***
Джошуа вернулся, когда ночная темнота уже схлынула. Несмотря на то, что день только начинался, юноша уже был в угнетённом расположении духа: предчувствуя дома скандал, он не знал, как оправдать своё отсутствие. Вернее, знал, но не был уверен, что сможет достаточно убедительно солгать матери в глаза. Отец за него, скорее всего, не волновался. Также, как в своё время не волновался и за его братьев. « - Он же парень, что с ним может случиться?, - говорил мистер Уилсон. - Особенно в Котсуолде, где все друг друга знают. Погуляет - вернётся». Возможно, рассуждения подобного рода и были чересчур легкомысленны, но сейчас Джошуа это было только на руку: вместо разборок с двумя родителями, оставалось отчитаться лишь перед матерью. Как и ожидалось, встретила его миссис Уилсон в весьма скверном состоянии: уперев руки в бока, с тёмным от усталости и гнева лицом. - Ну и где ты был? – начала она, стоило только Джошуа ступить на порог. – Ты хоть понимаешь, что сейчас утро?! Утро! Тебя не было всю ночь! Где тебя носило всё это время, неблагодарный?! Я чуть с ума не сошла, дожидаясь тебя! Мог бы хотя бы предупредить, что собираешься где-то болтаться с этим бездельником Ллойдом, чтобы меня не мучить?! – она кричала так истошно, что юноша невольно зажмурился и втянул голову в плечи. Подождав, пока у матери пройдёт первый приступ ярости, он тихо ответил: - Я был не с Джеймсом. Миссис Уилсон так удивилась, что замолкла на полутрели: - Как так?.. А с кем же тогда? Прижавшись щекой к горячей груди, он лежал, и ему дико не хотелось вставать. Скользящая по обнажённой спине рука дарила приятное волнение, слегка усиливающееся, когда ласки достигали ягодиц, покрытых воспалёнными следами от ремня. Так захотел Джеймс. А если захотел Джеймс, то захотел и он. Ради этих поцелуев и страстных нот этого голоса Джошуа был готов вытерпеть любую боль, исполнить любую прихоть, только бы Джеймс и дальше любил его, называл по имени. В устах Ллойда «Джошуа» всегда звучало так, словно это имя, это сочетание звуков было ключом к пробуждению самых сильных чувств, сутью самой яростной любви, которую когда-либо знал мир. И сейчас Джеймс, утомлённый их ночными развлечениями, курил свою трубку, безмятежно глядя в потолок и лаская измученного, но счастливого Джошуа, тихо шептал в мягкие светлые волосы его имя. - Джошуа… Ты знаешь, что ты - один из тех редких случаев, когда одежда не красит человека? - Почему? - вяло спросил он, чувствуя великолепную расслабленность. Даже саднящие повреждения не могли умалить его умиротворения в этот миг. – Я настолько нехорош собой? Джеймс, услышав это, лишь рассмеялся: - Как раз наоборот, мой милый Ганимед. Одежда тебя ужасно портит, обезличивает. Признаться, увидев тебя впервые, я едва ли посчитал тебя симпатичным. Но, сняв с тебя отвратительные тряпки, понял, что твоё тело – лучшее твоё украшение. Скрывая его, ты скрываешь самые привлекательные свои стороны. Несмотря на свою худощавость, ты удивительно гармонично сложён. А твой зад – самый соблазнительный из всех, что я видел. - Так значит, вы считаете, что меня можно любить? - слегка смущённый словами Джеймса, спросил он. На что тот снова ответил смешком: - О, боги… Ты такой наивный, Джошуа. Любой дурак знает, что любви не бывает. То, что называют любовью – это ни что иное, как долг, привычка, зависимость, страсть… что угодно, но не любовь. Любви не существует: её воспевали так много и так бездарно, что все давно уже перестали в неё верить, как и во всё, от чего веет неизбывной пошлостью. От этих слов Джошуа сделалось не по себе, и он, приподнявшись на руках, промолвил: - Но… если любви не существует… то что же тогда я испытываю к вам? И что вы испытываете ко мне? Джеймс, встретив его отчаянный, вопрошающий взгляд, лишь досадливо вздохнул, после чего сказал, погладив шелковистую щёку и очертив пальцем мягкие губы: - Ты задаёшь такие глупые вопросы, mon cher… Поверь, это последнее, что должно тебя волновать. Всё, что ты чувствуешь ко мне – это вожделение. Я это понял, лишь взглянув тебе в глаза. - Но, если всё дело лишь в моём желании вашего тела… - с нарастающим раздражением ответил Джошуа, - То почему я всё ещё нахожусь здесь, с вами, почему получаю удовольствие от наших разговоров, хотя мог бы уйти сразу после того, как… - но договорить ему было не суждено. Джеймс приблизился и впился в его возмущённый рот поцелуем, перекрывая все попытки Джошуа продолжить дискуссию. - Послезавтра я покидаю Котсуолд, - отстранившись, прошелестел он, и сердце юноши ухнуло куда-то вниз. Чувствуя мгновенно охвативший его холод, Джошуа, не успев подумать, выдохнул: - А как же я? - А что ты? - хмыкнул Ллойд, возвращаясь к своей трубке. – Ты будешь жить, как и прежде: помогать своей семье, жить своей жизнью. Разве это не прекрасно? - Нет! - воскликнул в отчаянии он. – Нет! Не делайте вид, что не знаете, каково мне было все те дни, пока вы пропадали где-то в Лондоне! Я не могу оставаться здесь без вас! - Так не оставайся, - невозмутимо парировал Джеймс, - Уезжай. Зачем находиться там, где ты не можешь выносить даже своё собственное общество? - Возьмите меня с собой, - прошептал юноша. - Мне всё равно, где находиться, лишь бы вы были рядом. – он чувствовал своё собственное унижение так же явственно, как и свои повреждения: каждый синяк, каждую ссадину на нежной коже. Но ему слишком страшно было вновь потерять Ллойда: он знал – на этот раз Джеймс уедет навсегда. - А какой толк мне будет от тебя, если я возьму тебя с собой? - хитро прищурился англичанин, скосив жестокие глаза на сжавшегося под его взглядом мальчишку. – Ты же ничего не умеешь. А, хотя… - тут он, словно чем-то осенённый, вынул мундштук изо рта и, выдохнув ароматный дым, ухмыльнулся. – Один мой знакомый занимается очень прибыльным, весьма многообещающим делом. Ему сейчас не хватает работников. Даже… - он скользнул взглядом по Джошуа, - …таких новичков, как ты. Пожалуй, я смогу устроить тебя к нему, если уж ты так желаешь попасть в Лондон, - после чего Ллойд выпрямился и спросил: - Ну, так что ты решил? Едешь? - Джошуа колебался. На мгновение ему стало страшно: покинуть родные места и уехать неизвестно куда с человеком, который не верит в любовь? Ещё в детстве на вопрос Джошуа о том, чем мёртвый камень отличается от живого человека, мать говорила ему: «Камень не знает ни любви, ни дружбы. Он создан, чтобы об него спотыкались и после всю жизнь смотрели себе под ноги». Эта внутренняя борьба не укрылась от проницательного Джеймса и он, чуть подавшись вперёд, ехидно прошептал: - Что, всё же струсил, маменькин сынок? - это презрительное обращение так задело и без того расстроенного Джошуа, что он, вспыхнув от негодования, воскликнул, вскакивая: - А вот и нет! Я поеду, можете не сомневаться в этом, мистер Ллойд! - и начал одеваться. Пора было уходить. Рассветные птицы уже пели вовсю. Джеймс же, наблюдая за собирающимся парнишкой, лишь посмеивался, думая, какую обузу чуть было не взвалил на себя, поддавшись мимолётному увлечению. - Так с кем же ты был, Джошуа? – снова повторила мать, встревоженная длительным молчанием сына. - Я был на празднике в лесу, матушка, - ответил Джошуа. - С какой-то девушкой. Она меня поцеловала.***
На следующий день Джошуа неожиданно объявил, что намерен покинуть Котсуолд и переехать вместе с Джеймсом в Лондон. - Но зачем?! - всплеснула руками миссис Уилсон, - Чем тебе Котсуолд не угодил?! Тебе даже жить негде в Лондоне! А мы не настолько богаты, чтобы оплачивать тебе проживание в гостинице. Сынок, одумайся, здесь у тебя есть всё: дом, семья, твои друзья с парома… А в столице ты будешь обыкновенным голодранцем без денег и крова! - Я найду работу, - упрямился Джошуа, ласково поглаживая мать по руке. - Не волнуйтесь, матушка. К тому же, я уверен, Джеймс мне поможет на первых порах. - Да больно ты нужен ему! - огрызнулась миссис Уилсон. - Как ты не поймёшь, Джошуа, что все эти «друзья» хороши лишь на мирное время. Как правило, когда человек попадает в беду, он всегда остаётся один на один со своим несчастьем. А уж от этих богатеев-городских многого ожидать не стоит тем более: они никогда не знали голода и нужды. Они привыкли развлекаться, всячески угождая своим прихотям. Сдаётся мне, что и Джеймс твой такой же: не знающий цены ни деньгам, ни людям... - Матушка! - возмущённо воскликнул Джошуа, - Не говорите так! Джеймс сведущ во многих вещах. И со мной… - юноша слегка запнулся, едва не сболтнув лишнего, - ...очень сердечен в обращении. Я не думаю, что он таков, каким вы мне его сейчас описали. - Конечно же, ты так не думаешь! - сварливо отозвалась миссис Уилсон, - Иначе бы не рвался так с ним неизвестно куда! - В Лондон, - подсказал Джошуа. - Да хоть к чёрту на рога! - снова взорвалась женщина. - Но где ты там собираешься жить? И откуда ты знаешь, что найдёшь там работу? На что ты будешь жить, пока не раздобудешь денег?! Джошуа, не думай, что всё так просто! - Не держите меня за дурака! - не выдержал юноша. - Я уже всё продумал и обо всём договорился. Иначе бы я не собирался ехать «неизвестно куда»! - То есть? - слабым голосом спросила уже изрядно уставшая от споров миссис Уилсон. - Джеймс обещал меня устроить к одному его знакомому на работу, - сказал Джошуа, - С питанием, проживанием и денежной платой. - Что за работа? - допытывалась мать. - Не знаю, - пожал плечами Джошуа, - Что-то связанное с предпринимательством. Джеймс сказал, что этому человеку не хватает работников, так как он только недавно открыл своё дело. - Ох… - только и вздохнула тяжело миссис Уилсон, закрывая ладонями лицо. Ей было страшно отпускать сына так далеко от себя. - Матушка, ну не волнуйтесь так… - снова принялся уговаривать её Джошуа, - Все когда-нибудь начинают жить самостоятельно. Пришёл и мой черёд. Миссис Уилсон ничего не ответила, только скованно кивнула. Она подумала, что во всём этом есть и немало положительного: Джошуа уедет и забудет свою незнакомку с праздника, о которой рассказал ей. И, в случае чего, у деревенских не будет повода обвинить в чём-либо её сына, если эта девица неожиданно забеременеет. К несчастью, миссис Уилсон, как и любая женщина девятнадцатого столетия, много внимания уделяла приличиям и репутации своей семьи. Так много, что порой чувство долга заглушало в ней голос сердца. Мистер Уилсон же не только не препятствовал стремлению Джошуа покинуть провинцию и переселиться в столицу, но и поощрял, вспоминая, как сам на пару с Ллойдом-старшим после окончания школы делал попытки открыть собственное дело. Думая о перспективах, он изо всех сил торопил сына с отъездом. Мистер Уилсон полагал, что, возможно, бизнес как раз и окажется стезёй его до сих пор неприкаянного сорванца. Он видел, как Джошуа, ранее не испытывавший ни к чему особого интереса (кроме резьбы по дереву), загорелся идеей пойти работать. Конечно же, как отец, Гарри не мог не поощрить подобного рвения. Ко всему прочему, мистер Уилсон вряд ли мог себе признаться в том, что возлагал на Джошуа определённые надежды, связанные с предпринимательской деятельностью. В своё время он не смог добиться успеха в этом деле и рассчитывал, что у младшего сына к этому будет куда больше таланта, чем у него. Но, как известно, нет тяжелее бремени для детей, чем не исполненные вовремя мечты их родителей. Поэтому Джошуа оптимизма отца не разделял, предпочитая не заглядывать далеко. Вопреки своему горячему желанию уехать в Лондон с Джеймсом, Джошуа терзали сомнения: так ли уж разумно он поступает, внезапно срываясь с места, где родился и жил столько лет? Несмотря на уверенные заявления Ллойда, что без работы Джошуа не останется, юноша ему не доверял. Это зерно сомнения появилось во время их утреннего разговора в постели. Тогда, в тот миг, всегда такой значительный и сведущий, похожий на вечно юного старика, Джеймс показался Джошуа отвратительной змеёй, роняющей отравленные ядом слова с такой восхитительной небрежностью, что ему хотелось закричать в бессильной ярости: «Зачем ты делаешь мне больно?! Почему ты так жесток со мной?!». Где-то в глубине души Джошуа понимал, что, несмотря на своё бессердечие, Джеймс был прав: то, что происходит между ними — не любовь. И это зависело не только от Ллойда, привыкшего лишь брать то, чего ему хотелось на данный момент, но и от Джошуа, чьи душевные муки были так сильны, что юноша начинал уже ненавидеть Джеймса, продолжая неистово желать его: как пьяница, ненавидящий свою зависимость, изо дня в день ищет бутылку вина, с каждым выпитым глотком попадая в ещё большую кабалу. Джошуа ненавидел свою уязвимость, которой, как он уже понял, Ллойд беззастенчиво пользовался, не воспринимая его как равного себе. Юный Уилсон надеялся, что, став самостоятельным и находясь неподалёку, сможет завоевать уважение и любовь Джеймса. И вот теперь, накануне отъезда, Джошуа, в захлестнувших его эмоциях, чувствовал себя, как приговорённый к казни. Порой пламя страсти в нас посылает по пути саморазрушения, и Джошуа знал, что сильно рискует; чувствовал, что вся его устоявшаяся жизнь разваливается, словно карточный дом, который рухнет окончательно, как только он пересечёт пределы Котсуолда. Но, с другой стороны, этот юнец также знал, что, если хочет изменить свою жизнь - это наполненное бесплодным ожиданием и мучительной страстью болото - он должен решиться на что-то, ведь любой заслуживающий внимания опыт совершается себе в убыток. Его влекло неостановимым и бурным течением жизни в абсолютную неизвестность, от которой пахло опасностью, и он знал, что уже не сможет остановиться, даже если захочет. «Рубикон уже был перейдён, когда я только увидел Джеймса. Сейчас же пути назад нет», - думал Джошуа, отсчитывая часы своего последнего пребывания в отчем доме.***
Когда же подошло время прощания, у Джошуа было тяжело на сердце, словно бы его увозили насильно от всего, что дарило ему уют и покой. Юноша понимал, что его никто не принуждает ехать, а гнусно ухмыляющийся Джеймс вроде бы был совсем не против его здесь и оставить. Но проклятая зависимость Джошуа – эта поистине злая сила – гнала его вслед за объектом его страсти, куда бы тот ни отправился. И вот, когда последний обмен любезностями, объятиями и поцелуями завершился, миссис Уилсон, бледная от волнения, обратилась к Джеймсу, который намеревался уже сесть в кеб: - Мистер Ллойд, я рассчитываю на вас. Прошу, позаботьтесь о моём Джошуа на первых порах. Он никогда раньше не бывал в городах и не знает жизни в столице. - О, не беспокойтесь, мадам, - с присущей ему вкрадчивостью ответил англичанин. - Уж я научу Джошуа всему, что ему стоит знать… - он обернулся на уже сидящего в салоне кеба юношу и, встретившись с ним взглядом, тут же отвернулся. Джошуа же, в свою очередь, повернулся к окну, чувствуя, как его щёки заливает краска, а тело охватывает жаром. Взгляд Джеймса был таким оскорбительно-красноречивым, что в юноше взыграла ярость. Одновременно от этого явно порочного взора серых глаз он чувствовал ни с чем несравнимое томление. Словно эта сталь щекотала, дразнила своим остриём самые уязвимые уголки его существа. - Джеймс… - беззвучно проронил Джошуа, слыша, как захлопнулась дверь экипажа, и мгновенно ощутив на себе холодный взгляд. Дом уже остался позади и они с каждой минутой становились всё ближе и ближе к неизвестному и далёкому Лондону. Чувствуя странную робость в присутствии Джеймса, он даже вздрогнул, услышав: - Что-то не так, малыш? Стиснув от досады зубы в ответ на ненавистное обращение, Джошуа поднял глаза на лицо Ллойда и ответил, с трудом усмиряя тот шквал эмоций, которые в нём будил этот тип одним лишь своим видом: - Что вы имели ввиду, говоря, что научите меня всему, что следует знать? Чего я не знаю? - А что ты знаешь? – хмыкнул Ллойд, и после небольшой паузы продолжил. - Я не собираюсь тебя ничему учить – я это сказал только затем, чтобы успокоить твою мать. - Но… как же мне тогда обходиться?.. - похолодев, дрогнувшим голосом спросил Джошуа, - Ведь я даже ни разу не бывал в городах, не говоря уже о жизни в них… - Ничего, узнаешь. Нет знания полезнее, чем знание, врезанное скальпелем жизни в собственную шкуру. А чужие ошибки не учат. – отмахнулся Джеймс. - Но разве вы не должны были… - начал было Джошуа, но осёкся под взглядом Ллойда: тот, недобро сверкнув глазами, наклонился вперёд и медленно, чётко разделяя слова, промолвил: - Я. Никому. Ничего. Не должен. Особенно тебе, - схватив юношу за ворот, он рывком притянул его к себе, глядя в глаза, - Кто ты такой, чтобы чего-то требовать? Птенец, только и умеющий, что подставлять свой зад по первому требованию, - Джошуа ощутил скользнувший по щеке ноготь, увидел промелькнувшее в глазах Джеймса презрение, и в поглотивших его отвращении и обиде, с силой толкнув Ллойда в грудь, вскочил и бросился к выходу. В тот момент Уилсона не беспокоило, что он может попросту разбиться о придорожные камни, выпрыгнув из быстро несущегося экипажа. Однако, не успел он взяться за ручку на дверце, как его дёрнули назад и, толкнув на одно из сидений, обтянутых чёрной кожей, вдавили лбом в деревянную стенку кеба, резко заламывая руку. - Тихо, тихо… Ты что это задумал, глупышка? Разбиться решил? – он почувствовал вцепляющиеся в волосы пальцы и скользнувший по шее язык - горячий и влажный, жаляще-живой. Джошуа с отчаянием понял, что помимо страха, ненависти и боли, испытывает и толику удовольствия, что усиливалось с каждой секундой по мере того, как Джеймс продолжал свои манипуляции. - Но ты славный мальчик, Джошуа… - прошептал ему Джеймс сзади на ухо. - Соблазнительный своей невинностью. Не будь я все эти ночи в трезвом рассудке, пожалуй, засомневался бы, что пробовал тебя ранее. - Н-нет… - запнувшись, выдохнул Джошуа, морщась от боли в заломленной руке в тщетных попытках увернуться от губ и горячего дыхания своего узурпатора, и внутренне разрываясь между ненавистью и желанием немедленно отдаться тому, кто так мастерски будил каждую клетку его тела, по капле отравляя похотью и разум, и плоть. И Джеймс в очередной раз смог подобрать к нему ключ. Прижав юношу спиной к стенке, он негромко промолвил, проведя кончиком носа по шее Уилсона: - Но знаешь, что в тебе самое прекрасное? Запах. Ты пахнешь так, будто никогда не знал ни мира, ни людей, ни зла. Словно чистейшее на свете создание. Поэтому до тебя всегда хочется дотронуться, поцеловать, чтобы ощутить этот молочный аромат на губах. Ты знал, как я люблю твой запах? - Нет… - ошарашенно отозвался Джошуа, совершенно не ожидавший столь пылких признаний. - Я хочу тебя… - прошептал Джеймс, прикасаясь к его губам и ловя ртом устремившийся навстречу ласке язык Джошуа. Оглаживая возбуждённое тело под одеждой, Ллойд в нетерпении обнажил его нижнюю часть и, крепко обхватив под коленями, вошёл, чувствуя, как пальцы Уилсона сжали его плечи и как резко участилось дыхание. Раскрасневшийся от возбуждения, с влажно блестящими мягкими губами, Джошуа в этот момент был таким пленительным, что Джеймс, в невозможном желании насытиться им мгновенно, жадно терзал поцелуями нежный рот, исступлённо прижимаясь бёдрами и беря сорванца так глубоко, что тот дрожал от наслаждения с привкусом боли, цеплялся за одежду и волосы Ллойда, захлёбываясь сбивчивыми стонами в животном забытьи. Джеймс не беспокоился, что их услышат. Заранее оговорив с кучером частности, он обезопасил себя от излишнего вмешательства в свою жизнь, и теперь мог позволить себе удовольствие в виде обладания кем ему угодно и когда угодно. И в тот момент, яростно сношая мальчишку в трясущемся экипаже, Ллойд не мог не признать, как хорош этот светловолосый агнец и какие острые ощущения заставляет его испытывать своим жарким телом и сильными чувствами. Джеймс уже и не помнил, сколько раз кончил и сколько раз Джошуа вновь возбудил его. Эта страстная игра настолько увлекла его, что по истечении часа одежда покинула своих хозяев окончательно. Растворившись в очередной волне оргазма и окончательно выбившись из сил, Джеймс наконец вспомнил, что он всё ещё в экипаже, и что, несмотря на все договорённости с кучером и наглухо задёрнутые занавески, отнюдь небезопасно обнажаться в подобном месте, в подобной степени. Оставив тяжело дышащего Джошуа лежать на сиденье, Ллойд-младший поднялся и, неспешно одевшись, облокотился спиной о мягкую обивку, сонно наблюдая, как его любовник, приходя в себя, медленно проводит ладонью по влажному животу. Чувствуя, что вновь начинает хотеть его, ощущая противно липнущую к телу одежду, Джеймс поморщился и сказал, едва скрывая досаду и раздражение: - Оденься. Мы скоро уже приедем. - Да, – только и сказал тот, медленно поднимаясь и платком вытирая забрызганные спермой бёдра. Он чувствовал себя грязным, и горькое чувство, забытое на время страстной вакханалии, вернулось, с новой силой разгоревшись неприятной болью где-то в груди. Холодный тон Джеймса вгонял его в отчаяние. Джошуа чувствовал себя нелюбимым, и это было в разы хуже любой физической боли. Он не понимал, зачем отдал свою жизнь в распоряжение этого человека – совершенно равнодушного к его желаниям и чувствам. Человека с сущностью ранящего ножа, любовь к которому не может принести ему ничего, кроме пустоты и одиночества. Это был замкнутый круг, но Джошуа пока не находил в себе сил его разорвать.***
Когда они прибыли в столицу, солнце уже входило в янтарный вечер. - Думаю, не стоит попусту терять время, - говорил Джеймс, постукивая пальцами по серебряному набалдашнику трости, - Встреча с твоим работодателем назначена на девять вечера. Если ты ему понравишься, он примет тебя на работу, тем самым обеспечив все условия для жизни. И даже больше… - Ллойд усмехнулся, и Джошуа, который всё это время молчал, не удержался от царапавшего его любопытство вопроса: - А что нужно для того, чтобы понравиться работодателю? – на что седовласый, прищёлкнув языком, с улыбкой ответил: - Джошуа, тебе ничего не нужно делать для этого. Просто расслабься и будь хорошим мальчиком. Я знаю, у тебя это выходит как нельзя лучше. – нежная бархатистость тона подействовала на юношу успокаивающе и он, кивнув, снова повернулся к окну, лелея в душе надежду и думая о том, сколько ещё чудесных моментов подле Джеймса его ожидает в будущем, если всё получится. Пускай Ллойд сейчас и не ставит его ни во что, но со временем - Джошуа был уверен - он признает его. А пока нужно было получить работу. Так, поглощённый своими мечтами, он и не заметил, как их экипаж прибыл на место. В кабине кеба уже сгустились пробравшиеся с улицы сумерки, степенно окрасив синей темнотой обтянутые кожей сиденья и руки. - Мы уже приехали? – спросил Джошуа, отодвигая занавеску и разглядывая сквозь стекло окружающую местность. - Да, - проронил Джеймс, задвигая занавесь обратно и откидываясь на спинку. – Не высовывайся, малыш. Это не те места, где стоит быть на виду. - Где мы? – Джошуа послушно отодвинулся от окна. Ему и самому расхотелось на улицу. Этот Лондон явно не был похож на тот радостно бурлящий мир, который он видел днём. Сейчас же его встречали обшарпанные, полуразрушенные дома, сиротливо жавшиеся по обеим сторонам переулков. Врастая в безлунный сумрак, деревья глухо ворчали в унисон далёкому лаю собак. В грязных подворотнях в глубоком сне валялись пьяницы и мертвецы. Это место пугало Джошуа и он недоумевал, почему его работодатель и Джеймс выбрали для встречи именно эти жуткие трущобы. «Если мне придётся работать в таких вот кошмарных условиях, то лучше просто оставь меня посреди главной улицы», - похолодев, с ужасом подумал Джошуа, глядя на Ллойда полными вопроса и тревоги глазами. «Я не верю, что ты вот так просто можешь бросить меня здесь; не верю, что не смог пробудить в тебе даже малейшего сочувствия к своей беде, что зовётся любовью! Это просто безумие – чтобы Джеймс мог так поступить со мной… Нужно перестать думать об этом. Ведь это неправда, всего лишь мои страхи…», - так успокаивал себя юный Уилсон, в полумраке салона вжавшись спиной в тугую лакированную кожу. Но страх всё равно не покидал его, ядовитой кислотой растравливая внутренности. Ему хотелось, чтобы Джеймс его успокоил, хотелось обнять его и тем самым обрести хоть какую-нибудь опору. Казалось, жуть этих кишащих тьмой кварталов наползает на него со всех сторон. - Джеймс, - тихо позвал он, слыша в собственном голосе панические нотки. - Что? – донеслось с сиденья напротив. Тускло виднелось в сумраке серебро волос. - Мне страшно. Обними меня. Ллойд тихо засмеялся: - Что за телячьи нежности, Джошуа? Это просто смешно! Ты ведь уже не маленький, чтобы бояться монстров под кроватями. - Мне не нравится это место, - сказал Джошуа, косясь в сторону двери, которая отделяла их от царящей за пределами экипажа тьмы. – Зачем нужно было встречаться именно здесь? - Ты задаёшь слишком много вопросов, мой любопытный ягнёнок. Подожди и сам всё узнаешь. - Джеймс, ты же не собираешься совершать никакого зла, верно? – не успокаивался юноша, подстёгиваемый всё нарастающим подозрением. - Прошу, не обрекай меня на ужасную судьбу! Лучше уж я уйду сразу, и ты никогда меня больше не увидишь… - в порыве тревоги, охваченный решимостью, он встал, но Джеймс, подавшись вперёд, схватил его за запястье: - Да сядь ты уже! Глупый мальчишка… - прошипел он, сажая Джошуа рядом и обнимая его за плечи. – Если я сказал, что устрою тебя, значит, устрою! Место, куда тебе предстоит попасть, если ты всё не испортишь своей идиотской нервозностью, не самое плохое. Я бы даже сказал, весьма неплохое. Ты будешь жить в роскоши, мальчик, если станешь как следует выполнять свою работу. Многие юноши твоего возраста и статуса мечтали бы попасть туда. А ты ещё и пытаешься сбежать всё время! – Джеймс говорил так возмущённо, что Джошуа ему невольно поверил и слегка успокоился. Как он и думал, Джеймс не мог бросить его на произвол судьбы. - Простите меня… - прошептал Джошуа, виновато склоняя голову на грудь джентльмена. - Я так испугался… Я думал, вы решили избавиться от меня. – Ллойд ничего не сказал на это, только погладил кончиком пальца шелковистую мальчишескую щёку. Джошуа понадеялся, что это был отрицательный ответ.***
От назначенного времени встречи прошёл ещё один час, а вторая сторона всё ещё отсутствовала. Мальчишка, утомлённый жарким днём и дорогой, довольно скоро заснул, свернувшись в руках Джеймса, словно щенок. Ллойд начинал уже злиться. «Непростительная наглость – опаздывать на такой чудовищный срок! Жить по часам – удел любого британца. Но этот чёртов гермафродит в своих четырёх стенах совсем уже забыл о ходе времени, и уж тем более – о ценности времени других!» - так думал этот седовласый молодой человек, нервно теребя белокурую прядку волос на голове спящего Джошуа, как вдруг в дверь кеба постучали. От громкого звука Джошуа тут же проснулся, а Джеймс, крепко сжав в пальцах трость, поднялся и повернул ручку. На улице стояли двое мужчин: небритые, в потёртых сюртуках, судя по виду – обычные работяги. Это явно были не те, кого ожидал увидеть Джеймс. - Вы кто такие? – нахмурился седовласый. - От мистера Гарсона, - прогундосил один из них. - А сама она где? – прищурившись, он переводил взгляд с одного на другого, буквально чувствуя спиной беспокойство Джошуа, смешанное с неудержимым любопытством. - Слёг. С горячкой. – гадко ухмыльнувшись, ответил другой из посланцев. – Передаёт вам свои глубочайшие извинения, - с этими словами он достал из внутреннего кармана сюртука конверт и протянул Джеймсу. Тот же, попросив кучера запалить фонарь, развернул письмо и быстро пробежал его глазами. В бумаге, исписанной почерком с многочисленными замысловатыми завитушками значилось: Дорогой Джейми, Вопреки нашей договорённости встретиться вечером в квартале «N», я вынужден нарушить своё обещание в виду крайнего нездоровья, и посылаю за твоим сорванцом своих мальчиков – Билла и Артура. Оценку доверяю провести Артуру – он ниже ростом и, как ты наверняка успел заметить, не такой болван, хотя и неприятный тип. Билла же отправляю в качестве грубой силы, если глупый птенец надумает трепыхаться. Знаю, что выбор не лучший, но это пока что все люди, которыми я располагаю на данный момент. Надеюсь, что и твоя находка по прибытию не оставит меня равнодушным – твой вкус ещё никогда не подводил.Au revoir, mon belami!* Mr. Гарсон.
P.S. И, будь добр, напомни им, что они отвечают за мальчишку головой. Я знаю, ты умеешь убеждать. - Вот чёрт, - пробормотал Джеймс, - Стерва. С какой стати я должен выполнять за неё её же работу?! – сложив письмо, он перевёл взгляд на «мальчиков»: - Насколько я понимаю, ты – Артур? – указав на того, что передал ему конверт, спросил Джеймс. Тот выступил вперёд и осклабился при этом так, что даже далёкому от морали Ллойду захотелось придушить этого червя голыми руками. - Залезай, - взяв фонарь, сказал седовласый, кивнув в сторону кеба. – А ты… - он посмотрел на другого, - …жди здесь. Как только Джошуа увидел входящего в салон незнакомого человека, ему сразу стало неуютно и тревожно. Артур, как представил незнакомца Джеймс, не понравился Уилсону. - Он должен провести досмотр, - сказал Ллойд, глядя не терпящим возражений взглядом на юношу. – Поэтому веди себя смирно. - Что?..- не успел Джошуа возмутиться, как человек по имени Артур стиснул пальцами подбородок мальчика, велев открыть рот. Недоумевая, Джошуа повиновался. - Зубы хорошие! – пролаял Артур, переходя к волосам. - Вшей нет. Волосы хорошие. Кожа тоже здоровая… «Он что – врач?» - подумал юноша, продолжая бездумно выполнять приказы неприятного типа. - Раздевайся, - велел тот и Джошуа, мгновенно оробев, замешкался. - Зачем? – ошарашено спросил он. - Нужно осмотреть твоё тело, - нетерпеливо дёрнул головой мужчина, и Уилсон нехотя послушался, краснея и мечтая провалиться сквозь землю от стыда. Когда он снял последнее - бельё, Артур жутковато ухмыльнулся. - Хватит скалиться, заканчивай скорей! – измотанный всем происходящим, раздражённо прикрикнул на оценщика Джеймс, хмуро глядя на кружащихся вокруг горящего фонаря мошек. – Я не собираюсь торчать тут всю ночь! Оценщик, пожав плечами, поманил Джошуа пальцем, и когда тот приблизился, взял в руки его пенис. От неожиданности Уилсон вздрогнул, но, бросив в сторону Ллойда испуганный взгляд, встретил лишь смесь спокойствия с безразличием. Артур же, сомкнув шероховатые пальцы на нежной плоти мальчика, начал методично двигать ими вверх-вниз, разогревая спящий орган. И вот, возбуждённый умелыми руками член быстро поднялся, налившись, точно спелый плод. Оценщик тут же прекратил свои действия и велел юноше одеваться. Услышав, что пытка закончена, Джошуа буквально рухнул на сиденье, негнущимися пальцами ища свою одежду. Он чувствовал себя ужасно: растревоженное тело томилось, требуя завершения начатого. Но он не мог сейчас помочь себе в виду присутствовавших рядом Джеймса и оценщика. - Ну, так каков будет твой вердикт? – спросил Джеймс. - Подходит, - ухмыльнулся Артур, - Гарсон будет доволен. - Что ж, чудесно… - Джеймс поднялся и вместе с мужчиной выбрался на улицу, оставив Джошуа приводить себя в порядок за закрытой дверью. - Он отправится с вами в дом, - сказал Ллойд, захлопывая дверцу экипажа. – Цену я обговорю лично с хозяйкой. А пока – забирайте. И учтите… - потянув за набалдашник, Джеймс чуть выдвинул трость из её оболочки. Посыльные успели только заметить тускло блеснувшее в свете фонаря лезвие, - …за мальчишку отвечаете головой. Гарсон будет весьма и весьма недоволен, если товар испортится. Если от парня поступит хоть одна жалоба, что вы лапы распускали, вашими яйцами сыграют после ужина в крикет. Всё ясно? - Да ясно, ясно, не надо так горячиться!.. - прошипел Артур, косясь на лезвие и затравленно сверкая глазками из-под грязных волос. - Забирайте, - вновь скрыв оружие под безобидной личиной, Джеймс открыл дверь кеба и подозвал Джошуа к себе. - Выходи. Ты едешь с этими джентльменами, – сказал ему Ллойд. - Как – уже?! Меня что, приняли? – растерялся Уилсон, испуганно расширив глаза. - Да, приняли! – нетерпеливо качнул головой Джеймс. – А теперь иди, не заставляй всех ждать. Уже очень поздно. - Подожди, Джеймс! – вцепившись в жёсткий твидовый рукав, прошептал Джошуа. - Когда я снова увижу тебя? Ты ведь придёшь навестить меня? – посыльные, слышавшие всё это, громко захохотали, подталкивая друг друга локтями. Это взбесило Ллойда ещё больше. - Да отцепись ты! – разъярённо прошипел он, вырывая руку. - Возможно, я приеду. Но ничего не обещаю, если ты сейчас же не успокоишься и не сядешь в повозку к этим двум! Иди! Это прозвучало как пощёчина, и уязвлённый Джошуа, отпустив рукав Джеймса, медленно попятился. - Пошли! – рявкнул Артур, хватая его за плечо, но Джошуа, не сводя глаз с застывшего, словно изваяние, Джеймса, вырвался и молча залез в наглухо занавешенный кеб, которым правил забравшийся на козлы Билл. - Доброй ночи, мистер Ллойд! – отвесив насмешливый поклон, хмыкнул оценщик, после чего вслед за своим напарником вскочил на место кучера и экипаж тронулся, увозя с собой по ночным улицам последнюю решимость Джошуа вместе с её хозяином. За окном несущегося по брусчатке кеба сумрачно стыли бедняцкие повозки. Дети у старых телег, затерянных во тьме, тихо пели о горестях мира. Но Лондон не печалили ни мир, ни его обманы. Лишь хрупким узором жести дрожали лепестки флюгарок. Джошуа, прислонившемуся лбом к холодному стеклу, казалось, что эта ужасная и тяжёлая ночь, что с каждой минутой всё больше и больше давила могильной плитой, никогда не закончится. Нервы ныли от напряжения. Начинался дождь. С кучерского места доносилась громкая пьяная болтовня – похоже, проводники открыли бутылку со спиртным: - Этот Ллойд просто псих! Я думал, он нас зарежет. Мальчишка наверняка непорченный, раз он так грозил. - Да уж, помню я, как метал хозяин, когда ты оприходовал по дороге одного из девственных. Эти ягнята – ценный товар. На твоём месте я бы так не зарывался больше. Мне вообще не понять этого. - Ты, Билли, хоть особым умом и не блещешь, но тут я с тобой соглашусь, - раздался голос Артура. – Мальчишка невинен: видел бы ты, как он краснел, передо мной раздеваясь – ну ангелочек непорочный один в один! Хотя этот паренёк тот ещё лакомый кусочек. Видел бы ты его тело, Билл! Чуть не кончил, играясь с его штучкой. - Тьфу, гадость какая… - сплюнул Билл, чем вызвал возмущённый вопль напарника. - Также я могу плеваться, слушая твоё мычание про вымя очередной шлюхи!.. Однако, с этим мальчишкой явно что-то не чисто: похоже, у этого ягнёночка ещё и здорово стоит на Ллойда! - Ну, он недурной парень, этот Ллойд… - глубокомысленно изрёк Билл. - Ага. Только ренегат ещё тот, - хмыкнул Артур. – Я слышал, что он с хозяином давнюю дружбу водит, и периодически подбрасывает ему вот таких вот пареньков. Этого тоже, по всей видимости. А Гарсон после нянчится с этой детворой. Хорошо устроился, ничего не скажешь! Но щенок его больше не увидит – такие гады никогда не возвращаются. Когда-нибудь он и Гарсона подставит, если тот не спохватится вовремя... Груз давящей на сердце печали стал невыносим, и Джошуа, завернувшись в плащ, не мог и звука выдавить от слёз и дрожи. Его колотило, и он задыхался под горькими спазмами. А ветер на кровлях домов глодал черепицу, задувая в дверные щели. Господи, куда он попал?! К холодным, хмельным от денег людям, тем, что ищут червей в подворотнях, запивают слезами умерших детей. Сможет ли он теперь выбраться из этого удушающего капкана?.. «Больно… как же больно…» - думал Джошуа, согнувшись пополам и чувствуя, как где-то глубоко внутри него догорает последняя частица живого. Все знают боль, которая дружит со смертью, но боль настоящая живёт в душах. Это настоящая боль, та, что всё заставляет проснуться. И Джошуа, догорая в ту ненастную ночь, просыпался, хороня в себе наивность и веру, теряя прежнего себя и обретая себя нового. Его конвоиры и не подозревали, что, открыв на заре дверцу кеба, обнаружат самое тихое и самое нежное из новорождённых отчаяний на свете.