Я постараюсь не уничтожить тебя

В подземном гараже больницы пахло асфальтом и сыростью, занесенной немногочисленными машинами с улицы: ночью прошел дождь, и теперь весь город утонул в слякоти. Сквозняк носил по помещению затхлые запахи, взявшиеся невесть откуда, и невозможно было определить, в какую сторону повернуть голову, чтобы не вдыхать их.   Андрей Евгеньевич оперся на свой мотоцикл и о чем-то задумался, ритмично постукивая пальцами о шлем. Как и всегда, он приехал на работу раньше, поэтому гараж был практически пуст.   Вдали послышались звонкие шаги, а через секунду показалась высокая фигура в белом халате. Лобанов уверенно приближался к своему научному руководителю, светясь одной из своих самых счастливых улыбок. Пять минут назад Борис заикающимся голосом доложил Семену, что поступил в точности так, как было велено, и теперь Быков ждет его в гараже, чтобы извиниться за свое поведение.   - Доброе утро, Андрей Евгеньевич, - радостно поприветствовал он врача. - Левин сказал, что вы хотите поговорить со мной! Знаете, мы этим дежурством мирно так потолковали о той пациентке, и он согласился, что был неправ. Так что, зря вы ругали меня вчера! - Он смотрел на Быкова заискивающими, полными надежды глазами.   - Зря я тебя, Сема, не воспитал пожестче, когда возможность была... - Его голос отдавал холодом самого звонкого металла в мире.   - В смысле?   - В прямом. - Раздался негромкий, глухой удар, и Семен завалился на пол, хватаясь за разбитый нос.   - Вы чего, Андрей Евгеньевич?.. - он начал отползать от него, пока не уперся спиной о бетонный столб.   - Что ж ты, гаденыш, распоясался так? Что ж ты ссучился так быстро-то? Решил на лаврах Соломакина опочить, властелином человеческих судеб себя почувствовать?   - Левин вам рассказал?.. - На лице Лобанова проступило не просто удивление, а ужас, в следующий момент сменившееся злобой.   - Что физиономию скривил?! Недоволен? Уже думаешь, небось, головой своей пустой, как пойдешь бить его в отместку?! - Быков нервно махнул рукой куда-то в сторону лифтов.   - Не нравится моя физиономия? Валите в ординаторскую и смотрите там на другие! - ошарашенный Семен не нашел ничего лучшего для ответа. Он дрожащей рукой вытер нос, косясь насторожено на Быкова.   - Знаешь, что мне действительно не нравится? - Быков сел на корточки и взял его за шкирку. Он чеканил слова, цедя их сквозь зубы: - Мне не нравится, когда я приезжаю на работу и вижу забившегося в угол своего интерна, взъерошенного, всего в каких-то пятнах, воняющего блевотиной! А еще мне не нравится слушать его скулеж о том, как в моем отделении завелся шакал, который рыщет в поисках наживы и тычет свой хуй в лицо другим, чтобы выгородить свою потрепанную шкурку!   - Давайте поговорим о том, с чьей подачи он стала потрепанной! - его глаза заволокли слезы.   - Никак простить не можешь, да? Семен, - Быков наклонился к нему совсем близко, так, что их губы практически соприкасались, - я хоть раз унизил тебя? Хоть раз скрутил тебя где-то в душевой и взял силой? Или ты думаешь, что силы не хватило бы? - Лобанов отвел взгляд. - Все делают ошибки. Все! Важно признать их и попытаться исправить. Я - пытался. Бегал за тобой, как за маленьким! А что сделал ты, чтобы исправить свои? Решил осволочиться? Правильно, сволочь она же ни о чем не жалеет, да?!   - Да! - Семен буквально выплюнул ему это в лицо. - Не надо кроить меня под себя! Поступаю, как считаю нужным!   - Значить так?... Свою вину по-прежнему не признаем. Кого ты теперь решишь снасильничать, чтобы убедить меня в своей невиновности?! Меня же?! Давай, валяй! - Быков кипел. Он резко толкнул его в грудину. - Ну, чего ждешь? Думаешь, какое из моих отверстий, тебе больше нравится, или просто шапка - не по Сеньке?!   - Отстаньте от меня... - просипел Семен.   Андрей Евгеньевич поднялся:   - Да, легко! Мало протянуть человеку руку, важно, чтобы он за нее еще и ухватился. Я больше не знаю, чем тебе помочь, Лобанов. Попытайся помочь себе сам. Напишешь Кисегач заявление об уходе по собственному желанию. Не напишешь - уволю. Мне надо отгородить отделение от тебя. На сегодня ты свободен. С десяти до двенадцати я буду присутствовать на операции Диляровой - придешь заберешь свои вещи. Постарайся не попадаться мне на глаза.   - Я не могу. - Не попадаться мне на глаза?! - Помочь себе сам. - Я тоже не могу тебе помочь.   Эхо удаляющихся шагов Андрея Евгеньевича гулко пульсировало в голове. Семен запрятал лицо в руки, ритмично качаясь взад-вперед. Горло сжал спазм и он делал маленькие, отрывистые вдохи, чтобы совсем не упасть в обморок от недостатка кислорода. Мимо стали проезжать машины. Какие-то даже сигналили ему. Интерн поднялся на ватные ноги и медленно поплелся к выходу, держась о шершавую стену.   Ну ее нахрен, эту больницу! Он больше не вернется сюда. Никогда. В кармане остались сигареты и деньги - вчера как раз дали получку... Извини, Оля, но в этом месяце семейный бюджет изрядно прохудится, потому что твой муж планирует напиться - в дребезг, в хлам, в стельку, до поросячьего визга!   Он вышел из гаража, одним движением распахнул халат, вырывая с мясом все пуговицы, снял его, вытер подолом кровь под носом и кинул в мусорный бак. Без куртки зябко, ну да ладно. Семен уже походил на пьяного - шатающийся, ошалевший, с рассеянным взглядом. Если перейти дорогу и вон тот скверик, огороженный невысоким, рифленым забором, можно выйти на тихую улочку с недорогим баром. Стоп, сейчас же утро. Кабак закрыт. Сто процентов закрыт - его посетители не бухают в такую рань. А идти в какую-нибудь алкашную забегаловку не хотелось. Значит - домой. Снова спуститься в злополучный подземный переход и сесть на маршрутку. Можно не спускаться. Но нет, он спустится! Он пройдет по тому самому пути, "отмотает" его назад - помучает себя, потому что заслужил.   Продавщица в магазине была сонная, с сухими, пережженными пергидролью волосами и мешками под глазами.   - Давайте, наверное, еще две, - отсутствующим голосом сказал Семен. - Давайте, - согласилась та и положила в пакет дополнительную тару. - Пожалуйста. - Спасибо. – Интерн рассчитался и вышел. Его дом находился совсем недалеко - лишь пройти перекресток вниз по улице. Там тоже есть магазины, но там его знают.   Оля была на работе, поэтому квартира пустовала. Лобанов остановился посреди прихожей, словно прислушиваясь к собственным ощущениям, затем решительным шагом направился в их спальню, одной рукой подхватил лэптоп, занес его на кухню и несколько раз со всей дури ударил о край стола. Панель треснула, внутри что-то загремело, словно в детской игрушке. Семен небрежно кинул его в мойку и открыл воду - пусть сдохнет тварь электронная. Да, он решает свои проблемы силой! Потому что ему хреново, и он, сука, не такой умный, как Быков!   Быков...   Водка пилась легко. Под запивон, под закусон. Просто залпом из стакана, когда занюхиваешь процесс согнутым предплечьем. Пил не чокаясь... Даже с бутылкой. Рядом стоял еще один стакан, наполненный водкой и накрытый кусочком черного хлеба, которого в этом доме было предостаточно из-за Олиной помешанности на правильном питании.   - Помянем раба божьего, Семена, - поднял он тост, - пусть жизнь нормальная ему будет пухом!.. А сам он горит в аду! - стакан был осушен в один присест. Парень скривился. - Вот ты и докатился, Лобанов... Ни работы, ни уважения, ни друзей... Левин всем расскажет - это сто пудов. Оля тоже уйдет... вслед за Андреем Евгеньевичем. И останешься ты один, - размышлял он вслух, еле двигая заплетающимся языком. - Нефиг было на врача идти. Сидел бы себе на скоряке и горя не знал! Но, нет же, врачом стать захотелось! А оно вон что... Не по Сеньке шапка... Шакалом стал - вот и все твои... достижения. Отделение от тебя оградят... Правильно, Быков! Все правильно! - он откинулся на спинку, посмотрел перед собой расширенными глазами и пьяно махнул головой: - Ты все всегда делаешь правильно!   В течение пары часов Лобанов нажрался вусмерть и уснул, уронив голову на стол, однако, к шести вечера все же очнулся, первые пару минут пытаясь понять, где он вообще находится. Вода в мойке продолжала течь, хлеща за край - водосток оказался заблокирован тряпкой, которой Оля обычно моет плиту. Напор вытолкал компьютер на поверхность и теперь он сиротливо валялся на каунтере, балансируя на краю. Семен расфокусировано посмотрел на пол - тот был залит влагой, противно хлюпающей под ногами.   - Твою ж мать... - безразлично констатировал интерн, подставил лицо под струю, вытирая его затем кухонным полотенцем, достал из кармана наличку, пересчитал ее и покинул квартиру, оставив краник по-прежнему открытым. Пропади оно все пропадом...   Под ними живет Евгений Петрович, механик с соседней шиномонтажки. Чего его боятся?     ***     Уютненький бар с недорогим алкоголем и приглушенным освещением находился на соседней улице. Захаживал он туда не часто, по сути, было всего пару раз. Но сейчас можно! Сейчас - повод! Он плелся по тротуару, врезаясь в редкие мусорные баки и в уставших прохожих. Баки воняли, но изничтожить, почему-то, хотелось именно прохожих. Они так противно морщились, так высокомерно одергивали руки - словно от прокаженного.   А он такой и есть! Прокаженный. Заразный. Носящий в себе неведомый вирус, который гложет изнутри!   - Водки мне! - сделал он заказ и хлопнул ладонью о барную стойку.   Флегматичный бармен индифферентно поставил перед клиентом стопку и наполнил ее.   - Еще! - принцип "между первой и второй..." был соблюден Семеном на отлично. - Может, сразу бутылку возьмете? - молодой мужчина лет тридцати двух имел наметанный глаз и богатый опыт. - Оно так и дешевле выйдет. - И тут не просчитался он. - А, давай! Гулять так гулять! - Что, девушка бросила? - бармен открутил пробку и налил третью стопку.   Лобанов оторвал от ладоней лицо и вопросительно уставился на своего внезапного интервьюера:   - Хуже... - промямлил он. - Жена? - Хуже.   Спросить уточнительное: "Парень?" бармен не решился. Он осмотрел Сему, отклонившись назад, и прищурил глаз, как бы говоря: "Да, нет, не может быть..."   - Любимая жена! - поделился тот своей следующей догадкой. - Любимая, любимая... Давай еще. - К другому ушла? - продолжал подливать бармен, зарабатывая на чаевые. - Нет никакого другого... Ушли не к кому-то, ушли от меня. И это очень больно... - он коротко выдохнул и осушил чарку.   - Что, парень, бухаешь сегодня весь день? - на плечо легла тяжелая рука, и внутри все упало от знакомого голоса. - Уже от самого дома ужратый шел... - Семен медленно повернулся. Он узнал бы этот голос, даже если бы резко оглох, даже если бы лежал в коме! Перед ним стоял один из тех, который качок, и рядом с ним - его неизменный товарищ. - А вы что тут делаете?.. - как можно серьезнее спросил он, пытаясь совладать с обмякшим языком. - За тобой пришли. Сейчас мы тебя домой отвезем, жене отдадим... - он заигрывающе улыбнулся бармену. - Я никуда не поеду! - Ты всегда так говоришь... Ничего, ничего. - Изобразил наигранную дружбу телохранитель, подхватил его под руки и потащил к выходу. - Э, он не заплатил! - Вот. - Боксер кинул на полированную гранитную поверхность пару купюр и вышел следом.   В машину Лобанова затолкали быстро. Оперативно. В лучших традициях американского блокбастера ударили по газам и с визгом тронулись с места, оставляя на асфальте черные полоски.   - Куда мы едем?.. - Семена вжало в сидение и начало мутить от крутых виражей. - Здесь недалеко. Скоро приедем. - Качек был за рулем, он посмотрел в лобовое зеркало и криво улыбнулся.     И действительно, через минут пять-десять они подкатили к заброшенной стройке, которой так и не суждено было стать новым торговым центром. Четыре руки грубо протащили его внутрь и кинули на пол, поднимая в воздух облако цементной пыли. Страх заставлял хмель постепенно выветриваться из головы Лобанова. Он кое-как сфокусировал взгляд на похитителях и тихо спросил:   - Что вам надо? - Разговор есть. - Боксер сплюнул. - Михаилу Гавриловичу не понравилось, как ты, мразь, с ним в больнице разговаривал. Он просит передать тебе, что зуб за зуб, око за око, а нос - за нос.   Резиновая подошва тут же встретилась с лицом Семена, откидывая его на спину. В висках зашумело, к горлу подступила тошнота. Следующий удар пришелся в бок, еще один - по почкам, затем - куда придется. Били ногами везде. Он лишь успевал закрывать голову и сплевывать кровь, затекавшую в рот. Сплевывать удавалось не все и вскоре накатила тошнота: он выгнулся дугой, и его вывернуло - лишь успел повернуть набок голову.   - Фу, блядь! Ублюдок конченный! - кто-то из двоих выругался, Семен услышал это сквозь пленку, заволокшую его уши. Он попытался перевернуться на живот и привстать, но снова был отброшен на пол ударом в живот.   - Давай-ка, иди сюда... - интерна взяли за волосы и макнули лицом в собственную рвоту. - Будешь знать, шавка, где твое место. Подстилка докторская! Собака грязная! - Его в последний раз с особыми чувствами толкнули в блевоту и... ушли.   Вот так просто, помяли ребра и слиняли. Хотя нет, еще унизили. Снаружи послышался все тот же звук трущихся о дорогу шин и гул мотора с каждой секундой удалялся все дальше и дальше.   А ведь Сема грешным делом подумал, что его сейчас будут трахать. Трахать так, как они умеют - долго и с остервенением, чтобы до шока, до безсознанки! Чтобы, не помня себя, начать звать на помощь и просить о пощаде.   Но, нет. Дали понять, что он и для этого слишком плох.   Парень встал на четвереньки и попытался доползти до стены, однако слабость вновь прижала его к грязному полу, пыль на котором с каждым вздохом кое-как проникала в нос, преодолевая кровавую юшку и иссушая чувствительную слизистую.   - Быков... Ненавижу... - шептал Семен, мня в кулаках строительный сор и пытаясь собраться с силами. - Ненавижу...   В голове все еще гудело. Желудок болел и резал, в то время как в теле не осталось ни одной кости, которая бы не ломила. Носа он не чувствовал. Наверняка сломали. Вокруг Семена тошнотно воняло. Он сам тошнотно вонял. Но, выхода не было, пришлось лежать так еще около часа, пока все же не удалось собраться с силами вновь и в этот раз таки опереться о стену и даже сесть.   В кармане куртки, как ни странно, нашелся платок. Он вытер им лицо - всю ту водочную жижу, затекшую даже за шиворот. Где-то с третьего раза поднялся и побрел в ночь, стараясь дышать как можно глубже ртом, потому что нос распух окончательно.   На улице уже потемнело. Это плюс. Значит, его никто не сможет разглядеть достаточно хорошо, чтобы испугаться. Нужно будет пойти дворами и подворотнями - там меньше шансов натолкнуться на ментов. А потом... Куда? Куда он должен идти?   Выпитый алкоголь, хоть и был щедро отдан земле, но все же успел попасть в кровь, учитывая весь день беспрерывных вливаний. Оттого шел Семен неровно, все тело ослабло, но соображал он как никогда ясно - словно выживая на инстинкте, думал четко и быстро. Улицу он узнал. Если свернуть около детского садика, можно пройти по алее вдоль восьмого дома и там выйти к той самой шиномонтажке, а там обойти - с другой стороны супермаркета - и вот уже его двор.   Редкие люди, встречавшиеся на пути, не спешили всматриваться в избитое лицо, заведомо обходя десятой дорогой шатающееся, почти двухметровое тело. Было холодно. Он ощущал это отдельными участками кожи - немного шеей, опухшими, но все еще чувствительными губами; ушами. Все остальное тело горело, как одна большая рана. Но сейчас не время сдаваться. Сейчас нужно помочь себе, и возможно, в последний раз.   Вскоре показался родной подъезд. Было принято решение не подходить близко, поэтому Семен остановился поодаль, всматриваясь в одно единственное горящее окно. Оля была дома. Он вспомнил, что оставил включенной воду и теперь его жена наверняка решает все эти проблемы с соседями. Выбрасывает пустые бутылки из-под водки... и плачет - беспрерывно, отчаянно. Свой мобильник Лобанов, кажется, оставил в больнице и теперь никто не знает, где он. Оля, небось, подняла всех на уши. Волнуется. Он закрыл глаза... Кто бы еще поволновался о нем? Кто бы простил его за многие провинности и все равно продолжал бы любить? Где сейчас находится все то хорошее, истаявшее в один момент? В груди несносно защемило. Больше всего в этой истории пострадала Оля. Но он больше не будет сволочить ни с кем. Он будет честен со всеми и с ней тоже. С ней в первую очередь! Это все началось со лжи, но закончиться должно правдой.   Семен вновь посмотрел на ярко-желтое окно, глубоко вздохнул.   Он теперь знает, куда идти. Он теперь точно знает, где его место...