Karas

Ранним утром Тобио решил выйти наружу. Ему нужно было немного проветриться и развеять неприятные мысли, едким осадком опускающиеся где-то в глубине его души. Эта ночь была тяжелой для него. Морально. Из-за всех тех незнакомых чувств, что накатили на него, постепенно наполняя безысходностью. Все же, ему никогда не доводилось проводить столько времени рядом со страдающим человеком, лишенным всякой возможности прийти в себя, свободно вздохнуть, повернуться, расслабиться хотя бы на миг. Рядом с человеком, которому только и оставалось, что тихо постанывать от боли, приглушенно мыча что-то в губы, совершая дрожащие вдохи и безуспешные попытки пошевелиться. Это неимоверно угнетало и повергало в не меньшие мучения. Мучения, от того, что он ничем не может ему помочь. Ближе к полночи у мальчика началась настоящая лихорадка: его кожа пылала, дыхание было частым и жгучим, словно он наелся раскаленных углей. Кагеяме пришлось раскрыть его и протереть открытые части тела влажной тряпкой. После – поставить на лоб охлаждающий компресс. Дальше – сидеть и верить в то, что ребенку, в конце концов, станет хоть капельку лучше. Внутри Тобио все болезненно замирало, стоило ему заметить, что задержка дыхания у того длится чуть больше, чем следовало. И с облегчением расслаблялось, когда больной начинал дышать вновь. Парню многого стоило быть свидетелем всего происходящего, но какова была его радость, когда, ближе к утру, мальчику, вроде как, стало чуть легче. Его перестало трясти, дыхание выровнялось, а жар ощутимо спал, оставив на впалых щеках лишь легкий румянец, который придавал всему его болезненному виду капельку симпатичной здоровости. А когда ребенок перестал хмуриться и страдальчески жмурить глаза, расслабленно уронив голову на подушку, Тобио смог, наконец, вздохнуть с облегчением: его «пациент» уснул, что не могло не воодушевить. В конце концов сон – лучшее натуральное и естественное лекарство от всех болезней. Это должно было помочь ослабшему организму набраться сил и хоть немного восстановиться, чтобы начать справляться с болезнью и пойти на поправку. И теперь Кагеяма смог немного успокоиться, ведь в его сердце окончательно улеглось это недоверчивое и пугливое чувство уверенности в том, что с мальчишкой, в конечном счете, все будет хорошо. Стоило Тобио оказаться на площадке перед пещерой, он тут же начал сладко и долго потягиваться, попеременно закидывая то одну то другую руку себе за голову: несколько томительно долгих часов, проведенных в одной позе, изрядно ослабили его мышцы, которые, теперь, гудели и требовали разминки. Закончив с зарядкой тела, юноша медленно раскрыл черные крылья, постепенно, чтобы не потянуть их резким движением, расправляя на всю длину. Напряжение приятно покалывало, а слабость постепенно отступала. Кагеяма проделал это упражнение несколько раз, после чего, слегка похлопав крыльями, уверяясь в том, что он их достаточно разогрел, сделал шаг вперед, резко срываясь вниз. Прохладный воздух свежестью ударил в лицо, чуть влажным потоком затекая в легкие: после дождя кругом стоял небольшой туман, обволакивающий окрестности сизой дымкой. Чувство утренней прохлады бодрило и одаривало прибывающей энергией. Совершив небольшую петлю над окрестностями, Кагеяма вернулся ко входу в пещеру и, осторожно, чтобы не поскользнуться на влажных камнях, опустился у горного ручья. Он склонился над ним, закатав рукава рубахи, ополоснул руки по локоть, зачерпнул пригоршнями чистейшую воду, поднося ее к лицу и совершая несколько крупных глотков. Затем вновь набрал руками воды, но в этот раз – чтобы ополоснуть лицо и шею. Несколько резвых ледяных струек убежало за воротник, стекая по спине и груди, заставив непроизвольно встряхнуться от этого бодрящего ощущения. Теперь Тобио чувствовал себя куда лучше и свежее и был готов вернуться назад. Стоило ему оказаться в пещере, как он тут же напряженно замер: на миг, в дрожащем свете догорающего костра, ему показалось, что мальчик пришел в себя и лежит с открытыми глазами. На деле же это играющее с тенями пламя сыграло с ним свою злую шутку. Кагеяма расслабленно вздохнул, отгоняя внутреннее волнение, и решил подбросить в костер побольше дров. Затем он решил позавтракать, вновь залезая в запасы сушеного мяса. Тщательно пережевывая питательный протеин, Кагеяма уселся возле вновь разгорающегося источника тепла, при помощи палки зарывая в угли несколько вымытых картофелин. Слишком увлекшись этим занимательным делом, он услышал позади шорох, тут же оборачиваясь назад: мальчик повернул голову в другую сторону, одновременно притягивая одну из рук к груди. Он просто ворочался, всё еще пребывая в состоянии сна, таким незамысловатым действием вдыхая в Тобио еще одну каплю надежды. Это определенно было хорошим знаком. Если ребенку не станет хуже, то вскоре он должен будет прийти в себя. Эта мысль одновременно заставляя сердце Кагеямы громко стучать от какого-то радостного возбуждения, но, вместе с тем, пугала и заставляла переживать. Он не знал, как мальчик отреагирует на окружающую его обстановку и будет ли он вообще в состоянии вести себя адекватно. Вдруг, за то время, что он пребывал в лесу, его разум успел помутиться? Или из-за обезвоживания и пережитых травм его рассудок успел значительно пострадать? Тобио старался не думать обо всем этом, отгоняя тревожные мысли. Все же, он старался быть оптимистом: без этого выживать ему было бы куда трудней. Он решил пока что не поить больного, позволяя ему поспать и набраться хоть капельку сил. Тем более, сегодня ему нужно было сделать перевязки, обновив лекарственное средство и напитавшуюся кровью ткань. В идеале было бы, чтобы ребенок что-нибудь съел. Но Кагеяма боялся, что тот подавится, будучи без сознания, поэтому решил дождаться его пробуждения, которое, по его расчетам, должно было произойти в ближайшее время. Костер задорно потрескивал, пропекая темные клубни картофеля. Когда те, по расчетам Тобио, были готовы, он вытянул их из углей специально отведенной на эту роль палкой, напоминающей своим концом небольшой крюк. Затем он воспользовался кинжалом, чтоб разрезать будущую трапезу и позволить ей немного остыть. В ноздри тут же ударил приятный аромат, только раззадоривая аппетит. Пусть, зачастую, рацион Кагеямы нельзя было назвать слишком уж разнообразным, но печеную картошку он, признаться, любил. Обычно у него в запасе хранилось несколько круп, рис, картофель, батат и сушеное мясо – большинство продуктов он воровал в городе, однако мясо привык добывать самостоятельно. Оно и было самым ценным источником энергии и питательных веществ. Освежеванные тушки белок и кроликов быстро сохли у костра, а если удавалось поймать зверя покрупней, будь то косуля или молодой олень, то здесь приходилось повозиться чуть больше. Тащить всю добычу в пещеру было физически невозможно, поэтому Тобио нужно было максимально быстро взять только то, что ему было необходимо: мясо, шкуру и рога... Он брал столько, сколько мог, прежде чем на запах крови начинали сбегаться лесные хищники, которых было достаточно в здешних местах. Однажды, по своей же глупости, ему пришлось поплатиться за свою нерасторопность, из-за чего Кагеяма несколько недель залечивал рваную рану на голени. Благо, у него к тому времени уже были крылья и он мог хоть как-то передвигаться и удерживаться на ногах. А однажды он набрел в лесу на раненного медведя. Несчастный угодил в кем-то давно оставленный капкан и не мог выбраться. Когда Тобио нашел животное, оно уже издыхало от голода, но всем своим видом давало понять, что не сдастся без боя. Парень приходил к этому месту каждый день, проверяя его состояние, поджидая, словно стервятник, когда последние силы покинут зверя. Кагеяма не мог упустить такого замечательного шанса заполучить столь драгоценную шкуру, мясо, когти и жир, обладающий незаменимыми полезными свойствами. Он не испытывал угрызений совести или жалости, которую научился умело в себе подавлять. Он просто жил по законам природы: убей или будь убитым, извлеки выгоду из обстоятельств, будь сильным, будь хищником. В его положении нельзя было размениваться по мелочам, всегда нужно было действовать быстро и решительно, не предаваясь щемящему чувству сентиментальности. За все то время, что он жил один, ему удалось достаточно повидать. Теперь это не был тот несчастный четырнадцатилетний мальчик, глотающий слезы и сжимающий в руках бездыханную тушку кролика, которого только что сам же лишил жизни. Это был хладнокровный и расчётливый охотник, уверенный лишь в своих силах. Покончив с едой, Кагеяма начал собирать необходимые для перевязки материалы. Он вновь набрал воды и вскипятил ее. Нарезал новых лент, подготовил мазь и другие снадобья, поставив их неподалеку от настила. Когда все было готово, Тобио, тщательно вымыв руки, опустился рядом с ребенком, внимательно оглядывая его. Тот все еще спал, совершая плавные, спокойные вдохи, и по его внешнему виду можно было с уверенностью сказать, что он явно пошел на поправку. Кагеяма, переживая чувство собственной гордости за то, что он все сделал правильно, решил начать с левой руки мальчика. Он осторожно взял ее за запястье, приподнимая и сматывая с нее использованную ткань, тут же отбрасывая ее прочь, поближе к костру. Затем начал стирать остатки мази влажной тряпкой, очищая бледную кожу и тут же отмечая про себя, что ссадины и порезы на ней стали куда менее заметней, а воспаление с них пропало. Возможно, в таком быстром процессе восстановления имелась также заслуга его вороньей крови, о которой нельзя было забывать. В конце концов, вороны были более живучими, нежели обычные люди. Обработав руку и замотав ее чистыми лентами, Тобио двинулся к шее. Преимущественно, тут были лишь мелкие ссадины. Нужно было обработать только небольшой порез, который остался после их встречи и был неприятным напоминанием того, что Кагеяма чуть было не вскрыл ребенку горло. В конце концов, если бы тот не открыл в последний миг своих глаз, так бы и случилось. Он бы наверняка ничего бы и не узнал. А если бы узнал, то… Кагеяма мотнул головой, отгоняя прочь преследующее его наваждение. Нет, он ведь не сделал этого. Наоборот. Он ему помог. Узкая ранка практически затянулась и была похожа на тонкую багровую линию. Повязку можно было не накладывать, но необходимо было промыть кожу. В очередной раз смочив тряпку, Тобио поднес ее к ране, намереваясь счистить остатки лекарственного средства. Однако, стоило ему лишь дотронуться до нее, как мальчик неожиданно открыл глаза, резко поворачивая голову к Кагеяме, и встрепенулся, тут же выставляя перед собой руки и начиная яростно отпихивая его от себя: - Нет! Нет! Не смей меня трогать! – требовательно вскрикивал ребенок, отбиваясь от всех попыток Тобио удержать его. Такой неожиданный поворот событий застал парня врасплох, но ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы среагировать и попытаться успокоить напуганного, который просто не понимал где он находится и что с ним происходит. Его взгляд был затуманен и метался из стороны в сторону, а сам он выглядел не вполне вменяемым и очень шокированным. - Всё в порядке, успокойся, тихо, - твердым голосом повторял Кагеяма, стараясь уложить несчастного назад, но тот, хоть и обессиливший, весьма ловко выкручивал свои руки из его щадящих захватов и продолжал упорно отбиваться. - Отпусти! Не нужно, пожалуйста! Я ничего не сделал, нет! – глаза мальчика были полны ужаса и искреннего страха. Паника овладевала им, и казалось, что слова Тобио просто проходят мимо его ушей. - Послушай меня! – чуть громче сказал Тобио, склонившись ниже, заставляя ребенка уловить взгляд своих глаз. Парню показалось, что, если тот увидит в нем своего сородича, то это обязательно на него повлияет. И действительно, через пару мгновений мальчишка стих, обмякнув и не сопротивляясь более, однако, все еще с недоверием глядя на него снизу вверх и тяжело дыша, - успокойся. Тебе ничего не грозит. Ты в полной безопасности. Его собственное сердце готово было выпрыгнуть из груди, пока в воздухе повисла эта звенящая тишина. Он смотрел в, подобные своим, глаза, и молился, чтобы их обладатель вернул себе хоть каплю самоконтроля. Вообще, Кагеяме не составило бы труда просто скрутить его, вжав в соломенный матрац, если тот вновь решит истерить, но он не хотел усугублять ситуацию и еще больше пугать мальчика. Тот и так выглядел слишком растерянным и, казалось, был готов вновь потерять контроль над чувствами. - Г-где…я? – выдавил тот из себя дрожащим голосом. - Я нашел тебя в лесу. Ты был без сознания. Я принес тебя в свой лагерь. Ты не приходил в себя около суток, - Тобио старался говорить спокойным ровным голосом, чтобы выглядеть убедительно и желая, чтобы ему доверились. Нельзя было настраивать ребенка против себя, он был таким эмоционально нестабильным, что любое неправильно подобранное слово могло вновь его спровоцировать. На миг в его взгляде промелькнула нотка сомнения и Кагеяма, было, решил, что он на верном пути, как вдруг глаза мальчика вновь наполнились откровенным страхом, столь стремительно, будто его сию же секунду озарило нечто ужасное. Он вновь зашевелил своими ослабшими руками, пытаясь вывернуть их из хватки и отодвинуться чуть дальше. - Я помню те-тебя, - заикаясь, прошептал он, - я пом-мню… ты!.. я помню! Ты хотел у-убить меня! – его голос практически сорвался на крик, если можно было так сказать, учитывая, что у него было не так уж много сил. Кагеяма с досадой цыкнул сквозь зубы. Видимо, мальчик смог запомнить то самое мгновение, в лесу, когда на доли секунд приоткрыл свои глаза, запечатлев его в своем воспаленном разуме. Но тем не менее, он ведь действительно спас его и не собирался причинять вреда. Ну что за недоверчивое существо, не хочет признавать голых фактов. Это даже слегка раздражало. - Эй! Если бы я хотел убить тебя, то зачем мне было тебе помогать? Посмотри на себя, неужели ты не видишь? Я притащил тебя сюда и обработал твои раны. Еще немного и ты бы умер там, в лесу, и никто бы вообще ничего не узнал! Неужели ты совсем ничего не помнишь? Для пущей убедительности Тобио отпустил его руки, отсаживаясь чуть дальше. Стук сердца оглушающе отдавался в голову, сам он взволнованно дышал, начиная ощущать какое-то болезненно подступающее отчаяние. Он замер, наблюдая за реакцией мальчика и ожидая, что же тот в конце концов скажет. Секунда. Две. Три… Прошедшее время начало казаться подозрительно долгим лишь для того, чтобы кто-то что-то осознал. И с каждым мигом Кагеяме становилось немного не по себе. После его слов в глазах ребенка вспыхнуло удивление. Затем – сильнейший испуг и неописуемый ужас. Он наполнял его взгляд, источая пронзительный холод, а после – исчез, словно глаза просто застыли в одной точке, безжизненно пронзая пространство. Мальчик медленно поднял руки к лицу, накрывая его и сжимая ладонями, запуская пальцы в лохматую челку и что есть силы сжимая ее, словно намереваясь выдрать клок волос. Тобио глядел на него и боялся пошевелиться, плененный этим немым, неясно почему пробирающим до костей зрелищем… - Я не помню… - разбило тишину, словно ударом стального молота, - я ничего… не помню… - ломающийся голос стих, а рот исказился, словно его хозяин готов был вот-вот расплакаться. Он начал шумно дышать, судорожно всхлипывая на каждом выдохе. Смысл сказанного не сразу дошел до Кагеямы. Точнее, ему казалось, будто он ослышался. Или решил успокоить себя мыслью о том, что мальчик, видимо, просто слишком устал и не может сейчас собрать все воедино. В любом случае, ему еще нужно было набраться сил и как следует отдохнуть. Слишком много информации для столь юного и истощенного организма. - Тебе нужно успокоиться, все… все будет хорошо, - Тобио сам уже ни в чем не был уверен. Голос был словно не свой. Язык не слушался. И тем не менее, парень неловко протянул руку, в непривычном для себя намерении, собираясь дотронуться до чужого плеча, желая совершить хоть какой-то жест ободрения. - ДА НИЧЕГО НЕ БУДЕТ! – внезапно рявкнул ребенок, ударяя его и вновь заходясь в истерике, - Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ, НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ?! – его глаза были полны слез и какой-то ненормальной ярости, необузданной, разжигающей в нем лишь еще большее чувство паники. На этот раз Кагеяма решил, что щадящие методы едва ли помогут, из-за чего резко поймал брыкающегося ребенка за худые руки, прижимая их по краям вертящейся лохматой головы. Мальчик извивался под ним, дрыгая ногами, намереваясь ударить и просто пытаясь освободиться, но куда там. Кагеяма был неумолим. И его начинало злить то, что из-за отсутствия силы воли этот мальчишка сам же вредит себе, совершая такие резкие движения после того, как он столь долгое время находился в покое. - Отпусти меня! Не трогай! ХВАТИТ!.. – то и дело выкрикивал ребенок, ерзая и мечась из стороны в сторону. Его трясло, он плакал, нет, судорожно хныкал, кусая губы и желая обрести волю, а Тобио просто продолжал его держать, ожидая, как тот окончательно выбьется из сил. Наблюдать сию картину не было и капли удовольствия. Настроение стало окончательно паршивым, а всю радость от предвкушения их «встречи» словно смыло, оставив в груди пустоту. Не так он себе это все представлял. Не так. Внезапно мальчишка хрипло раскашлялся, чуть ли не складываясь пополам. Его руки резко ослабли, метнувшись к груди, из которой, казалось, рвется неведомое существо, издавая гортанные звуки. Кагеяма тут же отпустил его, просто оставаясь поблизости и не позволяя скатиться на пол, ощущая, как его собственное сердце колко сжимается, в то время как ему приходится наблюдать за болезненными и мучительными попытками ребенка подавить в себе этот удушающий приступ. Через минуту тот стал белым, как мел, а его губы посинели, и на миг Тобио не на шутку испугался, что мальчик не выдержит и просто задохнется, не в силах свободно набрать в легкие воздуха. Однако кашель стих также резко, как и начался, и мальчик обессиленно рухнул на матрац, все еще прижимая руки к груди, страдальчески жмурясь и глотая кислород крупными вдохами, каждый из которых, по его виду, доставлял ему сильнейшую боль. Совершенно отчаявшийся, сдерживающий вновь подступающие слезы, стоило ему лишь чуть-чуть отдышаться, он развернул голову к стене и едва слышно выдавил из себя: - Лучше бы… ты… вообще меня не находил… Внутри что-то неприятно царапнуло. Сначала – едва ощутимо. А потом Тобио начал понимать, что его наполняет чувство противной отупляющей боли. Как будто небольшой порез. Молниеносный. Когда ты еще не понял, насколько он глубок, а уже через миг из него начинает сочиться горячая кровь, которая и не думает останавливаться. Как будто пощечина. Сначала – оглушение, а потом нарастающее жжение, которое распространяется во все стороны. Как будто тебя с грубостью отпихнули. Кагеяма просто молча сидел рядом, не в силах пошевелиться, подавляя в себе винтом поднимающиеся к горлу чувства, скручивающие дыхание и вынуждающие сжимать челюсти до скрипа зубов. Впервые в жизни он ощущал обиду столь ярко и больно. И ему это совсем не нравилось. Лишь злило и требовало выхода. Да, он был зол на этого глупого неблагодарного мальчишку. И все равно, что тот имел право так себя вести. Он рисковал ради него, не спал всю ночь напролет, ухаживая за ним и будучи оказать помощь в любой момент. А теперь он ощущал себя растоптанным и униженным, что еще больше распаляло это едкое ощущение в груди. Тобио медленно вздохнул, сжимая руки в кулаках, пытаясь успокоиться и сдерживая себя, поднялся, отворачиваясь, вновь замирая на месте. Он нерешительно обернулся, бросив через плечо угрюмый взгляд, явно намереваясь что-то сказать, но в последний миг просто отправился к костру, усаживаясь на шкуры и вперившись недовольным взглядом в дрожащее пламя. Вот и все. Разве он к этому стремился? Разве такой развязки желал достигнуть, придя на помощь этому человеку? Видимо, то секундное замешательство, охватившее его в лесу, сыграло с ним злую шутку, заставив на миг поверить в чудеса и надежду на то, что у этой ситуации может быть счастливая развязка. Мир жесток, не стоило об этом так опрометчиво забывать. Не стоит его идеализировать. Иначе потом придется заплатить слишком много. Он ведь просто хотел помочь, впервые он настолько искренне пожелал кому-то помочь, а его поступка совершенно не оценили. И еще больше угнетал тот факт, что это сделал ворон, даже не человек. Кагеяма подтянул к себе ноги, укладывая на них руки и опираясь подбородком. Как же чертовски обидно. Что теперь делать?.. Тобио не сдержал порыва обернуться и посмотреть на мальчика, что лежал позади, отвернувшись к стене и не издавая ни звука. По его спине было видно, что его дыхание выровнялось, а может, он опять уснул, но на этот раз данное обстоятельство уже не вызвало в Кагеяме былой радости. Конечно, он был рад, что тот пошел на поправку. Но старался не думать о том, что ждет их впереди. Скорее всего, прощание. И хоть Тобио совершенно не намеревался его здесь удерживать, почему-то мысли об этом вызывали в нем горькое сожаление о собственном поступке. Он старался не признавать в себе того факта, что успел привязаться к этому незнакомому человеку, за то время, что ему удалось пробыть рядом с ним. Юноша вновь развернулся к костру, утыкаясь лбом в сложенные на коленях руки. Он так устал от всего этого. *** Тем временем мальчик вовсе не спал. Он просто затаился в себе, в своих мыслях и болезненных ощущениях, которые путали его рассуждения и попытки что-либо понять. Тело ныло и не хотело слушаться, руки дрожали, в груди нестерпимо жгло, а взгляд расплывался. Он чувствовал себя настолько жалким и потерянным, никому ненужным и разбитым, что ему хотелось просто исчезнуть, забыться, раствориться в воздухе, лишь бы не испытывать этих разрывающих его переживаний. И тем не менее, часть его сознания заставляла его держаться, не предаваясь столь убийственной скорби. Мальчик, полностью успокоившись, дождавшись, когда столь бурные впечатления от собственного пробуждения откатят назад, пытался обработать всю полученную информацию. Значит, этот человек нашел его в лесу? Без сознания? Но как он сам там оказался? Что вынудило его зайти так далеко, полностью измотав себя и доведя до подобного состояния? Стена. Глухая непробиваемая стена, за которой простиралась бесконечная пустота. Он не знал, что там было. Он не мог вспомнить совершенно ничего. И это чувство пугало его, нагоняя дикий, просто животный страх, вновь заставляя его сердце учащенно биться. Мальчик прикрыл глаза, поднося к губам руку, пытаясь успокоить себя и не позволить отчаянию накатить с новой силой. Внезапно он учуял как тонкой нитью в его ноздри проникает приятный аромат хвои. Он поднял веки, стараясь сфокусировать взгляд на руке. Та была старательно перебинтована светлой тканью и тщательно обработала какой-то мазью. Вновь слова незнакомца отдались эхом в его голове: «…я обработал твои раны... еще немного и ты бы умер…». Видимо, тот действительно говорил правду. Но зачем он вообще решил ему помочь? Какая ему от этого польза? Может, он хочет сдать его людям живьем, получив от этого выгоду? Нет, что за глупая мысль. Он ведь тоже ворон. Интересно, может, он и не один? Но почему он говорил о себе так, будто бы он живет в одиночку? В сердце едва слышно задребезжало новое чувство. Может, из-за того, что на мальчика свалилось действительно слишком много, а может из-за того, что он вымотался и просто не мог выдерживать всего того, что ему приходится переживать. Ему просто резко стало очень стыдно. За себя, за свою жалость и беспомощность, отвратительность и неспособность что-либо сделать. Он даже подняться сам и то вряд ли сможет. Ведет себя, как последний неудачник. Хотя, кто он сейчас, как не неудачник? Умудрился дожить до такого. А теперь стал обузой для совершенно чужого человека, не в силах предложить что-либо взамен. Как же он жалок. Ничтожество. Его глаза вновь наполнились слезами, но не слезами истерики, а обычными, искренними слезами морально убитого существа, наткнувшегося на непроходимый тупик безысходности и ощущения собственной жалости. Он не знал, что ему делать и как ему быть. Куда идти, какой цели следовать. Он не был в полной степени уверен, стоит ли ему теперь жить вообще. Какой от него прок? Слезы подступали все отчаянней и в какой-то момент просто полились из его глаз, горячими ручейками стекая на подушку, набитую соломой. Он не мог остановиться и понимал, что ничего не может с собой поделать, ведь на сердце было так невыносимо пусто, а на душе – тяжело. *** Кагеяма, упустив момент, когда его невеселые рассуждения начали сплетаться с накатывающей дремотой, слегка вздрогнул, когда услышал позади себя негромкий всхлип. На этот раз он не стал оборачиваться, твердо решив оставить мальчика в покое, не беспокоить его и не навязывать своего общества, позволяя прийти в себя и побыть наедине со своими мыслями. Но со временем всхлипы все учащались и становились все более жалостливыми, настолько, что не могли оставить Тобио равнодушным. Он чуть развернул голову назад, не поднимая ее со своих сложенных рук, прислушиваясь к тихим рыданиям, источник которых, словно, старательно пытался их скрыть, настойчиво проглатывая дрожащие выдохи. От этих звуков обида Кагеямы начала постепенно отступать, оттаивая его сердце, пробуждая искреннее сочувствие. В конце концов, он не знал, как бы повел себя сам, окажись он заложником подобных обстоятельств, из-за чего не имел права его осуждать. И раз он решился тогда сделать этот серьезный шаг, то теперь должен был идти до конца и не сидеть в стороне, бездействуя и ощущая, как его нутро сжимается каждый раз, стоит ребенку всхлипнуть вновь. - Эй, - наконец не выдержал и окликнул его Тобио негромким голосом, - хватит, - он выдержал паузу, а после, добавил, - мы что-нибудь придумаем. И каково оказалось его удивление, что в ответ на его слова мальчик действительно стал затихать. Что же, на этот раз тот действительно его услышал? Или сейчас же опять выкинет какую-нибудь штуку, принимаясь буянить? Однако тот лишь перевернулся на спину, вытирая руками заплаканные глаза и закусывая губы, твердо намереваясь успокоиться. Он уже не выглядел столь отчаявшимся и возбужденным, наоборот, в его движениях прослеживалось спокойствие и полная осмысленность. Закончив вытирать лицо, ребенок глубоко вздохнул, устремляя взгляд в потолок. Он сосредоточенно думал о чем-то и, будто, решался что-то сказать, переживая сильнейшую внутреннюю борьбу. А после, все же, твердо, но негромко произнес: - Прости за то, что я тебе наговорил. Я просто... очень испугался, - он смолк, казалось, шокированный собственной искренностью, и напряженно вслушался в повисшую тишину, ожидая чужого ответа. Согревающая волна доселе незнакомых ему чувств хлынула к горлу. Тобио ожидал услышать что угодно, но извинения совершенно туда не вписывались. Он не успел заметить, как окончательно оттаял. - Забей, - коротко бросил он, разгибая ноги и отворачиваясь к костру и отвлеченно замечая, что он оставил пару картофелин на случай, если мальчик вдруг придет в себя. Пользуясь затянувшейся паузой, он сделал вид, что поглощен процессом приготовления пюре, самозабвенно разламывая клубни на небольшие кусочки и добавляя к ним буквально несколько капель воды, в то время как в его груди разливалось приятное тепло и заставляло кончики ушей едва заметно гореть. Затем взял, вырезанную из дерева ложку и принялся сосредоточенно разминать содержимое небольшой посудины. Когда то практически превратилось в кашицу, он поднялся, как-то нерешительно подступая к кровати. Мальчик трусливо столкнулся с ним взглядом, вновь отворачивая голову, забавно хмурясь и опять намереваясь что-то сказать. - И… с-спасибо, что спас мне жизнь. Как мне тебе отплатить? – под конец фразы от стыда его губы настолько отчаянно сжались, что рот стал походить на тонкую нить. Столь резкая перемена в отношении удивляла и воодушевляла одновременно, отчего Кагеяма едва сдержался, чтобы не выглядеть бесконечно довольным. - Просто не делай глупостей, - с наигранно-утомленным вздохом он опустился на пол, протягивая мальчику миску с пюре, - вот, тебе нужно поесть. Сможешь? Мальчонка глянул на него, пребывая в растерянности и неуверенности, но настойчивый взгляд Тобио не внушал подозрительности и лишь больше побуждал к действиям. Ребенок выразительно сглотнул, уставившись на любезно предложенную пищу, пошевелился и попытался привстать на локтях. Но его сил оказалось явно недостаточно: стоило ему приподняться, как голова резко закружилась, и ему пришлось улечься обратно, с извинением глядя на Кагеяму. В конце концов откуда было взяться тем силам. Тобио и не собирался его осуждать, с добродушным видом подсаживаясь ближе и складывая ноги в небрежную позу лотоса, своими действиями показывая, что он собирается устроить… кормежку?! Недолгая заминка нагнала еще больше смущения и неловкости, а мальчик просто не находил в себе сил признаться в том, что ему стыдно быть таким беспомощным. - Неужели ты хочешь, чтобы старания шеф-повара прошли даром? – усмехаясь и вкладывая во фразу всю возможную в данный момент серьезность, спросил Кагеяма. Ребенок вновь посмотрел на него и на ложку, в которой уже было набрано немного пюре. От осознания насколько комично выглядит данная ситуация, ему безумно захотелось разулыбаться до ушей. А может сделать это ему захотелось больше из-за той неописуемой легкости, что наполнила его, освободила его от непомерной тяжести, стоило ему попросить у этого парня прощения. *** Самым стыдным был только первый шаг. А уже через несколько минут, оба, «набив руку» каждый в своем деле, исправно взаимодействовали в процессе кормления. Тобио еще больше полегчало после того, как ребенок проглотил немного пищи и та не попросилась обратно: все же, тот слишком долго не ел, из-за чего его желудок мог просто отвыкнуть от грубой еды. Тем не менее, мальчик весьма быстро выдохся и вскоре у него появилась одышка. Но это было не столь важно: к тому моменту в миске уже почти не осталось пюре. Удовлетворенный их общим успехом, Кагеяма, сгребая в кучку остатки пищи, повелительным тоном распорядился: - Теперь тебе нужно поспать. Но ребенок и не собирался спорить, с благодарностью облизываясь и пытаясь рукой вытереть рот. Он уже не был таким ослабшим, будто его организм мгновенно начал набираться сил из столь долгожданного питания: на щеках заиграл здоровый румянец, а самого мальчонку знатно разморило, о чем, в довершение ко всему, сказал продолжительный сладкий зевок. - Я буду рядом, если тебе что-нибудь понадобится, - сказал напоследок парень, поднимаясь и оставляя мальчика наедине с грядущим сном. Он собирался направиться к выходу, чтобы помыть посуду, как до его слуха донесся сонный голос: - Хината Шоё... Кагеяма обернулся, вопросительно глядя на ребенка. - Все, что я помню, это моё имя, - негромко проговорил тот, - Хината Шоё. - Вот видишь. Все не так уж плохо, мы справимся, - юноша ощутил, как его сердце вновь застучало быстрей. Он и не думал, что завершение дня принесет с собой столько приятных событий. - А... как зовут тебя? – робко улыбнувшись в ответ на его слова, не в силах сдержать опускающихся век и накатывающей дремоты, поинтересовался мальчик. И сквозь мягкую пелену обезоруживающего желания отключиться до его слуха донеслось, словно издалека: - Кагеяма. Кагеяма Тобио. _____________________________________ Очень сложно писать. Но не хочу бросать эту работу. Поэтому некоторые моменты в главе описаны небрежно и плохо согласованы. Блин. :(