Дочки-матери

       Гравий здесь каждый шорох раздувает до неведомых масштабов. Наверху воет ветер, а в тронном зале, в этих пустых коридорах стоит мертвецкий гул, придающий ужасу этому и без того зловещему месту. Стук каблуков Мадлен по паркету больше похож на звук забивающихся в гроб гвоздей. Зелена интуитивно отходит от несчастной женщины, идущей рядом, подальше и морщится, не в силах преодолеть страх.        Мадлен идет на казнь, но делает это с таким энтузиазмом и даже радостью, что кажется - под венец. В каком-то смысле слова сейчас действительно произойдет ее венчание - со смертью. Теперь уже окончательное и бесповоротное.        Злая ведьма Запада старается не думать об этом, но корит себя за то, что, наверное, хорошей матери из нее не выйдет. Как бы она не мечтала. Ведь она пришла сюда за дочерью и должна была рваться назад, но она не просто не рвется. Она увлечена страшным и страстным чувством повелителя этого мира к ней, и, более того - понимает, что в реальном мире ей точно лучше, чем здесь не будет. Она не просто обрекла себя на гибель, похоронила заживо, но и решила это же за дочь. Она не имеет на это права, но не может найти в себе сил сбежать и оставить это мрачное царство, где нет ничего, кроме страха и безнадежности.        Зелена плохая мать и она почти уверена, что ей суждено испытать эти муки совести снова - как только Мадлен совершит свою жертву. Она давит в себе тяжелый вздох и тот остается на подступах к горлу. Из нее не вышло хорошей дочери, раз уж Джонатан так презирал ее. Не вышло хорошей ученицы, раз уж Голд выбрал другую для своего проклятья. Не вышло хорошей сестры, раз по ее вине Регина лишилась языка и просто сходит с ума здесь. Не вышло хорошей любовницы, раз уж Аид дважды отверг ее, выставил из своей спальни. И хорошей матери тоже не вышло. До сегодняшнего дня, до этой самой минуты, она в себе не сомневалась. Просто предпочитала думать, что они с дочерью застряли здесь ненадолго, и что пока у них просто нет возможности выбраться.        Теперь, смотря на бледную Мадлен, на губах которой даже играет подобие улыбки, Зелена сомневается в том, что все это не было слабостью, обычным самообманом. Потому что, если мертвая женщина способна на самопожертвование во имя своего ребенка, то, почему не способна живая?        Стук каблуков Мадлен молотками вбивается в голову. Зелена усиленно трет виски, бесполезно пытаясь успокоить свое все более страдающее по мере приближения к тронному залу, сердце. Нет. Это все наваждение. Это от слабости. Она хорошая дочь. Она многое сделала для отца, и нет ее вины в том, что он презирал ее за магию. Она хорошая сестра, потому что, будь это не так, Регина давно бы уже гнила в могиле. А языка она лишилась благодаря Аиду. Она хорошая ученица. Румпель просто испугался, что однажды не устоит и прогнал ее. Выбрал ту, что не вызывала в нем соблазна. Она хорошая любовница. Аид просто так же, как и учитель однажды, боится своих чувств и своих желаний. И она хорошая мать. Просто ей есть, что терять, а она не желает потерь. Мадлен терять нечего.        По аккорды этих невеселых звуков, Зелена входит в тронный зал. Посмотреть Аиду в глаза нет сил, хотя, конечно, она замечает, как он буквально жжет ее взглядом. Ну уж нет. Она могла понять, что он оттолкнул ее в первый раз. Но она пережила такое дважды и теперь пусть-ка хозяин этого мрачного мира помучается, раз уж не взял то, что ему добровольно предлагали.        Кажется, еще немного, и он прожжет на ней дыру, однако, едва только Мадлен целует кончики его ботинок (фу, какое унижение!, с презрением отмечает ведьма), резко встает с трона и, удостоив свою зазнобу мимолетного, мало что значащего взгляда, выходит из зала. Уже за дверью обе женщины слышат приказ идти за ним.        И Мадлен идет с какой-то почти умиротворенной улыбкой смирения на устах. И Зелена идет, сама не понимая, для чего - она спокойно могла бы сейчас проводить время с дочерью, а не мазохически смотреть на спасение Круэллы, на которую ей плевать и жертву матери.        Хотя, к чему скрывать горькую правду еще и от самой себя? Она идет смотреть на эту самоказнь, потому что хочет видеть, как поступают хорошие матери. Чтобы еще раз убедиться в том, что Кора - чертова дрянь, которой бы в голову не пришло никогда ничего подобного. Чтобы снова сделать самой себе больно.        У самой двери, когда остается лишь потянуть на себя ручку и войти следом за Аидом, с грохотом захлопнувшем ее перед их носом в запале, Мадлен вдруг теряется. Облизав губы, она бросает на Зелену жалобный, скуляще-молящий взгляд. Помедлив, Зелена протягивает бедной женщине руку, чтобы поддержать ее в эти последние минуты, однако, она отказывается. После секундного смятения Мадлен снова взяла себя в руки и входит в зал пыток, где гудит всегда грязный Стикс.        Минуту спустя, она закрывает глаза снова, теперь уже накрывая лицо ладонями. Кусает губу и на той мгновенно показывается кровь. Подошедшая ближе Зелена понимает, в чем причина такой реакции, когда смотрит на пленницу.        Круэлла, некогда по-бунтарски величественная и до чертиков наглая, вызывающая желание врезать ей в острые скулы как можно сильнее, безвольной тряпкой висит на скале. Руки, скованные железными цепями, похожи больше на плети, а спина согнута и отчетливо виден горб.        - Она всегда сильно сутулилась, ничего не могла с ней поделать - в праведном ужасе шепчет Мадлен, не отводя от скалы полного почти что животного ужаса взгляда.        Это странно. Это дико. Это так больно. Такие мелочи сейчас не имеют никакого значения, особенно, когда Круэлла начинает хрипло стонать, больше не в силах отбиваться от грязных волн и наглотавшись мертвой воды сполна. Такой страшный звук способен заставить мир если не кануть в Лету, то точно замереть на несколько минут.        Зелена морщится, Мадлен еще больше бледнеет, хотя, кажется, больше уже просто невозможно. Страшный хрип повторяется, потом один и еще один. Сделав шаг навстречу не понятно, зачем, ведьма понимает, что Де Виль не может открыть глаза - они буквально закрыты песком.        Страдальчески вздохнув, Мадлен смотрит на Аида - не с мольбой. Твердо.        - Давай прекратим эти пытки. Мы договорились, что ты заберешь мою душу, пропитаешь ею Стикс. Я готова начать.        - Погоди! - это вовсе не попытка остановить казнь, а приказ. Аид горделиво встает с трона, подняв ладонь. - Круэлла Де Виль! Твоя мать хочет умереть вместо тебя! Ты желаешь что-то сказать по этому поводу?        - Аид! Она не может говорить, разве не видишь? Тебе так сильно нравится издеваться над слабыми? - вступается Зелена, но не из сочувствия к двум женщинам, что очутились в такой ужасной ситуации, а потому что в эту минуту чувствует прилив лютой ненависти к их мучителю. Сейчас она просто ненавидит Аида. И, может быть, ему на это будет не наплевать.        - Таковы правила, Зелена - разводит руками маг. - Их придумал не я. Не мне и нарушать.        Треп и бравада? Или неподкупная вера в правила? У Зелены нет ни сил, ни желания с этим разбираться. Она отворачивается, снова обращая свой взгляд к пленнице, презрительно фыркнув, чтобы Аид знал, что все ниже падает в ее глазах.        Круэлла ничего не отвечает, лишь слегка приподнимает голову, которая тут же снова повисла, словно китайский болванчик.        - Прекрати это! - Мадлен бросается к нему, кажется, готовая бить поклоны об землю, лишь бы быть услышанной. - Я уйду вместо нее. Я обещала.        Помолчав несколько минут, словно принимая решение, Аид медленно кивает, закрыв глаза.        - Хорошо. Начинай.        И снова шаг за шагом по ледяному паркету, которые делает Мадлен, молотком бьет Зелене в голову, и снова ее грызет чувство вины перед дочерью за то, что не может спасти их из этого Ада. И снова стремительная, острая боль пронзает ее грудь, а сердце колотится, как безумное.        Попытка совладать с эмоциями ни к чему хорошему не приводит. В конце концов, Зелена сдается и лишь отрешенно наблюдает, как маленькая женщина шагает к Стиксу, принимая свою окончательную гибель. Постояв еще немного на самом краю и, посмотрев вверх, на скалу, она делает финальный шаг....        Истерический крик осветил страданием каждый закоулок здесь.        Холод.        Непроглядная Тьма.        Боль.        Когда Зелена открывает глаза, видит Круэллу. Некогда величественная, пусть и вульгарная, Королева Тьмы, похожа больше на тряпку для мытья полов в некогда дорогих, но капитально испорченных мехах. Из ее груди вырывается слабый стон, один за другим хрипят в глотке стоны и она рвет песком и какой-то мутной травой прямо Зелене под ноги.        Словно опомнившись, Зелена протягивает руку, даже не пытаясь понять, что сейчас чувствует, настолько это сложно для анализа, однако, Круэлла, кряхтя, поднимается на ноги самостоятельно. Зелена делает несмелый шаг ей навстречу, протягивая ладони, чтобы непокорная безумная женщина, которую швыряет из стороны в сторону, как корабль в шторм, могла за нее ухватиться, однако, слепо щурясь, потому как глаза все еще засыпаны песком, Де Виль больно бьет ее по пальцам, отвергая.        - Пошла вон. Я сама.        - Кажется, тебе все же нужна помощь - насмешливо кривит губы Аид, смотря на тщетные попытки любовницы стоять, не держась за стены руками.        - Пошел к черту!        - И это моя благодарность за то, что согласился дать умереть твоей мамочке вместо тебя, Круэлла?        Только теперь Де Виль открывает глаза. Мелькнувшее было на миг в них изумление, будто бы Круэлла только сейчас поняла, что здесь происходило минутами ранее, сменяется презрением и открытой ненавистью.        - Отлично. Хоть что-то сделала правильно. Надо было сдохнуть сразу. Сука.        И она уходит, а точнее, уползает, шатаясь туда сюда и держась за стены. Из коридора слышится ее хриплый голос, похожий на крик гиены:        - Мордред, мать твою! Водки мне! Я намерена гулять до утра!        Слабый крик грешной души растворяется в воздухе, окончательно уступая место почти могильной тишине (хотя, почему - почти? Сторибрук - и есть могила).        Аид молча стоит около трона, сложив на груди руки.        Зелена поворачивается спиной к нему на каблуках и медленно выходит из зала.        Разбитая и несчастная. Почти что мертвая.        Жертва.