Дочь зла, сын зла

Время тянулось безумно долго, как вдруг что-то мягкое и приятное дотронулась до щеки Ивана. Тут он открыл глаза и увидел её. Своего ангела, дарившего семейную теплоту долгие годы. Это была Сакура. — С пробуждением, милый, — ласково прошептала она, с нежностью смотря на мужа. — Рада, что ты жив. Россия хотел было сказать что-то, но не смог. Почему-то горло нестерпимо болело при малейшей попытке издать хоть какой-то звук. Сил не было совсем, поэтому было решено не двигаться. Но вдруг Россия заметил на лице у жены небольшие покраснения вокруг глаз и носа, как бывает, когда человек плачет. Решив потом спросить Сакуру об этом, Иван уснул, чтобы хоть немного восстановить силы. Боль медленно утихала, и вскоре у Ивану вернулась способность говорить. — Са-ку-ра, — прохрипел он, глядя на жену. Она до сих пор сидела рядом с ним, храня его покой. — Тихо, милый, всё хорошо, — прошептала она ему на ухо и погладила по голове. — Тебе нужно беречь силы. Как лучше станет, тогда поговорим. Тут дверь открылась и в комнату зашёл Хаяте. Он прошёл к кровати и сел рядом с мамой. — Можешь идти домой, я сам посмотрю за ним. — Хорошо, удачи тебе, — Сакура поцеловала сына в лоб и вышла, оставив сына с мужем одних. Быстро скинув с плеча на пол рюкзак, Хаяте достал оттуда что-то и написал пару строчек, после чего наконец заговорил. — Отец, я конечно не знаю, зачем ты поехал в лес, но раз ты только сегодня очнулся, то давай я тебе расскажу, что у нас без тебя случилось, — сразу же начал он без прелюдий. — И… что же? — с улыбкой на устах спросил Иван, глядя на сына. — Ну, во-первых, я выяснил, что маме после встречи с Америкой отшибло память примерно на год, и она вообще первую неделю после выписки думала, что сейчас тридцать первый… — Хаяте хотел было продолжить, но его прервали. — Что? Как тридцать первый? — Иван резко соскочил с кровати, но от боли в руке пришлось лечь обратно. — Так я ей еле объяснил, что сейчас уже давно тридцать второй. Но про случившееся — ни слова. Лучше ей не знать про это. — Хорошо, и что ещё? — Да так… лес, где тебя нашли, дотла сгорел. Еле вытащили. России осталось лишь показать головой и отвернуться в сторону. Слова сына произвели на него сильное впечатление. За последние полгода на него столько всего навалилось, что хотелось просто уснуть, а проснуться в прошлом и не совершить той глупой ошибки, что привела к такому исходу. Дети, жена, а теперь и он сам сильно пострадали. Что же ему думать в этой ситуации? Кого винить? Только себя. Хорошо, что Хаяте не знал, о чём размышлял в тот момент его отец, иначе бы начал разубеждать его в обратном. Но мыслей паренёк читать не умел, а просто сидел и листал справочник по биологии. До экзаменов осталось два месяца, и нужно было выводиться на все сто. Он хотел показать всем, на что способен, ведь обычно ему приходилось выслушивать бесконечные насмешки насчёт своей промежуточной расы. «Метис» — этот термин звучал в его сторону больше презрительно, чем как простое изложение истины. Только ребята из бывшей баскетбольной команды не позволяли себе так оскорблять Хаяте, потому что в какой-то степени уважали его. Победитель двух городских соревнований по баскетболу даже после ухода из команды оставался для своей бывшей команды примером для подражания. Но всё это было в прошлом. Сейчас он был лишь заучкой и олимпиадным «мальчиком на побегушках», который тратил всё своё время и карманные деньги (которые, кстати, доставались ему тяжёлым трудом) на благо ненавистной школы. Но Хаяте — это Хаяте, а наша история продолжается, как течёт поток времени. Часы перетекали в дни, а дни в недели. И вот наконец настал долгожданный день выписки! Вся семья встретила Россию и они уехали домой, где уже был готов большой праздник в его честь. До последнего никто не рассказывал виновнику торжества об этом, и поэтому увидев большой фейерверк в небе перед домом, он, как ребёнок, прильнул к стеклу, завороженный зрелищем. В воздухе запахло порохом, а когда они вышли из машины, им в лица пахнул дым. — Ну, привет, больной! — со смехом сказал Гилберт, подходя к ним. — Ну? Хорошо отдохнул? — Прекрасно, — протараторил Иван, вбегая в дом. Как же давно он мечтал оказаться в этих родных стенах и почувствовать запах дома! И вот, он стоял в коридоре своего дома, вдыхая до боли знакомый аромат. Ещё пара шагов, и он на кухне, за праздничным столом. Праздник для него прошёл как в тумане, но впечатления остались самые яркие. Алиса не переставая рассказывала анекдоты, Почи так и норовил сесть на коленки, Тигр тёрся об ногу, а самый дорогой для него человек был рядом. Не это ли счастье? И даже засыпая с любимой под боком он чувствовал праздник в своей душе. Не итальянскую фиесту, ни ещё какой-то шумное торжество, а такой домашний, семейный праздник, ощущение которого ничем не затмить, даже воспоминаниями о недавних событиях. Ничего не смущало, даже то, что Сакура не знает об опасности. Пока что было совсем не то время, чтобы волноваться об этом. На следующее утро всё уже вспомнилось и жизнь потекла привычным темпом: работа, домашние обязанности и сон. Но втянуться в него долгое время не получалось. Отвыкнув от работы, Иван долго не мог сконцентрироваться на документах и если бы не работал в Ворде, то конечные документы были бы измазаны вдоль и поперёк. Да и детям зачастую пришлось из школы приезжать самим, потому что бензин заканчивался буквально на середине дороги. Россия даже за этим не мог проследить первые две-три недели, но после двадцать первого дня он будто ощутил, что всё вернулось в норму, и это ощущение бьющей ключом жизни захватывало дух. Но счастье не вечно. И все это понимали. Хоть Сакура и забыла о произошедшем, но никогда нельзя забывать о таком понятии как «фантомная боль». По ночам она просыпалась от страшной боли в области глаза, а по ночам ей снились пытки, причиняемые Америкой. И Россия, и дети понимали, что молчать нет смысла, но правда была слишком болезненна, чтобы её просто так рассказывать. Та записка, что перед уходом она оставила, чётко давала понять, что будет, если она вспомнит об этом. Она лучше выберет смерть, чем смотреть родным в глаза после такого, по её мнению, предательства. Всё раскрылось само собой. Сразу же после завершения всех майских праздников, в семь часов вечера. Сакура решила прибраться в кабинете России и когда выбрасывала валяющиеся повсюду бумажки в мусорку, нашла среди них эту записку, а рядом с ней — кинжал. Пробежавшись по ней глазами, она начала вспоминать всё то, что случилось за всё это время. И происшествие с Хаяте, и Алисой, и с ней самой. Эти воспоминания, полные ужаса, заставили её не то задыхаться, не то кричать, и она закричала так, что слышал весь дом, а схватив через секунду кинжал, подняла его и занесла над собой. Трагедию предотвратил только Россия, схвативший Сакуру за руку в самый последний момент, когда нож был в сантиметре от шеи. — Спокойно, — Иван сел на пол и обнял дрожащую жену, после чего разоружил её, а кинжал бросил в ящик на замке. — Всё хорошо. Сакура пыталась вырваться из крепких объятий России, но как бы она не пыталась извернуться, в этих объятиях она была как в тисках, и лишь выбилась из сил. — Пусти меня, — тихо попросила она, пытаясь не плакать. — Нет, милая, не могу, — Иван развернул любимую к себе лицом и поцеловал в лоб. — Я не позволю тебе сделать что-то с собой. — Нет, прошу, не надо ничего, ничего не надо! — вскрикнула Сакура, и её глаза заволокли слезами. Казалось, она и не слышала слова мужа. — Сакура, ты чего? — Россия резко потряс жену за плечи, но безрезультатно: истерика уже началась. — Нет! Не надо! — кричала она, заливаясь слезами. — Хватит меня мучить! Дай мне спокойно умереть! — Сакура, ты с ума сошла? Зачем умирать? — Россия крепко поднял жену к себе, утирая ей слёзы с лица. — Милая, почему ты хочешь умереть? — Я… я ничто, — всхлипнула Сакура, прижимаясь к могучей груди России. — Я предательница! Я не заслуживаю жизни! Иван слушал это и лишь гладил любимую по голове. Он понимал, что Сакура просто выполняла обещанное, но он не хотел принимать это. За долгие годы это был первый родной для него человек. И хоть они и сошлись далеко не на любви, сейчас он больше всего чувствовал, как нуждается в ней. — Прошу, отпусти меня, дай мне умереть спокойно. — Ну как же ты умрёшь, солнышко? — ласково спросил Россия, целуя любимую в голову. — Ты же страна, а не человек. — Тем кинжалом… — она кивнула головой на запертый ящик, — были убиты великие страны древности. Я его у Греции нашла. Он говорил, что его мать была убита этим самым кинжалом. Теперь пришёл и мой черёд. — Не говори так! — прервал её Россия. — Ты не заслуживаешь смерти, ты ничего не сделала! — Вот именно, я ничего не сделала, — Сакура поникла головой и закрыла глаза. Россия тяжело вздохнул и взял жену на руки. Случилось то, чего он боялся больше всего, и теперь у него не было возможности изменить что-либо. Японии же оставалось лишь два выхода — умереть или жить с этим. Второй вариант России нравился намного больше, и он намеревался добиться именно его. Уложив Сакуру на кровать, он лёг рядышком и обнял её, нашёптывая ей на ухо: — Всё хорошо, милая. Ты ни в чём не виновата, ты самое лучшее, что случилось со мной за всю жизнь. Но что бы он не говорил, как бы ни старался, Сакура не откликалась. Она просто лежала, смотря в стену и сжав кулачок. Кризис был близко, и если не получится предпринять хоть что-то в ближайшее время, последствия могут быть непоправимы.