A World of Difference

Лето окутало Стокгольм, как плотное влажное одеяло. Окна были распахнуты навстречу легчайшему сквозняку, вентиляторы бессмысленно крутились на рабочих столах, кубики льда бросались в каждый напиток в городе. Столица Швеции изнемогала от невыносимой жары в первые недели июня, воздух был горячим и тяжёлым, вонь от испарений держалась у земли, и не было дождя, чтобы смыть её. Эмиль и Лалли проводили свои вечера то в одной, то в другой из их квартир, вяло развалившись в футболках и шортах, прикладывая ко лбам холодные бутылки из холодильника Эмиля, либо высунув руки из открытого окна Лалли, в попытках уловить прохладное дуновение ветра. Разговаривали они немного. Гнетущая жара требовала для этого слишком больших усилий. Иногда Эмиль пытался найти способ обсудить то, о чём рассказал ему Лалли той апрельской ночью, сидя у края его кровати. Неужели он в самом деле видел Эмиля в своих кошмарах, прежде чем они повстречались во плоти? Он не мог себе этого вообразить. Но всякий раз, когда он пытался поднять эту тему, то не мог придумать — каким образом. Слишком много вопросов ему хотелось задать — уверен ли Лалли, что это действительно был он? Каким он был в этом апокалиптическом мире? Как развивалась их история при столь различных обстоятельствах? — но ни один из них не казался ему верным. Каждый раз, когда он открывал рот, чтобы задать вопрос, волнение брало над ним верх, и он снова его закрывал. Лалли тоже никогда не возвращался к этой теме. Быть может, он сожалел о том, что рассказал Эмилю. «Я увидел тебя в моих снах» - заявление, которое может быть истолковано множеством различных способов, в конечном итоге. Возможно, оно было слишком рискованным. Июнь означал конец очередного учебного года Эмиля, очередную мучительную экзаменационную сессию и отчаянную подготовку. По завершении семестра Эмиль запланировал посетить большую семейную встречу в Мальмё, в середине месяца. Его дядюшка организовал ему билеты первого класса на Далахастен-2 чтобы добраться туда, лёгкий привкус роскоши, который Эмиль почти позабыл. Лалли вежливо отказался ехать вместе с ним. К поездам, по его объяснению, у него душа не лежала. Впрочем, на тот момент он не вполне понимал почему. … В тот день столбик ртути достиг тридцати градусов, так что под вечер Лалли наградил себя прохладным душем. В конце концов, он порядочно утомился. Ему пришлось иметь дело не только с жарой, но ещё и с людьми, кроме всего прочего. Туури устроила для них осмотр, как она всегда делала. Если бы подобная задача свалилась на Лалли, они не переступили бы его порога. Он бы просто проталкивал картины под дверь до тех пор, пока они не увидят ту, которая им понравится. Тогда они бы пропихнули ему обратно деньги, и все разошлись бы с миром по домам, не обременённые необходимостью делать вид, что наслаждаются обществом друг друга. Но таким способом он никогда ничего бы не продал, потому Туури была призвана показать потенциальным покупателям его портфолио и работы, и сгладить все острые углы. Он медленно выдохнул, пока вода смывала жар этого дня, волнение, и суету. На сей раз это была семейная пара, мужчина и женщина, лет под тридцать, из престижного квартала. Мужчина в костюме пастельных тонов, женщина в элегантном платье и тиаре. В вопросах моды 2020-е перекликались с 1920-ми, и то, во что была разряжена пара этих светских львов, служило тому подтверждением. Лалли невзлюбил эту парочку с первого взгляда. От них за версту несло новыми деньгами и высокомерием. Оно проявлялось в их походке, их манере говорить. И в том, как они смотрели на него, словно оказывали честь, отстёгивая немного денег для неудачливого художника, влачащего существование на задворках Стокгольма. Они, вероятно, искали нечто эпатажное, думал Лалли, нечто, что они смогут повесить на стены, и что заставит их гостей за ужином ахать и плеваться. Нечто, что заставит людей говорить о них. В конце концов, они остановили свой выбор на небольшом изображении тролля: странный сгусток плоти, стремительно бегущий по свежему снегу на ногах, некогда бывших рёбрами. Туури похвалила их выбор, помогла завернуть картину, и взяла деньги с очаровательной улыбкой, пока Лалли зыркал на них из угла комнаты, пребывая в гробовом молчании. Вода на его лице, шее, руках, груди, ногах, ступнях, холодная и успокаивающая, как осенний дождь. Лалли прислонился к двери душевой кабины и позволил своим мыслям течь как придётся. Как обидно, что Эмиль уедет на неделю, подумал он. Ему вовсе не приносила удовольствия мысль о необходимости остаться один на один со своими кошмарами, после того, как кто-то помогал ему с ними на протяжении многих месяцев. Он должен пойти и попрощаться с Эмилем, подумал он теперь. Прежде чем тот отправится на свой поезд. На свой поезд. Это произошло безо всякого предупреждения. … Удар пришёл из ниоткуда, поезд напоролся на некую невидимую преграду, которая раскачивала его взад и вперёд с режущим уши скрежетом терзаемого металла. Эта сила подхватила Лалли и швырнула обратно на койку. Его челюсти щёлкнули, и перед глазами возникли звёзды. Ему повезло. Эмиль — вроде его звали Эмиль, изумлённо подумал Лалли, пока его зрение на мгновение помутилось, и всё кругом стало чёрно-белым, как на фото; Туури сказала, что его зовут Эмиль, или он сам это придумал? — не успел ухватиться за ремень безопасности и его выкинуло с койки. Последним, что Лалли успел увидеть, был полный огромного удивления взгляд на его лице, прежде чем оно исчезло по другую сторону кровати. Ещё один удар сотряс поезд, так что он качнулся из стороны в сторону, швыряя Лалли по его кровати, пока он отчаянно цеплялся за ремень. Оглушительный визг разнёсся по всему вагону, за ним последовало глубокое механическое рычание. Те циркулярные пилы, что он видел снаружи на поезде, догадался Лалли, делали свою кошмарную работу. Он надеялся, что этого будет достаточно. Внизу люди начали нести какую-то чушь, и он выглянул с края своей койки. На Эмиля орал некто в форме, в то время как женщина в такой же форме всматривалась в стены поезда и торопливо говорила по телефону. Пилы взвыли снова, и ещё один удар сотряс поезд. Что-то ледяное поползло вверх по позвоночнику Лалли, и он в шоке вздрогнул. Он взглянул наверх, на потолок, и на секунду словно мог видеть сквозь него, сквозь металл, и трубы, и механизмы. Нечто бесформенное громоздилось над ним, шарило по всей длине поезда, проверяло когтистыми пальцами, постукивало, выискивало. Охотилось. Нет. Не охотилось. Нет нужды охотиться на то, что уже поймано. Конечности, бесформенные как дым, отыскали брешь в стали чуть впереди. Пока он в ужасе наблюдал, омерзительные мышцы напряглись, и начали срывать металл, радостно раздирая броню поезда на части, точно это была детская забава. А прямо внизу охрана поезда орала друг на друга, не обращая на это никакого внимания. … И на этом он возвратился. Придя в сознание, Лалли обнаружил себя привалившимся к двери душевой кабины, холодная вода разлилась вокруг него. Вода была яркого красно-розового цвета, заметил он в лёгком замешательстве. Он приложил руку к своему носу, на ней оказалась кровь. Этот поезд. Что-то должно случиться. Что-то случилось. Что-то... не должно случиться? Он не знал. Не мог понять. Но одну вещь он знал наверняка. Эмиль не должен попасть на этот поезд. Он поднялся на нетвёрдых ногах, кровь всё ещё лилась из его носа, и вывалился из душа. Он не удосужился выключить воду или вытереться. Он едва вспомнил, что ему необходимо одеться, прежде чем покинуть квартиру. Он вылетел из дверей, кубарем скатился по лестнице, в футболке задом-наперёд и шортах наизнанку, и заколотил в дверь Эмиля, отчаянно надеясь, что ещё не слишком поздно. … Эмиль как раз закончил паковать чемодан и уже собирался пойти попрощаться с Лалли, когда раздался стук — нет, грохот — в его дверь. Он открыл в недоумении, и его глаза расширились в шоке. Там стоял Лалли, мокрый до нитки. Его одежда липла к влажной коже, из носа шла кровь, а взгляд был полон тоски. «Лалли! Бога ради, что за... ты в порядке? Тебе больно? Что происходит?» – забормотал Эмиль, а Лалли едва не упал на проходе, удержавшись в последнее мгновение. «Ты едешь на поезде? Ты собираешься?» – спросил Лалли настолько быстро, насколько это было возможно при таком головокружении, пока Эмиль вводил его внутрь комнаты. «Ага...» Начал Эмиль неуверенно. «Не смей.» «Что?» «Эмиль, пожалуйста, не уезжай.» «Лалли, что...?» «Ты меня слушаешь?» «Д-да, разумеется, но что-» «Не садись на этот поезд!» Лалли едва не закричал, с дикими глазами, схватив Эмиля за плечи. Он замотал головой в подтверждение своих слов, разбрызгав воду и кровь по комнате Эмиля. Эмиль отпрянул, шокированный переменами, произошедшими с его другом. Даже во время самых худших галлюцинаций с ним не случалось ничего подобного. «Хорошо, хорошо,» сказал он, поднимая руки, ободряюще улыбаясь. «Ты, я вижу, в плачевном состоянии. Не переживай! Я поеду потом, на другом...» Он вообще ничего не понял – осознал Лалли. Решил, что Лалли просит его остаться, чтобы приглядеть за ним. Но, если результат тот же, детали не имеют значения. «Хорошо,» выдохнул Лалли и тут же отключился. … Звонок. «Алло? Туури Хотакайнен у телефона.» «Туури, это Эмиль.» «Эмиль...? Ой! Друг Лалли, точно, я помню. Как дел-» «Помнишь, ты говорила звонить, если с ним будет плохо?» «О, боги. Что случилось?» «Я без понятия! Он прибежал ко мне в квартиру, у него из носа лилась кровь. Думаю, у него были галлюцинации, но в таком состоянии я его ещё ни разу не видел.» «Где он сейчас?» «На моей кровати, он без сознания.» «Ты уложил его в безопасной позе?» «Что? Дерьмо! Э... повиси минутку... да, теперь да, он в порядке.» «Хорошо. Приглядывай за ним, дай ему одну из тех таблеток, что я тебе передавала, когда он очнётся. Просто... просто побудь с ним, ладно?» «Дважды можно не повторять.» «Он что-нибудь говорил? О том, что увидел?» «Эмм, нет вообще-то. Он вопил, чтобы я не садился на поезд, но...» «Какой поезд?» «А, я сегодня в Мальмё ехать собирался...» «Эмиль? Не садись на этот поезд!» «Чего!? Разумеется нет! Я же не брошу его в таком состоянии!» «Хорошо. Я знаю. Но, Эмиль? Не садись на этот поезд.» … Со Стокгольмского вокзала, поздно ночью, нечто показалось из-под навеса из стали и стекла, защищавшего платформы от ветра и дождя, и устремилось по рельсам. Поезд оставил позади себя рычание двигателей и густой смрад дизельных выхлопов, единственным доказательством его движения был лишь потревоженный воздух на его пути. Несколько чаек лениво кружили вверху, едва ли заметив его, но они услыхали его рёв и разлетелись с возмущёнными криками. Кристально-чёрный и тёмно-синий, он почти полностью слился с ночью; а рельсы поворачивали, удаляясь от вокзала, устремляясь к городским окраинам. Он достиг поворота быстрее, чем любой другой поезд мог бы, пневматические механизмы в его ходовой части шипели и крутились, чтобы удержать его на путях, а он со свистом летел вперёд. Пути стелились перед ним, неразрывная стальная лента от Стокгольма до Мальмё, километр за километром тихой запретной земли. Обитаемой, если верить слухам. Опасной, не важно, во что ты веришь. И абсолютно предсказуемой для нового поколения поездов поездов Далахастен. Пилы коротко взвыли, и сопла дыхнули искрами пламени, пока он скользил сквозь туннели и переезды, проверяя систему обороны в последний раз. Он за секунду миновал невысокую стену, окружавшую Стокгольм, и унёсся, помигав фарами на прощанье, когда громадные ворота закрылись позади него. Поднялись крышки над небольшими отверстиями на его бронированных боках, и сопровождающие дроны, оснащённые небольшими парашютиками, прикреплённые к карбоновым нитям, показались наружу и взмыли в воздух над ним. Они сканировали окрестности немигающими глазами камер, высматривая, не вылезет ли что-нибудь на рельсы впереди. Ускоряясь всё больше, гибридные двигатели выли, пока машинисты увеличивали обороты; Далахастен влетел в Тихую Зону. Поутру он будет в Мальмё, в безопасности за стенами, под защитными лучами солнца. Но теперь, один среди шведской ночи, он был уязвим, и знал это. Потому он набирал темп и летел во имя самой жизни. … Когда Эмиль проснулся следующим утром, ему понадобилось время, чтобы вспомнить, где он находится. Тепло. Тёплые простыни, тёплый воздух, жар летнего утра уже начал наполнять его квартиру. И холод. Холод металла на его спине и затылке. Он моргнул и огляделся. Он сидел, привалившись к краю собственной кровати, неловко опираясь о металлический каркас. Мышцы шеи затекли, и он вздрогнул, когда попытался размять её. Он негромко застонал и, пошатываясь, поднялся на ноги. А на кровати лежал Лалли, голова его мирно покоилась на подушке, пропитав ту водой с его волос, которые ни один из них не удосужился высушить. Он бормотал что-то сквозь сон, пока Эмиль наблюдал за ним, и слегка ворочался. Эмиль положил руку на лоб своего спящего друга, проверяя температуру. Он не почувствовал ничего, похожего на жар. Что было весьма неплохо, поскольку Эмиль не имел представления, как поступить, если бы жар был. Он смутно припомнил, как ждал пробуждения Лалли до самого невозможного утреннего часа, а затем он повалился рядом с кроватью и вырубился ещё до того, как успел опустить голову. Он недолго раздумывал, не сдвинуть ли Лалли в сторону и не попытаться ли улечься рядом — за такой поступок шея была бы ему благодарна, подумал он, скривившись, когда её вновь прострелила боль — но решил, что не стоит так делать. Лалли ценил личное пространство. Если он проснётся раньше Эмиля, он не будет рад обнаружить кого-то так неожиданно близко. День обещал быть славным, подумал Эмиль потянувшись, зевнув, и поглядев на косые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь шторы. Может, позже они смогут чем-нибудь заняться. Пойти послоняться по парку или типа того; чем-нибудь, что заставит Лалли отвлечься. Он сонно проверил свой телефон. Десять пропущенных звонков, пять непрочитанных сообщений. Он недоверчиво сощурился на аппарат, на секунду задумавшись, свой ли телефон он взял. Но это определённо был его телефон: дорогая, ещё до Сыпи выпущенная модель, напичканная технологиями, которых теперь уже не встретишь. Ни за одним из звонков не следовало голосового сообщения — он отключил эту функцию, когда его достали рекламные звонки — так что он проверил первое смс. Оно было от дяди Торбьёрна: «Эмиль! Ты не отвечал на звонки, и мы все до смерти переживаем за тебя. Если ты получишь это сообщение, то, пожалуйста, перезвони нам и дай знать, что ты в порядке? Ты был на том поезде?» Другое, от его отца: «Эмиль, если ты это читаешь, позвони нам СЕЙЧАС ЖЕ!». И ещё одно, от тёти Сив: «Эмиль, пожалуйста, скажи, что с тобой всё хорошо.» Он рассмеялся и хлопнул себя ладонью по лбу. Идиот! Он напрочь забыл предупредить семью, что не сможет приехать вовремя. Ничего удивительного, что они беспокоятся, хотя десять звонков и пять сообщений - это немного перебор. «Не переживай, дядя Торбьёрн,» – отправил он в ответ, – «Со мной всё нормально! Тут кое-что случилось, и мне пришлось остаться в Стокгольме. Скоро приеду, честное слово». Ответ пришёл уже через несколько секунд: «Ох, спасибо Богам, ты цел! Мы тут все из-за тебя так переволновались!» Эмиль нахмурился: «Я всего-то на поезд опоздал, дядя, это не конец света». И затем ответ: «Ты что, новостей не видел?!» Wi-Fi в квартире, как всегда, не работал, так что Эмиль включил телевизор, недоумевая, о чём дядя, ради всего святого, говорил. Он пролистал несколько каналов, и его рот в ужасе раскрылся. … Поезд Dalahästen-II пропал в Тихих Землях. В 22:00 было объявлено, что поезд Dalahästen-II , следовавший из Стокгольма в Мальмё, пропал без вести вместе со всем экипажем. Поезд, покинувший вокзал Стокгольма в соответствии с расписанием, должен был прибыть на центральный вокзал Мальмё в 6 часов этим утром. Когда он не прибыл в назначенное время, было совершено несколько попыток связаться с ним по экстренной линии, но они не увенчались успехом. Использование радиосвязи с поездами Dalahästen-II допускается только при наличии чрезвычайной ситуации, поскольку было доказано, что радиоволны привлекают заражённые организмы. Поисково-спасательные самолёты были подняты по тревоге в 6:30 и прочесали пути, в поисках пропавшего без вести поезда. В 9:10 власти опубликовали заявление, сообщающее, что поезд находился на перегоне, за пределами руин Несшё. Аэрофотосъёмка якобы зафиксировала наличие нескольких инфицированных организмов, окружающих поезд, который мог сойти с путей. Источники внутри Шведского Железнодорожного Управления утверждают, что засняты также многочисленные повреждения корпуса Dalahästen-II. На данный момент никаких снимков поезда общественности представлено не было. Спасательный поезд в настоящее время находится на полпути из Стокгольма. Представителям общественности, семьям и друзьям пассажиров, находившихся на борту поезда, советуют обратиться в Шведское Управление Железнодорожного Транспорта для получения дополнительной информации. Dagens Nyheter, онлайн-статья, 11/6/2020