За минуту до...

Сеттимана была странным временем. Временем, когда грань между миром живых и миром мертвых истончалась. Говорили, что хонки на эти семь дней и ночей удаляются от врат Преисподней, бросая их без присмотра. А боги спускаются в подлунный мир, дабы защитить живых от мертвых, которые могут беспрепятственно бродить где вздумается. Вздумывалось почему-то чаще всего у жилищ их прижизненных врагов. Хотя случалось Чарит встречать неприкаянных воплощенных призраков и посреди пустошей, и в диких лесах, и в заброшенных домах, где те упорно наматывали круг за кругом, словно пытаясь что-то отыскать. Возможно, свою утерянную память, что привести на место — привела, а вот подсказать зачем — отказывалась? В отличие от злобных беглецов из преисподней, которым хватало сил (или помощи извне) вырваться оттуда в другое время, возвратники на Сеттиману имели дело только со своими обидчиками, не тратя драгоценных часов свободы на других. Зато еще — что гораздо неприятнее — они имели тела. На врага Танриса Чарит не тянула. Хотя, конечно, все зависело от степени обидчивости, но не мог же он серьезно ожидать, что женщина, причем не воин и не маг, бросится ему на помощь в заведомо проигрышной схватке с неубиваемыми возвратниками? Да и впечатления мелочного человечка мужчина не производил. Примерно такие мысли пронеслись в голове Чарит, когда Ард и Лита слаженно зарычали на шевельнувшийся труп. Мгновенно вскочив и отбежав подальше, Чарит настороженно глянула на мертвеца. Тот лежал смирно и признаков не-жизни больше не подавал, да и псы успокоились, только косясь недовольно на тело. Которое умудрилось измениться за то время, что Чарит потратила на препирательства со своей почти уже несуществующей совестью. Лежавший под светом полной луны труп как-то усох, став меньше по габаритам, чем был сегодняшний знакомец, и потерял свои белоснежные волосы, обзаведясь взамен относительно короткой темной шевелюрой. Момент возвращения Чарит никогда еще наблюдать не приходилось, но казалось, что происходить это должно как-то иначе. Во всяком случае, сегодняшние мстители с арены ничем от себя живых внешне не отличались. Что за ерунда? Медленно и осторожно, поминутно косясь на псов, Чарит подошла обратно к телу. Да, все верно: изменения затронули не только фигуру и волосы — черты лица, смутно, но все же видимые в лунном свете, тоже изменились. Сейчас там лежал совсем другой человек, ничем не похожий на Танриса. И раны в его груди не было. На следующий такт труп вздрогнул, шумно вдохнул и резко сел, перестав быть просто трупом. Чарит снова унесло волной собственного страха подальше, в тень домов, где она и стояла, прижавшись к стене. Псы недовольно порыкивали, но и только. Словно мимоходом предупреждая ожившего мертвеца: «Не чуди, тогда не тронем». Чудить тот и не спешил. Посидел с минуту, глубоко и сосредоточенно дыша, будто вспоминая, как это делается. Потом так же резко вскочил и с сарказмом поинтересовался: — Это такая твоя благодарность? Спасибо, что хоть не додумалась тело яргам скормить. Был бы конфуз. Он повернулся и цепко взглянул из-под растрепанной челки на медленно отступавшую Чарит, мгновенно заморозив ее. Возвратники не говорили. Никогда. То ли были не способны, то ли… То ли Чарит просто мало о них знала. Попытавшись абстрагироваться от абсурдности беседы с мертвецом, она поинтересовалась: — И за что я должна быть тебе благодарна, позволь узнать? — голос не дрожал, за что Чарит мысленно себя похвалила. Учитывая, какая каша, приправленная страхом непонимания, варилась в голове, это и впрямь можно было считать достижением. — Ну как же? А спасение от бродяг примерно полтора месяца назад? Или ты так быстро забыла славного парня Рееха? Его лицо и фигура размылись, поплыли, задрожав, как воздух над костром, чтобы через три такта снова застыть, обретя форму. Перед Чарит стоял упомянутый Реех. И криво, неприятно ухмылялся, что совсем не шло к его располагающему лицу. По спине поползли мурашки размером с лошадь: что бы ни стояло сейчас перед ней, ни возвратником, ни человеком оно не было. — Ард! Лита! Псы мгновенно выдвинулись вперед, отделяя ее от этого… этой безликой твари. Вопрос был в том, почему они, так нервно реагировавшие на него раньше, сейчас заняли свой пост лишь после ее команды? На Рееха — или Танриса, или как там его — вид оскалившихся звериных морд впечатления не произвел. — Да, забыл сказать, — он усмехнулся еще шире и неприятнее, — ярги со мной тоже не справятся. Нет, они порвут, конечно. Это будет больно и неприятно, и вернусь я очень злым. Только и всего. Так что не нервируй тварей зря. Видишь, они уже и сами поняли, что против меня выступать бесполезно. И предлагаю наконец познакомиться по-настоящему, раз уж такая оказия подвернулась. Его лицо претерпело обратные изменения. Тряхнув темными волосами, он сделал шаг вперед, игнорируя псов, которых упорно именовал яргами (те попятились, не уходя тем не менее с пути), и с легкой издевкой поклонился, сняв воображаемую шляпу: — Реяс. — Очередное имя к очередной маске? Личине? Жизни? Кто ты на самом деле? — А кто ты, Чарит? — еще одна издевательская улыбочка, хорошо видимая даже в слабом лунном свете. — Катись в Преисподнюю, к яргам в гости, вместе со своими загадками! Чарит решительно развернулась и пошла прочь, сглатывая, казалось, сплошные комки ржавчины. Играть в угадайку невесть с кем ночью на Сеттиману было бы точно не самым умным занятием. Постоялый двор находился в другой стороне, но вести к нему эту тварь было бы еще глупее. — Фу, как невежливо… — насмешливо протянул… Реяс, если верить его очередному представлению. — И куда ты прешься, дура, со своими тварями? Мало сегодня народ попугала, еще хочешь? Кажется, оставлять ее в покое никто не собирался. — Ард, присмотри за ним, — бросила Чарит, не оборачиваясь. Пес лишь согласно заворчал. — Идиотка! — зло выругался мужчина. — Ты же понимаешь, что это временно? И нам действительно пора поговорить. — Да. Вот завтра до захода солнца и приходи. Посмотрим, что ты за тварь и сможешь ли пережить день. — Ты что… за возвратника меня приняла? Точно идиотка. Последнее утверждение Чарит предпочла проигнорировать. То, что он не обычный воплощенный призрак, она как раз понимала. Но это не значило, что он не мог быть какой-нибудь другой темной тварью. Сеттимана к такому особо располагала. Так что пусть как угодно называет — с нее не убудет. Пусть считает недалекой боязливой девкой — даже лучше. Но эта отсрочка давала ей время подумать. Подумать — и не вести разговор вслепую. Следующее утро началось… рано. Точнее, муторную ночь, заполненную какой-то нервозной полудремой, когда так сложно сообразить, снится ли тебе кошмар, или собственное больное воображение шутки шутит, Чарит решила считать законченной где-то в районе трех часов. Встала с разворошенной постели, зажгла свечу, походя потрепала по голове недоуменно взглянувшую на нее Литу. И поняла, что заняться, в общем-то, нечем. Благое намерение обдумать вчерашние несуразности так намерением и осталось. Недооформленные мысли плавали в мутном от недосыпа сознании, ни в какую не желая складываться в нечто толковое или хотя бы более-менее последовательное. — Ты демон, Лита? — спросила она собаку, только чтобы разогнать удушающую тишину волчьего часа. Ответом ей был укоризненный взгляд. Чарит усмехнулась: будто стоило ожидать чего-то другого. — А вот наш недавний знакомец утверждает, что да. Яргом обзывает… Выражение собачьей морды стало еще более укоризненным, красные глаза прищурились. Лита фыркнула и повернулась задом к своей недалекой хозяйке, то ли упрекая за веру невесть кому, то ли намекая, что нечего тут обсуждать, все и так очевидно. — Предательница. Получив еще одно фырканье в ответ, Чарит замолчала, прислушиваясь к себе. Внутри бродила тревога, обрастая неприятными предчувствиями и превращаясь в стойкое ощущение, что ярги уже выкопали для нее яму и заботливо наполнили горячей смолой. И теперь загоняли в нужную сторону незадачливую жертву. Вначале на ее пути появился Реех. Потом Танрис. Здесь, в этом далеком от сколько-нибудь важных путей городе. И оказался все тем же Реехом, сменившим шкуру. Причем за все почти двести лет своей осознанной жизни она не встречала никого, кому бы такое было под силу. Даже самые умелые и талантливые колдуны способны были разве что на кратковременный морок. А он… Реех-Танрис-Реяс, ярги б его побрали, мог держать личину дольше суток, если судить по предыдущему разу. Возможно, дольше. В то, что их встречи могли быть случайны, не верилось ни разу. Одна — да. Но не две. А может, и больше. Как вспомнить того, кто может выглядеть как угодно? Как узнать? Кто же ты, тварь-без-лица? И что тебе нужно? Многие, многие десятилетия никому ничего от нее нужно не было. Кроме обычных скромных запросов вроде денег или тела от торговцев и разбойников. Уже давно Чарит привыкла быть вне человеческих отношений, порождающих требования и обязательства, привыкла быть вне чьих-либо интересов и даже внимания. Просто вне. Всего. Даже не на зрительской скамье, а где-то сбоку, откуда она наблюдала и за зрителями тоже, не участвуя ни в чем. Покушение на ее маленькую сонную обитель, на ее персональную скорлупу вызывало раздражение. И страх. Словно ее толкали на арену в полном слушателей театре, а она не то что слов, но и мелодии не знала. Промаявшись еще часа два, Чарит спустилась вниз, так зыркнув на сунувшегося было с каким-то вопросом полусонного трактирщика, что тот подавился словами и отскочил обратно за стойку, как кожаный мячик. На Литу он не обратил никакого внимания, как и всегда. «Значит, хоть днем об этом можно не беспокоиться», — сделала себе мысленную пометку Чарит, выходя за дверь и вдыхая наконец-то не раскаленный воздух. Правда, тут же скривилась: свежестью и не пахло. Как раз напротив, пахло, а точнее воняло, всеми возможными отходами двуногих и четвероногих живых существ. Даже, кажется, неживыми тянуло откуда-то из мешанины скособоченных деревянных лачуг, теснившихся вокруг не особо выделявшегося на их фоне постоялого двора. На улице ее ждал Ард, взъерошенный, но довольный, всем своим видом показывающий, что задание выполнено, враждебный субъект к хозяйке не допущен и лишен на ближайшее время желания навязать свое общество. В последнее, впрочем, верилось с трудом. Присутствие пса успокоило: Чарит привыкла к своим невидимым спутникам настолько, что воспринимала почти как две дополнительные части себя самой. Своевольные и вроде бы необязательные, но совершенно необходимые, что явственно чувствовалось, как только они отсутствовали чуть дольше. Конечно, в такую рань делать в городе было нечего, да и поесть негде, но сидеть в четырех стенах стало просто невыносимо. Аппетит же и вовсе смылся под шумок неприятных мыслей и возвращаться пока не собирался. Узкая улица легла под ноги твердой грунтовкой, даже без выбоин — проехать на чем-то, что могло бы их оставить, тут было затруднительно. Постепенно утоптанная земля сменилась вкривь и вкось уложенными камнями, а потом и вовсе — уже в самом центре — нормальной мостовой. Дома тоже будто расступились, перестав толпиться как нищие у храма. Кстати, вот и он, посвященный всей божественной пятерке сразу. Чарит постояла несколько минут напротив входа, глядя на первых посетителей, пугливыми тенями просачивающихся внутрь, — и пошла прочь. С богами и поклонением у нее никогда не складывалось: в храме хотелось не молиться, а плеваться, до одури хотелось, до тошноты, выворачивающей внутренности. И в то же время тянуло зайти внутрь. Если в селении был храм пятерки, она могла даже не искать специально к нему дорогу — все равно приходила, рано или поздно. Стоило лишь задуматься — и просто идти. Если в театр она всегда шла сознательно, по своей воле, то в земные обиталища богов ее вело что-то другое, что-то, пугающее силой своей власти над ней. Сглотнув комок ржавчины, грозивший удушить, Чарит ускорила шаг. Мерзкое пыльное облако, казалось, полетело следом, забиваясь в нос, засыпая несуществующим, но таким реальным песком глаза. Обычно удаление на несколько ярдов избавляло от самых ярких неприятных ощущений. Но сегодня, отойдя почти на пол-лиги, разницы она не заметила. Ард и Лита, чувствуя неладное, то и дело заискивающе заглядывали ей в глаза и поскуливали. А еще через несколько ярдов просто дружно уселись на мостовую, отказываясь идти дальше. Это было что-то новенькое. Пройдя по инерции еще пару шагов, Чарит оглянулась и недоуменно подняла брови, глядя на просящие морды. — Что? Надумали меня бро… — договорить сил не хватило. Плечо, которым она прислонилась к ближайшей каменной стене, словно ледяным копьем пронзило; выдох застрял в глотке, рука отнялась в одно мгновение. Отчаянно рванувшись, Чарит свалилась прямо на мостовую, едва успев выставить руки. Правая подогнулась, и щекой пришлось поздороваться с гладким, по счастью, камнем. Псы подскочили и, нервно порыкивая на стену позади, принялись обнюхивать ее лицо. Благо хоть улица была пуста в столь ранний час. С трудом сев, Чарит оглянулась. Стена как стена, разве что камень совсем темный, тщательно отшлифованный, и стыков почти не видно, будто она выросла тут сама по себе. А ведь это всего лишь внешнее ограждение, на которое редко кто тратит столько сил, если оно не вокруг королевской резиденции, конечно. Высокое, кстати, ограждение, в полтора человеческих роста примерно, с маленькой металлической калиткой возле стены соседнего дома. Все внутри требовало уходить отсюда как можно быстрее. Ард и Лита были солидарны с ее внутренним голосом: они снова отбежали за какую-то, лишь им двоим известную линию, и оттуда звали за собой. Но Чарит, превозмогая собственную неприязнь и страх, вновь подошла к стене и прикоснулась к почти черному камню, очень осторожно, самыми кончиками пальцев. Мгновенная, резкая боль и могильный холод, сразу же бросившийся по руке прямо к сердцу. Лита заскулила. Ард же и вовсе подскочил к Чарит и толкнул ее в бок всем своим немалым весом, чуть не сбив с ног. В его рычании почему-то очень хорошо слышалось: «Куда руки тянешь? Вот только попробуй еще раз, за шкирку оттащу!» Чарит поверила. Красные глаза полыхали огнем и решимостью. Пес там или ярг, но перечить ему сейчас было глупо. Да и незачем. Все, что могла, находясь снаружи, она и так выяснила. И самым главным было то, что за эту стену попадать ей никак нельзя. Ближе к обеду, присмотрев несколько более-менее чистых кабаков, в которых можно было попытать счастья с работой, Чарит забрела в театр. На ограде служители спешно развешивали новые афиши взамен старых, обещавших сегодня бои. Да уж, бои тут будут еще нескоро, учитывая, что вместо безвременно почивших вчера бойцов нужно было набрать новых. И не просто кого попало, а отобрать обладающих хотя бы минимальными умениями, позволяющими не зарезаться самим и напарника не угробить, когда не надо. В это время суток театр обычно пустовал. Не считая лениво шатающихся актеров, обсуждающих какие-то новости и постановки. Чарит поискала глазами распорядителя, не забывая прислушиваться, поскольку давешний «кастрат» запомнился больше визгливым голосом, чем своей невзрачной внешностью. Обнаружился он в дальнем закутке возле арены, с отвращением взирающим на некое подобие боя, что пытались продемонстрировать двое местных забулдыг. На предложение Чарит о выступлении он только скептично скривился, рассматривая «заезжего менестреля», словно курицу на рынке, то ли сдохшую своей смертью от старости, то ли лисой удушенную (судя по синеве тушки), но так и не съеденную (ввиду жесткости даже для дикого зверя). Чарит спокойно вынесла пренебрежительный взгляд. И не так на нее, случалось, смотрели, желая плату за выступление сбить. Зеркало обычно показывало вполне приятное лицо, так что зря он кривился. Пусть перед столичной публикой ей не блистать, но для провинции — самое то. Кажется, распорядитель пришел примерно к такому же выводу. Да и Сеттимана, требующая насыщенности и новизны в развлечениях, что в их городе и вовсе было за гранью реальности, придала большей заманчивости ее предложению. Помолчав и похмыкав еще для виду, он согласился. Остаток дня Чарит просто слонялась без дела по Дароту, вспоминая и узнавая его заново. То тут, то там в толпе мелькало бледное лицо с льдисто-голубыми глазами — Реяс следовал за ней. Не скрывался, но и ближе не подходил. Ждал? Чего? Или его сила все же как-то была связана с темным временем суток? Увы, вопросы так и остались без ответа. На приглашающий взгляд Чарит он только криво, одним уголком губ ухмыльнулся и исчез в толпе. Чарит пожала плечами: поговорить хотел он сам, и, несмотря на желание выяснить, кто он и чего от нее хочет, настаивать она не собиралась. Тем более что внутреннее чутье подсказывало: безликая тварь и так не отступится.

***

Ближе к вечеру театр начал наполняться нетерпеливыми зрителями. Ветер стих, и духота застыла в воздухе. Но, как оказалось, даже жара не могла заставить горожан спрятаться в не менее душных домах и отказаться от редких увеселений. И пока на арене кривлялись кукольники, распорядитель, стоящий рядом с Чарит, радостно потирал руки, с жадностью подсчитывая сегодняшний доход. С последнего выступления именно в театре времени прошло немало, и посыпанная песком арена показалась ей необъятной. Огромным пустым пространством, обнесенным барьером, над которым ряд за рядом громоздились скамьи, довольно плотно заполненные зрителями. Выйдя в центр, к уже установленной там короткой скамье, Чарит обвела взглядом беспрерывно шевелящуюся массу горожан, с женами и детьми, которые толкались, ворчали и вступали в перебранки в борьбе за лучшие места. Вспомнила театр во Флате, где тоже болтали, кричали, ссорились, бились об заклад и поедали липкие сласти. Более шумно, чем жители Дарота. Местные наслаждались жизнью тише, но почти на каждом лице читалось такое же жадное нетерпение. Толпе хотелось крови. Если не реальной, то хотя бы воображаемой. Когда, наконец, по рядам прокатились разрозненные нетерпеливые выкрики, распорядитель вышел на арену. Чарит не слушала, что тот говорил и как ее представлял. Она сделала несколько глубоких вдохов, мимолетно приласкав Литу. Сильнее сжала гриф кайфы и легко, будто на пробу, пробежала пальцами по струнам. Чуть подтянула расстроенную верхнюю и заиграла. На скамьях воцарилась тишина, все подались вперед. Мелодичное звучание кайфы и глубокое контральто Чарит заставили даже ворчащих, вечно чем-то недовольных критиканов замолчать. Рваный, тревожный ритм завораживал и ее саму, рисуя перед глазами картины давних потерь и побед, надежд и разочарований. Воссоздавая то, чего никто даже из долгоживущих не видел воочию, но что сейчас казалось близким каждому из этих мотыльков-однодневок, на какой-то миг чувствующих себя бессмертными богами. Сражающимися бессмертными богами. Убивающими. Спасающими. Они хотели крови — они ее получили. Знаменитая «Баллада о Битве за Мир» была полна ею под завязку. Порой Чарит казалось, что напиши кто-нибудь эти строчки на бумаге — и они закровят каждой буквой. Впрочем, «Балладу» и так все знали, без всяких там записей. Каждый знал, что на заре времен подлунный мир оказался во власти демонов, созданных богами для его защиты. Однако защитники возомнили себя владыками в отсутствие истинных, и наступили темные времена, полные крови и ужаса. Лишь горстка праведных, помнивших истинных создателей, звала их обратно, не теряя надежды. Благодаря этим отчаянным и упорным молитвам боги вернулись. И пришли в ужас от беззаконий, творимых их созданиями. И обрушили на них всю мощь своего праведного гнева. Долго, очень долго утопал в крови подлунный мир, пока не были уничтожены лжебоги и последние демоны вместе с ордами своих низших слуг и сотнями приспешников-еретиков не были загнаны в Преисподнюю навеки веков… Чарит украдкой сглотнула шипастый ком в горле. Отличный выбор для Сеттиманы. Отвратительный выбор для нее. Нет, слова были красивы — они не могли ей не нравиться. И музыка, во всей своей жестокой дикости, была прекрасна. Но с каждым пропетым куплетом выталкивать слова из будто сжатого строгим ошейником горла становилось все сложнее. Так случалось всегда, каждый яргов раз, когда (только на Сеттиману) она решалась исполнить эту жуткую песню, так любимую народом. Но сегодня почему-то казалось, что никогда еще так не душил этот невидимый кулак на шее. И псы внезапно заскулили, сбивая с ритма. Едва допев строку, Чарит замолчала, неловко дернув струну. Над театром сгущались сумерки. А на нее смотрели виноватые светящиеся глаза яргов, которых должны были вот-вот увидеть, судя по вчерашнему. Одно дело темный переулок и несколько пьянчуг, и совсем другое — заполненный добропорядочными горожанами театр. При таком раскладе кипятка не миновать. И даже знака никакого посреди освещенной факелами арены псам не подашь. Мысли метались перепуганными зайцами, тщась найти выход. Пауза затягивалась. Вдруг от ближайшего выхода послышались уверенные хлопки. Взгляд метнулся туда, выхватывая в полумраке арочного прохода силуэт человека. Заметив ее внимание, Реяс выступил на свет и широко улыбнулся. Его рукоплескания дали старт волне аплодисментов: видимо, толпа ничтоже сумняшеся решила, что Баллада закончена. Хотя Чарит и не понимала, как это возможно, учитывая, что текст знали наизусть все от мала до велика и не заметить отсутствия заключительной части никак не могли. Но непонимание не помешало ей воспользоваться подвернувшимся случаем. Встав, Чарит поклонилась и прошептала: — Пошли прочь. Быстро. Ждите на постоялом дворе. На глаза не попадаться. Псы протестующе заскулили. Ард даже возмущенно рыкнул, но натолкнулся на предельно серьезный взгляд Чарит и, фыркнув, все же потрусил к выходу. Лита последовала за ним. Возле арки они злобно оскалились на Реяса, тоскливо оглянулись, но, получив еще один неумолимый взгляд, послушно двинулись дальше. Реяс помахал ей рукой, будто доброй знакомой, и подмигнул. Улыбка его стала откровенно пакостливой. Чарит решительно отвела взгляд. Помог? Спасибо можно и потом сказать. Она села обратно на скамью и постаралась успокоиться и сосредоточиться на следующей песне. И отвлечься от преувеличенного внимания, с которым слушал ее Реяс. Наконец-то стало понятно, чего он ждал: всего лишь вечера, когда она вынуждена будет отослать псов, оставшись без защиты. Ну-ну, прям ягненок беспомощный. Она едва заметно улыбнулась, пользуясь переходом между куплетами. Будет ему разговор. Сила внутри согласно колыхнулась, послав волну кислоты по языку. Где-то на краю сознания мышкой скреблась мысль, что следующей за ней неизвестно какое уже время твари должно быть известно, что жертва из Чарит та еще, но была проигнорирована.

***

— Неплохо поешь, — бросил Реяс, встречая ее у выхода. Прозвучало раздражающе снисходительно и даже насмешливо, особенно в сочетании с его, видимо, излюбленной манерой улыбаться: правой половиной лица, словно испытывала эмоции тоже только какая-то его часть. Чарит скрипнула зубами, но сдержалась. Выступление было закончено, без особой охоты, но признано распорядителем успешным и соответственно оплачено. Даже Балладу она исполнила повторно, уступая настойчивым требованиям толпы. На арене ее сменили акробаты, и сейчас позади стояла напряженная тишина, сменяющаяся редкими восхищенными возгласами, когда очередному сорвиголове в очередной раз удавалось не разбиться. Сама Чарит ушла сразу же, как только получила вожделенные монетки. В театре ее интересовали только бои или возможность заработать. Не увидев на ставшем привычным за прошедший час месте возле арки Реяса, Чарит удивилась. И даже успела обрадоваться: после затянувшегося выступления, а особенно после последней песни, той самой треклятой Баллады, говорить хотелось меньше всего. Накативший было невесть с чего азарт схлынул, оставив только мерзкий привкус недовольства собой. Однако радость быстро угасла, когда безликий обнаружился уже за воротами внешней ограды. — Тут рядом есть неплохой… — Нет, — решительно прервала Чарит. — Я сама выберу место. — Ладно, ладно, не нервничай, — Реяс примирительно поднял руки. — Впрочем, нет, можешь продолжать, так ты выглядишь симпатичнее, — он улыбнулся, для разнообразия задействовав все лицо, хотя приятнее от этого его улыбка не стала, — живой по крайней мере. Тварь! Чарит предпочла промолчать, хотя желание посмотреть, как будет слезать гниющая плоть с его смазливой морды стало почти нестерпимым. — Ну и?.. — Чарит откинулась назад, на жесткую спинку скамьи, и выжидающе подняла брови. На их столе, в самом дальнем и темном углу маленькой харчевни, стояли кружки с чем-то, считающимся тут вином, и холодное мясо с хлебом, но приступать к трапезе никто не спешил. Реяс только разлил вино и застыл, точно так же откинувшись на спинку, отдалившись на максимально возможное расстояние, словно близкое соседство причиняло дискомфорт. Он рассматривал ее пронизывающим, испытующим и даже в кои-то веки серьезным взглядом светлых, льдистых глаз и молчал. Чарит почувствовала себя уродцем в цирке. Наверное, что-то в выражении ее лица подсказало, что терпение ее отнюдь не безгранично и вот-вот закончится, поскольку, еще раз недоуменно поморщившись, Реяс все же заговорил: — Да уж, разрушительница из тебя, прям скажем… И почему я не чувствую твоей силы? — А почему должен? Я встречала магов, и не раз, даже как-то хотела поучиться у некоторых, но никто из них не обнаружил во мне ни капли магической силы, так с чего… Реяс расхохотался, враз потеряв всю свою сосредоточенность и серьезность. — Ты что?.. Поучиться? У магов? Вот это номер! — он хлопнул ладонью по столу. Благо из-за неумолчного галдежа, стоящего в задымленном помещении, внимания это не привлекло. — И я, кстати, не маг. Как и ты, естественно, — он внезапно перестал смеяться, и взгляд его стал откровенно недовольным. — Знаешь, давай сейчас пропустим ту часть, где мы делаем вид, что не знаем, кто мы такие, и перейдем сразу к нормальному разговору. Мне есть что тебе предложить. — Чтобы что-то предлагать, желательно убедиться, что это нужно второй стороне. Мне ничего не нужно, особенно от тебя. И что значит «делаем вид, что не знаем, кто мы такие»? Я не знаю, кто ты такой. Кстати, может, с этого и начнешь наш вечер откровенностей? — А кто ты? — Вопрос на вопрос? Вот так откровенность. — Просто это будет одновременно и ответом на твой вопрос, — пожал плечами Реяс, ничуть не смущаясь. — Итак?.. — Человек, — огрызнулась Чарит, отводя глаза. — Я — человек. Она и сама понимала, что это довольно спорное утверждение. Хотя по внешним признакам примесей других рас у нее не наблюдалось, но люди столько не живут. Люди не оживают после смерти как ни в чем не бывало. И люди не разрушают все, с чем находятся рядом слишком долго. Но другого ответа у нее все равно не было. — Да уж, конечно, — фыркнул Реяс. — Меня еще человеком назови. — Называю безликой тварью, надеюсь, тебе по вкусу, — она с мелочным удовольствием отметила, что насмешливую, полную чувства собственного превосходства ухмылку с его лица все же удалось стереть. — О, да ты, оказывается, кусаться умеешь? — он хмыкнул, быстро прикрыв недовольство еще одной кривой полуулыбкой. — Не переусердствуй. Отныне мы с тобой в одной упряжке. Я, можно сказать, твой шанс на счастливое будущее. Да и на какое-либо будущее вообще… — Вот как? А меня спросить не забыл? — сдерживать раздражение становилось все сложнее. Хотелось разломать что-нибудь. Или хотя бы просто уйти, перестав чувствовать себя слепой коровой, ведомой на убой. — Могу спросить. Но, видишь ли, вариантов у тебя не много, всего два, на самом деле. Либо ты будешь жить, следуя моему плану, либо умрешь. Все. Судя по длительной паузе и выжидающему взгляду, Чарит полагалось на этом моменте возмутиться или проявить хотя бы любопытство. Она промолчала. Реяс скривился, пытаясь нацепить очередную издевательскую ухмылочку, но его раздражение было очевидно. — Кстати, во втором случае есть свои вариации, — продолжил он, так и не дождавшись реакции, — тебя могу убить я, прямо сегодня, или завтра, не важно, — Чарит скептически хмыкнула, но была проигнорирована. — Или же твоя сила, не магия, заметь, которой у тебя и вправду нет и быть не может, разрушит весь мир, что она уже делает, — он полюбовался ее откровенно ошеломленным лицом и добавил: — Надеюсь, объяснять последствия этого лично для тебя не нужно. И, чтобы ты не тешила себя лишними иллюзиями, скажу, что убить тебя я действительно могу. Окончательно. — Убей. — Что? — Прямо сейчас. Раз можешь. — Проверяешь? — он зло прищурился. — Нет. Просто предлагаю. Но раз уж ты не хочешь… Ах да, ты же и так не хотел. Если бы хотел — или мог — давно бы убил. Так что либо ты не можешь… — Чарит старательно растянула губы в улыбке, почти не чувствуя их; рот заполнил кислый вкус ржавого железа, воздух, кажется, начал пованивать тухлятиной. Не сорваться. Не сорваться! — Либо я тебе нужна. Так что прекращай корчить из себя всемогущего всезнайку и скажи, наконец, что тебе нужно на самом деле. Он молчал долго. Просто смотрел на нее, нахмурив густые черные брови, и молчал. Вокруг продолжали пить, играть в кости и перебраниваться, а над их столом словно нависло черное грозовое облако, порождая ту самую, особенную тишину, которая бывает только перед бешеной бурей. Чарит не отводила взгляд, походя отмечая, что черты лица собеседника слишком тонкие, чтобы его можно было считать привлекательным мужчиной. Да и вообще воспринимать серьезно. Еще этот чуть вздернутый нос… и слишком мягкие очертания губ… Мальчишка. Лет двадцати пяти на вид. И манера говорить… Шут, потерявший свой колпак, вот он кто. Нет в нем ничего пугающего и… — Хорошо, — Реяс прервал затянувшееся молчание, снова однобоко улыбаясь, будто и не он только что едва не прожег в ней дырку взглядом. — Ты права. Ты мне нужна. Но и я нужен тебе. Чтобы выжить, — он предупреждающе поднял руку, заметив ее порыв что-то сказать. — Да, сейчас ты начнешь меня уверять, что тебе безразлична собственная жизнь. Раз уж мы решили говорить серьезно, то давай так и будем. Жить хотят все. И ты не исключение. Так что давай исходить из того, как мы можем помочь друг другу. Идет? — не сделав даже паузы, чтобы дождаться хотя бы формального согласия, он продолжил: — Тем более что выжить ты сможешь, только сделав то, что нужно мне. Так что цель у нас, по сути, одна. — Да хватит уже ходить вокруг да около! Что за цель? — Попасть в Обитель богов. Только там, заняв положенное место, ты не будешь представлять угрозы для мира. Только став тем, кем тебе предназначено стать по праву рождения, ты сможешь контролировать собственную силу, не позволяя ей хлестать из тебя, как из дырявого ведра, поражая все вокруг, как происходит сейчас. — Что за положенное место? Какая-то особенная жертва? Неужели я настолько похожа на дуру? — Ну вообще-то… Ладно, ладно, не надо меня превращать в гниющий труп. Точнее, пытаться превратить. — А вдруг получится? — Нет. У нас одна кровь. Вот доберешься до Обители, пройдешь вторую инициацию, тогда можешь попытаться. — Это ты только что намекнул, что мы с тобой родственники? — Чарит еще раз внимательно оглядела сидящего напротив мужчину, пытаясь найти хоть какое-то семейное сходство. Сходство обнаруживаться отказалось напрочь. Ага, конечно. Его черная, чуть вьющаяся шевелюра, бледная кожа и светло-голубые глаза — и ее темно-русые прямые волосы, карие с едва заметной зеленцой радужки и пусть не смуглая, но уж точно не такая блеклая кожа. Совсем одно и то же. Да и ни единой схожей черты не было. — Почему намекнул? Я прямо об этом сказал, — наверное, она выглядела совсем уж ошарашено, поскольку он счел нужным уточнить: — Не такие уж близкие, не переживай, — еще и многозначительно подмигнул. — Остынь, — Чарит мгновенно уловила намек и пренебрежительно скривилась, — ты не в моем вкусе. — Сомневаюсь, — он снова невыносимо самодовольно ухмыльнулся. — Я могу создать любую личину, только скажи. — Иди-ка ты... К яргам! Кстати, насчет них. Ты… — Да, да и да. Да, твои псы на самом деле никакие не псы, а ярги. Да, сведения о них у людей такие же точные, как и обо всем потустороннем. Да, я их могу видеть в любое время. И видел раньше. Матушка как-то устроила знакомство, — он недовольно поморщился. — И кто у нас матушка? — Чарит искренне считала, что готова ко всему. Кроме того, что услышала. — У тебя — не знаю. А моя — богиня иллюзий и обмана, — как нечто само собой разумеющееся сказал Реяс, — я думал, ты и сама уже догадалась. — Ага. Да. А папочка, небось, сам… — Фу, какие извращенные мысли, оказывается, бродят в твоей голове. Они, кстати, родные брат и сестра. Так что отец у меня обычный человек. Наверное. Ну или эльф там. В крайнем случае, орк, если мать на экзотику потянуло. Силой разрушения я, во всяком случае, не обладаю, так что ни Арда, ни Иргиша в моем появлении на свет обвинять не стоит. Чего нельзя сказать о тебе. К твоему рождению кто-то из них двоих точно причастен. И скорее Иргиш. Уж больно мало в тебе сил. Хотя не настолько мало, чтобы это не начало угрожать всему нашему, пусть совсем не прекрасному, но единственному, имеющемуся в наличии, миру. Белоглазая не могла ошибиться. Да и ты не так давно показала, на что способна на самом деле. — А Белоглазая… — Богиня судьбы. Та еще язва, судя по рассказам матери и кузена. И… — Так. Стоп. Мне кажется, или все это звучит как бред сумасшедшего? Взять хотя бы то… — у нее наготове был с десяток вопросов и опровержений, но все они остались на языке, не успев переродиться в слова, потому что Реяс повел головой из стороны в сторону, и она машинально повторила его жест. — Что? — Думаю, харчевня не то место, где стоит вести подобную беседу. — Что-то я не помню, чтобы раньше тебя это… — Кто ж знал, что тут такие набожные соберутся, — перебил Реяс, кивая назад, где, как раз за его спиной, увлеченно резались картежники, через слово поминая Иргиша, который покровительствовал и азарту в числе прочих страстей. Чарит непонимающе нахмурилась. — Если так настойчиво звать, бог может и услышать, — нехотя пояснил Реяс. — А учитывая Сеттиману, то еще и явиться. Братцу не чужда любовь к показухе. Идешь? — он встал из-за стола, вопросительно изогнув бровь в ожидании ответа. А заметив на ее лице проскользнувшую на миг неуверенность, растянул губы в насмешливой улыбке и добавил: — Да брось. Что я тебе сделаю? Сама же сказала: хотел бы — давно бы убил. На окончательно потемневшем небосводе зажглись яркие звезды, ощутимо тускнея ближе к холодно сиявшей луне, словно смущенно теряясь рядом с ее великолепием. Непроницаемой ночной темноты сегодня не предвиделось, как и прохлады. Возле харчевни было на удивление безлюдно. А еще тревожно. Чарит невольно передернула плечами; Арда и Литы не хватало до зуда в ладонях. В ответ на ее вопросительный взгляд, Реяс просто показал вперед, без слов предлагая выбирать дорогу и место назначения. Развернувшись, она сделала несколько шагов по узкой улице. Позади надсадно заскрипела дверь только что покинутой харчевни и послышался какой-то свистящий звук, смазанный новым скрипом. По спине прошел мгновенный озноб. — Что... Чарит хотела повернуться, чтобы посмотреть, кому или чему удалось заткнуть этого невыносимо надоедливого типа (а заодно и, убедившись, что с ним, типом то есть, все в порядке, смыть этот постыдный иррациональный страх, ледяным ветром обдавший тело), но затылок взорвался мгновенной болью, погрузившей ее в темноту.