...Таков венец любви в жилище смуты, Где снишься наяву бессонной ранью И сочтены последние минуты, И несмотря на все мои старанья Ты вновь меня ведешь в поля цикуты Крутой дорогой горького познанья. Ф. Г. Лорка
1861 год, Котсуолд. В графстве Глостершир подходил в концу довольно тёплый для этих мест апрель, чтобы дать начало небывало жаркому маю. Жители английской деревеньки Котсуолд как раз хлопотали в преддверии ярмарочного сезона. И семейство Уилсон не было исключением. Отец и трое старших сыновей с утра уходили в поле и возвращались лишь на закате. Хозяйка же возилась с работой по дому и пряла лён, чтобы после выгодно сбыть полотна на ярмарке. Джошуа же частенько оставался дома, чтобы помочь матери. В поле его не брали, а если и брали, то с большой неохотой. - "Толку от него никакого, одни неприятности, - вздыхая, говорил отец. - Всё из рук валится. Видно, негоден он для тяжёлой работы". Джошуа не возражал - ему не особенно нравилась возня в поле: как ни старался, он не мог справиться с инструментами, то и дело ранясь то об острую мотыгу, то о лезвие косы. На руках от малейшей грубой работы появлялись кровавые мозоли, которые очень долго не заживали. Джошуа быстро уставал на жаре и был не вынослив, в отличие от своих крепких и привыкших к нагрузкам братьев. В итоге отец, опасаясь, кабы не случилось чего непоправимого, перестал пытаться сделать из младшего сына земледельца, поставив мальчика в помощь жене: хлопотать по дому, сучить лён и время от времени трудиться в саду, что окружал их маленький домик. Так и текла его жизнь в кругу семьи, пока их дом не посетили странные гости. В тот день он и его мать были в доме одни. Женщина, как обычно, сидела за прялкой, то и дело клюя носом. Джошуа же, закончив свою часть работы, возле окна тихонько возился с резаком: высекал из дерева фигурку льва. Пожалуй, резьба по дереву была его единственным увлечением. Чуткие пальцы безошибочно нащупывали начало для будущей фигурки и при помощи резака извлекали на свет одну за другой из сплошной волокнистой массы. Родители поощряли его любовь к резьбе, поскольку эти фигурки неплохо продавались. "- У Джошуа определённо есть талант ремесленника", - говорила мать на все возражения мужа, и тот, наконец, перестал пытаться сделать из сына пахаря, время от времени даже добывая ему хорошие куски древесины для новых работ. Джошуа как раз высекал верхнее веко у льва, когда на дороге возле дома послышался цокот копыт. Поначалу юноша не обратил на это внимания - по дороге часто проезжали гружёные разным добром повозки, но внезапный стук в дверь заставил подпрыгнуть и его, и задремавшую за прялкой мать. Женщина вскрикнула от испуга и Джошуа, увлеченный работой, дернувшись, порезал руку лезвием. Пока мать, охая и хватаясь за сердце, ходила открывать дверь неожиданным гостям, сын, шипя от боли, поспешно бинтовал руку. - Добрый день, миссис Уилсон. Гарри дома? - раздался сочный, басовитый голос со стороны входной двери. Джошуа, на ходу кое-как затянув узел на руке, осторожно выглянул в коридор. В проходе стоял полный краснолицый мужчина в костюме такого представительного вида, что Джошуа, никогда ранее не видевший в этих местах городских, вытаращил глаза. «С какой стати такой богатый господин решил посетить столь бедный дом?» - терялся он в догадках, плутовато выглядывая из-за портьеры. Тем временем гость уже стоял в коридоре и дружелюбно беседовал с его матерью: - Говорите, до заката не будет? Ах, Гарри, старый трудяга! Ни капли не изменился со школьной скамьи! А ведь мы после делали с ним попытки открыть совместное дело... Да-да, миледи. Я, как видите, добился. Но Гарри решил, что тихая деревенская жизнь и земледелие - его призвание. Надеюсь, он пребывает в добром здравии? - О, конечно, мистер Ллойд, - поспешила заверить его мать, не менее красная от волнения, чем их грузный гость, - Здоров, как бык. Гарри... его ничем не свалишь. Работу в поле любит больше любого отдыха, словно от земли питается. - Ну что ж... Рад слышать, что он доволен жизнью, - пожалуй, слишком уж активно закивал толстяк, неспешно продвигаясь с матерью в комнату, где стояла прялка, и по совместительству в столовую. - Я и мой сын случайно оказались в Котсуолде проездом, и я решил зайти и узнать, как поживает Гарри. И, как вижу, он хорошо устроился: прекрасный дом, счастливая семья... - Это правда, - подтвердила мать, с едва уловимым оттенком гордости, выпрямив спину. - Мы вполне довольны жизнью. На самом деле, семья Уилсонов жила бедно, но все её члены, словно сговорившись, никогда не открывали своего истинного положения никому - будь то друг, знакомый или враг. Как говорил в таких случаях мистер Уилсон: "Наш достаток - это только наше дело. Ничьи подачки нам не нужны, будь мы хоть распоследние нищие в Англии!". Мистер Ллойд обвёл глазами бедную, но чистую комнату и кивнул, хотя было видно, что бодрое заявление хозяйки он не считает таким уж соответствующим реальности. Тут его взгляд уткнулся в тонкую мальчишескую фигурку возле портьеры. Однако не успел толстяк открыть рот, как из коридора раздался ещё один голос, но более юный и свежий, нежели у первого гостя: - Здравствуйте! - А, вот и Джеймс, - обрадовался мистер Ллойд и настолько быстро, насколько позволяла его полнота, засеменил к выходу и почти сразу вернулся, ведя за собой красивого молодого человека в чёрном цилиндре, который тот почтительно снял при виде миссис Уилсон. - Милая леди, это мой сын, Джеймс. - Очень приятно, мистер Ллойд, - ответила женщина, сделав книксен, после чего подала руку. Джеймс оказался полной противоположностью своего темноволосого и темноглазого отца. Лет восемнадцати-двадцати, он обладал довольно высоким ростом и изящным телосложением. Но что больше всего удивило Джошуа - так это седые волосы, собранные сзади в хвост. Джошуа никогда не видел, чтобы у молодых так быстро проявлялись признаки старости. Картину дополняли миндалевидные глаза стального оттенка. - Старшие сыновья сейчас в поле вместе с мужем, - сказала мать и, отыскав взглядом всё ещё стоящего возле портьеры Джошуа, подтянула его за плечо к себе. - Это мой младший сын, Джошуа. Юноше захотелось спрятаться, ощутив на себе прицел сразу трёх пар глаз. - Какой славный парень, - улыбнулся Ллойд-старший, садясь на стул, - Как и мой Джеймс - копия своей матери. Джошуа и правда был очень похож на мать: тонкостью сложения и нордической внешностью. Белокожий, с чуть вьющейся пшеничного цвета шевелюрой, он имел обыкновение очень по-детски прямо смотреть на собеседника, широко раскрыв глаза, где голубой порой так тесно переплетался с зелёным, что невозможно было определить их точного цвета. После речь зашла о делах самого мистера Ллойда, и Джошуа даже показалось, что о нём забыли, пока Джеймс, до сего момента слушавший разговор отца и миссис Уилсон, не спросил у него: - Что у тебя с рукой? Ты поранился? - А? - Джошуа даже растерялся от неожиданности, - Да, немного. Ничего страшного, мне не больно. Джеймс улыбнулся: - Верю. - а после поманил Джошуа к себе и взял оставленный мальчиком на столе моток бинта. - Интересно, кто учил тебя накладывать повязки? - спросил он, разматывая волокнистую массу со следами крови на руке. - Никто, сэр, - ответил юноша. - Вижу, что сам. Он у тебя весь разболтался. - сказал Джеймс, накладывая новый бинт. - Смотри, как это делается... Через пару минут повязка была наложена, и Джошуа, из любопытства подвигав пальцами, убедился, что она почти не сковывает движений, хотя и прилегала довольно плотно. Ловкость рук Джеймса привела его в изумление. - Спасибо, сэр! - он с улыбкой взглянул было в лицо сидящему рядом с ним джентльмену, но вдруг оробел, мгновенно устремив взор куда-то в пол. Взгляд серых глаз почему-то в один миг пробрал его до костей, хотя, воплотив его у себя в памяти, Джошуа отметил, что ничего как будто бы и не поменялось - Джеймс смотрел на него так же доброжелательно, как и в первые минуты их знакомства. Может быть, всё дело было в его только зарождающемся восхищении?.. - Джошуа, - заметив его смятение, позвал Джеймс. – Всё хорошо? Подняв взгляд, юноша молчал, не зная, что сказать. Положение спасли вернувшиеся с поля отец и братья. Воспользовавшись весёлой суетой, Джошуа подорвался и выскочил из комнаты, пробежав мимо окликнувших его братьев. Оказавшись на улице, он поспешил укрыться среди скоплений плодовых деревьев и кустарников садового жасмина, который уже тихонько благоухал, предчувствуя ночную прохладу. Опустившись на скамью, Джошуа попытался унять бьющую его лёгкую дрожь. Что это было сейчас? Ему казалось, что в глазах Джеймса промелькнуло что-то, что его напугало. Одновременно юношу не отпускало странное волнение, смешанное с интересом: что же за человек этот Джеймс Ллойд? Откуда он приехал? Наверняка прямиком из Лондона. Он выглядит, как истинный джентльмен, какими их описывают книги и газеты. К тому же, несомненно, благороден и умён - это было видно невооружённым глазом. Он совершенно был не похож на братьев - загорелых и жилистых, словно поджарые жеребцы. И эти странные серебряные волосы придавали ему вид выходца из какого-то иного мира. Мира, о котором Джошуа ничего и никогда не знал. Так думал мальчик, лёжа на скамейке в саду и баюкая на груди саднящую руку. Воздух был пронизан теплом, оставшимся после жаркого дня, и полон жасмина, словно июнь наступил на месяц раньше положенного. Поддавшись этой ароматной колыбельной, Джошуа закрыл глаза и провалился в лёгкую, сладкую дремоту. Сколько он так проспал, неизвестно. Проснулся же от того, что в сон его закралось беспокойство в виде всё того же запаха - приятного, с мускусным оттенком. Человеческий запах. Однако его тело оказалось в чужих руках раньше, чем Джошуа удалось очнуться. Горячие, крепкие руки. Он мог бы подумать, что это отец нашёл его и несёт куда-то. Но мистер Уилсон пах совершенно по-другому и имел поистине медвежьи объятия, поэтому Джошуа всё же выпутался из сна. На улице уже совсем стемнело и он не смог разглядеть лица человека, как ни старался. Но необходимость в зрении отпала, когда, протянув руку, юноша нащупал прядь длинных прямых волос у шеи. Незнакомую на ощупь. Испуг пришёл быстрее, чем он успел толком что-либо осознать. Джошуа забился в руках человека так, что тому пришлось опустить его на землю. Однако сбежать снова ему не удалось: чужие пальцы крепко вцепились в плечо, пресекая любую возможность вырваться. - Успокойся, малыш, это я - Джеймс. - М-мистер Ллойд?!.. - выдохнул юноша, будучи не уверенным, чего испугался больше - того, что поначалу не узнал Джеймса, или того, что это оказался именно он. - Да, это я, - снова спокойно ответил тот. - В-вы… что делаете?.. - Джошуа наконец пришёл в себя и высвободил руку. - Мистер и миссис Уилсон тебя потеряли, а я вызвался поискать. - Не стоило утруждать себя... Вы ведь гость... - сконфуженно пробормотал Джошуа, неспешно шагая рядом с Ллойдом и чувствуя, что опять причиняет всем проблемы. - О, ни в коем случае. Ты, можно сказать, спас меня от тотальной скуки, - издав тихий смешок, заверил его Джеймс. - К тому же, твоё общество мне куда приятнее, чем перспектива полночи слушать разглагольствования моего отца о заводах и фабриках Лондона. - Почему? - бездумно спросил Джошуа. - Ты забавный парень. И, кажется, неглупый. - в этот момент Джошуа почудилось, что англичанин улыбнулся. Вспомнив тонкую, изысканную улыбку, увиденную им днём, юноша вновь почувствовал волнение, смешанное с благодарностью. - Спасибо, сэр. - Зови меня Джеймс. Я ведь не намного старше тебя. - Хорошо, Джеймс. А вы больше не зовите меня малышом, - недовольно проворчал он. - Я уже не ребенок. И не хватайте меня на руки. - они достигли дома, из дверного проёма которого лился тусклый свет масляной лампы, в котором Джошуа удалось разглядеть своего спутника. Джеймс был без сюртука - только рубашка и жилет. - Договорились, - засмеялся он. - Но ты так крепко спал, что мне не хотелось будить тебя. Пойдём, Джошуа. Нас, наверняка, уже заждались.***
Под утро, тяжело засыпая в своей постели от переизбытка впечатлений, Джошуа с горечью думал о том, что уже днём ему придётся расстаться со своим новоявленным другом: Ллойды были в Котсуолде только проездом, не имея в деревеньке ни собственного имения, ни даже маленького домика. Почти всю ночь он и Джеймс проговорили, сидя на крыльце. Ллойд-младший, нимало не смущаясь своего юного товарища, курил трубку и рассказывал о Лондоне, откуда он приехал с отцом. Рассказывал о том, что недавно поступил в Оксфордский университет. - ...чему сам был несказанно удивлён , - говорил Джеймс, выпуская в ночной воздух душистые клубы дыма. - Я никогда не отличался усидчивостью и любовью ко всякого рода наукам. Казалось, пока я учу тот или иной предмет, погребённый под горой книг, жизнь проходит мимо... Он говорил о столь многих вещах, что под конец Джошуа перестал воспринимать смысл его слов, просто слушая голос Джеймса, словно негромкую, причудливую музыку. Тихая, мягкая, немного вкрадчивая, она вливалась в уши мальчика и всё его существо начинало тянуться к звуку этого голоса, словно дитя вслед за пением флейты Гамельнского Крысолова. В редкие моменты, когда Джошуа начинал осознавать это, его пробирал странный озноб, и юноша вновь нырял в спасительное неведение. Как и любая невинная душа, он не боялся страстей. Лишь когда они становились слишком сильными и разрушительными, он начинал понимать, что что-то не так, и только это удерживало его от многих ужасных ошибок. Поэтому всё следующее утро, пока длились сборы, Джошуа провёл в весьма скверном расположении духа. На вопросы родителей он ничего не отвечал, а когда те начали настаивать на ответе, в сердцах зарычал и ушёл в сад. Джошуа не понимал, почему мысль об отъезде почти незнакомого ему человека причиняет такую ощутимую боль. Ведь он совсем не знал Джеймса, он даже не мог его пока назвать другом, хотя очень хотел подружиться с этим прекрасным джентльменом, и мысль о невозможности этого, о катастрофической нехватке такого желанного времени заставляла его испытывать слишком острое сожаление, чтобы найти в себе силы держать себя в руках. Собственная печаль так захватила его, что Джошуа едва не упал от испуга, обнаружив на своём пути постороннее лицо: пробираясь сквозь заросли жасмина и раздвигая пышно усыпанные цветами ветки, он буквально нос к носу столкнулся с Джеймсом. Придушенно вздохнув от страха, юноша мгновенно шарахнулся в сторону, а Джеймс охнул от неожиданности, после чего воскликнул: - Джошуа! - Да, - немного погодя, хмуро отозвался тот, снова появляясь из-за веток. - Ты напугал меня... - с видимым облегчением покачал головой англичанин. - Вы меня тоже, мистер Ллойд, - не остался в долгу парень, избегая смотреть своему визави в глаза, словно тот ослеплял его, подобно солнцу. - Джеймс. Мы же договорились, - поправил тот, но Джошуа не повторил, как того ожидал от него джентльмен. - В вашем саду чудесный жасмин, - сказал Джеймс. - Я не удержался и украл пару цветков для своей бутоньерки. Надеюсь, ты не против, друг мой? Уверен, ни у одной городской цветочницы я больше не найду таких душистых и свежих бутонов. - Нет, - глядя в землю, почти с ненавистью выдохнул юноша. - Берите, сколько хотите. Всё равно я вас больше не увижу. - Эй! - едва успев удержать шустрого паренька за рукав, нахмурился Джеймс, - За что ты так со мной? Чем я тебя обидел? Повернув голову, Джошуа встретился с непонимающим взглядом англичанина и по выражению лица понял, что глаза его выдали: всю его злость, грусть и сожаление. Он почувствовал, как от досады вспыхивают щёки и вырвал руку, зло выпалив: - Лучше бы вы вообще не приезжали! - Джошуа не подозревал, что сам в этот момент был похож на один из самых свежих, самых прекрасных цветов этого куста. Он не понимал, почему его плохо скрываемые муки вызвали такую странную улыбку на лице Джеймса. Поэтому, ощутив схватившие его руки, юноша с силой оттолкнул Ллойда и скрылся из виду, оставив за собой лишь несколько осыпавшихся лепестков.