***
Тёплый луч солнца ласково коснулся век, и Джошуа, щурясь, открыл глаза. Он задыхался, а подушка была мокрой. "Я снова здесь", - подумал он и тихо заплакал. От слёз резало глаза, а в груди словно затянули горькую удавку тоски. Ему снилось, что он оказался дома - в Котсуолде. Он видел мать, отца и братьев, вернувшихся с покоса - они были счастливы видеть его. А он так хотел остаться... "Наконец-то ты вернулся, Джошуа!.." "Я не могу так больше!" - подумал он, закрывая лицо руками и сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Внутри словно оборвалось что-то. В залитой утренним светом комнате он находился один и был рад этому. Исполненной мученической томности физиономии Жана он бы не выдержал. Ему не нужны были сочувствующие: он просто хотел вырваться отсюда. Когда же последние слёзы были отданы простыне, Джошуа глубоко вздохнул и поплёлся к тазу с кувшином - нельзя было показываться Дольфу таким. Он понятия не имел, что ждало его в гостиной, но при одной только мысли, что к нему прикоснутся, по коже проходил озноб. Кое-как приведя себя в порядок, он спустился вниз. Дольф уже ждал его: растянувшись на софе и бесцеремонно закинув длинные ноги на спинку, он листал свежий выпуск "Таймс". В пробивающемся из дальнего окна потоке света кружились пылинки, и Джошуа, ощутившему на своей ладони тепло солнца, внезапно стало легче. Взяв себя в руки окончательно, он подошёл к Волку, видя, как обращается на него ленивый янтарный взгляд. - А, явился-таки... - протянул он. - Я уже собирался идти к Гарсон и отказаться. - Не нравится - приходи и буди сам, - тихо огрызнулся Джошуа. - Приду, - искоса глядя на него, не то пообещал, не то пригрозил Дольф, и боевой настрой юноши сразу же куда-то испарился. - Н-нет, не надо... - мгновенно передумал он, чувствуя всё возрастающую робость. Уилсон до сих пор не знал, как себя вести рядом с Дольфом, чтобы прошла эта ужасная, всепоглощающая неуверенность. - Ладно, - вздохнул мужчина, вставая и швыряя газету на софу, - Следуй за мной - посмотрим, на что ты годишься. Сгорая от волнения, Джошуа двинулся следом. С каждой секундой ему казалась всё более неудачной эта затея, но делать было нечего. Сердце колотилось как бешеное и ему хотелось убежать. «Успокойся, успокойся же… это всего лишь… в любом случае, у тебя нет выбора…», - мысленно успокаивал себя юноша, до боли стиснув левое запястье. Они ступили в тот самый тёмный коридор, в который Джошуа забрёл в один из первых дней своего пребывания в "Тиресии". Здесь его и обнаружил тогда Волк. Дольф достал ключ и открыл одну из дверей. Посмотрев же на Джошуа, иронично вздёрнул вверх бровь: - Расслабься, ромашка. Я не съем тебя. - Я в порядке, с чего ты взял? И не называй меня ромашкой! - выпалил Джошуа, не подозревая, что безнадёжно выдаёт себя с потрохами. Он испытывал слишком сильные эмоции, чтобы их можно было скрыть. - Да, да... - насмешливо хмыкнул Дольф, заходя в комнату, и Джошуа понял, что ему нисколько не поверили. Нерешительно перешагнув порог, он растерянно наблюдал, как Волк чиркает в темноте спичкой, зажигая стоящие то тут, то там подсвечники. Комната, в которой они оказались, была без окон: стены сплошь обиты тканевыми обоями, цвет которых терялся в полумраке. Как и большинство здешних помещений, это была спальня. Взгляд выхватывал громоздящуюся у стены стайку старинных кресел с вытершейся обивкой и комод с поблёскивающими на нём бронзовыми безделушками. Но что привлекло в первую очередь внимание Джошуа, так это большая кровать с массивным паланкином, кисти на котором слегка качнулись, когда Дольф сел на перину. Джошуа сглотнул, чувствуя, как атмосфера становится всё более тяжёлой. Ему казалось, что наступила ночь: не так давно закрывшаяся за его спиной дверь словно отрезала его и Дольфа от реальности, заключив в безвременье. То солнечное утро, в котором он очнулся сегодня, превратилось в зыбкий призрак. Возможно, именно это и было магией борделя: здесь люди могли забыть о том, что ждало, терзало и мучило их во внешнем мире изо дня в день, лишь войдя в одну из комнат. Почти сновидение, почти опьянение... - Не стой там, иди сюда, - сказал Дольф, и Джошуа подошёл на несколько шагов, замечая, что от волнения едва передвигает ноги. - Итак, Джошуа... – юноша затаил дыхание. Дольф впервые назвал его по имени, и это прозвучало... странно. Словно бы тот незримо подступил на шаг ближе: - ...ты девственник? - Что? - ошалел тот. - Нельзя так просто спрашивать о подобном! - Ещё как можно, - отозвался Волк. - Я тут не в игры играю и должен знать, как с тобой поступить. Но судя по твоей реакции - да. - Нет, - сконфуженно выдавил Уилсон, - я спал с... одним человеком. - Вот как? - поднял брови тот. - И как это было? Джошуа с трудом сглотнул. Стоило только вспомнить прикосновения рук Джеймса, как в груди появлялась отвратительная тупая боль, а на глаза наворачивались слёзы. Предатель, мерзкий предатель… - Не хочу, - невольно вырвалось у него и, видя вопросительный взгляд Дольфа, юноша поспешил исправиться: - Я не хочу говорить об этом. Он думал, что Волк станет настаивать на ответе, но тот промолчал, а после пробормотал: - Я думал, всё будет проще... Что ж, посмотрим, что тебе дал твой опыт, - нагловато ухмыльнувшись, он упёрся ладонями в перину. - Начинай! - Простите? - округлил глаза Джошуа. Волк оттолкнулся от кровати и подался ему навстречу: - Покажи что ты умеешь, ромашка. Соблазни меня. Джошуа так растерялся, что даже забыл огрызнуться в очередной раз на ненавистное обращение. В замешательстве, он сделал шаг вперёд. - Ближе, - командовал Дольф, - ещё ближе... Господи, я словно на кладбище! А ты - восставший из могилы мертвяк! Расслабься! Закрой глаза и вспомни о чём-нибудь возбуждающем. Джошуа остановился. Перед глазами почему-то всплыл образ Джеймса: то, как он смотрел на него в день, когда свершилось его грехопадение. Вспомнил тонкую ухмылку губ и волнующий низковатый шепот: "Всего-то?". И то, как легко было забыться, нырнуть с головой в этот безумный, жаркий омут. Джеймс... Эти мысли невыносимы!.. Внезапно пол ушёл у него из-под ног, и Джошуа, вскрикнув, вцепился руками в плечи Волка. И содрогнулся, встречая горящий то ли нетерпением, то ли яростью взгляд. Джошуа впервые видел столь хищные глаза. Это было невообразимо, это пугало и завораживало одновременно. - Снимай платок, - это было произнесено таким тоном, что Джошуа не посмел ослушаться и, почти не задумываясь, развязал муслин на шее. Пальцы не слушались, словно чужие, но дышать стало легче. Одновременно с этим Джошуа будто бы ощутил себя голым. Ему хотелось закрыть лицо руками, спрятаться – что угодно, лишь бы больше не испытывать этого ужасного стыда. Волк взял платок и завязал ему глаза. Ощупав повязку, Джошуа чуть расслабился, но мгновенно вздрогнул, ощутив прошедшиеся по шее шероховатые персты. От этого простого прикосновения по коже побежали приятные мурашки и он замер в напряжённом ожидании, прислушиваясь и ощущая каждой клеткой тела. Дыхание сбилось, когда, проведя кончиками пальцев под подбородком, Дольф спустился ниже и расстегнул верхнюю пуговицу. - Н-нет...- Джошуа попытался помешать, но его запястье мягко сжали и убрали в сторону. - Не бойся: я просто немного поласкаю тебя, - сказал Волк. Тихий, хрипловатый шепот отнюдь не успокоил Джошуа, но руку он убрал, позволив партнёру продолжить начатое. Он и впрямь ощущал себя девственником, страшащимся любого сладострастного прикосновения. Поэтому, когда Дольф раздвинул полы рубашки и коснулся влажным дыханием его живота, у Уилсона вырвался шумный выдох, перешедший в подобие тихого стона от прикосновения горячих губ. Ему не верилось до конца, что это происходит на самом деле, что он действительно находится в этой сумеречной спальне с Дольфом, которого так боялся. И что этот редкостный хам может быть таким нежным. Поднявшись поцелуями вверх и оглаживая ладонями хрупкое тело, Дольф накрыл ртом гладкий сосок, чувствуя, как мальчишка слегка прогнулся в спине, словно бы задыхаясь. Невинное, хрупкое создание, волею судьбы заброшенное в это гиблое место. Волк не мог себе представить, что этот сорванец ляжет под любого по щелчку пальцев бандерши. Джошуа никогда не станет подобным тем, кого поработила бордельная жизнь с её сомнительными удовольствиями – это было совершенно очевидно. Как и он сам, как и Андрей. В какой-то момент колени забывшегося в неге Джошуа подогнулись. Дольф и не заметил: рука словно бы сама скользнула между ног мальчика, разводя их в стороны. "Что это ты делаешь, Дольф? - остановил он себя. - Нельзя просто взять и завалить мальчишку. Тогда он ничего не поймёт. Ты здесь не затем, чтобы его трахать - Гарсон же ясно выразилась!" - На сегодня достаточно, - сказал Дольф, глядя, как Джошуа облизывает пересохшие губы. Он всё ещё держался за его плечи, тяжело дыша. - Вечером ты должен пойти в ванную. Ты наконец расслабился, но этого мало. Я хочу... - не удержавшись, Дольф взял его за подбородок, привлёк к себе и лизнул кончиком языка нижнюю губу юноши, на что уста чуть приоткрылись, как расцветающий бутон, - ...чтобы ты, лёжа в горячей воде, поласкал себя везде и, в особенности, здесь... - пропустив руку между ног питомца, мужчина слегка помассировал через одежду его достоинство. - Слышишь меня, Джошуа? - Д-да... - отозвался тот таким голосом, что Волк засомневался - стоит ли его выпускать отсюда в таком состоянии. - Считай это домашним заданием, - сдёргивая с лица юноши повязку, уже будничным тоном сказал Дольф. - Придёшь ещё раз таким окостеневшим ко мне - трахну на сухую так, что мало не покажется. - Да, - по инерции снова проронил Уилсон, едва справляясь с пуговицами на рубашке. Пальцы не слушались по-прежнему, но ощущения стали иными: это был уже не страх и стыд, а жаркое томление, словно бы поселившееся в каждом суставе. Он чувствовал приятную слабость в ногах и, к вящему своему смущению, меньше всего на свете его привлекала перспектива выходить из этой комнаты. Хотелось продолжения начатого, но Джошуа скорее умер, чем сказал бы об этом Дольфу. "Наверняка он потрясающий любовник, раз меня так разморило от одних его ласк, - думал он, поднимаясь к себе в комнату. - Ведь я с ним не так уж хорошо знаком…" - открыв дверь, он встретился взглядом с Жаном, и ему захотелось прибить соседа. - Ого, какой ты возбуждённый, mon ami. Я вижу, всё прошло просто замечательно, - хитро улыбнулся он, откладывая книгу в сторону. - Ничего подобного, - смущённо огрызнулся Джошуа. - Не было ничего. И слава богу! - Как это? - захлопал глазами Жан, - Разве он тебя не... - Нет! - округлил глаза тот, давая понять, что если сосед продолжит фразу, то ему не поздоровится. - Он сказал, что если я ещё раз приду такой замороженный, он меня убьёт. - Да ты, видать, совсем безнадёжный случай... - хмыкнул темноволосый. - Девственник? - Заткнись, - вздохнул Джошуа. - Не собираюсь ещё и перед тобой отчитываться когда, с кем и сколько раз. - В любом случае, я верю в твои способности, дорогой, - улыбнулся Святой. - Если постараешься как следует, он будет понежнее. Только не влюбись в него. На что Уилсон молча запустил в него томиком де Сада.***
Следующей встречи с Дольфом Джошуа ждал со смешанным чувством волнения и нетерпения. Он был полон смуты и его терзали сомнения: правильно ли, что всё именно так и происходит? Правильно ли, что он испытывает подобные эмоции каждый раз, когда Волк прикасается к нему? Ведь это всего лишь его подготовка к бордельной жизни. - «Ему это совсем не нужно, он лишь готовит меня к тому, чтобы я нравился клиентам и мог состроить из себя развратную шлюшку, когда это потребуется», - думал он, переливая из одной ладони в другую тёплую воду. Шёл восьмой час утра и большинство обитателей «Тиресия» ещё спали, но они договорились встретиться пораньше. - «Не представляю, как можно изображать удовольствие, не испытывая его, - юноша потёр лицо ладонями и сполз под воду. - Если Дольф ждёт, что я буду кривляться и играть на публику, то, боюсь, он будет разочарован. Хотя… - выныривая на поверхность, он даже под остывающими на воздухе каплями ощущал как прилило тепло к щекам, - ...то, что я ощущал в прошлый раз, было… приятно», - Уилсон был в замешательстве. Джошуа размышлял о том, что бы чувствовал он сам, зная, что его возлюбленный ласкает кого-то другого. Он знал, что сходил бы с ума от ревности. Поэтому испытывал смутную вину в отношении Андрея – болезненного Ангела, скрытого где-то в недрах этого тёмного лабиринта порока; Ангела, которого любил Дольф, и которого он никогда не видел воочию. "Я не должен думать об этом, - решил он. - Иначе это плохо кончится".***
Он почти сбежал вниз по лестнице, усмирив себя лишь у её подножия. Ему самому было досадно, что он так стремится к тому, к чему стремиться не стоило. Но тело, предчувствуя новые открытия, взволнованно ныло, и Джошуа, ступая в тёмный коридор, ощущал, как его медленно обволакивает тёплая волна возбуждения, расслабляя мышцы и туманя взор. В первое мгновение ему показалось, что в комнате никого нет – лишь свечи тихо горели, разгоняя мрак. Но после, ощутив вкрадчиво зарывшиеся в волосы пальцы, медленно повернул голову: Дольф стоял сзади. Мягко перебирая чуть влажные белокурые пряди, он наклонился и вдохнул их аромат, от чего Джошуа ощутил невольно пронёсшийся по спине, словно электрический разряд, озноб и судорожно вздохнул. - Был в ванной? Хороший мальчик, - хрипловато проронил Волк, после чего закрыл дверь и прошёл в глубь спальни, расслабленно упав на кровать. Сегодня он не потрудился собрать волосы, и пепельные непослушные пряди, ниспадая на плечи, торчали в разные стороны, придавая ему ещё более дикий вид, чем прежде. Всё же Гарсон – следует отдать ей должное – была точна, давая прозвища обитателям «Тиресия». Зверь – он и есть зверь, и сколь бы хорошо ты ни был знаком с ним, ты никогда не избавишься от этого сиюминутного замирания – этого первобытного страха внутри, стоит лишь взглянуть в полные остроты янтарные глаза. - Что ж, попытка номер два, - садясь и пристально глядя на юношу, объявил он. - Соблазни меня, цветочек. Ты свеж, юн и прекрасен – тебе не составит труда это сделать. И не вздумай впадать в спячку, как в прошлый раз, - Джошуа смотрел на него, и его уже не одолевало то ужасное оцепенение, из-за которого он даже дышать не мог раньше. Ему казалось, что он пребывает в неком трансе – почти катарсисе. Глядя, как призывно вытягивается вперёд рука Дольфа, он шагнул ему навстречу, на ходу расстёгивая рубашку. Жгущее его изнутри желание обратилось в движущую силу, а горящий странным выражением взгляд исподлобья притягивал, словно аркан. Джошуа медленно распустил платок на шее, садясь сверху на Дольфа и кладя руки ему на плечи. Словно восстановилась прерванная цепь событий, будто бы они и не выходили из этой комнаты с прошлого раза. Касаясь поцелуем губ Дольфа, он уже явственно видел ту же страстную жажду обладания, что привела его самого в эти объятия. - Иди сюда… - вдруг хрипло прошептал мужчина, привлекая Джошуа ближе к себе и впиваясь в зовущие приоткрытые уста. Джошуа обдало жаром его тела и всё вокруг обратилось в сплошной яростный хаос: нетерпеливо стянутая с плеч одежда, и руки, умело блуждающие по влажным волосам и спине, следом проникая за пояс брюк и разжигая всё большее сладострастие. Изощрённая наука прикосновений сделала память отрывочной, а уши наполнились звуком учащённого двойного дыхания. Он был весь там, в этом неистовом шторме, погрузившись в объятия с готовностью обречённого. Лёжа на животе, он чувствовал полные соблазнительного напряжения ласки Дольфа: путающиеся в прядях на затылке пальцы, обжигающие шею лёгкие укусы и клеймящие плечо лобзания. Вдоль позвоночника мимолётно проскользила ладонь, оставляя за собой возбуждённую дрожь и желание в сладостном отчаянии уткнуться лицом в простыни. Он кричал, ощущая грубое проникновение, но после не мог спокойно лежать, прижимаясь к пылающему телу любовника и выгибаясь в пояснице от пронзительных, всепоглощающих ощущений, чувствуя безжалостные, жадные губы. Время словно покрылось тёмной вуалью экстаза, из которого он не хотел выходить никогда. " - Что, если это и значит быть шлюхой?.." - мелькнула мысль прежде, чем выбившийся из сил Джошуа расслабленно скользнул в сон. Из блаженного забытья его вывело чирканье спички об коробок. Открывая глаза, Джошуа ощутил аромат табака и вспомнил, как курил Джеймс, но эта мысль не принесла ожидаемой тревоги и боли. На данный момент он не чувствовал ничего, кроме спокойствия. Дольф лежал рядом и выдыхал дым в потолок, положив тяжёлую костистую руку на живот. Сколько же времени прошло?.. - Я долго спал? – прокашлявшись, тихо спросил Джошуа, отмечая, что голос немного сел. - Около получаса, - ответил Волк и посмотрел на него. Почему-то Джошуа смутился от этого взгляда – слишком откровенного, чтобы остаться равнодушным – и мгновенно покрылся гусиной кожей. Дабы куда-то деться, он встал и начал неспешно одеваться. - А ты молодец, - неожиданно сказал Дольф, - Смог меня пронять. Но шлюха из тебя никакая. - В смысле? – Уилсон перестал застёгивать пуговицы и замер, вопросительно глядя на него. – Почему? - Потому что ты занимался со мной любовью, - ответил тот, выпуская белую струйку дыма. - Шлюхи любовью не занимаются – они трахаются. Улавливаешь разницу? - Нет, - Джошуа сглотнул, понимая, что происходит что-то, чего происходить не должно. Волк на мгновение задумался, а после снова заговорил: - Представь, что к тебе пришёл не я, а кто-то другой, кого ты видишь первый раз в жизни, и заявляет: «Я хочу тебя, красавчик, доставь мне удовольствие!». Всё было бы также, как сегодня? - Я… я не знаю... Вряд ли, - запнувшись, выдавил юноша. - Ты стал бы целовать его в губы? - Н-нет, - ответил он, всё с большей ясностью понимая, что его мысли и чувства сейчас видны как на ладони. Дольф всё знал. И, кажется, понимал гораздо больше, чем то, в чём Джошуа мог себе признаться. - Вот теперь вижу, что понял, - донеслось до него, словно сквозь туман. Схватив платок, юноша поспешно вышел из комнаты, с каждым шагом ощущая, как ноги становятся всё более ватными. Этого не может быть. Не может быть, чтобы он снова влюбился в того, кому он безразличен!.. Но Волк был прав – то, что произошло между ними, не было рядовым актом. И было обоюдно. Он ощутил это, лишь зайдя в комнату: Дольф ждал его там именно за этим. Дольф хотел его. Несомненно, те первые ласки всколыхнули куда больше, чем предполагалось вначале. И в конечном итоге было непонятно, кто кого соблазнил – это взаимное притяжение мало чем можно было оправдать в подобной ситуации. Разве что… охотничьим инстинктом и взаимным интересом. «Только не влюбись в него», - беззвучно повторил он слова Жана.***
После того случая Джошуа не хотел больше встречаться с Дольфом. Замечание, отпущенное Волком в последнюю их встречу, больно задело его, и юноша избегал наставника, при малейшей вероятности встречи сворачивая в соседний коридор и выбирая окольные пути. Дольф также не проявлял желания общаться вне стен спальни, даже разговаривать. Посему два дня перерыва прошли незаметно и без происшествий. В ночь же перед очередным «занятием», ворочаясь в постели под недовольное ворчание Жана, Джошуа твёрдо решил, что больше на встречи с Волком он не придёт. Утром он с опаской ожидал, что Дольф заявится к нему в комнату с претензиями, но этого не случилось. Однако почему-то от этого Джошуа не стало спокойнее. Это лишь означало, что от него отказались.***
Он сидел на подоконнике, положив ноги на спинку кровати. Заливающие комнату потоки солнечного света ласково пробирались под ночную сорочку и обволакивали теплом расслабленное после сна тело. Жан снова куда-то ушёл с утра пораньше. Джошуа подозревал, что это как-то связано с одним из мальчиков, с которым Святой в последнее время был крайне любезен. Хотя, он со всеми любезен. Этим утром, не случись тогда всего того, что случилось, он мог бы встретиться с Волком в одной из тех пропахших пылью, свечным воском и опиумом комнат, чтобы услышать очередную порцию замечаний о своей «замороженности» или неспособности к ремеслу шлюхи. «А разве это плохо? Ты же ненавидишь наш образ жизни», - возразил бы, наверняка, Жан. Вздохнув, Джошуа пожал плечами, глядя на залитый солнцем маленький закуток-дворик «Тиресия». Он запутался. Но чего он ожидал? Хотел ли услышать что-то вроде: «Ты потрясающий любовник» или нечто похожее? Джошуа даже передёрнулся. Волк бы никогда так не сказал. Да и это было бы глупо. Он слишком замечтался. «Дурак!» - подумал Джошуа и стукнулся лбом о стекло от досады. Ему нужно перестать придумывать то, чего нет. Перестать думать… Внезапно в дверь раздался стук. Настойчивый и требовательный, он заставил юношу мгновенно напрячься, потому что так могли стучать только двое: либо Волк, либо Гарсон. - Кто? – спросил Джошуа, слыша, как странно слабо звучит его голос. - Я, - ответил хрипловатый бас. - Открывай, - Джошуа явственно услышал стук собственного сердца где-то в голове. В ушах от волнения зашумела кровь, и юноша вцепился пальцами в край подоконника, но с места не сдвинулся. - Нет. Уходи, – негромко и нервно отозвался он, но за дверью его услышали. - Ты не пришёл на прошлой неделе, и я спустил это. Но не в этот раз. Открывай чёртову дверь, иначе я её вынесу, - Дольф терпеливо не повышал голоса, но Джошуа почти физически ощутил, как его впечатало спиной в стекло. - Вперёд, выноси! – крикнул он, не зная, чего в его голосе больше – страха или дерзости. Он чувствовал, что нарывается, но не мог остановиться, выплёвывая одну язвительную фразу за другой: - Жан тебя после сожрёт своими нравоучениями. А в занятиях больше нет нужды. Да и зачем?! Раз шлюха из меня никакая, то и учить такую бездарность бессмысленно! – и осёкся, поняв, что сболтнул лишнего. За дверью рассерженно хмыкнули и прорычали: - Не волнуйся, нытьё Жана я уж как-нибудь переживу. - Я и не волнуюсь! - выдавил в отчаянии Джошуа. - Просто уйди и больше не появляйся тут! - Ха, может, ты меня и из «Тиресия» выселишь, Ваше Высочество?! – стукнув кулаком по двери, уже явно взбешённо рявкнул Волк. – Так, мне надоел этот фарс… - с ужасом Уилсон услышал скрежет лезвия в замке и соскочил с подоконника. Через секунду дверь распахнулась и, схватив под колени, его закинули на плечо. Вот уже комната позади, а под ногами Дольфа скачут ступеньки. - Пусти! Пусти меня немедленно, ты, больной ублюдок! – молотя кулаками по спине Волка, в ярости шипел Джошуа. Кричать он не решался – ещё сбегутся все. Он был в слишком невыгодном положении, чтобы привлекать всеобщее внимание. На что получил ощутимый удар по заднице и недовольное рычание: - Заткнись и не беси меня. - Что?! – ошалел от такой наглости Джошуа, не оставляя попыток вывернуться. Вот уже знакомый полумрак и сладковатый запах комнаты. Сильный, но мягкий удар о перину и царапающий слух треск рвущейся ткани. Он ощутил, как к шее прижались горячие губы, а по внутренней стороне бедра скользнула шероховатая сухая ладонь. Джошуа охнул и содрогнулся от лёгкого укуса-поцелуя, вцепившись что есть силы в плечи Дольфа. - Нет… больно! Не надо! – зачем-то крикнул он, хотя лёгкая боль от укусов была почти приятна и возбуждала желание, несмотря на злость. Но, надо сказать, его возмущения ничего не изменили и вскоре он уже стонал, уткнувшись лбом в смятое покрывало, чувствуя впившиеся в бёдра пальцы Дольфа. - Сукин сын… я тебе это ещё припомню! – прошипел он, с невольной дрожью ощущая, как Волк проводит кончиком носа по его затылку, а после за волосы притягивает его голову к себе: - Посмотрим, - после чего Джошуа уже не мог ничего говорить, только неразборчиво стонать в рот Дольфа, набросившегося на него с удвоенной силой. Под конец он не то что кричать - даже двинуться был не в состоянии и почти не чувствовал своего тела от усталости. Лёжа на животе и отвернувшись, он бездумно смотрел на дрожащее пламя свечи. Волк лежал рядом и, как обычно, курил в потолок. Джошуа чувствовал его замешательство и сам не вполне осознавал, что произошло и зачем всё это было нужно. В глубине души он понимал, что ничего не получится и всё это лишь временное наваждение. Он и сам был не уверен, что влюблён в Волка. - Я… - сипло начал он и ощутил, как дрогнул Дольф. Повисшее в воздухе напряжение разве что не трещало от электричества. - Я знаю, что ты не любишь меня. Я тебя тоже, - и почти сразу ощутил, как понемногу проясняется атмосфера в комнате. Дольф слегка расслабился. Джошуа продолжил: - Ты любишь Андрея, а я любил того, кто предал меня, продав сюда. Расскажи мне о нём – расскажи об Ангеле. И о себе. Как вы оказались здесь? Пару минут Волк молчал, после чего затушил сигарету и глубоко вздохнул: - Ты уверен, что сейчас лучшее время для историй? - Да, - ответил Джошуа. В кои-то веки он точно знал, чего хочет на данный момент. Дольф хрипло вздохнул ещё раз, задумчиво зачёсывая рукой назад гриву спутанных пепельных волос и решая, с чего начать. - Ну... ладно. Я расскажу. Это… началось в 1855 году…