Karas

Утром Хината притворился, что спит. Он слышал, как проснулся Кагеяма, как тот приподнялся и сел, замирая в нерешительности, в растерянном, нелепом недоумении. Затем мальчик почувствовал взгляд на своей спине, от которого ему захотелось просто провалиться сквозь землю. Но даже вида не подал: заговорить сейчас с Тобио было равносильно попыткам убедить себя в том, что вчера между ними не произошло ничего… странного? Необычного?.. Неправильного?.. Подобрать нужное слово было сложно, точнее, Хината просто боялся его озвучить в своём сознании, ведь поступок, который они совершили, теперь, на свежую голову, в начале нового дня казался настолько диким, что у него перехватывало дыхание лишь от одной единственной мысли об этом. Он до самого конца не верил, просто не мог принять реальность вчерашнего вечера, ведь всё ещё было достаточно спутано из-за того, как сильно он устал за последние несколько дней, но когда, проснувшись, он всё же окончательно пришёл в себя, леденящее осознание накатило на него сокрушительной волной непонятного страха, стыда и угрызений совести. Шоё, пребывая в состоянии некоторого шока, застыл, словно каждая мышца в его теле напряглась и мгновенно окаменела, стоило ему убийственно ясно вспомнить лицо Кагеямы рядом со своим, так близко, так переломно и недопустимо близко, когда именно в тот момент в его собственной голове что-то переклинило именно у НЕГО и он САМ сделал столь необдуманный шаг по направлению к этой неизбежности. Он был словно пьян, будто в дурмане двигалось его тело, по крайней мере сейчас он видел происходящее будто со стороны и до конца умолял неизвестно кого, чтобы всё это оказалось сновидением. Но детали были столь чёткими, а стыд разъедал его так ощутимо, так чересчур болезненно… Вот, то секундное замешательство Кагеямы, те мгновения немой тишины и два слишком многозначительных взгляда, пламя, вспыхнувшее за секунды в темнеющих, полной столь топкой синевы, глазах, в тот же миг обуглившей изнутри его грудь, лёгкие и горло, перед тем как охватить целиком его тело… То что случилось дальше казалось Хинате сплошным безумством, и ему вдруг стало за себя так неловко, так досадно и даже немного противно, что захотелось болезненно застонать от безысходности. Масла в бушующий огонь его самобичевания подливало осознание, очевиднейший факт, что виноват в случившемся был именно он. Кагеяма лишь последовал за ним, будучи не менее истощённым его затянувшейся депрессией, истериками, хождениями по мукам и всеми этими не самыми приятными разговорами вечером накануне. Ведь Тобио едва ли желал такого исхода, он бы сам ни за что не сделал что-то подобное. И теперь Шоё чувствовал себя просто отвратительно, взвешивая случившееся и то, какие у них теперь были шансы замять это весьма смущающее обстоятельство. Он бы наверняка не выдержал больше этой гнетущей тишины, этого молчания, этого, словно насквозь смотрящего, взгляда, захлебнувшись во всепоглощающем чувстве стыда, пока юноша, наконец, не отвернулся от него, тихо вставая на ноги и направляясь к выходу из пещеры. Стоило тому скрыться за поворотом коридора, Шоё тут же встрепенулся, резко поднимаясь и устремляя свой взгляд ему вслед. В последнее мгновение ему почему-то нестерпимо захотелось окликнуть Тобио, но заветное имя так и не прозвучало в, ставшем столь удушающим, окружении пещеры, зацепившись, застряв где-то в горле, и Хината лишь с горечью выдохнул, досадно поджимая губы. В конце концов, он ведь просто не знал, что ему сказать, а глупая идея делать вид, что на самом деле между ними ничего не произошло, с наглой издёвкой начала скрести его голову изнутри. *** Кагеяма яростно умывался ледяной водой из ручья. От холода болезненно жгло руки и лицо, а по спине колко пробегали отрезвляющие мурашки. Закончив с процедурой, парень остался сидеть на корочках, над чем-то отвлечённо раздумывая и словно бездумно блуждая разбитым взглядом по окрестностям, в то время как все мысли лихорадочно роились в его голове, набухая, словно губка, превращаясь в запутанный оглушительно гудящий ком из бессвязных обрывков. К горлу настойчиво подкатывало приторным чувством искреннее сожаление и ощущение детской беспомощности, пока он, неосознанно повторяя за Хинатой в этот самый миг, переживал тяжелейшее смятение и ощущение морального падения. Всё перевернулось с ног на голову. Словно они перешагнули какую-то запретную черту, наличие которой стало заметно только теперь. Кагеяма неподвижно сидел у ручья, опустив руки вниз перед собой, и невидящим взглядом смотрел, как капли воды медленно собираются на кончиках его пальцев и поочерёдно срываются вниз, уносимые бурным течением прочь. В груди раздувалась болезненная пустота, а необъяснимое чувство потери глодало изнутри. Размытые кадры вчерашнего вечера то и дело проскальзывали у него перед глазами, заставляя сердце стучать быстрее, дыхание — сбиваться, ладони — потеть, вызывая тем самым весьма противоречивые чувства. Кагеяма помнил, что вчера он чувствовал себя откровенно неважно после всех этих эмоциональных перепадов и воспоминаний о прошлом, но он вполне трезво отдавал отчёт своим действиям и понимал, что именно делает. Вплоть до того момента, пока Хината его не поцеловал. Губы мгновенно обожгло памятью того прикосновения, а в груди скрутилось непонятное, саднящее чувство, болезненно тянущее нутро, сердце отчаянней забилось под рёбрами, и Кагеяме стало не по себе. Ему показалось, что самой непосильной задачей для него теперь будет вернуться назад и посмотреть мальчику в глаза. От одного представления об этом захотелось сбежать, словно ребёнку. Но Тобио в любом случае не позволил бы себе этого сделать: если ему сейчас так мучительно стыдно и досадно, то каково должно быть Хинате? Вчера, после всего того, что они друг другу рассказали, после того, как он пообещал, что никогда не оставит Шоё, после того, как мальчик решил ему довериться… Конечно, это было что-то новое, что-то настолько пугающе новое в их отношениях, что внутри него всё начинало вибрировать от неприятного напряжения. Однако в одном он был твёрдо уверен: произошедшее никак не повлияло на его решимость оставаться с Хинатой. Он будет оберегать мальчика и заботиться о нём. Вопрос был в другом. Кем теперь Шоё ему является? Кем они являются друг другу? Разве… это не должно было что-то изменить? Как ему теперь себя с ним вести? Вопросы всё прибывали, и Тобио ощущал, как с новой силой на него наваливается груз очередного бремени, которое наверняка подпортит им жизнь. Он искренне надеялся и пытался верить в то, что им как-то удастся исправить эту ситуацию. Нужно было лишь понять насколько остро это повлияло на самого Хинату, а там… там они уж что-нибудь придумают… Вот только сколько времени на это потребуется и насколько сложно это будет? *** Заслышав приближающиеся в глубине тоннеля шаги, мальчик начал ощущать, как его буквально пригвождает к стене, возле которой он уселся. Ему до безумия захотелось исчезнуть, испариться или хотя бы закрыться руками. Но едва ли подобное поведение поспособствовало бы разрешению текущего обстоятельства. Поэтому он просто так и остался сидеть, поджав к себе колени и укрывшись одеялом до самого подбородка, изо всех сил сцепляя под ним руки в замок, до белеющих костяшек и боли, единственной, удерживающей его от намерения спрятаться под одеяло с головой. Панический стук сердца в его груди напоминал бьющуюся в неволе пичужку, и Хинате казалось, ещё немного — и оно просто выпрыгнет через горло. Он непроизвольно прижал руки к груди, тут же чувствуя как в ладони начало ощутимо колотить через рёбра. Казалось, несчастная мышца просто разорвётся, разлетится на сотню бесформенных ошмётков, но в тот момент когда Кагеяма вошёл в пещеру, сердце Шоё словно перестало биться вовсе. Они посмотрели друг на друга, отрывисто, коротко, мгновенно пронзив пространство двумя острыми, словно лезвия, взглядами. Мальчик ощутил, как что-то прошло сквозь него, обдав каждую клеточку его тела жутко неприятным разрядом тока, и на доли секунд ему показалось, что в глазах Кагеямы отразилось то же самое чувство. Неосознанно задержав свои взгляды чуть дольше, чем нужно, они также синхронно опустили глаза. И от осознания этого внутренний крик стал лишь громче. Об утреннем приветствии не могло быть и речи. Не могло быть речи даже о том, чтобы просто заговорить, как если бы их обоих лишили способности общаться. Тобио, словно каменное изваяние, замер на месте, напряжённо глядя в сторону, будто со всей своей отдачей он сейчас пересчитывал пучки сушеных трав, что висели на дальней стене. На деле же: лихорадочно соображал что ему делать. Именно ему — потому что он был старшим, он был более опытным и, следовательно, ответственным и, в какой-то степени, мудрым, чего нельзя было сказать о том, чему он позволил вчера с ними случиться. Презрение к себе вздымалось в нём всё стремительней с каждой секундой этой повисшей тишины, и в какое-то мгновение оно, уже просто невыносимое, сорвало его с места, и Кагеяма, сжав челюсти, всё также не глядя на Хинату, медленно проследовал к костру, принимаясь разводить огонь. Он делал всё машинально, словно робот, изо всех сил стараясь не обращать внимания на чужое, столь смущающее, присутствие и повисшую атмосферу в целом. Пока он чиркал огнивом и укладывал аккуратней не догоревшие с прошедшей ночи головешки, прижимая ими пучок сушеной травы, ему начало казаться, что это занятие вполне может немного разрядить обстановку, хоть немного отвлекая от неприятных мыслей. Однако, когда пламя занялось, а ему не осталось ничего, кроме как сидеть рядом, не в силах принять какую-либо расслабленную и непринуждённую позу, все те мысли, переживания, стыд, всё это под давлением поднялось к его горлу, не оставляя совершенно никаких путей отступления: — Хината, — прозвучало жалко и абсолютно не внушительно, и вообще тут же замерло, повиснув обрывком незаконченной фразы. Мальчик не посмотрел на него, даже не пошевелился, Кагеяма чувствовал это всем своим нутром, глядя перед собой, на разгорающееся пламя, точно также, как сейчас глядел перед собой Шоё, съёжившийся до размеров клубка из покрывала. Эта ситуация казалась до ужаса нелепой, смешной, дурацкой и до безумия смущающей, из-за чего Тобио не сдержался, глубоко и напряжённо вздохнул, одновременно зарываясь рукой в волосы у себя на затылке. Он наклонил голову ещё ниже, крепко жмурясь и ощущая, как натяжение внутри него становится просто невыносимым. Через, казалось, бесконечную череду вязких, словно густая смола, секунд, он глухо, но ровным голосом произнёс: — То, что было вчера, — резкий, мнимый удар под дых, вышибающий весь воздух из лёгких, — я… ты… — как же неимоверно сложно было подобрать слова, которые приходилось выжимать себя, вытаскивать из горла, словно застрявший крючок, — мы очень устали от всего этого и… — Кагеяма вновь запнулся, чувствуя, что его, столь ответственная, речь ну никак не возымеет должного эффекта, будучи подобной нелепому заиканию. Его злила эта беспомощность, этот детский стыд, это повисшее вновь молчание, от чего он, опять вдохнув поглубже, сказал неожиданно твёрдо и уже весьма убедительно, — нам лучше сделать вид, что ничего не было… — последняя фраза рассекла воздух, словно удар хлыста. Тобио до конца не мог осознать, что действительно сказал нечто подобное, причём довольно сдержанно и внушительно. Он поднял голову, и осторожно посмотрел на мальчика, который в этот самый момент тоже глядел на него… Хината приложил все свои усилия для того, чтобы не отвернуться, не закрыть глаз, не спрятать лица за тканью пледа. Он лишь коротко кивнул, ещё крепче сжимая под покрывалом кулаки, и ему показалось, что чуть-чуть — и они захрустят, выдавая его внутреннее состояние с потрохами. Очередная убийственная пауза стремительно тяжелела у них на плечах, будто затрудняя дыхание и проворачивая в груди ржавый, скрипучий, поломанный ключ, который невыносимо хотелось вырвать вместе со всеми этими странными, гнетущими чувствами. Первым, как ни странно, сдался Кагеяма, не выдержав, слишком поспешно поднимаясь на ноги и торопливо хватая котёл за ручку. — Наберу воды, — бросил он в пустоту, тут же разворачиваясь и направляясь к выходу, — вставай, будем завтракать, — и тут же скрылся за поворотом коридора, оставляя Шоё одного. Мальчик застыл, словно безмолвная статуя, стекленеющим взглядом провожая пятно чужой тени на серой стене. Он ждал этого разговора, которого не могло не произойти, видимо, так глупо надеясь, что он внесёт в их будущее определённую ясность. Но почему-то столь долгожданного облегчения не наступило. Напротив. Внутри сдавило сильней, будто тот самый ключ сделал ещё один болезненный проворот. Хината сжал губы покрепче, набрасывая на голову одеяло, кутаясь в него, и с полным безысходности вздохом свалился на бок, наполняясь принеприятнейшим чувством досады. Ему было немного обидно. *** Остаток утра прошёл практически в полной тишине. Кагеяма казался до безумия отстранённым, Хината — скованным. За трапезой они произнесли не больше двух слов и всё это время атмосфера вокруг них чуть ли не звенела, словно струны от натяжения. Мальчик не смел поднять своих глаз, задумчиво вертя в руках ломтик сушеного мяса, долго и сосредоточенно пережёвывая каждый кусочек. Тобио вроде как создавал видимость, что очень занят с целебными травами и, якобы, ищет какую-то из них, чтобы заварить им чай, на деле же – бездумно рассматривал стену, в то время как его мысли были где-то очень далеко. Точнее, их не было вообще, лишь белый шум или что-то вроде. Каждый звук, издаваемый Хинатой, будь то вздох, глоток или шорох складок его одежды, который доносился до его слуха, ощущался буквально физически, словно бы ударяясь маленьким камушком о незримый барьер, выстроенный вокруг его тела. Инстинкты Кагеямы были обострены как никогда, ему казалось, что он начинает слышать, как стучит чужое сердце и это беспокоило его, потому что раньше с ним подобного не случалось. Сомнений в том, что виной всему являлся вчерашний инцидент, у парня не было. Но он никак не ожидал таких последствий. Он не мог описать, что именно чувствует помимо всё той же неловкости и состояния непрекращающегося напряжения, но оно пугало, оно было слишком громким, слишком ярким и давящим. Скорее всего Тобио сам накручивал себя, будучи теперь слишком восприимчивым и тонкокожим, а вернуть себе былую чёрствость было из сферы чего-то невыполнимого. Он изменился слишком разительно для того, чтобы пытаться повернуть назад. Но именно сейчас ему бы хотелось поменьше думать. О Хинате. В это самое время мальчик невиннейшим образом восседал на настиле, приканчивая свой скромный завтрак. На самом деле аппетит у него был так себе, а после разговора с Кагеямой – пропал вовсе. Кусок в горло не лез, но Шоё приложил неимоверные усилия для того, чтобы впихнуть в себя всё: если бы он не доел, пришлось бы лишний раз чувствовать себя виноватым и извиняться, а подобных разговоров с Тобио сейчас хотелось меньше всего. Если честно, мальчик вообще хотел бы побыть один. К этому решению он склонялся всё больше, пока впитывал в себя эту неловкую ситуацию, это всё приходящее напряжение и начинал всё явственней ощущать неприятный, едкий осадок. Кагеяма казался ему слишком равнодушным, каким-то далёким, и даже если это была специально надетая маска, то она чересчур хорошо справлялась со своей задачей. Или же просто Тобио было настолько противно, что он теперь просто старался держаться от Хинаты как можно дальше, ограждая себя подобным образом? Такие мысли болезненно кололи куда-то в область груди, и эта боль отдавала в горло, уже таким привычным ощущением начиная сдавливать дыхание. Ведь больше всего теперь Шоё боялся остаться один. - Вот, - его мысли резко прервались, потому что в следующий миг Кагеяма оказался рядом с ним, протягивая ему чашу с ароматным питьём (и когда он успел?), - держи. Хината тут же неловко спохватился, протягивая руки вперёд и принимая подачу, и, преодолевая себя и совершая старательную попытку дружески улыбнуться, с благодарностью глянул на Тобио, мгновенно осознав, что тот на него даже не смотрит. Хватка на горле стала сильнее, сердце словно обдало потоком неприятного холода. Видимо, Тобио действительно старался его избегать. - Спасибо, - практически беззвучно сказал мальчик, опуская взгляд в дымящуюся паром чашу. Аромат из смеси разных трав тут же проник в нос, лёгкие, наполняя тело изнутри приятным теплом и облегчая тупую, ноющую боль. В глазах неистово защипало, где-то далеко, за корнем языка стремительно сжимался жгучий узел. Нет, он не будет больше плакать. Хватит с него слёз и истерик, будто это единственный способ решать все проблемы. С таким плаксой кому угодно станет противно водиться, только и знает, что сопли размазывать, мерзкий… — Я отлучусь ненадолго, — от резко прозвучавшего голоса Хината неловко вздрогнул, прервав свой замкнутый круг самобичевания, - надо бы осмотреться, - Кагеяма как ни в чём не бывало надевал жилет, затягивая кожаные ремни, - может… хочешь присоединиться?.. Видимо, подобного вопроса Шоё ожидал меньше всего, но прежде, чем он успел понять его суть, коротко произнёс: - Н-нет, - но тут же, запнувшись, на автомате поспешил добавить, - я… я лучше останусь. Устал и… - Хината растерянно посмотрел на Тобио несколько мгновений, будто забыл, что именно хотел сказать, а после вновь опустил свой взгляд в глиняную чашу, тихо подытоживая свой ответ, - не пойду. Кагеяма солидарно промолчал, не смея настаивать, понимая, что им сейчас действительно лучше хотя бы какое-то время побыть порознь, чтобы иметь возможность немного расслабиться без чужого присутствия и хорошенько обдумать беспокоящие их проблемы. Слова были сказаны, а что должно быть дальше, он мог лишь гадать. Всё-таки тема взаимоотношений была для Тобио не из лёгких. Что уж о Хинате говорить. Конечно, мальчику было намного легче общаться и показывать свои эмоции, но уж вряд ли он имел опыт в подобных делах. Поэтому им сейчас ничего не оставалось делать, кроме как дать друг другу фору для того, чтобы переболеть в себе это, расставить по полочкам, разобраться, и может быть потом, с новыми, более трезвыми мыслями, без поспешных решений им удастся всё позабыть и вернуть их взаимоотношения в привычное русло. - Ладно, - юноша перекинул через плечо лямку кожаного мешка, - скоро вернусь, - и, развернувшись, направился к выходу из пещеры. Хината ещё долго слышал его шаги в коридоре, затем – несколько взмахов крыльев, шелест рассекаемого ими воздуха и – тишина. Мгновенно будто бы стало свободней дышать, чем Хината тут же воспользовался: с облегчением выдохнул, расслабив плечи, при этом едва не пролив свой чай. Мальчик отставил его на пол, отсаживаясь дальше, к стене, и притянул к себе ноги, старательно кутаясь в плед. В этой позе он чувствовал себя более защищённым, ощущая как в спину, сквозь мягкую ткань, упирается неровная поверхность гранитного монолита, а недалеко впереди испускает тепло ровное пламя костра. Чувствовал он себя странно, не в силах толком понять, чего же теперь ему на самом деле хочется и как ему теперь себя вести. В этих, и не только, вопросах ему предстояло разобраться в ближайшие несколько часов, потому что ему казалось, что Тобио, хоть и пообещав «скоро вернуться», вполне может задержаться снаружи до самого вечера. *** Через несколько минут Кагеяма вдруг понял, что толком не знает, куда именно он направляется. Стоило ему выйти наружу и расправить крылья, вознося себя над деревьями, как все мысли разом покинули его голову. Всё-таки давненько ему не удавалось, как следует размяться, ведь последние несколько дней он практически безвылазно находился в пещере, рядом с Хинатой, всеми силами стараясь его поддержать. Поэтому сейчас чувство свободы полёта опьяняло и дарило некоторое спокойствие, чуть отвлекая от мыслей о насущном. Плечи и спину приятно жгло – просто мышцы слегка позабыли свою работу и теперь усиленно её вспоминали. Тобио сделал ещё несколько намеренно сильных взмахов, поднимаясь чуть ли не к облакам, которые, угрюмые, тяжёлым покрывалом плыли низко над землёй. Холодный воздух отрезвлял и заставлял чувствовать себя живым – то, чего Кагеяме очень не хватало в последнее время. Переживания, которые он разделил вместе с Хинатой, казалось, никогда не кончатся, заключив каждый его день в сплошной повтор одного и того же кошмара. Вот только одна беда: когда, вроде бы, его удалось разорвать, они оба тут же положили начало чему-то новому, которое пока что вызывало одни лишь неприятности, и парень не знал, он не видел, каким образом они могли бы разрешиться. Он словно выпал из привычного хода событий, столкнувшись с задачей, существование которой днём ранее было просто невозможным, из-за чего теперь не знал как ему лучше поступать и что говорить. Даже сейчас, когда он предвкушал такую отличную возможность уединиться, он позвал Хинату с собой до того, как понял, что это было лишним. Благо, мальчик сам отказался, в очередной раз доказывая, что его отношение схоже с тем, что переживает он сам. Тобио решил спуститься вниз, заприметив впереди небольшую прогалину. Воздух сегодня был особенно влажным, из-за чего в полёте его одежда быстрее впитывала мелкую водную пыль. К тому же он всё равно не собирался отлучаться слишком далеко, поэтому в использовании крыльев особой нужды тоже не было. Кагеяма приземлился на сырой, жухлый покров, плотнее складывая крылья и прижимая их к спине. Он огляделся, отмечая своё положение на местности, и, набросав приблизительный маршрут своей прогулки, двинулся вперёд. Он чувствовал себя очень виноватым и какая-то часть его всё ещё считала, откровенно намекала на необходимость в этот момент находиться рядом с Хинатой, несмотря на все те странные, одолевающие его ощущения. В конце концов мальчика сейчас должна была в придачу угнетать трагедия куда более давняя, но обретшая для него смысл совсем недавно. Может, ему действительно не стоило оставлять его одного? Тобио замер, тут же разворачиваясь в сторону их лагеря и непроизвольно сжимая кулаки. Сколько ещё поспешных решений ему придётся сделать? Чувство ответственности глодало его изнутри, но второе, весьма равноценное ему в весе, не позволяло ему пока вернуться назад. И всё дело в том, что теперь мысли о Шоё вызывали у Кагеямы обновлённые, немного иные чувства. Он не испытывал ничего подобного за время их знакомства, а теперь не мог толком понять, пугает ли это его или... Парень покачал головой, словно прогоняя наваждение. Вновь всплывшие в памяти картинки заставили его сердце застучать быстрее и почувствовать, как по телу медленно разливается волнительный жар. Чёрт, если он будет так зацикливаться на том, о чём сам же и предложил позабыть, могут возникнуть дополнительные проблемы, а он этого никак не мог допустить. Наверное, всё же, поначалу ему придётся держать некоторую дистанцию, иначе он не выдержит этого давления и просто сойдёт с ума. Конечно, выглядеть равнодушным для него не составляло определённого труда, но течение рассуждений нельзя было остановить одним лишь желанием. Ему нужно будет время для того, чтобы научиться сдерживать мысли, чтобы заставить себя относиться к Хинате по-прежнему. Но сейчас это было практически невозможно. Воспоминания, столь свежие, что парень словно бы чувствовал каждый звук, каждое прикосновение своей кожей, вновь и вновь возвращались в его голову. И из-за этого всё более очевидным становился тот факт, что между ними с Хинатой ничего уже не будет как раньше. Конечно, он постарается приложить все усилия для того, чтобы, выросшая между ними после прошедшей ночи, пропасть не стала ещё шире, вопрос состоял лишь в том, как будет вести себя Шоё, ведь это было куда более важно... Внезапно подул промозглый ветер, влажно дохнув в лицо запахом поздней осени и бесцеремонно развевая полы плаща. Тобио хмуро огляделся, поднимая воротник повыше. Скоро должен был вновь пойти дождь и тогда ему точно нужно будет вернуться. Поэтому напоследок парень решил просто сделать небольшой обход прилегающей территории, прежде чем отправиться обратно в лагерь. *** Настроение менялось быстрее, чем Хината мог отследить, где кончается эта незримая грань светлой надежды и начинается мрачный тупик безысходности. Он решил не удивляться тому, как легко он переключается с одного течения мыслей на другое, не в силах толком обдумать какую-то отдельную вещь. Это раздражало. Он сам себя дико раздражал, но ничего не мог с этим поделать, потому что понимал, что ему не в силах себя изменить. Он пытался думать о Кагеяме, пытался разобраться в том, что он теперь к нему чувствует, но потом вдруг резко вновь вспоминал о своём прошлом, о своей утраченной семье и любимой маленькой сестрёнке, которую ему не удалось уберечь. Слёз больше не было. Они словно высохли за всё это время. Вместо них приходило мучительное удушье и навязчивое желание исчезнуть из этого мира. Его здесь больше ничего не держало, а испытывать подобные муки было просто невыносимо. Хината сам не знал, как смог продержаться так долго. И когда в голове не оставалось ни одной светлой мысли, он вспоминал Кагеяму. Все его размышления сводились к одному единственному человеку, который остался рядом с ним, кроме которого у него больше никого не было. Наверное, это и было ответом на вопрос, как у Шоё получилось удержаться за волю к жизни. Стоило подобной мысли промелькнуть в его голове, как он начинал думать про то, что Тобио для него сделал и как тот к нему относится. Скольким он пожертвовал и насколько он участлив и внимателен по отношению к нему. Разве это не доказывало, что он существует не напрасно? Разве это не повод, чтобы продолжать жить? Ведь «смысл в том, чтобы просто жить дальше», пока они есть друг у друга, разве не так сказал Кагеяма?.. Хината закрыл глаза и опустил голову, утыкаясь лбом в колени. Зачем он вчера его поцеловал? Почему ему захотелось это сделать? Почему Кагеяма не оттолкнул его? И почему теперь ему так мучительно больно вспоминать слова Тобио о том, чтобы они просто проигнорировали это событие? Шоё догадывался, он был более понятлив и проницателен в своих чувствах. Просто в какой-то момент связь между ними стала настолько близкой и откровенной, что черта, разделяющая понятие дружбы и чего-то большего, стёрлась, исчезла, заставляя, вынуждая Хинату показать то, что именно он испытывает. Когда отступать было некуда, когда его припёрли к стенке, когда он понял, что ему больше нечего терять... Увидев Кагеяму настолько близко рядом с собой, окунувшись в его, полный безграничной преданности, взгляд и рассмотрев в нём нечто взаимное, он сделал шаг вперёд, не оставляя им путей отступления. Он не отдавал себе толком отчёта, действуя будто на автопилоте, ни в коем случае не предполагая, в какую ослепительную вспышку превратится одна случайная искорка. А потом цепную реакцию было уже не остановить. Мальчик обхватил плечи, крепко сжимая их пальцами. По телу пробежала мелкая дрожь, заставляя волосы на затылке встать дыбом, а руки – покрыться гусиной кожей. Его сердце будто сжимала горячая ладонь, каждый раз, стоило ему вспомнить страсть чужих прикосновений, жаркий, опаляющий шёпот у самого уха, который пронизывал его тело насквозь жгучей, вьющейся нитью. Шоё напрягся, крепко зажмурившись, изо всех сил пытаясь прогнать навязчивые воспоминания, разжигающие внутри его груди трепещущее тепло. Но тут же вздрогнул, с испугом распахивая глаза: его сердце колотилось, как бешеное, а самого его начинало не хило потряхивать. Ему показалось, что он сходит с ума и если он не возьмёт себя в руки, то последствия его запретных воспоминаний будет весьма проблематично скрыть. Мальчик откинул покрывало в сторону – его словно окатило потоком горячей воды – а сам лёг на настиле, раскинув руки в стороны и глядя в потолок. Он старался выровнять дыхание и унять дрожь в теле, пытаясь отвлечься на рассматривания витиеватых трещинок, пронизывающих пещерный свод, и, вроде, вскоре ему стало легче: дыхание выровнялось, лихорадка прошла, перестало казаться, что он вот-вот расплавится изнутри. Вот только на душе было так же холодно и пусто, как-то паршиво и ещё хуже становилось от того, что Шоё просто не знал, как сделать так, чтобы ему полегчало. Точнее, он знал, просто боялся, не хотел себе в этом признаваться и ещё больше всё усугублять. Но в пустых надеждах не было смысла, а те чувства, в которые вылилась его к Кагеяме привязанность, хотелось задушить на корню, чтобы унять растущую под рёбрами боль. Внезапно до его слуха донеслось хлопанье крыльев снаружи. Вмиг всё то волнение, что он так старательно пытался унять, бурной лавиной накрыло его с головой. Шоё, в панике путаясь в покрывале, стараясь поскорее укрыться, отвернулся к стене, сворачиваясь в оборонительную позу калачиком, вжимая голову в плечи и притворяясь спящим. Он чувствовал себя глупо, ведь понимал, что ему не обмануть чутьё Кагеямы. Но мальчик просто не видел возможным посмотреть ему в глаза, тем более теперь, когда переживания и преобладающие в нём чувства достигли практически своего пика. Он умер на доли секунд, когда Тобио вошёл в их убежище, ступая как всегда тихо и уверенно, остановившись на входе и оценивая обстановку. Хината уловил на себе изучающий взгляд, который, судя по слегка разочарованному вздоху, вскоре остановился на чаше. Он же совсем забыл про чай! Шоё незаметно скрутил в кулаке край покрывала, понимая, что сейчас ему вновь придётся оправдываться, ведь обычно Тобио был строг по отношению к выполнению своих просьб, которые, по сути, были скорее наставническими приказами, но, как ни странно, в этот раз юноша ничего не сказал. Просто, всё так же молча, начал раздеваться, снимая броню и лишние элементы одежды. Хината ощутил, как до его обоняния донёсся свежий, прохладный запах осенней влаги, часть которой Кагеяма принёс с собой, в своих волосах, в складках одежды и на крыльях, который, смешавшись с его собственным, мгновенно окутал мальчика с головы до ног, заставляя в нём задыхаться. Он непроизвольно сжался ещё сильнее, затыкая нос тканью пледа, но тут же понял, что это была куда бОльшая глупость: все вещи в пещере носили в себе запах Тобио и сбежать от него было просто невозможно. Сейчас, когда все его чувства были оголены, словно провода, он не мог понять, как не замечал этого раньше. Нарастающая паника неумолимо душила, по телу волнами прокатывался жар и Шоё показалось, что ещё немного, и он просто взорвётся, если кто-нибудь не прервёт его падение в эту головокружительную бездну… - Эй, - негромко раздалось у него за спиной. Но даже одного этого тихого слова хватило, чтобы мальчик чуть ли не подскочил, мгновенно оборачиваясь назад. Рядом с настилом, опустившись на корточки, сидел Кагеяма, одновременно удивлённо и обеспокоенно глядя на Хинату, - всё в порядке? - А-а… д-да, - тот нервно заулыбался, привставая на локтях и пытаясь сесть ровно, - да, в полном, - он неловко смахнул со лба чёлку, одновременно незаметно отирая лёгкую испарину, и ломано, чтобы избежать неловкой паузы, продолжил, - а-а ты что? Уже вернулся? – мальчик чуть ли не прикусил язык от осознания, насколько глупо, должно быть, прозвучал его вопрос. Нужно было смотреть Кагеяме в глаза, а от этого его вновь начинало трясти. - Как погода? - Нормально, - Хината даже немного растерялся, когда тот, решив больше не допытываться о его состоянии, сам отвернулся, поднимаясь на ноги и начиная развешивать на жердях сырую одежду, - дует северный ветер. Скоро будет снег. - Снег… - без особого смысла повторил Шоё. Он скорее думал не столько над смыслом услышанного, чем над тем, как ему можно было продолжить их разговор, - значит, будет холодно? – что угодно, лишь бы не молчать. - Ага, - а вот по интонации Кагеямы было сложно сказать испытывает ли он какую-либо неловкость. Звучал он, на удивление Хинаты, весьма спокойно, - но ты не переживай. Всё будет хорошо. - Наверное, ты будешь реже выходить, - мальчик понимал, что выглядит просто безнадёжно, пытаясь звучать непринуждённо и бодро, всеми силами стараясь сделать вид, что его, в принципе, тоже ничего особо не беспокоит, - ну, зимой… - Зима ещё не так скоро, - Тобио неторопливо расшнуровывал наручи, как ни в чём ни бывало отвечая на, как казалось мальчику, бессмысленный поток его речи, - её ещё дождаться нужно. - Хочу, чтобы скорее пошёл снег, давно его не видел, - уже просто не в силах остановиться, - ты ведь разрешишь мне выходить вместе с тобой? – он понимал, что сам нагнетает обстановку, что его просто несёт, и всё, что ему оставалось делать – это продолжать говорить. В противном случае ему казалось, что он просто погибнет на месте. Но на этот раз Кагеяма не ответил. Он закончил с разоблачением и теперь просто стоял, сложив руки на груди и как-то напряжённо и с долей сочувствия смотрел на мальчика. Тот нервно сглотнул, наконец, замолкнув, и стыдливо опустил поблёскивающие глаза, чуть отворачивая голову в сторону. Его тело била мелкая дрожь, к горлу вновь подкатила горечь. Она заполнила его до краев, вцепившись в шею мёртвой хваткой, и Шоё мог поклясться, что буквально ощущает её острые когти. С каждой секундой он чувствовал, как давление из переживаний и волнения бесконтрольно разрастается в нём. Эта повисшая пауза разрывала его на части, ввергая в очередную пучину отчаяния, пока он, наконец, не услышал, как Тобио утомлённо вздохнул, как медленно подошёл к настилу чуть ближе, как вновь присел на корточки неподалёку от него. Мальчик невольно вцепился руками в покрывало, на котором сидел, лишь бы не попятиться назад, настолько сильно опасаясь чужой близости. Он не хотел и просто боялся, что то непонятное состояние, охватившее его до прихода Кагеямы, вернётся опять. - Хината, - он не смел пошевелиться, будто зверёк, ожидающий неминуемой расправы, - всё ведь действительно в порядке? – голос, к которому Шоё успел так привыкнуть, звучал мягко и осторожно, будто Тобио действительно понимал, что его беспокоит. И ведь он наверняка понимал, наверняка он был даже уверен, просто не лез с расспросами, не хотел давить и ломиться напролом, предоставляя мальчику время собраться с духом рассказать о том, что его беспокоит. Кагеяма принял бы любую правду, он бы выслушал его, а потом они бы вместе решили, что им делать и всё бы вновь наладилось. Этого бы он желал сейчас больше всего, это он представлял в тот самый момент, когда повернулся к юноше, улыбаясь по-кукольному фальшиво и так же фальшиво и категорично отвечая: - Да. Ему казалось, его видят насквозь, его читают, словно раскрытую книгу. Тобио смотрел на него прямо, чересчур смело, он действительно переживал и хотел ему помочь. В какой-то момент Хинате показалось, что тот сам протянет руку, чтоб потрепать по голове, а он сам тут же бросится обниматься, кутаясь в тепло и спокойствие, вновь решая очередную проблему без слов, полагаясь на всемогущую силу объятий. Но он не стал этого делать: Кагеяма слишком долго ждал, Шоё слишком боялся быть отвергнутым, допуская вероятность, что в данной ситуации этот способ уже не поможет. Всё усугубляла его ненависть к своей жалости, из-за чего мальчик решил себя наказать, считая, что это будет самым правильным решением и что он просто не заслужил такого лёгкого прощения. В конце концов, он не мог так нагло пользоваться добротой Тобио, он должен был быть сильным и научиться справляться с проблемами самостоятельно. Так Хината подумал и в этом был полностью уверен и таким пытался казаться, когда внутри просто умирал от истошного крика о помощи. Он понял, что вновь облажался, когда Кагеяма, помедлив ещё самую малость, нехотя поднялся на ноги, одновременно забирая с собой чашу с давно остывшим чаем. В его молчании, движениях, взгляде читалось неприкрытое разочарование. Последний шанс был упущен. *** Взаимное бессилие. Наверное, именно этим словосочетанием можно было описать состояние Хинаты и Кагеямы. Недосказанность висела в воздухе, они оба о ней знали, но поспешно расставленные точки над «и» делали очередную возможность поговорить неисполнимой. Мальчик продолжал закрываться, отсиживаясь в уголке, стараясь не привлекать к себе чужого внимания и вообще не издавать лишних звуков. Может, с кем-то другим это бы получилось, вот только он не знал, что все мысли Тобио были сосредоточены на нём. Страх относиться к Хинате по-другому прошёл, потому что переживания вытеснили практически все другие чувства. Юноша видел, что Шоё занимается откровенным самоистязанием, но что он мог сделать? Если бы настоял на своём и начал расспрашивать, кто знает, в очередное что вылился бы этот разговор? Он ощущал напряжение, витающее в воздухе, и просто думал, надеялся, искренне верил, что им опять нужно не что иное, как время. Время, время, время… благо, этого ресурса у них было больше, чем достаточно. И без того, минуты тянулись бесконечно долго. Когда Кагеяма в очередной раз вышел на улицу, чтобы набрать воды, он думал, что уже будет темно, а на деле – снаружи только-только начинало смеркаться. Делать, по сути, им было нечего. Темы для разговора, которые раньше находились сами собой, теперь отсутствовали вовсе. Любые попытки завести беседу кончались очередным неловким молчанием и утомлёнными вздохами. Ощущать, как между ними всё больше ширится пропасть, было невыносимо. Тобио старался быть самим собой и не показывать своих истинных волнений, чтобы Шоё видел и понимал, не винил себя лишний раз в том, в чём он виноват не был. Каждый видел ситуацию со своей стороны, каждый пытался найти выход по-своему. Кагеяма – в том, чтобы создать для Хинаты комфортную среду для отдыха, тот, в свою очередь, - в неправдоподобной игре, которая лишь всё усугубляла. Тобио не мог винить в произошедшем Шоё, ведь, в конце концов, это он его спровоцировал, видимо, поступив слишком опрометчиво, слишком поспешно совершив такой интимный жест, как поцелуй в лоб. Теперь, наблюдая за собой со стороны, Кагеяма подозревал, что на самом деле за этим поцелуем могло крыться иное желание. Хотел ли он сделать именно это? Или же он имел ввиду совсем другое? Вкладывал ли он в это действие уже иной смысл, нежели просто заботу? Вопросов могли быть сотни, но ни на один он не мог ответить так, чтобы себя оправдать. Что сделано, то сделано, а теперь осталось лишь пожинать эти плоды. К концу дня, подкрепившись супом из мяса и грибов, Шоё разморило, и он лёг спать намного раньше, чем Кагеяма. Тот ещё долго сидел у гаснущего костра, выстругивая кинжалом бесформенный брусок древесины. Сонливость подкрадывалась медленно, но настойчиво, Тобио тоже не смог с нею долго бороться. Но, стоило ему посмотреть на настил и увидеть на нём, спящего (спящего ли?) лицом к стене Хинату, как в животе вновь скрутился скользкий узел. Если бы он остался спать на шкурах возле костра, это было бы жирной точкой в их старых отношениях, которые, пусть и слабо, но продолжали тлеть, поддерживаемые столь неумелыми попытками их сохранить. Парень, стараясь издавать минимум шума, неслышно поднялся и подошёл к настилу, укладываясь на самый его край. Он делал вид, что не замечает. Хината делал вид, что он спит. *** Пусть и медленно, но время шло. Нехотя проходили часы, ещё больше нехотя кончался каждый новый день. После сотого раза, после сотого напоминания себе, что «всё наладится», Кагеяма начал замечать, что ему стало легче справляться с собой. Неужели это оно? Неужели решение выждать было действительно самым верным и теперь можно было вздохнуть свободней? Словно сжимающая его всё это время хватка ослабла, словно ему стало легче передвигаться в пространстве, в котором находился Хината. Делать поспешные выводы не хотелось, но что-то определённо поменялось. Наверное, выстроенная от ненужных мыслей защита сработала, а теперь, адаптировавшись, Тобио даже воодушевился своим личным достижением, желая подбодрить этим Хинату тоже. Он стал лучше спать, ему стало легче смотреть на мальчика и обращаться к нему по имени, стыд и неловкость заметно притупились, и Тобио стал смотреть на вещи совершенно по-новому, не воспринимая их слишком всерьёз. Конечно, неприятный осадок остался где-то внутри, давая о себе знать парой-тройкой весьма недвусмысленных снов, которые сбивали с толку и норовили подпортить настроение. Но какими-то силами Кагеяме удалось взять над ними верх, возвращая себе былое хладнокровие и равнодушие относительно определённых вещей. Вот только вместе с тем, что он старался не замечать, он не заметил одного, не менее важного: по сравнению с ним, Шоё не менялся никак. Он будто остался где-то позади, потерявшись в том, самом первом после произошедшего дне, не в силах вырваться из своих воспоминаний. Если быть ещё точнее, он отрезал себя от Кагеямы, обрекая на столь печальную участь, в тот самый момент, когда в ответ на его вопрос ответил столь громогласное «да». Оно ещё долго аукалось ему после этого, он уже успел тысячи раз пожалеть о своём решении, но чем дольше он тянул, тем больше он убеждался, что не найдёт в себе сил вновь заговорить об этом. К тому же теперь, наблюдая, как далеко вперёд ушёл Тобио, как он смог пережить это и теперь старается поддержать его, расшевелить и помочь пойти за собой… Он очень хотел, чтобы ему стало легче, но понимал, что соврёт себе, если обо всём позабудет. Прошедшего времени было достаточно, чтобы Шоё окончательно убедился: ему так томно далеко неспроста. БОльшую часть времени он безвылазно находился в пещере, натянуто улыбаясь и вкладывая всю свою живость в слова, стоило им с Кагеямой заговорить, что теперь выходило довольно-таки часто, и эта нарастающая с каждым днём непринуждённость в чужом голосе колола его всё сильнее куда-то в глубину самого сердца, нагнетая тяжёлую боль. Она росла, распространяясь, проникая в каждую клеточку его духовного тела, и с каждой секундой он понимал, что тонет, тонет, он тонет в своём одиночестве, в своём молчании и неспособности что-либо предпринять. Будь он смелее, будь он отважным и взрослым, как Кагеяма, он бы тоже смог измениться. А он отмалчивался часами, оправдывая себя тем, что он действительно ещё слишком мал и что ему простительно бояться сложных решений. Тобио нравился ему. И нравился уже совсем по-другому. Теперь, когда Кагеяма засыпал быстрее, оставляя Шоё наедине со своими мыслями, он с замиранием сердца, больше всего боясь его разбудить, осторожно переворачивался на другой бок и лежал, часами рассматривая его спину, крылья, затылок, светлую полоску кожи, не скрытую воротником. Он не думал ничего такого, нет. Ему просто было тяжело быть рядом с ним, но, в то же время, он больше всего боялся эту возможность потерять. Тревога переполняла его, когда Тобио уходил в лес, проверить ловушки или хотя бы собрать в окрестностях веток для костра. Его почему-то преследовала навязчивая идея, что Кагеяма просто не вернётся, что с ним что-то случится, но он даже подумать не смел о том, чтобы ему об этом сказать. Лишь тоскливо смотрел ему в след, сглатывая колючий комок, и чувствовал, как его наполняет болезненная радость, стоит Кагеяме вернуться. Пока тот раздевался и рассказывал, что видел снаружи, внимательно слушал каждое слово, наблюдая вполглаза, ощущая, как ноет под сердцем и как отчаянно ему хочется, чтобы в следующий раз у него хватило смелости попросить Тобио взять его с собой. Из крайности в крайность, ударяясь о стены и заходя в тупики, Хината пытался найти выход, замкнувшись в себе. Кагеяма был рядом, Кагеяма старался его поддержать, так чего ему не хватало? Чужая забота казалась насмешкой, внимание – вызывало желание спрятаться, будто оно оголяло все его недостатки, и Шоё казался себе ещё более жалким, а от этого – мерзким. Он засыхал, истощался под своей этой маской, улыбаясь, когда на него посмотрели, отвечая так чересчур оживлённо, стоило задать ему вопрос. Он смирился со своей частью, уже совершенно поверив в придуманный образ, смирился с ходом вещей и с тем, что к нему не будут относиться иначе, как бы он того не хотел. Но у всего есть свой конец. Даже такому упорному терпению и желанию сохранить хоть крупицы былого. Только тогда Хината ещё не знал, как ошеломительно наступит этот самый конец для него. *** - Кагеяма, - негромко позвал мальчик, чувствуя, как его голос непроизвольно дрожит, произнося это имя. - Да? – тот повернул к нему голову, всё также продолжая застёгивать ремни своего жилета. - А можно, - всего лишь два слова, а в лёгких уже будто нет воздуха, - можно сегодня я пойду с тобой? Внутри всё сжалось на те доли секунд, что потребовались Кагеяме для ответа. Было видно, что тот на миг опешил. Наверное, уже и не думал, что Шоё захочет в ближайшее время выбраться наружу. - Конечно. Даже нужно, - в голосе Кагеямы отчётливо слышались нотки радости и словно бы облегчения, - я уже и не помню, когда мы последний раз выходили… - но он тут же осёкся. Хината поспешил замять очередную паузу, которые стали в их разговорах обычным делом: - Ну, сегодня я готов, - он машинально улыбнулся, - это уж точно. - Хорошо, - Тобио закончил с жилетом и, взяв с сундука небольшую стопку одежды, ловко кинул её на край настила, где она и приземлилась, - тогда вот, одевайся. Там уже достаточно похолодало. Мальчик лишь участливо кивнул, тут же принимаясь довольно-таки резво натягивать на себя свои вещи. У него немного тряслись руки, и его одолевало волнение, как тогда, в самый-самый первый раз, перед тем, как Кагеяма впервые взял его с собой. А ещё он безумно не хотел, чтобы тот ждал его из-за сборов, поэтому, весьма быстро справившись с переодеванием, он обулся и начал завязывать шнурки, молясь о том, чтобы теперь у него опять не возникло с ними проблем. Но Тобио, будто всё понимая, специально давал ему время, рассматривая стопку шкур, которые ему удалось добыть последними. - Слушай, я по правде сегодня не собирался отлучаться далеко, - юноша выбрал несколько шкур, скручивая их в рулон, - ты ведь не против небольшой прогулки? Иной раз Хината наверняка бы огорчился, услышав, что его жажда приключений не будет утолена в полной степени, но сейчас такое предложение его нисколько не огорчило. Даже, скорее, наоборот. Ему самому не хотелось великих походов. - Да, без проблем, - ответил он, одновременно заканчивая шнуровать свою обувь, которая, в конце концов, оказалась весьма сговорчивой. А вот сговорчивость Шоё Кагеяме показалась слегка подозрительной. Но её можно было списать всё на те же недавние обстоятельства. Ну ничего, то, что мальчик сам попросился с ним выйти, несомненно говорило о хорошем. Ведь так? *** От морозного воздуха кружилась голова, а от света – резало в глазах. Пока Хината, несколькими минутами позже, уже стоял на площадке, вдыхая полной грудью и пытаясь совладать с переполняющими его чувствами, Тобио был рядом, невзначай наблюдая и готовый помочь, если вдруг мальчика поведёт в сторону. Но тот был слишком сосредоточен на своих ощущениях и воспоминаниях, что практически сразу накатили на него, стоило им оказаться снаружи. Он вспомнил, сколько времени они здесь провели, вспомнил, как весело им было, пока они, раньше, носились там, внизу. Точнее, носился он, в попытках убежать от Кагеямы, которого сам же и раздраконивал своими мелкими шалостями. Вспомнил, как они просидели полночи под звёздами, делясь друг с другом самым сокровенным и те слова, что были ему сказаны. Тогда, наверное, именно тогда что-то случилось в нём, незаметное, маленькое, которое провело черту между «до» и «после». Голос Тобио, его взгляд и решимость в тот вечер теперь пронзали юное сердце, словно зубристое лезвие. Он понимал, что то обещание было наполнено не тем смыслом, которого теперь он хотел. Шоё вдруг решительно шагнул вперёд, подходя к краю и глядя вниз. Раньше ему казалось, что тут не так высоко, но спасовать он себе позволить никак не мог. Обернулся к Кагеяме, хитро сощурив глаза, опять посмотрел вниз и тут же присел на выступающий камень, свешивая ноги, готовый к предстоящему спуску. - Уверен, что справишься? – Тобио тоже подошёл к краю, не скрывая своих сомнений по поводу этой идеи. - Ещё бы, - весьма задорно ответил Хината, нащупывая ногой первый выступ. На самом деле он тоже засомневался в своих силах, но желание выглядеть самостоятельным было важнее. К тому же, если бы теперь он вдруг сказал «нет», то просто не пережил бы своего позора. Сейчас любая реакция, любой ответ и действие Кагеямы оказывало на него куда большее влияние. Мальчик осторожно спустил ногу ниже, нащупывая пяткой выступ. Поднялся и, держась руками за край, развернулся, начиная свой весьма рискованный спуск вниз по почти отвесной стене. Он брался за выступающие неровности и просовывал пальцы и носки обуви в крупные трещины, постепенно приближаясь к земле. Шоё был настолько сосредоточен, что слегка растерялся, когда в следующий миг, опустив ногу вниз, он нащупал под ней горизонтальную поверхность. Он отошёл от стены на несколько шагов, стряхивая с себя пыль и мелкие камушки, оборачиваясь и отыскивая взглядом Кагеяму, который, конечно же, уже стоял так подозрительно неподалёку, без сомнений готовый его в любой момент подстраховать. Шоё неловко улыбнулся, поджав губы и поднимая брови, как бы говоря «ну вот и справился», на что юноша лишь одобрительно хмыкнул, пожав плечами, разворачиваясь и направляясь к ручью. - Не уходи далеко, - сказал он через плечо, - я пока почищу шкуры, а ты прогуляйся. Хината молча смотрел ему вслед, не зная, что ответить. Наверное, раньше он бы отправился за ним вприпрыжку, сидел бы и смотрел, лез бы под руку, просил научить, а потом всё закончилось бы брызгами и промокшей одеждой. Сейчас об этом не могло быть и речи. Он лишь беспомощно сжал кулаки, развернулся в другую сторону и побрёл обходить плато по периметру. Шоё пинал ногами осколки камней, не спеша переступая через небольшие расселины, шурша принесёнными из леса листьями и глядя себе под ноги. Холодный ветер зализывал за воротник, заставляя ёжиться и сомневаться в том, была ли вообще идея прогуляться хорошей. Всё же тепло и уют были для Хинаты куда ближе. Но ему действительно нужно было проветриться, а ещё, так он мог побыть рядом с Кагеямой, не теряя его из поля своего зрения, зная, что он находится неподалёку. Мальчик встал за одиноко растущим деревом, что, единственное, сумело прорваться сквозь толщу гранита, и осторожно, робко посмотрел в сторону, где Тобио, опустившись над ручьём, самозабвенно скоблил отмокающие шкуры. Когда тот неожиданно выпрямил спину, разминая затёкшие плечи, Хината трусливо пригнулся над землёй, тут же одёргивая себя: он же не делал ничего запретного, в конце концов, чего он боялся? Хотя, если бы Кагеяма обернулся и увидел, как старательно за ним наблюдают, Шоё наверняка бы сгорел от стыда. Мальчик, почувствовав себя до невозможного нелепо и глупо, отчего, помотал головой, будто стараясь стряхнуть с себя эти неприятные чувства, и вновь продолжил свой обход. Хоть настроение в последнее время было так себе, оказавшись снаружи, сменив окружающую обстановку, Хината вдруг понял, что скитаться без дела не так уж весело. Он пересёк половину плато, достигнув места, где его рассекал ручей, и принялся носками своей обуви подфутболивать в него мелкие осколки гранита, которые плюхались в воду, тут же уносимые течением дальше. Но и это занятие Шоё вскоре наскучило. Он вновь оглянулся на Кагеяму, исправно выполняющего свою работу, и, сделав глубокий вдох, полный самозабвенной решимости, развернулся и зашагал к нему. Однако стоило расстоянию между ними сократиться до нескольких метров, а Тобио – поднять голову и вопросительно посмотреть на него, как на мальчика вновь накатило смущение. Чтоб не отвернуться, он просто переместил свой взгляд на шкуры, стараясь твёрдо произносить слова: - Можно? Помочь? Кагеяма приподнял бровь, как бы оценивая Хинату и соответствие его намерений его текущему состоянию. - Уверен? Вода ледяная, а если простудишься? - Не простужусь, - чересчур самоуверенно заверил его мальчик, удивляясь своей откуда ни возьмись решимости. Он присел над ручьём напротив Тобио и уже без разрешения осторожно притянул пальцами одну из отмокающих шкур. К тому же в том, что Кагеяма в любом случае его после этого вылечит, он не сомневался ни секунды. Парень лишь добродушно усмехнулся, протягивая мальчику плоский камень с острым, обколотым краем, тут же вооружаясь похожим инструментом и принимаясь выстукивать свой кусок шкуры с внутренней стороны. Понаблюдав за ним немного, Шоё последовал примеру и вскоре, совсем наловчившись, уже справлялся с работой не хуже Тобио. Сначала молчание немного напрягало, но через несколько минут, проведённых в тишине, общее занятие настолько их сплотило, что Хината с удивлением отметил, как вдруг легко ему стало. Случилось ли это по той причине, что он, наконец, пересилив себя и спустя столь долгое время, сделал шаг первым и понял, что это не так уж страшно. Или по той, что Кагеяма вновь не отказал ему, подпуская ещё ближе к себе... В любом случае настроение заметно поднялось и это не могло остаться незамеченным для Тобио. Он давно не видел Хинату столь увлечённым чем-либо и теперь с замиранием сердца незаметно за ним наблюдал. Пока мальчик старательно выполнял свою часть работы, юноша, закончив, наконец, поднялся в полный рост, разминая ноги. Он отжал свои шкуры от воды, хорошенько их встряхнул и стал дожидаться Шоё, всем своим видом показывая, что он доверяет его самостоятельности. В итоге вышло не так уж плохо и мальчик, повторив за своим наставником, встряхнул свою шкуру, едва ли не обрызгав себя водой из ручья, робко улыбаясь и преисполняясь гордостью за проделанный труд. Он обернулся к Кагеяме, довольный, слегка румяный от мороза, с некоторой неловкостью расправляя перед ним итог своей работы, на что Тобио одобрительно кивнул, больше глядя не столько на саму шкуру, сколько на Хинату, который, чуть переминаясь с ноги на ногу, выглядел очень трогательно. *** - Замёрз? – несколькими минутами позже, когда они уже вместе шагали к подъёму в пещеру, спросил Кагеяма, чтобы поддержать непринуждённый разговор. Сегодняшняя вылазка определённо помогла им чуть больше укрепить отношения. - Не-а, - мотнул головой Хината, чувствуя себя более раскованно, оттого – смелее, - только руки немного. - Да у тебя зуб на зуб не попадает, - в голосе Кагеямы отчётливо слышалась улыбка. - Тебе кажется, - Шоё с трудом сдержал усмешку, что неожиданно подкатила к горлу, разжигая в солнечном сплетении небольшой костерок. Он хотел сказать что-то ещё, но в момент, когда он поднял голову, встречаясь взглядом с Тобио, его мысли предательски оборвались, а сердце ухнуло в пятки. Ему на миг показалось, что тот ещё никогда не смотрел на него столь мягко и тепло, отчего он буквально поперхнулся воздухом, забывая как дышать. Однако эта заминка длилась не очень долго, ибо в следующий миг ему пришлось остановиться, иначе бы он врезался в стену. Кагеяма взял из его рук шкуру, складывая вместе со своими, сворачивая их и, благодаря нескольким взмахам крыльев, оказываясь наверху. Он положил ношу на край площадки, уже собираясь спуститься вниз, чтобы помочь мальчику забраться, но тот опередил его, поднятой вверх рукой давая понять, что это препятствие он тоже одолеет сам. Тобио помедлил пару мгновений, всё ещё сомневаясь, но потом, решив-таки позволить Хинате насладиться триумфом в завершение сегодняшнего дня, просто присел на краю, ожидая, пока тот заберётся наверх. Он думал, что если позволить мальчику такую вольность, тот воспылает духом ещё больше и, возможно, это также окажется определённым шагом вперёд и воодушевит его. Хината нащупал первый выступ, цепляясь за него пальцами и чуть подтягиваясь на руках. Нога тут же ступила в горизонтальную расселину, позволяя подтолкнуть тело вперёд. Ещё один выступ, ещё и ещё. Подниматься было куда проще и вовсе не страшно: не нужно было оглядываться и смотреть вниз, только вверх, сокращая расстояние между ним и Кагеямой, который, возможно, даже похвалит его, когда он достигнет своей цели. Почему-то глядеть на него с этого ракурса показалось забавным, а может дело было в общем, внезапно поднявшемся настроении, из-за чего Шоё едва сдерживался, чтобы не улыбнуться до ушей, пока упорно и достаточно ловко продолжал карабкаться. - Чего смешного? – Тобио тоже был рад поддержать позитивную атмосферу, - смотри, не полети вниз. Хината всё-таки прыснул, коротко, но слишком задорно, отчего Кагеяма тоже не сдержал улыбки. Ощущение преодоления точки невозврата в их отношениях заставляло чувствовать себя по-дурацки счастливым. Мальчик остановился на месте, в метре от края, чтобы перевести дух и успокоиться. Тобио протянул ему руку, мол, давай, показал, на что способен, но тот лишь отрицательно покрутил головой, уверяя, что остаток пути он тоже проделает сам. Но наверное, всё же, в тот момент ему не стоило полагаться только на себя. Шоё, поднял голову вверх, оценивая расстояние до последнего выступа. Тот не казался слишком далёким, да и он сам не то что бы сильно устал. Наверное, просто слишком замёрзли руки и теперь ослабли, не слушаясь его должным образом. Всё случилось слишком быстро. Он потянулся вперёд, хватаясь за выпирающий камень. Пальцы соскользнули с шершавой поверхности. Сила притяжения резко дёрнула назад. Он опрокинулся на спину, беспомощно и немо, толком не понимая что именно произошло, глядя в отдаляющиеся, словно в замедленной съёмке, глаза Кагеямы. Потом мир вокруг него резко ускорился, проглатывая подробности того, что произошло дальше. Громкий хлопок крыльев, крепкая хватка вокруг его запястья, жгучая боль на правом колене, будто по нему с силой провели наждачкой. Рывок – и он уже находится на краю, рядом с ним Кагеяма, продолжает держать его за руку. Он выглядит напуганным и очень серьёзным, былого тепла в глазах словно и не было. И Хината, стоит, не осознаёт толком, что происходит. А когда жжение на ноге проникло глубже под кожу, он, наконец, пришёл в себя, тут же ощущая, как понимание всей этой ситуации начинает на него беспощадно наваливаться. Он просто резко осознал, что вновь облажался. Но на этот раз в столь неподходящий момент, когда им так нужно было сплотиться. Из-за своего упрямства и желания казаться действительно крутым. Тобио ничего не сказал, просто посмотрел на него коротко. В его глазах отчётливо читалось волнение и осуждение, скорее, себя, но Хината не мог не воспринять это на свой счёт. Кагеяма захотел взять его на руки, но Шоё стало стыдно, ему стало так невыносимо стыдно, а к горлу стремительно подкатила столь знакомая горечь. - Не надо, Кагеяма, - шепнул мальчик виновато, и без того чувствуя себя запредельно униженно, - не надо, я сам, - попытался его от себя отодвинуть, пятясь к пещере, когда юноша подступил ближе. - Хината, пожалуйста, - Тобио взял его за плечо, ощутимо, но щадяще сжимая его рукой. Посмотрел очень строго, заставляя того обо всём передумать. Конечно, он тут же проиграл, у него внезапно не оказалось ни сил, ни желания с ним бороться, он просто сдался, заслуженно позволяя делать с собой всё, что угодно. Его подхватили на руки, спешно унося вглубь пещеры, и ему в этот момент было обидно как никогда, обида царапала его горло сильнее, чем боль в колене. Ощущение боли заглушало восприятие реальности, и Хината слишком поздно заметил, что всё это время он держал Кагеяму за шею, прижавшись к нему так, как давно об этом мечтал. В следующий миг он уже оказался сидящим у костра, а Тобио суетился неподалёку, что-то собирая у стены с травами. Мальчик медленно перевёл свой взгляд на колено: штанина была разодрана в клочья, из разорванной ткани сочилась тёмная кровь. И тут Хината вспомнил, что уже переживал подобное совсем недавно. Тогда, когда он хотел набрать в котёл воды. То осуждение, тот праведный гнев, с которым Кагеяма тогда его наказывал, сохраняя ледяное молчание. Страх и крайнее нежелание пережить нечто подобное теперь, ещё раз, с невыносимой силой сжало его, словно в кулаке. Стоило ему представить, что через секунду Кагеяма вновь будет обрабатывать его рану, сохраняя осуждающее молчание, как мгновенно лёгкие сжались, а глаза начали предательски заплывать влагой. Паникуя, желая предотвратить последствия своего мальчишечьего безрассудства, Хината уже было набрал побольше воздуха, чтобы позвать Тобио и в очередной раз попросить у него прощения, как тот уже оказался рядом, первым перебивая его: - Потерпи немного. Безо всякого промедления, ловкие руки осторожно взялись на край штанины, бережно, чтобы не задеть рану, подворачивая её чуть выше колена так, чтобы перевязке ничего не мешало. Когда прохладные, не успевшие толком согреться, пальцы несколько раз коснулись его ноги, Шоё пережил несколько остановок сердца подряд. Происходящее вокруг него двигалось какими-то рывками. Он неподвижно сидел, отрешённо наблюдая за тем, как Кагеяма готовится обработать его царапины. - Сейчас будет щипать, - негромко предупредил голос. И вовсе не злой. И от этого почему стало ещё тяжелее. Ему должно быть больно, он помнит, как жглась рана предыдущий раз, но он ничего не чувствует. Ему больно, но вовсе не из-за этого. Почему Тобио так добр к нему. Уж лучше, куда лучше было бы, если бы он на него просто накричал. За что он с ним возится? За что он в тысячный раз так участлив к нему? Периферия зрения размыто отмечает: чужая рука, цепляя из плошки лечебную мазь, аккуратно размазывает её по колену. Подушечки двух пальцев мягко скользят вверх-вниз, и Хинате кажется, что ещё движение – и они высекут искры. Ему опять становится жарко, совсем как тогда, в то первое утро, и перед глазами начинают мерцать круги. Осознавать то, что Тобио делал это лишь из бескорыстного желания помочь, взняло в Шоё очередную волну отвращения к себе и такой необоснованной злобы по отношению к Кагеяме. Тот говорил ещё что-то, желая его успокоить и поддержать, но Хинату будто накрыло толстой периной, а каждая мысль, каждое чужое действие отдавалось в голове, режущим слух щелчком. Щёлк: рана была обработана и теперь Кагеяма вытирал руки, приговаривая, что царапины ни о чём и заживут очень быстро. Щёлк: он видит тот вечер, тот самый миг, когда Тобио замер, глядя ему в глаза, сразу после того, как поцеловал его в лоб. Щёлк: незримые руки вновь впиваются в шею, воздуха катастрофически не хватает и хочется одновременно закричать. Щёлк: Кагеяма осторожно приподнимает его колено, желая перевязать. Его прикосновения обжигают похлеще углей. Щёлк: мальчик задерживает дыхание и сжимает кулаки что есть мочи. Щёлк: губы у Кагеямы мягкие и тёплые, вовсе не такие, как, порой, его суровый взгляд. Щёлк: то, как он умело оборачивает его колено полоской ткани, завораживает. Хината немо молит о том, чтобы он больше его не касался. Щёлк: «У тебя есть я». Щёлк: Кагеяма резко ведёт по его голой спине руками, останавливаясь на лопатках; он целует его в шею и мир вокруг рассыпается. Щёлк. Щёлк. Щёлк. ЩЁЛК!!! Хината резко дёргается, ударяя Тобио по рукам и поджимая ноги к себе. Он тяжело дышит, взгляд расфокусирован и полон страха, отчаяния, злобы и... Кагеяма откровенно оторопел, растерянно уставившись на Шоё, который выглядел так, будто готов был упасть в обморок. Он был бледен, мелко дрожал и дышал так, будто готов был задохнуться. Юноша испугался, что тому вдруг стало плохо, протянул к нему руки, желая придержать за плечи и помочь лечь в постель, но… - Не надо, - резко отрезал тот, отодвигаясь прочь, - не трогай меня. - Что... что случилось? – поинтересовался после недолгой заминки Тобио. Он действительно не понимал, в чём провинился. Но теперь Хинату это раздражало ещё больше, - я сделал тебе больно? Шоё поднял на него свои, заплывшие слезами, глаза; он не был похож на себя, словно его подменили. Его трясло изнутри, его стремительно наполняла слепая ненависть по отношению ко всему, что существовало в этом мире, и её было не остановить. Он чувствовал, как где-то внутри него продолжает что-то щёлкать, словно поломанный механизм. И от его взгляда Кагеяме становилось всё больше не по себе. Мальчик выглядел словно клубок ядовитых иголок, отравляющий себя своим же ядом. По его внешней враждебности было ясно, что с расспросами лучше повременить, иначе сейчас, на такой почве их разговор мог бы вылиться во что угодно. Кагеяма утомлённо вздохнул, отсаживаясь назад. - Ладно, - он, не желая развивать неприятной темы, просто начал собирать использованные для перевязки материалы, - давай отдыхать, а завтра... - Что завтра? – резко прозвучавший голос отчётливо драли подкатывающие слёзы, из-за злости, из-за обиды, из-за жалости к себе и из-за того, как продолжал на него смотреть Кагеяма. Так нежно и так сочувствующе. - Хината, ты просто устал, не нужно... - Устал… устал, устал… Ты всегда твердишь одно и то же, - судорожный вздох, словно раскалённое лезвие в горле, - да, я устал, я больше не могу, - Шоё словно прорвало. Слова сами срывались с губ, словно капли желчи, и он хотел, чтобы они были обидными, хотел, чтобы Кагеяме было также больно, как и ему и последствия его уже мало волновали. - Ты запутался, - Кагеяма начинал смутно догадываться об истинной причине настроения Шоё, - мы оба тогда за… - А что если нет? – то, как сверкнули глаза мальчика, заставило сердце Тобио пропустить пару ударов, - что если я не запутался? - он опустил голову вниз, закрывая лицо руками. И тихо-тихо добавил, - что, если я просто… Тишина разрывала барабанные перепонки, как и смысл недосказанной фразы. Он не соврал бы себе, если бы признался, что из последних сил надеялся, что за эти мгновения Кагеяма что-нибудь скажет. Но он не сказал. Молчание в ответ на незаконченную фразу. Квинтэссенция его боли. Ещё одна маленькая смерть, которая была уже не в счёт. Хината поднял голову, глядя Кагеяме прямо в глаза. И если он действительно рассчитывал в них что-то увидеть, наверное, ему нужно было смотреть внимательнее. Внутри него что-то щёлкнуло в последний раз, с громким скрежетом обрываясь и наполняя его неприступной скорбью. Шоё отвернулся, падая на матрац и закусывая изо всех сил кончики пальцев на правой руке. В голове стоял белый шум. Пустота разверзлась бездной в его груди, принимая своего долгожданного страдальца в объятья забвения. Ему не хотелось думать совершенно ни о чём. Лишь бы поскорее забыться сном. И не просыпаться больше никогда. Он не слышал ни единого звука за своей спиной. Если бы слухом можно было распознать чужие мысли, существование которых для него теперь было безразлично. В это мгновение он лишь раз за разом мог прокручивать в голове один единственных факт: сегодня был день, когда всему пришёл столь безвозвратный конец. *** В этот вечер Кагеяма спал отдельно.