За минуту до...

С трудом разлепив веки, Чарит едва не заскулила от боли, пульсирующей в голове и выкручивающей все тело. Какое-то время она неподвижно лежала на боку и короткими судорожными глотками хватала сырой, пропитанный медным, чуть сладковатым запахом старой крови воздух. Исходивший от каменного пола могильный холод тонкими иглами пронзал тело, обездвиживая и обессиливая. Внутри зияла пустота. Снаружи — темнота. Все вместе это до жути напоминало ее извечный, знакомый до мельчайших оттенков кошмар. Усилием воли подавив первый порыв — позорно заорать от захлестнувшего душу страха, — Чарит прикрыла глаза, пытаясь отгородиться хотя бы от чернильной тьмы. Неуклюже пошарила впереди дрожащими связанными руками, натыкаясь только на склизкие влажные камни, жалящие пальцы холодом. Дрожь усиливалась вместе с растущей паникой. Нет, это не каменный мешок! Она не там! Не там! Сжав зубы до скрипа, Чарит бросила тщетные попытки найти точку опоры и сесть — слабые конечности бесполезно скользили по волглой поверхности, лишенные поддержки будто в кисель превратившихся мышц. Не обращая внимания на мерзкую слизь и колкие ледяные иглы, впивающиеся в кожу, она прижалась щекой к полу и скрутилась в дрожащий клубок. Из горла вырвался едва слышный всхлип. Да, это был не тот же каменный мешок — этот казался во сто крат хуже. — Хоть ты не скули! И так тошно. Голос Реяса прозвучал неожиданно, каждой грубой нотой сообщая о крайней степени раздражения, но Чарит в эту минуту могла бы поклясться всей божественной пятеркой разом, что это было самое прекрасное, что она когда-либо слышала. Стыд за свою слабость мгновенно ожег мозг — и тут же сгинул, смытый беспокойством. То, что она не одна, конечно, улучшало картину, но не намного — как выбраться из этого непонятно чего, было по-прежнему неясно. — Где мы? — голос прозвучал как писк полузадушенной мыши. Во всяком случае, так показалось ей самой. Реяс выдал длинную тираду, приводя свое понимание секретов генеалогии божественной пятерки, но на вопрос так и не ответил. Это — а еще бессильное бешенство, сочащееся из каждого его слова, — можно было смело трактовать как простое «не знаю». — Ясно, — сил хватало только на короткие фразы. — Давай думать… как выбраться. — О, — яда в его голосе добавилось, хотя казалось, больше уже некуда, — конечно, я же только и ждал, пока ты очухаешься. А то как бы я без тебя думать смог? Ну давай, огласи свой гениальный план! Ах да, — без паузы продолжил Реяс, — нет у тебя никакого плана. Потому что ты без сознания валялась, как лошадь недобитая, пока я тут прохлаждался. Так что заткнись-ка ты и дай мне хоть пар выпустить напоследок. — Напоследок?.. — А ты не чувствуешь? Тут везде хазижит. Все вокруг из него сделано, чтоб ярги сотню вечностей жарили на медленном огне тех, кто сумел его найти в таком количестве! Или ты думаешь, что пробрало тебя так оттого, что по башке приложили? Не обольщайся, она у тебя явно не самая важная часть. — Замолчи. Хотелось сказать еще много чего, в том числе и пожаловаться, что подыхать придется в такой «веселой» компании, но проклятый камень — хазижит, как назвал его Реяс, — высасывал все силы, оставляя лишь жалкие крохи, которых едва хватало на рваные вдохи и пару слов. Даже злость, вяло шевельнувшаяся в ответ на «комплименты» спутника, приободрила ненадолго. Чарит снова попыталась сесть — и потерпела неудачу. Руки скользнули по влажным плитам, подломились, как у тряпичной куклы, и щека вновь встретилась с леденящим камнем. Сердце трепыхалось подбитой птичкой, то и дело сбиваясь с ритма. Реяс, судя по пространным речам, был в намного лучшем состоянии, вот только ей это не могло помочь ничем. Оставалось только лежать и не рыпаться, покорно ожидая палачей, или кто там придет, чтобы добить их. Хотя… а почему не добили сразу? Зачем?.. Додумать не получилось: голову что-то мягко толкнуло. — Хватит валяться, — недовольно проворчал Реяс; голос его звучал значительно ближе, чем раньше. — Поднимайся и обопрись на меня — легче станет. Возмущенное «так помог бы!» Чарит благоразумно оставила при себе, и не только из-за удушающей слабости. То, что он предложил хоть пассивную помощь, уже удивляло неимоверно. Собрав не столько несуществующие силы, сколько чистое упрямство, Чарит резко рванулась вверх, одновременно неловко отталкиваясь связанными руками. Да, конечности подвели и, не успев толком сесть, она снова начала падать, но вместо холодной каменной плиты под голову попало теплое плечо, обтянутое грубой тканью. Реяс сдвинулся еще немного, перемещаясь назад, подпирая ее тело своим и приводя в сидячее положение. Какое-то время Чарит просто сидела, вслушиваясь в постепенно выравнивающийся сердечный ритм и наслаждаясь дыханием, не срывающимся на хрипы. Совсем рядом, за перегородкой из мышц и ребер, размеренно стучало чужое сердце, словно уговаривая ее собственное: давай как я, тише, спокойнее, увереннее… И это даже как будто действовало. Слабость никуда не делась, и ледяные иглы по-прежнему пронзали тело, но дышать стало легче, и туман в голове рассеялся. Реяс молчал. Чувствовать под головой его твердое плечо — чье-либо плечо, если уж на то пошло, в качестве поддержки, а не замены подушки в постели — было непривычно. И неуютно. Слишком давно… да нет, не давно — никогда такого не было. Может, разве что в той забытой части ее жизни, которую она давно отчаялась вспомнить, а потому и своей-то уже не считала. Молчание спутника удручало. Не то чтобы Чарит так уж жаждала выслушивать его ироничные насмешки и откровенные грубости, но отсутствие всего этого отдавало полнейшей беспомощностью. — На тебя этот… хазижит не действует? Ты же очнулся раньше, да и сейчас нормально себя чувствуешь, да? — наконец попыталась она нащупать повод для оптимизма. Ну или хотя бы просто нарушить тягостную тишину. Ответом был невеселый смешок. Не слишком обнадеживающе. — Если мы освободимся от веревок… — Связали нас добротно, — грубо оборвал Реяс. — И оружия нет. Ты их грызть собралась? — Лучше, чем сидеть сложа руки. Если… — Заткнись. У нас гости. Совсем рядом послышались голоса и шаги, отдающиеся приглушенным эхом в замкнутом пространстве. Чарит замерла, прислушиваясь к металлическому скрежету открываемого засова, прозвучавшему слишком громко, и натужному скрипу дверных петель. Проморгавшись от полоснувшего по глазам света, она рассмотрела две высокие фигуры в длинных балахонах; лица скрывались в глубоких тенях капюшонов. Факелы в руках вошедших нещадно коптили; пламя недовольно трещало, касаясь влажных плит низко нависающего потолка. Судя по приглушенному шуму, за спинами первых посетителей, замерших на несколько тактов на пороге, были и другие. Кто знает, сколько других. Да даже если немного — что толку со связанными руками и без сил? Реяс тихо пробормотал: «Ярговы фанатики» — и замолчал. Чарит искренне понадеялась, что затем, чтобы разработать план спасения, а не просто удостоверившись, что это точно конец и трепыхаться бесполезно. Двое «ярговых фанатиков», закутанных в черные хламиды так, что лишь кончики носов выглядывали из-под низко надвинутых капюшонов, остановились рядом с пленниками и не сводили с них невидимых в тени глаз, словно ожидали попыток нападения и побега. Увы, веревки не спешили распадаться лишь силой желания Чарит. Да и Реяс, судя по всему, только говорить и мог. Пока еще несколько безликих фигур обходили довольно просторное помещение и зажигали факелы на стенах, Чарит напряженно разглядывала… склеп. Да, на первый взгляд это было похоже на склеп: большой зал примерно пять на семь ярдов, весь, от пола до потолка, из черного, масляно блестевшего камня. Вот проступило из полумрака возвышение у дальней стены, и на нем — нечто темное, скукоженное, в чем с трудом можно было опознать обгорелые человеческие останки. А может, и не человеческие — строение скелета у всех рас было примерно одинаковым. Сам постамент, тоже черный, из того ж таки хазижита, с многочисленными острыми углами, вызывал безотчетный страх. Не нужно было долго думать, чтобы понять, что это такое. За алтарем, возле самой стены, удерживаемая толстыми цепями, высилась деревянная статуя, почти полностью выкрашенная в насыщенно-красный цвет свежей крови. Элхаши. Казалось, проклятая демоница парит над алтарем, подняв к потолку искаженное в блаженном экстазе черное лицо и раскинув руки в щедром благословляющем — призывающем — жесте. Алые глаза из-под полуприкрытых век ловили и множили огненные блики — для них явно отобрали драгоценные камни чистейшей воды, — усиливая ощущение чужого живого взгляда, ядовитой змеей ползущего по коже. Чарит затошнило. Сладковатый, гнилостный запах, пропитавший этот склизкий склеп, вдруг стал в разы сильнее, проступил из темноты, обретя деревянную плоть. Красный балахон вошедшего последним, явно главного в этом сборище, уже не удивил. Реяс за ее спиной поперхнулся, кашлянул и, пробормотав: «Хонк вас всех забери! Хороша шутка!», рассмеялся. Слишком зло и нервно, чтобы Чарит поверила, что шутка и вправду пришлась ему по вкусу. — Неожиданно, да? Как тебе перспектива быть принесенной в жертву той, кем считали тебя саму? — Что ты несешь? — тихо прошипела Чарит, чувствуя, как от напряжения по позвоночнику побежал холодный пот. Мало того что Реяс уверенно говорил о том, чего знать не мог, так он еще и явно считал, что отсюда им точно не выбраться. Сердце тоскливо сжалось под ребрами. Свыкнуться с тем, что смерть обходит ее стороной, было нелегко. Но сейчас, когда эта черноликая тварь подобралась неожиданно близко, выдыхая прямо в лицо удушающие тлетворные миазмы, вдруг до жути захотелось жить. И как бы там не изгалялись жрецы Арда, пытаясь приделать одной из его ипостасей подходящий облик, для большинства смерть по-прежнему имела женское лицо — вот это черное, обрамленное красными волосами, с торжествующей усмешкой на устах лицо. Ответить Реяс не успел — дверь вновь открылась, пропуская еще троих еретиков. Один из них, полноватый, тяжело дышащий мужчина в красном потрепанном плаще, но с непокрытой, в отличие от остальных, головой, проходя мимо пленников, глянул на Чарит перепугано и виновато. Нахмурив лоб, она попыталась вспомнить, откуда знает это круглое лицо и маленькие бегающие глазки. Лица она запоминала примерно так же, как и имена. Наконец, поскрипев, память выдала нужное: еретик из уже давно забытого городка, безумец Нош. Чарит громко сглотнула. Сомнительно, чтобы такая вот встреча могла быть случайной. Значит, сумасшедший яргов осёл выследил ее и привел за собой своих собратьев по культу (и сумасшествию наверняка), чтобы… Закончить цепочку не удалось, так как правдоподобной цели Чарит не видела. Явно же не воплощением богини ее посчитали, раз оглушили и в каменный склеп засунули. Впрочем, при недостатке приезжих в Дароте, жертвы тут наверняка были на вес золота. Тогда, может, и Нош ни при чем — бывают же совпадения? Ну да, как же. — Я собрал вас по просьбе нашего брата Ноша, который утверждает, что ему явилось воплощение Бессмертной Богини Элхаши, — прервал ее размышления главный; в его высоком неприятном голосе явственно сквозил сарказм. По подвалу пронеслись приглушенные смешки. — Впервые за сотни лет! — Брату Ношу повезло. Богиня сочла его достойным. — Конечно, куда уж нам, скромным служителям, приносящих ей жертвы свежими душами, когда есть такой выдающийся адепт, как брат Нош. Жрец поднял руку, утихомиривая разошедшихся адептов, и продолжил: — Женщина, которая спасла от смерти нашего собрата, разрушив при этом, как он утверждает, селение почти до основания, здесь. И, — он иронично хмыкнул, поднимая вверх указательный палец, — Элхаши должна узреть нашу преданность, братья, в самом старом святилище, которое мы сохранили для нее. Он сделал едва уловимый знак рукой. Охранники подхватили Чарит под руки, грубо вздернули вверх и потащили к алтарю. С каждым шагом, приближающим к возвышению с обгорелыми останками, ей становилось все хуже. В голове загудело, перед глазами поплыли черные пятна, а воздух сгустился, потяжелел, лишь с натугой можно было втянуть его в грудь. И каждый вдох давался все с большим трудом. Руки и ноги заледенели окончательно. Ей пришлось собрать все силы, чтобы не упасть, когда адепты отпустили ее, поставив перед самым алтарем. Чарит покачнулась, но устояла, едва совладав с дрожью, охватившей все тело. Это не был страх в привычном представлении, это было что-то более глубокое, требующее нестись без оглядки, бежать как можно дальше, словно она точно знала, что последует дальше — и до животного ужаса, до слепого отторжения, выворачивающего кишки, не хотела этого. Обнаженное бледное тело резко контрастирует с черным, поглощающим свет камнем алтаря и статуи, к которой привязано. Трепещущее, живое, поскуливающее тоненьким, совсем еще детским голоском. Длинные спутанные волосы падают на лицо, быстро намокая от непрерывно текущих слез. Узкая грудная клетка рвано дергается, пытаясь преодолеть натяжение от растянутых в стороны рук. Вокруг пульсирует страх. Кажется, им пропитан весь воздух. Дышать тяжело. В слабеющей руке ходуном ходит нож с коротким изогнутым лезвием. Она не сможет. Нет, не надо… — Это о тебе нам поведал брат Нош? Ты спасла его от смерти? — словно издалека донесся голос жреца, внимательно разглядывающего Чарит. Он сдвинул капюшон, явив свету типичное лицо жителя Восточного Нарала, средних лет, но явно не среднего достатка — слишком уж уверенным был взгляд темных глаз в паутине мелких морщин. — Нет, — выдавила Чарит, пытаясь придать хотя бы голосу ту уверенность, которой катастрофически не хватало ей самой. Только что стоявшая перед глазами картинка — такая живая — еще больше подтачивала силы. — Это не так. Никаких адептов я никогда не спасала. Да и вообще никого. Я менестрель, а не спасительница нуждающихся. — Она и вправду менестрель, — вставил один из адептов, — я слышал ее сегодня в театре. — И она же воплощение Элхаши, — подал голос Нош. Чарит покачала головой и с трудом разжала губы, чтобы произнести: — Ты ошибаешься. — Я видел, что ты сделала с селением. Я видел твои глаза! — не желал сдаваться упрямец. — Посмотри, это же твое святилище. Здесь на протяжении веков верные тебе благоговейно хранили твое прежнее телесное пристанище, — он махнул дрожащей рукой на постамент. «Смотри на нее!» — гремит в ушах. Этому голосу нельзя не повиноваться. Но в глазах неисчислимым роем мельтешат черные мушки — смотреть тяжело. Стоять тоже. «Что ж ты такая никчемная?!» — к повелительным интонациям добавляется раздражение. Это плохо. Нужно быть сильнее, лучше, такой, как того требует голос. Шаг к алтарю. Теперь дрожат не только руки — все тело сотрясает озноб. «Ложись». Ладони скользят по черному камню, и ледяные иглы бьют прямо в сердце — получается скорее упасть, едва не напоровшись на нож, все еще зажатый в почти омертвевшей руке. Чарит затошнило еще сильнее. Сглотнув клейкую слюну, грозившую запечатать рот, она едва вытолкнула тихое: — Я не понимаю, о чем ты, безумец. То тут, то там снова послышались заверения, что-де никто и не сомневался в том, что именно достойнейшему брату Ношу, конечно же, предназначено было стать свидетелем явления Элхаши. В другой раз как-нибудь. В другой жизни, например. Сам Нош только нервно перебирал пальцами и, заикаясь, упорно бубнил что-то о порушенных домах и сотлевших вмиг телах, но его никто и не думал слушать. — Самозванка будет принесена жертву, — властный голос верховного жреца перебил усиливающийся шум. — Негоже всяким… — он скользнул презрительным взглядом по едва державшейся на ногах Чарит, но так и не нашел достаточно уничижительного определения, — осквернять славу Элхаши нелепыми потугами встать вровень с бессмертной. — Так, стоп-стоп-стоп, — вклинился второй пленник, о котором, кажется, все как-то подзабыли. — Что значит самозванка? Разве она сама себе приписывала хоть что-то из того, о чем плел ваш сумасшедший брат? — на него с разной степенью недоумения и раздражения уставились четырнадцать пар глаз, что самого Реяса ничуть не смутило. Напротив, завладев вниманием присутствующих, он как-то неуловимо преобразился, словно выпрямился во весь рост, несмотря на то что на самом деле по-прежнему сидел связанный на полу. — То есть, получается, ваш брат оболгал невинную женщину, и вы за это ее же собираетесь убить. Конечно, Элхаши — не Иинсаф*, однако вряд ли одобрила бы такое попрание заветов своей божественной сестры. — Да что тебе, нечестивый, может быть известно… — Мне многое известно, — Реяс уверенно перебил верховного. — Например то, что нас будут искать и непременно придут по следу сюда. А еще то, — продолжил он с нажимом, не позволяя багровеющему от возмущения жрецу и слова вставить, — что тот, кто придет, камня на камне не оставит от вашего захолустья. — Ты видел наши стены?! Думаешь, они здесь просто так построены? Думаешь, не было раньше таких вот охочих сравнять с землей последнее настоящее святилище Элхаши? Но город все еще стоит, и мы здесь, а от тех, кто лелеял свои пустые желания, и костей не осталось под луной! И в этот раз будет так же! — Сейчас ты лелеешь пустые мечтания, жрец, — понизив голос, отрубил Реяс. — Просто не видишь. Просто не понимаешь, что остались в мире силы, посерьезнее мощи ваших стен. Кое-кто из старых богов. После этих слов наступила тишина. Абсолютная. Адепты Элхаши, которые за многие века привыкли думать о той, кому поклонялись, исключительно в прошедшем времени, застыли в ступоре. Чарит вообще почти ничего не слышала. Все ее силы уходили на то, чтобы удерживать собственное тело от падения. Слабость только усилилась после вспышек непонятных видений (памяти?!) и растапливала кости, ставшие будто восковыми. — Ты лжешь, чужеземец, — первым отмер верховный. — Никто из истинных богов уже давно не появлялся в подлунном мире. Время еще не пришло. А если бы это было не так, мы, их верные последователи, узнали бы об этом первыми. Да и с чего бы божеству беспокоиться о парочке бродяг? — губы его растянулись в пренебрежительной усмешке. — Может, с того, что эта парочка помогла ему возродиться? — О да, великие и незаменимые жрецы, ни кола ни двора не имеющие! Убоимся же братья, ибо нас, безусловно, постигнет страшная кара. Адепты послушно захихикали. — А вы хотите проверить? Уверены, что хотите? — голос Реяса звучал тихо и вкрадчиво, не угрожающе, нет — скорее провоцирующе. Мол, давайте, рискните — и позвольте в посмертии насладиться вашей расплатой за глупость и самонадеянность. Чарит бы не рискнула, предложи он ей что-то таким тоном. Последняя мысль была на удивление ясной, и Чарит ухватилась за нее, как за спасительную ниточку. Реяс что-то говорил. Реяс что-то задумал. Наверное. Хоть бы! — Ничто не может быть сильнее смерти, — усмешка вмиг исчезла со смуглого холеного лица. — Ибо никому не доступно истинное бессмертие. Никому, кроме самой Элхаши! Еретики согласно загудели, поддерживая своего предводителя. — Смерть теряет смысл в отсутствие жизни. И… Договорить Реясу помешала резко открывшаяся дверь, с грохотом ударившаяся о стену. Вбежавший в подвал подросток лет тринадцати остановился возле недовольно нахмурившегося верховного и, пытаясь отдышаться после быстрого бега и глотая слова, выпалил: — Отец!.. Там… здоровенные!.. — трясущиеся руки разошлись на всю доступную ширину. — …забором! Там! — Сейчас же возьми себя в руки и доложи как подобает! — гаркнул жрец. Вздрогнув, мальчишка глубоко вдохнул, медленно выдохнул и только потом смог выпалить уже более внятной скороговоркой: — За забором двое здоровенных яргов! Как на картинках! Глаза, клыки, рычат!.. Только в полный рост не становятся! И все к стене примериваются! — Сдурел?! Еще скажи, что сам Ариос** со всей свитой там стоит! Что ты… Слишком разговорчивый адепт тут же заткнулся и даже отступил назад под убийственным взглядом главного. На Чарит этот же взгляд не произвел никакого впечатления — ей и так было хуже некуда. — Карн, Войт, проверьте, — бросил жрец в сторону и шагнул к Чарит, пододвигаясь вплотную и вынуждая ее отступить. — Что скажешь, самозванка? Желтая при свете факелов рука сгребла ворот, и шею сдавило потрепанной тканью. Копчик уперся во что-то холодное, тут же ударившее волной ледяных иголок по всему стремительно теряющему последние силы телу. Каменный алтарь замораживает спину. До полного бесчувствия. Кажется, он пускает отростки и пробирается внутрь — в сердце совершенно точно перекатываются мелкие острые камешки. Ужасающе громко скрипят цепи и скулит ребенок. Звуки врываются прямо в голову. Сверху что-то опускается, медленно, неумолимо, но мушки, не прекращающие своего сумасшедшего танца, мешают разглядеть, что именно. Протирание пальцами глаз ничего не дает, кроме недовольного над ухом: «Не мельтеши!» От низкого хриплого голоса пробирает дрожь, и мушки, словно тоже испугавшись, наконец разлетаются в стороны. Цепи скрипят и скрипят, и вот неведомое нечто уже совсем рядом, на расстоянии в две ладони, не больше. Кажется, что это человеческая фигура, но с двумя парами глаз. Одни — огненные, горящие — пронзают насквозь. Другие — широко распахнутые, почти черные от расширенных зрачков — обжигают первобытным ужасом и горячими каплями, падающими на заледеневшую кожу. Под всем этим внезапно разверзается темная дыра, из которой вырывается не крик — вой. Отражается от стен и возвращается, не найдя выхода. Отсюда никому не уйти, даже крику. «Давай!» — голос требует. Нельзя не повиноваться. Но сил двинуться нет. Нечеловеческий вой мечется по тесному помещению. Запертый, как и все здесь. Из разверстого рта на лицо капает слюна. Мерзко. Хочется тоже закричать, встретить этот звук на полпути и отправить назад вместе со своим страхом, чтобы это существо не считало, что страшно только ему. «Сейчас же!» Нет смысла кричать. Нет смысла сопротивляться. Изогнутое лезвие удобно примыкает к тонкой шее, горячая кровь хлещет бурным потоком, часть попадает на лицо и оседает на губах кисловатым привкусом. «Можешь ведь», — удовлетворенно хмыкает голос. Сверху нависает уже совсем белое лицо с широко открытыми, стремительно стекленеющими глазами. Из уголка рта тянется тонкая ниточка слюны. Зияющая дыра на шее неохотно выпускает последние красные капли. А чуть выше парит черный лик с огненными глазами, излучающий то же удовлетворение, что и голос. — Что ты молчишь?! Говори! Твои фокусы?! — Прочь, — прошипела Чарит прямо в лицо верховному, прижавшему ее к алтарю, почти уложившему к обгоревшим останкам. Камень широкий — места бы хватило. — Пусти, глупец! — голос хрипел и срывался, но омерзение, выкручивающее внутренности, неожиданно прибавило сил. Оттолкнув ошалевшего от такой наглости жреца, она отлепилась от леденящего камня, пытаясь заставить себя думать о чем-нибудь, кроме тошнотворного привкуса иллюзорной крови на губах. Ард и Лита совсем рядом. И этим стоит попытаться воспользоваться… — Так что, вы нас отпустите или будете ждать, пока по ваши души явятся уже высшие демоны? — спокойно спросил Реяс, видимо, мысливший в том же направлении. — Им не войти! — А ты уверен, жрец? Реяс улыбнулся, криво, однобоко, с насмешливым превосходством, почему-то не кажущимся нелепым в его исполнении, несмотря на обстоятельства. Адепты нервно переминались с ноги на ногу, поглядывая то на своего предводителя, то на чрезмерно уверенного в себе пленника. Время, кажется, застыло. Новая встреча тяжелой металлической двери с каменной стеной прервала повисшее напряженное молчание. В подвал ввалился заляпанный кровью адепт, где-то потерявший свой капюшон и часть балахона. Дрожащей рукой он то и дело пытался вытереть лицо, но только размазывал кровавые пятна, добавляя красной вязкой жидкости с перепачканной ладони. Все взгляды мгновенно переключились на него. — Что произошло, Войт? — спросил верховный спустя несколько тактов, так и не дождавшись хоть каких-то слов от трясущегося, как в лихорадке, парня. — Что там? — Ярги… — Войт сглотнул и задрожал сильнее. Взгляд верховного потяжелел. Сглотнув еще раз, адепт собрался с силами и продолжил, срываясь и пуская петуха почти на каждом слове: — Они спрятались. Мы не видели их. И Карн… он… он вышел проверить… И я за ним ступил. А они… они… не сразу… убили… он так кричал… — закончить он не смог и позорно расплакался, осев прямо на пол и закрыв грязное лицо измазанными в крови руками. Реяс молчал, по-прежнему едва заметно улыбаясь уголком губ. Чарит молчала тоже, пытаясь сообразить, как использовать ситуацию наилучшим образом. Верховный смотрел на нее нечитаемым взглядом, по подвалу полз тревожный шепоток, и предложений их отпустить побыстрее там было ровно столько же, сколько и призывов убить на месте и выбросить наружу уже трупы. Торопиться было опасно. Наконец, не отрывая от лица Чарит тяжелого взгляда, жрец негромко скомандовал: — Уходим, братья. Черные балахоны потянулись к выходу вслед за красным, и даже Нош не посмел перечить, хоть и оглядывался до самого порога. Факелы остались гореть, разбавляя подвальную вонь своим чадом. Едва Нош, шедший последним, скрылся за дверью, Чарит сделала несколько шагов на одеревеневших ногах и почти свалилась рядом с Реясом, снова понятливо подставившим плечо. — Что будем делать? — Ждать, — вопреки его недавнему уверенному, даже вызывающему виду, голос звучал устало. — Попробуй развязать мои веревки, если у тебя руки не онемели, — добавил он несколько тактов спустя. Не ответив, Чарит переползла ему за спину. Руки у нее были связаны крепко, даже очень, и пальцы почти потеряли чувствительность. Но почти — это не совсем, и не попробовать было бы глупо. Увы, уже после первых попыток стало ясно, что это пустая трата времени — туго затянутые веревки не удавалось даже ухватить за слишком короткие кончики. — Может, они решат нас отпустить, — едва слышно выдохнула Чарит, бессильно прислоняясь лбом к напряженной спине. Реяс промолчал. — Яргова Сеттимана! — выругалась Чарит, не желая молчать. Молчать — значило думать, а итог размышлений был не шибко вдохновляющим. — Если бы Ард и Лита были со мной, такого бы не случилось! — Ты слишком привыкла полагаться на своих яргов, — безразлично заметил Реяс. — Привыкла, потому что всегда могла, они постоянно были со мной, всегда и везде, и… Подожди! — пораженная неожиданной догадкой, а еще больше тем, что та не пришла ей на ум раньше, Чарит отодвинулась от только что казавшейся такой надежной спины и зло продолжила, жалея, что у нее нет под рукой хоть какого-нибудь завалящего ножа: — Я же была в городах во время Сеттиманы и раньше! Их ни разу не замечали! Это ты, яргов выплодок, что-то сделал! Ну что, добился своего?! Весело тебе умирать, понимая, что сам себе выкопал яму?! Весело?! Что ж ты не смеешься, тварь?! Она попыталась ударить его связанными руками, но сидевший неподвижно на протяжении всей ее тирады мужчина вдруг быстро сместился в сторону, и Чарит, не сумев остановиться, просто завалилась на пол. Склизкие камни встретили ее как родную, тут же пустив сотни ледяных игл по телу. — Идиотка, — в который раз обласкал ее Реяс. Впрочем, ни злости, ни даже раздражения в его голосе не было. — Ты сама — причина того, что теперь яргов видят обычные люди. Скоро их будут видеть даже днем и без всякой Сеттиманы. Или ты думала, что я тебе о разрушении мира сказки рассказываю? Хотя о чем я говорю, — вот теперь в ход пошел ядовитый сарказм, — ты же наверняка не заметила даже того, насколько больше стало возвратников, неупокоенных душ и прочей нечисти. Я бы спросил, как ты вообще прожила столько лет, если бы не знал, что просто так тебя не убить. Чарит перевернулась на бок, морщась от боли и слабости, сковывающей все тело, и испытующе посмотрела на его ухмыляющееся лицо. Врет? Нет? У нее не было никаких причин ему верить. Равно как и никаких доказательств, что он врет. Ничего. — Вставай, хватит валяться там мешком, — буркнул наконец Реяс, отводя взгляд. Предложение было разумным, и как бы ни сомневалась Чарит в честности спутника, отказываться было глупо. Она как раз собиралась с силами для отчаянного рывка, когда послышался тихий скрип отодвигаемого засова, а после и скрежет несмазанных петель. Дверь открывалась медленно, словно тот, кто стоял за ней, не был до конца уверен, нужно ли ему входить. Впрочем, увидев посетителя, Чарит поняла, что причиной нерешительности был банальный страх. Нош осторожно переступил порог, прикрыл дверь и бросился к Чарит, на бегу доставая дрожащей рукой небольшой нож. Упав перед ней на колени, он бросил рядом собственный плащ, в который было завернуто что-то длинное и тонкое, и принялся пилить веревки, попутно охая и причитая: — Простите, госпожа. Ох, это моя вина. Моя! Но я же не знал!.. Я же не думал! Как они могли! Как посмели!.. Ой, простите, простите, — залепетал он испуганно, случайно царапнув ей кисть. Пот ручьями тек по круглому лицу, заливая глаза, но бывший жрец не отвлекался, продолжая усердно шуровать, очевидно, не особо острым ножом. — Если я правильно понял, что у тебя в свертке, то лучше бы тебе воспользоваться одним из них, — тихо сказал Реяс, глядя на бесполезные потуги толстяка. Нош разразился очередной маловразумительной тирадой, состоящей из охов, извинений и сожалений, и послушно развернул плащ, извлекая из спрятанных там ножен один из клинков Реяса. С настоящим оружием дело пошло веселее, и уже через несколько минут и Чарит, и сам Реяс растирали занемевшие кисти. — Где эти сумасшедшие? Вздрогнув, Нош залепетал что-то о совете и о том, что они вот-вот примут решение не в их пользу и придут сюда, что надо бежать, как можно быстрее и как можно дальше… — Заткнись, — бросил Реяс, пронзая несчастного, и так трясущегося всем телом, уничижительным взглядом. — Из-за тебя мы сюда попали — ты нас и выведешь. Иди вперед и помни, что первым, в случае чего, я убью тебя. Просто чтобы успеть воздать по заслугам за навет. Понял? Нош часто-часто закивал. Чарит поморщилась, но решила не вмешиваться — пусть намерение их освободить и искупало в какой-то мере вину еретика в ее глазах, но не сводило на нет. Короткий пустой коридор упирался прямо в лестницу, узкую, крутую и едва освещенную редкими факелами. Впереди пыхтел Нош, следом шел Реяс, то и дело ругаясь сквозь зубы из-за неравной высоты ступеней, а последней плелась Чарит, спотыкаясь почти на каждом шагу, но храня упорное молчание. Казалось, стоит ей открыть рот — и успокоиться уже будет невозможно. Внутри бродило слишком много всего, начиная от страха, что их поймают, и заканчивая злостью на всех и вся, включая саму себя. Видения, появившиеся в подземелье, оказались слишком яркими, слишком реальными, чтобы их можно было посчитать бредом ослабленного организма. А значит… а значит, то, что она так хотела когда-то восстановить в памяти, вполне возможно вовсе не стоило вспоминать. Погруженная в свои размышления, она даже не обратила внимания, насколько легче стало на лестнице: да, внутри было по-прежнему пусто, но хотя бы давящее ощущение, такое, словно тело медленно, но настойчиво сплющивали гигантские тиски, исчезло. Лестница закончилась в небольшом помещении с высоким потолком, утопавшим во мраке, и со множеством угловых ниш. В каждой из них горел факел и высился каменный постамент с чашей наверху. Даже не считая, Чарит могла бы с уверенностью сказать, что всего алтарей двенадцать. Реяс выругался чуть громче, помянув слепых и тупых выкидышей бешеной ослицы, зачатых от варуха***, под коими подразумевал богов, судя по именам, изредка проскальзывающим в плотном потоке брани. Чарит не разделила его возмущения по поводу безалаберности божественной пятерки, но подивилась разгильдяйству их жрецов, позволившему им проморгать храм старых богов, да еще и со святилищем Элхаши внизу. Остановившись возле массивных дверей, Нош прислушался и затрясся еще сильнее. — Там… они… уже… — Так какого ярга ты там стоишь?! — вызверился на него Реяс и, оттолкнув в сторону несопротивляющегося толстяка, пинком распахнул двери и вылетел на улицу, даже не оглянувшись. Ну и правильно, рассудила Чарит, не младенец же она. — Дай нож мне и держись позади. Нош попытался было что-то возмущенно булькнуть в ответ, но сник под ее насмешливым взглядом и отдал требуемое. Нож и вправду был плохонький, слишком короткий, легкий и наверняка тупой, но все ж лучше, чем ничего. Выйдя из храма, Чарит увидела чуть поодаль Реяса, отбивающегося от пятерых воинов. Хотя, пожалуй, вернее было бы сказать, что это они отбивались от него, решила Чарит, на мгновение залюбовавшись его непринужденным танцем. Количество воинов как раз сократилось до четырех. Сколь бы хорошо ни были экипированы и подготовлены противостоящие ему бойцы и как бы ни подействовало на него самого подземелье — сейчас Реяс был в своей стихии. Еще дальше, возле большого освещенного факелами дома, сгрудились, как стало перепуганных овец, адепты. Увидев Чарит и Ноша, они заволновались, загалдели, и спустя пару тактов двое бросились к ним. Нехватка добровольцев стала ясна, когда Реяс, мгновенно уловивший лишние передвижения, в один прыжок оказался на пути смельчаков и, снеся им головы двумя молниеносными взмахами мечей, тут же вернулся на исходную, не дав заскучать своим противникам. Чарит только успела порадоваться отсутствию лучников, как откуда-то из-за дома выскочили еще четверо воинов, на ходу поднимая луки и прилаживая стрелы. Это уже было совсем плохо. Чуть не споткнувшись о ноги трупа, валяющегося возле самого храма, она помчалась в противоположную от дома сторону, к калитке, видневшейся в высокой стене. Реяс сам разберется. Или нет. Но они с Ношем все равно лишь обуза для него. Калитка оказалась заперта. Конечно же. И открывать замок ножом можно было до самого рассвета. Хотя Чарит попыталась, все равно не видя другого пути — не на стену же лезть, гладкую и вытягивающую последние силы. Ударившая в спину стрела в первое мгновение лишь разозлила, показавшись брошенным забавы ради мелким камешком. Только потом пришла боль, клюнувшая глубоко под ребра, да так, что руки едва не выпустили злосчастный бесполезный нож, которым Чарит пыталась расковырять замок. За стеной, совсем рядом, взвыли ярги. Вскользь мелькнула мысль, что она еще ни разу не слышала их воя, слава всем богам, — этот низкий, вибрирующий звук, словно минуя уши, ввинчивался прямо в кости, дребезжа и копошась где-то глубоко внутри. Чарит обессиленно сползла на мощеную дорожку. На какой-то миг показалось, что пропал слух, — так тихо стало вокруг. Но тут же калитку за спиной сотряс мощный удар. Нош снова что-то лепетал и пытался оттащить ее в сторону. Это было правильно — железо позади гудело, тряслось и скрежетало, словно в кузнице великана. Сидя спиной к стене, Чарит видела, как орудует с бешеной скоростью своими мечами Реяс, пытаясь отбивать и удары мечей, и стрелы. Видела, как один из лучников, отойдя чуть в сторону, целится прямо в нее. Видела — но не могла пошевелиться. Нош находился где-то сбоку, судя по звукам, и, причитая по своему обыкновению, советовался сам с собой, вытаскивать стрелу, торчавшую в ее спине, или не стоит. Следующая стрела будет его. А потом и Реяса измотают и стрелами издалека засыплют. Жаль. Так близко к свободе. Грохот рухнувшей калитки заставил вздрогнуть всех — стрела, предназначавшаяся Чарит, пролетела мимо, Реяс тоже, кажется, промахнулся, судя по громкому ругательству. Однако Чарит мало интересовалась происходящим во дворе — путь к свободе был открыт, и это придало сил, хотя минутой ранее казалось, что взяться им уже неоткуда. Свалившись на живот, она выдохнула бестолково суетящемуся рядом Ношу короткое «Беги» и поползла к выходу. Каждое движение отзывалось острой болью под ребрами, стреляющей иглами-отростками по всему телу, но она точно знала, что надо проползти совсем немного. Всего чуть-чуть, достаточно высунуть наружу лишь одну кисть… Рывок оказался неожиданным, несмотря на то, как сильно она об этом мечтала. На мгновение показалось, что ей вырвали руку, а тело осталось лежать там, за стеной. И только чувствуя одной щекой влажные языки радостно поскуливающих Арда и Литы, а второй — холод обычной мостовой, Чарит поверила, что выбралась вся, целиком. Обслюнявленные пальцы обдувал свежий ветерок. Царапины, оставленные зубами торопившегося Арда, заживали, даже не успев поболеть как следует. Сила забурлила внутри, прибывая с каждым вдохом, — и вспенилась бешеной злобой. Рот наполнился знакомым ржавым привкусом. Она начала вставать, отпихивая псов, когда в бок врезалось что-то тяжелое. Реяс тут же вскочил на ноги и вздернул ее, рявкнув в самое ухо: — Чего разлеглась?! Пошли! — Госпожа ранена, госпожа не может идти. Надо… Нош, на удивление далеко не убежавший, пытался еще что-то сказать, но только охнул, подавившись словами, когда Реяс, хмыкнув «Пустяк какой», рванул стрелу из ее спины. Чарит зашипела. Почему-то эта остаточная боль стала последней каплей. Ночную темноту залило красным. Где-то далеко-далеко рычали псы, срывающимся голосом молился Нош и кричал что-то Реяс. Слишком далеко. — Элхаши! Элхаши! Смотри на меня! — змеиное шипение ненавистного имени раздавалось совсем близко, требуя внимания. Голос был не менее ненавистным. — Элхаши, хонк бы тебя побрал, дура набитая, смотри на меня! Сквозь красноту проступала несуразная картинка: кожа с лица стоявшего напротив нее человека отслаивалась и падала вместе с кусками гниющего мяса, но тут же уродливые ямы зарастали новой плотью, чтобы через мгновение снова отвалиться. Зрелище завораживало. Омерзительное. Ужасающее. Прекрасное… — Смотри на меня, Элхаши, — прохрипел ссохшийся, прахом опадающий рот. Дышать было тяжело от висевшей в воздухе пыли. Неподалеку что-то обрушилось с оглушающим грохотом. — Смотри мне в глаза, — губы снова были на месте, — возьми себя в руки, ты же сейчас весь город к демонам порушишь! Город? Повернуть голову оказалось сложно — шея словно в камень превратилась. Вокруг была темнота, разбавляемая лунным светом, и тучи пыли. Там, где раньше стояли дома. В двух шагах, серый от осевшей пыли, пучил полные благоговейного страха глаза Нош. Ярги сидели по обеим сторонам от него и смотрели с азартным интересом — кажется, они были совсем не против продолжения. — Слышишь меня? Элхаши! — П-перестань, — слово далось с трудом: челюсти свело от напряжения. — Не так, — она глубоко вдохнула, чуть не подавившись пылью, откашлялась, отпихнув назойливые руки, пытавшиеся удержать за плечи, и наконец выговорила: — Перестань меня так называть. — Хорошо. Буду звать исключительно… — не договорив, Реяс в свою очередь сделал глубокий вдох, сплюнул, и бросил уже на ходу: — Давай уже наконец уберемся отсюда. Они неторопливо шли по тому, что когда-то было дорогой, каждым шагом поднимая облачка пыли. Издалека доносились невнятные крики разбуженных жителей, тех, до чьих домов не дошла волна ее злости. Не успела дойти. Чарит, ссутулившись, брела за Реясом, стараясь не смотреть по сторонам. В груди ныло. Несильно. Ненавязчиво. Но ощутимо. Далеко впереди виднелись огни уцелевших жилищ. Позади высился дом, обнесенный высоким каменным забором, — единственный в округе. Луна бесстрастно освещала огромный пустырь с медленно оседающей пылью.