За минуту до...

Реяс лежал на застеленной кровати, опираясь на подушки, кучей сваленные возле спинки, и бездумно пялился в потолок, периодически прикладываясь к кубку с вином. Так можно было подумать. На самом деле он возлежал — ибо прекрасный, как мечта, тонкий, изысканный, словно сотканный из воздуха и грез, юноша ну никак не мог банально лежать, — и был погружен в некие возвышенные думы, конечно же, о чем-то вечном или как минимум прекрасном. Время от времени тонкая рука, позвякивая золотыми браслетами, с должной томностью подносила к влажным, ярким, капризным губам серебряный кубок, наполненный самым дорогим, «зимним» вином прямиком из предгорий Фимиры. Вся обстановка большой, просторной комнаты в респектабельном доме в самом центре Кэмста, являющегося вторым по величине городом богатого и сытого Восточного Нарала, просто кричала об утонченной, привыкшей к роскоши и красоте натуре хозяина. Самые лучшие, даже на вид дорогие, ткани в отделке и убранстве помещения, красочные гобелены, радующие обилием мелких деталей и тщательнейшим подбором цветов, изящная серебряная утварь на маленьком прикроватном столике — все здесь служило лишь одной цели: быть обрамлением и фоном для главного действующего лица планируемого выступления — самого Реяса. Гость задерживался. Одним грациозным движением Реяс поднялся со своего ложа и подошел к окну. Не то чтобы он планировал увидеть хоть что-то интересное на узкой сонной улочке, но лежать — а возлежать тем более — уже надоело. Надо признать, Иргиш никогда не отличался точностью как в словах, так и в делах. Так себе союзник. Однако другого не было, и Реясу оставалось довольствоваться тем, что есть, по крайней мере до тех пор, пока не удастся заполучить более подходящее орудие. Например, одну лживую яргову сучку, которая умудрилась его провести и сбежать. Внутри поднялось привычное уже раздражение, обосновавшееся там с момента встречи с Чарит, или как там ее зовут на самом деле. После посещения деревни в предгорьях, где эта брехливая тварь показала все, на что способна, Реяс ни в чем уже не был уверен. Что делало охоту намного интереснее. Переиграть его во лжи так, чтобы он не почувствовал, прежде никому не удавалось. Уже идя по следу из слухов и сплетен, распространяющихся со скоростью лесного пожара, он ощущал сладкую дрожь азарта, но пытался урезонить самого себя мыслями о том, что это может быть просто невероятно раздутая история шалости какого-то заезжего колдуна. Однако первые же мгновения пребывания в поселении развеяли все сомнения. Пусть описание произошедшего в день казни каких-то местных еретиков и походило больше всего на сказки, которыми пугали мамаши непослушных детишек. Пусть со слов местных и получалось, что их посетило нечто среднее между хонком и высшим демоном, а не обычная женщина. Пусть. Ничто не могло скрыть пропитавшую деревушку силу разрушения. Наивные селяне сожгли ближайшие к месту казни дома, оставив центральную площадь зиять черной уродливой проплешиной — эдаким памятником человеческому невежеству. Саму деревню, как и ее жителей, уже ничто не могло спасти — Реяс чуть ли не физически ощущал поразившие все вокруг тлетворные споры. Год-два-три — и на месте селения останется лишь пустошь, покрытая остовами разваливающихся домов да усыхающими деревьями, с большим кладбищем рядом. Уезжая, он улыбался: существо, способное такое сотворить, было именно тем, чего не хватало его планам для осуществления. И вот сейчас драный щенок Иргиш испытывал его терпение! Сейчас, когда все существо Реяса жаждало броситься в погоню и настичь наконец такую нужную добычу! Конечно, потом ее еще следовало правильно «поймать», но когда уверен в результате, процесс становится отдельным видом удовольствия. Он был бы рад вообще плюнуть на договоренности с Иргишем, но: информация сама себя не достанет — раз, отвлекать внимание богов от успешности его поиска тоже надо — два, и неразбериха в Обители на заключительном этапе будет как нельзя кстати — три. Целых три ярговых причины, чтобы сидеть и ждать тупого придурка! Реяс плавным жестом — раздражение раздражением, а из образа выходить не следовало — отбросил на спину лезущие в глаза длинные золотисто-пшеничные волосы, слегка нахмурил чистый высокий лоб и мило надул губы. Потом на мгновение сверкнул широкой хищной улыбкой — послышались поспешно приближающиеся шаги — и повернулся к открывающейся двери. Вошедший, молодой, высокого роста жгучий брюнет с липким взглядом темных глаз, увидел уже восстановленную капризную гримасу с точно отмеренной дозой недовольства в ярко-голубых, как весеннее небо, глазах. — Здравствуй, брат, — поприветствовал Реяс гостя, жестом предлагая ему удобное кресло. — Прости, что задержался, — тот с притворным сожалением прижал руку к груди и покаянно склонил голову, скользнув жадным взглядом по изящной фигуре у окна, затянутой в белоснежные брюки и рубашку. — Ну что ты, Иргиш, разве я не знаю, как ты занят? Я рад, что ты все же нашел время для своего несчастного брата. Поверь, я очень ценю это, — проходя мимо, Реяс легко прикоснулся к плечу бога страсти, с удовольствием ощутив, как тот мгновенно напрягся. Еще три шага, которые оставались до кровати, на его губах играла довольная улыбка: ничего не меняется, его почти брат все так же глуп и похотлив. — Зачем звал? — голос треснул хрипотцой, и Иргишу пришлось откашляться, чтобы продолжить: — Мне сложно было выбраться. — А просто желания увидеться недостаточно? — мелодичный тенор Реяса, опустившегося на кровать с изящной небрежностью уверенного в своей привлекательности существа, медовой дымкой протек по комнате. Голубые глаза смотрели с затаенной грустью из-под полуопущенных длинных ресниц. — Достаточно, но… — Но нужно что-то более существенное, я понимаю, — Реяс, отворачиваясь, взмахом руки пресек попытку Иргиша подняться и подойти ближе, вероятно, чтобы наглядно показать, в какой степени этого достаточно. — Что ж, возможно, то, что я нуждаюсь в твоей помощи по нашему общему вопросу, покажется весомым поводом. — Яс, я же тебе говорил… — Да-да, помню. Не стоит об этом, — Реяс едва заметно качнул головой, показывая, что правильно понимает порыв брата снова повторить заверения в искренности желания помогать всегда, во всем и в любое время — вежливость, конечно же, ничего более. — Скажи лучше, чем там наши дражайшие родственнички заняты? И прости, я совсем забыл о долге гостеприимства, — он налил вина и, словно бы одним тягучим, плавным движением скользнув к брату, подал ему кубок, позволив их пальцам соприкоснуться на долгое-долгое мгновение. Зрачки в темно-карих, почти черных глазах расширились, воздух, пахнущий вязкой сладостью зимнего вина, загустел и задрожал. Шаловливый язык робким, «случайным» движением увлажнил пухлые, капризные губы, утянув за собой вглубь рта задержавшуюся в уголке винную капельку. Мягко улыбнувшись, Реяс отступил назад, легко высвобождая свои пальцы из-под накрывшей их горячей руки. Иргиш тоже облизал губы и тяжело сглотнул, глядя, как желанное тело вновь отдаляется, оставаясь всего лишь в пределах видимости вместо досягаемости. — Ир?.. — вкрадчивый шепот вполз в уши, лаская звучанием собственного имени, хотя так хотелось слышать совсем другие слова, сказанные этим голосом, а лучше даже не слова — достаточно было бы и вздохов, и криков, и мольбы о продолжении… Реяс мог бы без труда прочитать все эти бесстыдные желания на лице брата, бывшего сейчас открытым и беспомощным в своей сжигающей последние оплоты разума страсти. Мог бы, если бы не знал их и так. Знал, поскольку сам же и вложил в плодотворную почву чужого порочного сознания, творя на грани фола иллюзию высшего плана: принуждая не только видеть, но и чувствовать. Купаясь в этой иллюзорной страсти как в живительном потоке подтверждения собственного потенциала. Он — всего лишь полукровка, не прошедший вторую инициацию, — уже сейчас был способен влиять на бога в полной силе! И это рождало внутри привычное уже чувство триумфа, смешанного с невыносимой горечью: если бы только зазнавшиеся снобы из Обители позволили ему взять причитающееся, встать вровень с ними, если бы дали хоть шанс… он бы встряхнул сонное болото, сотворенное божественной пятеркой, он бы показал, каким может быть поклонение, каким оно должно быть! Но он был здесь, внизу, мальчиком на побегушках и громоотводом для своей матери по совместительству. И все, что ему оставалось, — обхаживать тупоголового развратного братца, занимавшего место, которое Реяс считал по праву рождения и силы своим. Мысли о том, почему все, что он мог без особого труда внушить богу страсти, с Чарит не давало даже подобия результатов, словно перед ним не живое существо, а деревяшка пустая, следовало отложить на потом. Дабы не злиться в неподходящее время, выходя из образа. — Ир! — он прищелкнул пальцами перед лицом совсем утонувшего в пошлых фантазиях бога. Игра игрой, но основную цель встречи никто не отменял. — Вернись в наш бренный мир и поведай мне все же, что творится в Обители. — Да неспокойно там, — спустя несколько мгновений, потребовавшихся на то, чтобы вернуться из грез и собраться с мыслями, ответил Иргиш. — Как и было. Все ждут, когда же ты найдешь и устранишь нашу общую проблему. Да-да, конечно, общая, как же! Нет, положим, существовать в несуществующем мире и Реясу будет не по силам, но назвать то, что угрожает прежде всего зажравшимся родственничкам, «общей» проблемой — та еще наглость. А еще великое заблуждение насчет его умственных способностей, им самим, кстати, усердно подогреваемое. Реяс усмехнулся, не забывая поглаживать медленными ласкающими движениями тонких пальцев изящную ножку кубка. Кольца позвякивали о серебро, привлекая внимание Иргиша каждый раз, когда тот пытался отвести взгляд. — Я нашел. — Кто это? — Не торопись, Ир. Я сам пока только предполагаю, что это тот, кто нам нужен. И я имею в виду именно «нас». Нас с тобой, — взгляд глаза в глаза. Голубые светятся едва скрываемым призывом, надеждами и обещаниями. Карие — совсем «поплывшие» — отвечают липким, как щупальца осьминога, взглядом, в котором жажда обладания телом и властью мешается примерно в равных пропорциях, захлестывая разум. Если допустить, что он там вообще есть, в чем Реяс всегда сомневался. — Сейчас мне нужна свобода действий. Займи наших родичей так, чтобы им стало не до меня. Сделаешь? — Конечно. Да. У меня есть план. Реяс почти воочию увидел, как проплывают перед глазами бога страсти картины будущего, вдруг ставшего почти достижимым могущества. Ну-ну, наивный дурак. Но — полезный. Пока. — Древние капища? — Да. Я уже нашел немало еретиков. Будет еще больше. Семье станет точно не до нас, — последнее слово прозвучало двусмысленно. Так же, как произносил его и сам Реяс. Это хорошо. Чем больше крючков заглотит рыбка, тем меньше шансов у нее будет сорваться. — Отец мешает. Вдруг воспылал желанием меня контролировать. Меня, бога страсти, он заставляет чуть ли не отчитываться за каждый шаг! Как мальчишку! — Но ты же выбрался сегодня. — Еще бы! У каждого из нас есть потребности. Но его самодурство испытывает мое терпение! — Уже недолго, Ир. Совсем недолго, — Реяс улыбнулся, светло, мечтательно, почти искренне: его собственная цель была близка как никогда. Плавным, полным грации движением откинувшись на подушки, он наблюдал за враз позабывшим о своем возмущении братом. Решится? Нет? Эта игра забавляла. Пьянила гораздо лучше вина в его кубке, которое он на самом деле терпеть не мог за излишнюю, почти приторную сладость. Иргиш сделал решительный вдох и встал. — Яс… — Да, Ир?.. — полушепот. То ли вопрос, то ли разрешение. Шаг к постели. Шаг к тонкому, почти по-женски хрупкому телу, возлежащему на вишневом покрывале с нарочитой невинностью истинно порочного создания. Шаг к желанному. До спазма в горле. И доступному, наконец-то. — Яс… — голос хриплый, как у блуждающего вторые сутки в пустыне без глотка воды. Кровать протестующее скрипнула, принимая на себя вес второго тела. Рука, потянувшаяся к отливающим золотом волосам, заметно дрожала. Прикосновение к мечте. Губы, влажные от вина — и наверняка сладкие, как и оно, — совсем близко. Резко звякнули о серебро браслеты, разрезая повисшее густое напряжение. Из опрокинутого прямо на постель кубка вытекало вино — вишневое на вишневом. Сладкий запах недостижимого повис в воздухе, смешиваясь с горечью упущенной возможности. — Вот ярг! — Реяс проворно поднялся с постели, опасаясь запачкать свои белоснежные одежды. Иргиш застыл на мгновение, протянутая рука нелепо повисла в воздухе. — Прости, брат, я сегодня неуклюж. Устал. На тебя не попало? — Нет. Ничего, Яс, — сглотнув, произнес бог страсти, отмирая и тоже вставая с запачканного покрывала. Реяс позвонил, вызывая прислугу. Момент накрылся медным тазом. Точнее, серебряным кубком, что сути, впрочем, не меняло. — Я пойду, если мы закончили. — Да, конечно! Спасибо, что нашел для меня время, — Реяс улыбнулся, старательно не замечая полного надежды «если». — До встречи, Ир, — легкое прикосновение к плечу — как обновление потускневшего клейма. — Увидимся, Яс. Закрыв дверь, Реяс первым делом распахнул окно, предпочитая въевшейся до печенок приторной винной вони далекий от свежести запах улицы. Проводив взглядом Иргиша, быстрым шагом удаляющегося вверх по улочке, он тоже вскоре покинул дом. На другом конце города в большой, сомнительного вида кабак зашел прекрасный, словно видение, золотоволосый и голубоглазый юноша. Да там и остался. Покинувший провонявшее дешевой выпивкой и горелой едой помещение через заднюю дверь крепкий, рослый наемник с красивым, но жестким, волевым лицом и белоснежными волосами на него был уж точно не похож. Реяс дал волю Ворону, едва выехав из Кэмста. Маленькое развлечение подняло настроение до отметки гораздо выше невзрачного «хорошо». И будущее рисовалось в самых радужных тонах. Пусть явного следа у него пока не было, но было общее направление, а значит, встреча — лишь вопрос времени. Предвкушение скорого столкновения с умным, опасным противником вскипало в крови охотничьим азартом и настойчиво гнало вперед, к цели, кажущейся как никогда близкой.