Karas

Смеркалось, когда Кагеяме удалось выбраться из еловой чащи, оставляя уже практически непроглядную, тьму позади. Теперь его окружали лишь редкие деревья, поднимающиеся от земли серо-желтоватыми стволами, безмолвно собирая капли дождя своими голыми ветвями. Стояла середина осени, и природа уже успела окончательно сдаться под напором грядущих холодов, потеряв все свое летнее убранство, что теперь устилало землю влажным шуршащим ковром. Шаги Тобио были твердыми и уверенными. Он двигался вперед, слегка огибая столь привычный для него путь, чтобы лишний раз перестраховаться и быть уверенным в том, что ему никто не встретится. Периодически он останавливался, замирая, оглядываясь по сторонам, пронзительно прислушиваясь к любым доносящимся до его слуха звукам, и только после решался присесть, бережно укладывая на землю свою драгоценную ношу – найденыша, которого он обнаружил часом ранее, потерявшегося в лесу, где он привык охотиться. Пока Кагеяма передыхал сам, он вновь делился с мальчиком водой, позволяя сделать пару глотков, приподнимая его голову и держа ее так, чтобы тот ненароком не поперхнулся. Но он все равно давился, заходясь слишком уж нехорошим грудинным кашлем, из-за чего в сердце Кагеямы закрались подозрения, что у несчастного, к тому же, окажется воспаление легких. Ребенок горел, был мертвенно бледным и чуть заметно дышал, казалось, тратя последние капли своих жизненных сил, а Тобио необъяснимо жутко пугала мысль о том, что этот человек может погибнуть в любое мгновение. *** (flashback) Что-то перевернулось в его душе. Всколыхнулось, взорвалось, затряслось, отдавая будоражащим ощущением во все его тело, во все его сознание. …стоило ему понять, что он не один. Шок от увиденного ощутимой волной прокатился мурашками по его спине, посылая сигналы его, находящемуся в оцепенении, мозгу. Будто бы эта простая истина пробудила в нем глубоко скрытый инстинкт, твердое чувство, навязчивое желание спасти это существо. Возможно, столь упрямая уверенность в намерении помочь ему, была вызвана именно тем фактом, что найденный им мальчик был его сородичем. Кагеяма никогда не верил в то, что в мире существуют такие же, как он. Более того, он был более чем уверен, что никогда в жизни ему не удастся их встретить. А теперь, находясь рядом с одним из них, Тобио охватила какая-то паника и страх перед тем, что, возможно, единственный потомок из их рода, которого ему удалось встретить за свои девятнадцать лет, просто умрет у него на руках. От одной подобной мысли внутри его живота словно скручивался отвратительный склизкий комок, сковывая сознание ледяной хваткой. Он спасет его, в этом нет и капли сомнения. Он поможет, во что бы то ни стало, приложив все свои усилия. Самым сложным было донести мальчика до своего укрытия, а там он постарается сделать все от него зависящее… *** Небо глухо загремело, принося издалека стихающие раскаты осеннего грома. Кагеяма вздрогнул, освобождаясь от вновь охватившего его оцепенения, встряхивая плечами и разминая шею. Ему приходилось таскать тяжести, да и нельзя было сказать, что этот ребенок был слишком тяжелым, даже наоборот, казался чересчур легким из-за того, что так сильно исхудал. Просто лагерь находился довольно-таки далеко, и теперь расстояние, которое он привык преодолевать в полете, приходилось покрывать пешком, неся при этом на руках больного. Куда удобнее было бы взвалить его на спину, поддев бедра руками, но Тобио боялся, что пока будет водружать его на свои плечи, подбрасывая и укладывая поудобнее, лишь усугубит положение: он не мог с уверенностью сказать, что у мальчика нет никаких внутренних повреждений. Парень просунул руки под миниатюрное тело, поднимаясь с ним над землей, стараясь, чтобы голова мальчика легла ему на плечо, а не болталась откинутой, и вновь двинулся в дорогу. Ему оставалось совсем немного, и он рассчитывал преодолеть оставшееся расстояние без вынужденных остановок. Благо, ночь настойчиво продолжала вступать в свои права, погружая окрестности в мягкий полумрак. Это не сильно мешало Кагеяме, ведь в темноте он видел едва ли чуть хуже, но это давало преимущество, если неподалеку окажется заблудший вглубь леса охотник или дровосек. Дождь лишь усиливался, роняя все более крупные и частые капли, наполняя воздух мерным шипящим гудением. Тобио чуть ускорил шаг, не желая вымокнуть до нитки, подвергая себя опасности оказаться простуженным. К тому же он явственно стал ощущать, как сквозь его одежду медленно проникает горящий жар чужого тела: видимо, у ребенка стремительно поднималась температура, и это нисколько не обнадеживало. Кагеяма сжал челюсти, обеспокоенно хмуря брови, и чуть крепче прижал мальчика к себе: на оставшемся отрезке пути в ход пошли крылья. Усталость прибывала стремительней, а в плечах начала отдаваться тянущая боль, но так передвигаться удавалось чуть быстрее, едва приподнимаясь над землей и совершая небольшие плавные прыжки, позволяющие сокращать расстояние до дома. Еще несколько томительных минут – и далеко впереди показалась темная масса скальной породы, возвышающаяся на несколько метров, а потом – стремительно уходящая ввысь. Ландшафт за ней резко менялся, становясь скалистым, труднопроходимым и опасным. Именно по этой причине Кагеяма выбрал это место для того, чтобы обосноваться на некоторое время, ведь он жил в постоянном ожидании, что его пристанище могут обнаружить, хоть теперь страх немного стих: за несколько лет он не видел кругом ни одного человека, ведь природа тут была абсолютно дикой, а земли - неплодородными. Почва постепенно сменилась камнями, сначала – мелкими и острыми, ощутимыми сквозь толстые кожаные подошвы обуви, а после – сплошным гранитным настилом, усеянным трещинами и небольшими расселинами, которые приходилось перепрыгивать, слегка взмахивая крыльями. Впереди уже виднелся такой знакомый ему выступ, за которым и было скрыто его убежище. Кагеяма обогнул выпирающую скалу, оказавшись на небольшом природном бордюре, под которым, в нескольких метрах ниже, из узкой трещины в породе вытекал горный ручей, который служил Тобио неизменным источником питьевой воды. Парень задрал голову вверх, словно прицеливаясь и просчитывая, как бы удачнее совершить подъем, чтобы не упасть и не врезаться в стену, ведь с лишним грузом управлять полетом было куда сложнее. Ему нужно было миновать несколько выступов, которые раньше он использовал как лестницу, чтобы оказаться на небольшой площадке, уходящей вглубь неприметного пещерного грота. Вздохнув полной грудью и расправив крылья, Кагеяма изо всех сил напряг плечи и спину, чтобы держаться ровно, и, оттолкнувшись, с мощным толчком взмыл вверх. Казалось, прыжок был просчитан идеально: инерции хватило как раз для того, чтобы оказаться наверху, у самого входа в пещеру. Сразу же, не задерживаясь, парень плотно прижал крылья к спине и, чуть склонив голову, направился внутрь темнеющего прохода. По мере продвижения вглубь, угловатые стены становились все глаже и словно отдалялись в стороны, потолок тоже уходил чуть выше, позволяя выпрямиться в полный рост. Природный коридор был довольно-таки длинным, образовывая в самом конце небольшой пещерный свод, скрытый за поворотом. Такая расположенность придавала убежищу защищенность от промозглых осенних ветров, а зимние холода и летний зной не проникали столь глубоко в гору. Когда Кагеяма впервые обнаружил это место, он не мог поверить своей удаче, а после – и вовсе принял это как подарок судьбы, дарующей ему еще один шанс, чтобы выжить. Свернув за угол и проследовав к дальней стене пещеры, Тобио склонился к полу, укладывая мальчика на соломенный настил, укрытый тканью и несколькими шкурами – здесь Кагеяма обычно спал – а сам развернулся, усаживаясь на землю, и без промедлений принялся разводить костер. Благо, в этом деле Кагеяма успел неплохо набить руку: несколько чирканий огнива, которое ему удалось украсть в городе под покровом ночи, - и упавшие на подготовленный трут искры занялись слабым огоньком, едва заметно подрагивающим, разгорающимся с каждым мгновением. Тобио уложил его в самую середину кострища, обнесенного кольцом из камней, чтобы пепел и угли не вываливались наружу, бросил наверх немного высушенной травы, тонких веток, коры. Вскоре пламя вспыхнуло совершенно уверенно, уничтожая поджогу, после чего Тобио подкинул в костер несколько веток покрупнее, что лежали запасенные в дальнем углу пещеры. Постепенно, помещение наполнилось дрожащим оранжевым светом, а во все стороны начало ощутимо распространяться тепло - первое, что было необходимо больному. Кагеяме же нужна была горячая вода, чтобы он смог промыть его раны и сделать перевязки. Он, будто уверенно действуя по определенному плану, резко поднялся и отправился к ручью за свежей водой. Нельзя было терять ни минуты, необходимо было действовать четко и быстро. Парень набрал чуть ли не полный котел и по возвращению водрузил его над разгоревшимся пламенем. Он потянул за шнуровку у шеи, развязывая плащ и торопливо развешивая его на одной из установленных неподалеку жердей, чтобы тот сразу же начал сохнуть. Следом последовали наручи и кожаный жилет – ничто не должно было мешать ему и сковывать его движения. Когда с этим было покончено, Тобио вернулся к мальчику, что лежал на его постели, совершенно в той же позе, в которой он его там оставил. Первым делом с ребенка необходимо было снять его промокшую одежду: она мешала дальнейшему осмотру и лишь больше охлаждала продрогшего насквозь мальчика. Кагеяма решил по максимуму воздержаться от каких-либо манипуляций с его телом, из-за чего таким отточенным движением извлек из ножен кинжал, тут же начиная разрезать им чужую рубаху. Когда с той было покончено, Тобио осторожно приподнял парнишку, вытягивая из-под него обрывки влажной ткани. Он решил убедиться еще кое в чем, внимательно осматривая худощавую спину с выпирающим позвоночником и лопатками. К величайшему облегчению ничего, кроме нескольких ссадин и синяков, он не увидел. Он не знал точно, сколько этому мальчишке лет, но по внешнему виду мог предположить, что вскоре его постигнет та же участь, что однажды постигла его самого. Благо, пока что окрыление тому не грозило, ведь если бы оно случилось во время его текущего состояния, он бы точно погиб. Когда Тобио закончил разбираться с одеждой, вода в котле успела достаточно нагреться. Он зачерпнул полный ковш, поставив его рядом с настилом, а сам принялся подготавливать целебную мазь и перевязочный материал. Им послужила одна из чистых простыней, которые Кагеяма ловко порвал на длинные ровные полоски, не без помощи своего холодного оружия. Он смочил кусок ткани в воде, мягко промакивая порезы на белеющей коже, стирая с них грязь и засохшую кровь. Оставалось лишь надеяться на то, что в раны не попало заражение, в противном случае все могло бы обернуться куда более плачевно. Больше всего, как ни странно, пострадала именно бровь. Стоило Тобио размочить налипшую на нее грязь, как ему стало ясно, что та не рассечена от удара о камень или ветку: она была просто разрезана, словно кто-то махнул по ней острым лезвием, настолько ровным и глубоким был порез. Еще чуть-чуть – и мальчик лишился бы глаза, ему очень повезло… если можно было так сказать. Действуя как можно быстрее и тщательнее, Кагеяма протянул руку к небольшой форме с желтеющей смесью. Стоило ему опустить в нее пальцы, как воздух вокруг тут же наполнился устойчивым запахом хвои. Разогрев мазь быстрыми круговыми движениями подушечек пальцев, Тобио принялся наносить ее на промытые раны, старательно распределяя так, чтобы не пропустить ни одного места. Это самодельное лекарство не раз спасало его самого, пораненного на охоте или по неосторожности, обладало дезинфицирующим и заживляющим действием, убирало воспаление. В любом случае это было лучшим и единственным, что он мог сделать. Он не был доктором, но мог с уверенностью использовать собственный опыт и умения, которыми ему приходилось овладевать, будучи и выживая в одиночку, и он искренне верил, что это должно было помочь. Каждую обработанную рану Кагеяма тут же обматывал заготовленным куском ткани, но мелких порезов и ссадин было настолько много, что к концу процедуры мальчик стал походить на небольшую мумию. Закончив и с перевязкой, Тобио отодвинул все лишние вещи прочь, укладывая ребенка более ровно, выпрямляя его руки вдоль тела, чтобы его поза была фиксированной и не позволяла повязкам съезжать. Он накрыл его шерстяным одеялом, положив сверху несколько шкур, создавая максимально согревающие условия. Остудил немного воды, чтобы та не была слишком горячей, и вновь начал поить мальчика, чтобы тот прогревался и изнутри, одновременно восполняя потребность в жидкости. Тело ребенка била мелкая дрожь, он горел, а брови мученически хмурились, будто их хозяин испытывал непрекращающуюся боль. Скорее всего, так и было, но тут уж Кагеяма мало чем мог помочь. Маковый чай, конечно, был бы весьма кстати, но учитывая его снотворный эффект, парень едва ли был уверен, что после сна ребенок, при его-то самочувствии, вновь придет в себя. Поэтому все, что ему оставалось, это находиться поблизости, сосредоточенно наблюдая за малейшими изменениями в его состоянии, и слышать, как где-то в отдалении шумит осенний ливень. *** Время тянулось мучительно долго, а Тобио и вовсе забыл обращать на него внимание. Все его существо было сосредоточенно на этом мальчишке, который так отчаянно боролся за свою жизнь. Все, что оставалось – лишь ждать. А ожидание, как известно, порой просто убийственно. Единственное, о чем пришлось вспомнить Кагеяме, так это о своем голоде. Поэтому, через некоторое время, он поднялся, чтобы взять немного сушеного мяса из своих продовольственных запасов, и теперь задумчиво сидел с краю от постели, опираясь на нее локтем и медленно пережевывая пищу. Его взгляд ни о чем не говорил, замеревший на осунувшемся лице ребенка, в то время как сами мысли были где-то далеко-далеко. Он всё думал о том, насколько судьбоносной может быть эта встреча. Думал о том, что будет с ними потом. Думал, что хотел бы спросить у этого человека, когда он придет в себя. Черт побери, в его голове было столько вопросов! И он не мог даже представить, что с ним случится, если вдруг мальчику не удастся выкарабкаться. Ему казалось, что он просто не переживет этого. Будучи всю жизнь одиноким и никому не нужным, предоставленным лишь самому себе, не зная о вОронах ровным счетом ничего, Тобио и вообразить не смел всю ту горечь, что наполнит его в случае самого ужасного исхода. Его преследовало навязчивое чувство, будто бы он действительно знал этого паренька, будто он был с ним когда-то знаком... будто бы он был именно тем человеком, который однажды спасет его из этого кошмара... И как только он был способен переживать подобные чувства? Видимо, мысль о том, что он не будет больше таким одиноким, окончательно поселилась в его голове, по-незнакомому приятно грея, едва заметно теплясь где-то в груди. И не смотря на всю безысходность ситуации, это ощущение дарило ему тонкую нить надежды, постепенно окутывая его сердце теплом. Вкупе с навалившейся усталостью и убаюкивающим потрескиванием костра за спиной, это было отличным поводом, чтобы Тобио, сам того не заметив, начал клевать носом, срываясь головой с подставленной к подбородку руки. И на какое-то мгновение он все же потерял бдительность настолько, что проснулся не от очередного падения, а от чужого прикосновения, чуть слышно сжавшего его руку. Сонливость как ветром сдуло и Кагеяма резко встрепенулся, устремляя на мальчика свои горящие волнением глаза… - Н… На… - едва слышно прошептали чужие губы, - Нат… тсу… Все его нутро напряглось, словно струна, готовая лопнуть в любое мгновение, пока Тобио пытался понять, что именно хочет сказать ребенок. Он был без сознания, это факт, но то, как упрямо он шептал чье-то имя, означало, что этот человек был ему очень дорог. - Натсу… На… На-тсу…уу… Детская ладонь продолжала держать его за запястье, сжимая чуть крепче, словно требуя придвинуться ближе. Кагеяма сам не заметил, как от лицезрения всей этой картины, его, обычно холодное и равнодушное сердце, наполняется неподдельной скорбью и жалостью. Он ясно осознавал, что хотел бы хоть как-то помочь мальчику. Хотел бы, да не мог. Отчего просто решил подсесть чуть ближе, рассчитывая, что одного его присутствия будет достаточно, пока тот продолжал звать кого-то по имени, морщась от боли, выдыхая сипящие слоги и произнося их одними лишь губами, уже не в силах выдавить из горла и звука… з.ы. я знатно налажал с главой, но не вижу возможным заставить себя исправить ее.