняется над нею, пронзительно глядя ей в глаза. Что он может там прочесть? Лишь пустоту. Бесконечную пустоту и горечь. Больше – ничего.        Как сильно, как безумно хочется вцепиться ему в глотку и орать сиреной, пока он не оглохнет. Вот только орать Реджина не может, все перепробовала, а язык так и не вернулся. Видимо, есть то, что даже самая сильная магия сделать не способна. А на любую физическую активность сил нет. Ей тяжело даже руку поднять, даже пошевелить пальцами. А этот отвратительный ублюдок чего-то хочет от нее, издевается.        - Вижу, ты меня не ждала - Аид ходит туда-сюда, из стороны в сторону, сложив руки на груди. Хозяин. Красуется перед нею. Никак не может угомониться, мстит за то, что они потревожили мрачный покой его обители. Проклятье. Лучше бы она не совалась к героям, целее бы была. Пришло время окончательно признать, что плестись за Эммой Свон было ее фатальной ошибкой. Самой ужасной из всех. Результат от общения с нею – она в Аду, а его хозяин лишил ее достоинства и языка и расхаживает перед нею, как петух, плюя на то, что она только что потеряла любимого сына.        Генри-Генри, дорогой, милый мальчик. Нужно было стереть ему память и сжечь ту проклятую книгу, тогда бы он был жив, здоров и рядом с нею, а не в сырой земле, оставив свою несчастную мать навеки.        Реджина смотрит на Лорда Подземного мира с неприкрытой ненавистью, до последнего не желая признавать свое поражение. Кривая ухмылка, появившаяся на его губах, говорит ей о том, что он плевать хотел на ее ненависть. Здесь его ненавидит каждый камень, он привык к этому чувству, питается им и, наверное, считает забавным. Впрочем, раз у нее не осталось другого оружия, кроме гневного взгляда, значит, она будет использовать имеющее. Все для того, чтобы прибавить к этой клоаке ненависти толику своей.        - Вижу, твои страдания настолько велики, что мое мрачное царство разрывается от твоей боли, - Аид склоняется к самому ее лицу, жарко дыша. Попытка отшатнуться пресечена его цепкими пальцами, схватившими ее подбородок. Реджина забывает как дышать, когда они оказываются в его покоях перед огромным, застланным красным покрывалом, зеркалом.        Откинув покрывало, Аид щелкает пальцами. Реджина не чувствует ничего, кроме страха. Ей казалось, что с потерей Генри все чувства атрофировались, но это, видимо, не так. Она все еще способна чувствовать страх – животный и ужасающий, леденящий душу и сковывающий тело. Она знает – ничего доброго из этого не выйдет. Нет.        Но здесь она – не более чем заложник. Повелителю мертвых душ плевать на ее статус, на ее кровь. Что значит ее статус, если рядом Бог Смерти? Что значит ее кровь, если в нем течет кровь древних олимпийцев, божеств, почитаемых и уважаемых всем человечеством? Реджина Миллс – маленькая пылинка, не значащая здесь ничего.        Она снова смотрит в зеркало, где пестрым калейдоскопом мелькают картинки – одна за другой. Даже если бы у нее был язык и она могла бы задавать вопросы, она бы этого не сделала. Одно неверное слово, даже вздох, который может ему не понравится – и он уничтожит ее. Она не хочет больше жить, теперь, когда нет Генри, но должна. У нее впереди – месть Свон и всей ее проклятой семье.        У нее впереди – уничтожение чертовой сестры, которая ее до смерти ненавидит и которой Реджина теперь сполна отвечает взаимностью. Потому ей нужно выжить здесь. Выжить любой ценой.        Реджина всматривается в картинки, и на миг забывает, как дышать. Аид снова щелкнул пальцами и перед нею во всей красе предстала картинка: маленькая, рыжеволосая девочка танцует на балу, шурша подолом яркого платья. Она счастлива, она богата. Все смотрят на нее, боясь оторвать взгляд хоть на миг. Прекрасная музыка стихает и девчушка, озорно рассмеявшись, делает неуклюжий реверанс и бежит к матери. В богатой даме, одетой в меха и парчу, она узнает свою мать. Кора берет девчушку за руки и довольно улыбается.        Реджина поворачивает голову в сторону замершего рядом Аида. Она уже все поняла, но все-таки ждет его объяснений.        Хозяин мертвого царства, пригубив вина, ставит бокал на стол.        - Такой могла бы быть жизнь Зелены. Она могла бы стать дочерью богатого купца. У нее было бы все, о чем она так долго мечтала: роскошные платья, веселье, а главное – мать, которая бы ее любила. Но Кора выбрала тебя. Оставив старшую дочь в лесу, она дала возможность родиться истинной королеве. Твоя мать уже расплачивается за свой поступок, Реджина. Но и твоя вина здесь не меньше.        Аид подходит к ней совсем близко, как любовник, жаждущий затащить ее в свою кровать, и шепчет на ухо снова:        - Ты теперь всегда будешь жить, зная, что обязана всем, что имела своей сестре Зелене. Не так ли?        Нет. Реджина упрямо качает головой, с вызовом глядя на своего мучителя. Это не так. Не так. Она не даст себе его одурачить. Нет. Впрочем, Аид поставил себе целью дурачить ее и явно не намерен останавливаться. Скорее от безысходности, чем из интереса, королева смотрит в зеркало снова. Там цветущий мужчина средних лет катается на лошади, и за ним влюбленным взглядом наблюдает темноволосая женщина. Только по глазам она узнала своего отца.        - Это твой отец, Генри. Ты верно поняла. Умная девочка. Он мог быть счастлив с другой женщиной, которая его полюбила бы и родила детей. Но он оставался рядом с твоей отвратительной бессердечной матерью, потому что слишком сильно любил тебя. И чем ты ему отплатила?        Аид смотрит на нее с пронзительной яростью и триумфально изрекает:        - Ты. Его. Убила.        Реджина опускает голову. Она сильная. Она сможет. Она не выпустит из бархатного тайника ресниц предательскую слезу. Даже если для этого придется искусать губы в кровь. Прости, папа.        Аид снова начал расхаживать туда-сюда и снова щелкает пальцами. Теперь перед Реджиной до боли знакомая картинка. Их с Дениэлом убежище. Их приют. Единственное место для свиданий, которое они, тайные любовники, могли себе позволить. И рука матери, безжалостно давящая сердце Дениэла.        Слезы текут по ее щекам и капают на бархатную обивку пола. Она не может их сдержать, хотя очень старается, лихорадочно запрокидывая голову вверх, как эпилептик.        - Ты винишь в смерти Дениэла Белоснежку, Реджина, но она – не самый главный виновник произошедшего. Ты виновата больше. Ты знала, что Кора узнает об этом, и знала, что она не пощадит. Миллионы женщин живут с чужими, холодными, не любимыми мужчинами, которые их так же не любят и находят утешение в чем угодно. Ты же выбрала потеху – Дениэла. Ты сама подвергла его смертельной опасности. А все потому, что думала только о себе.        Нет. Чертов манипулятор! Реджина качает головой, не желая его слушать и пуляет в него гневные взгляды, ненависть в которых может убить. Но – нельзя убить бессмертного бога. Аид лишь усмехается – откровенно и издевательски хохочет ей прямо в лицо. Как перестать думать, что она виновна? Реджина не знает. Ей нужно бежать отсюда, как проклятой, бежать, сломя голову, пока еще есть шанс выпутаться из паутины, что сплел этот паук вокруг нее. Но она не может сделать и шагу, как зачарованная вглядываясь в новую картинку, что показывает ей зеркало по щелчку Аидовых пальцев.       Она видит чету Прекрасных. Они сидят на троне в бальном зале, с улыбкой наблюдая за проходящим здесь баллом. Люди веселятся, все танцуют. Яркий свет канделябров рисует на лицах смешные узоры. Это королевство без нее, где все счастливы – особенно правители. На руках у Белоснежки крохотный ребенок. Маленькая Эмма, что-то лопочущая в пеленках, которой со всем своим обаянием улыбается Девид. Идеальная семья. Идеальное королевство. Все идеально без нее.        Реджина отходит от зеркала, закрывая глаза. Силы враз покидают ее. Она могла бы пытаться оправдать себя и дальше, но знала слишком хорошо – в истории и судьбе Белоснежки ей оправданий нет. Никаких. Никогда. Потому что столько лет мстить давно выросшей десятилетней девочке за выпытанный у нее хитрой колдуньей секрет – это удел ее слабости, а не силы. Это то, что делает ее не Злой Королевой, а обычным ничтожеством. И нет вовсе никакого смысла это отрицать теперь. Тем более, Аид и так все видит насквозь.        - Это Эмма Свон, как ты догадалась – он проникновенно смотрит на нее, ожидая, когда же она вновь откроет глаза и они встретятся взглядом. – Должен ли я упоминать о тех двадцати восьми годах одиночества, что она прожила из-за тебя? Должен ли я напомнить тебе о тех сожженных деревнях, которые тебе так надоели, ведь они мозолят совесть? Полагаю, нет.        Она смотрит на него скорее, обессиленным взглядом, уже даже не пытаясь хоть немного скрыть подступающие слезы. Но это не слезы боли, нет. Это всего лишь горькое признание того, как пуста ее жизнь. Ей нечем заполнить эту жизнь. Теперь, когда Генри нет, действительно нечем.        Она порывается уйти, но холодная, могильно холодная рука Аида, удерживает ее.        Она поднимает на него хоть все еще гневный, но уже порядком измученный взгляд. Ну что? Что он хочет ей еще показать? Разве ему не достаточно? Разве он не понимает, что уже выиграл и что у нее нет никаких против него шансов?        Но Аид так победно улыбается, будто у него решающий козырь в рукаве. Эта улыбка не просто не предвещает ничего доброго, она сулит смерть. Разрушение. Уничтожение для нее.        Потому, едва услышав щелчок его пальцев, она замирает и совсем перестает дышать, когда яркие картинки в зеркале начинают менять друг друга.        Прекрасный юноша сидит за книгой. Его руки легки и красивы, он счастлив, что-то записывает. Он – совсем взрослый, возмужавший. Ее Генри, маленький принц. Юный рыцарь. Он так вырос, так изменился. Он так прекрасен. Юноша поднимает глаза и Реджина замирает. Он смотрит куда-то вдаль, словно любуется чем-то, но королеве кажется – ей в душу. Ее Генри. Живой. Красивый. Ее мальчик. Иллюзия.        Реджина касается стекла, стараясь остановить мгновение, прося его задержаться. Картинка столь зрима, столь реальна, что она забывает, как дышать. Ощущение нереальности куда-то пропадает, она приближается к зеркалу, прижимаясь к нему, хотя бы так стараясь обнять сына… но….        Один блик. И все исчезло. Зеркало снова завешано красным балдахином, Аид же стоит в шаге от нее и усмехается, потягивая свое вино.        Она поворачивается к нему, слыша новый звук - свой крик. Без языка получается какой-то клекот. Она знает, что он скажет сейчас: если бы она настояла, если бы воспротивилась, Генри бы остался дома. Как и положено ребенку. И был бы жив.        И он будет прав. Чертовски, абсолютно прав.        В ответ на ее слезы, устлавшие сейчас глаза и забравшие возможность видеть, он снова щелкает пальцами. Но теперь появляется уже не картинка в зеркале, а флакончик в его руках.        Повелитель мертвых берет ее за руку, как муж, ведущий жену к алтарю и, смотря ей в глаза почти что с любовью, сладко-сладко шепчет ядовитые слова – так, будто они были признанием в любви:        - Видишь, Реджина? Без тебя всем было бы лучше. Но – не стоит так расстраиваться. Давай заключим с тобой сделку?        Он почти любовно касается ее лица и горящих щек, снимая оттуда несколько особо крупных слезинок. Все еще улыбается. Будто и не говорит ей гадостей вовсе, а только лишь добрые слова.        - Когда тебе совсем станет тошно, ты придешь ко мне и я дам тебе это, - он приподнимает флакон. – Один глоток – и твоим страданиям конец. Как и твоей бессмысленной жизни. Идет?        Она не смотрит на него. Не слышит, что он еще говорит. Сама мысль, что он предлагает ей покончить с ее болью, слишком соблазнительна, слишком ярка. Что будет, когда не станет боли? Наступит ли спокойствие?        … Реджина очнулась на кладбище, лишь проводив глазами синюю дымку, в которой растворяется снова вернувший ее сюда Дьявол. Она смотрит на опрокинутое надгробие, где высечено имя сына, а в ушах гудят его слова, как никогда, правдивые.        Без нее всем было бы лучше.