Karas

В пещере было как никогда душно: от неприятного, железного запаха крови, заполнившего помещение целиком, затопившего лёгкие, остро забивающегося в нос при каждом вдохе, липко оседающим на языке. Всё наконец-таки кончилось. В ушах всё ещё отдавались нескончаемым эхом все эти крики, шёпот, мольбы и слова... Неописуемый страх подкрадывался со спины, звонко постукивая колючими лапками-прутиками, вынуждая мелко дрожать и одновременно цепенеть, впадая в глухонемую прострацию. И дело было даже не в этом жутком аромате смерти, не в том, что его руки, скользкие и влажные, сжимали окровавленные мальчишечьи плечи. Просто Хината неподвижно лежал у него на коленях, откинув голову и закрыв глаза... Он не дышал. *** Кагеяма толком не помнил, как у него выросли крылья. Не помнил потому, что в какой-то момент он просто отключился, а очнулся уже лёжа на полу пещеры в луже собственной крови, ощущая, как из его спины торчат какие-то инородные части тела. Тогда он сильно испугался поначалу, ведь у него не было человека, который бы объяснил ему, что всё в порядке, что всё так и должно быть. За пару дней до до этого он почувствовал недомогание. Ночью у него начало ломить спину. На следующий день ощущал он себя откровенно неважно, отчего решил никуда не ходить. И это было определённо правильным решением, ведь, случилось это, находись он в лесу, то наверняка бы погиб, замёрзнув или будучи растерзанным дикими зверями. К тому же несколько дней после самого окрыления он чувствовал неимоверную слабость: сил хватало только чтобы выпить воды, а после он тут же вновь засыпал. Уже после, немного окрепнув и набравшись сил, он стал изучать свои новые конечности, стараясь не задавать лишних вопросов в духе "как?", "зачем?" и "почему?", ведь едва ли у него нашёлся бы хоть кто-то, кто ответил на все эти вопросы. В конце концов, ему давно было понятно, то он не просто человек. Поэтому просто принял крылья как должное, и с того самого дня стал полноценным представителем своего вида - вороном. Преданным, брошенным и одиноким, однако, от этого не менее сломленным. *** - Скажи, - спустя некоторое время, успокоившись после случившегося разговора и окончательно взяв себя в руки, спросил Хината, - а это очень... больно? В его голосе без особого труда читалось искреннее беспокойство, которое он всеми силами пытался скрыть. Но актёр из него был никакой, к тому же Кагеяма за время их знакомства смог узнать мальчика достаточно хорошо, чтобы понимать, когда тот на самом деле переживает. - Немного, - он бы соврал, чтоб не накручивать страха Шоё лишний раз, но Тобио и в правду не помнил, как это было. Поначалу - да, но скорей больше неприятно, чем всё-таки больно. Терпимо. У него тогда сильно закружилась голова, и он просто потерял сознание. А проснулся уже, когда крылья красовались на своём положенном месте. Конечно, потом у него некоторое время болела спина оттого, что приходилось задействовать новые мышцы, но не более. Поэтому, чтобы приободрить мальчика, Кагеяма добавил, - ты справишься. Хината лишь нервно вздохнул в ответ на его слова, выглядя при этом крайне неуверенно и подавленно. Он понимал, что спрашивает глупые, более чем очевидные, вещи. Он приблизительно представлял, как именно это происходит, вспоминая рассказы своей матери. А ещё она говорила, что у него может и не быть крыльев, поскольку он наполовину человек. Однако её предположения насчет этого в итоге оказались ошибочны. Мальчик не мог толком сказать, был он этому рад или нет. Конечно, раньше, когда он наблюдал за Кагеямой и за тем, как тот летает и перемещается при помощи крыльев, он завидовал ему и многое отдал бы, лишь бы пережить нечто подобное. Но теперь, когда ему выпала такая неотвратимая возможность, Хината, признаться, немного спасовал. Шоё лежал на настиле, лицом к костру, полностью поглощённый мыслями о своей грядущей участи. Тобио сидел чуть поодаль и задумчиво вертел в руках свой кинжал, считая подушечками пальцев зазубринки на, сделанной из кости и изрядно потемневшей от времени, рукояти. О случившейся между ними ссоре оба словно позабыли, будто бы устно заключив единогласный договор отложить это дело в долгий ящик. То, что у Хинаты со дня на день должны были вырасти крылья было куда важнее. Кагеяма тоже волновался, на душе было как-то неспокойно и волнительно. Он не знал, как именно пройдёт окрыление у мальчика, но знал, что это будет достаточно серьёзным испытанием для них обоих. Но больше он переживал, конечно же, не за себя. - У тебя болела спина? - спросил он Шоё, дабы немного отвлечь того разговором и разорвать повисшую тишину, - может, вчера? Сначала тот отрицательно покачал головой, но после призадумался и вновь заговорил: - Теперь, когда ты спросил... мне показалось, это от усталости и... - Хината сделал неловкую паузу, негромко обобщая, - всего этого... Тобио тут же солидарно кивнул на его слова, давая знать, что договаривать нет нужды, и что он и так всё прекрасно понял. В конце концов, Шоё всё это время переносил немалый стресс. Он не мог точно сказать, когда у Хинаты вырастут крылья, ведь он толком не помнил, сколько времени этот процесс занял у него самого. Но, если судить по ощущениям после того, как он очнулся, прошло дня два, не больше. Тем не менее, смысла опираться только на эти знания не было и оставалось лишь ждать, готовиться, находиться рядом с Хинатой и поддерживать его, настраивать на хорошие мысли и почаще отвлекать. Проблема состояла лишь в том, что Кагеяма не совсем знал что бы ему придумать в качестве развлечения. - Как только почувствуешь какие-либо изменения - сразу говори мне, - настоятельно обратился он к Шоё и, дождавшись неуверенного, но утвердительного кивка, собрался встать с настила, чтобы... - Ты куда? - не успел он подняться на ноги, как его тут же требовательно окликнули, - в смысле, - Хината замялся, неловко добавляя, - ты куда-то уходишь? Он жалобно смотрел на Кагеяму, совершенно отчаявшись и сдавшись под напором собственной беспомощности. Он до ужаса боялся остаться в такой момент один на один со своими мыслями, а выглядел он так, словно готов был буквально вцепиться в парня руками, чтобы тот никуда не делся. - Не переживай, - поспешил тот его утешить, смягчаясь в голосе, - я буду рядом, просто нужно приготовить кое-что. Хинате потребовалось несколько мгновений, чтобы заверить себя в том, что Кагеяма действительно никуда не денется, прежде чем он вновь улёгся на матрац, с тяжёлым вздохом натягивая на себя покрывало. Пока Тобио отправился к противоположной стене выполнять своё обещание, он слегка поёжился: ему показалось, что спина начала болеть чуть сильнее. *** Кагеяма не решался проявлять какую-либо деятельность по подготовке к предстоящей ночи: излишняя активность могла напугать Хинату ещё больше, а ему совершенно не хотелось этого делать. Тобио должен был предвидеть всё наперёд и быть готовым оказать необходимую помощь. Он представлял, каково сейчас, наверное, мальчику в ожидании одного из самых значительных событий в его жизни, в ожидании, когда произойдёт то, что окончательно отличает их от людей и возносит в небо, разрывая связь с землёй. Юноша стоял у стены и неспешно рассматривал коллекцию своих лечебных трав, прикидывая, какие из них можно будет использовать, чтобы облегчить сам процесс окрыления. Из самого действенного, что он мог бы предложить Шоё, у него был мак и маковые семена, из которых он мог приготовить чай или крепкий отвар, если мальчику будет слишком больно. Но пока что он не планировал использовать это средство и хотел в идеале обойтись без него. Также было бы неплохо приготовить побольше ткани, чтобы вытирать кровь и не дать ей запачкать полы и стены: отмыть её будет довольно-таки проблематично. На крайний случай рядом с дровами в большом льняном мешке хранилось заготовленное сено, которым Тобио периодически набивал матрас и подушки. Им можно будет выстелить пол вокруг постели. В принципе, все необходимые материалы были практически под рукой, разве что оставалось нагреть полный котёл воды и набраться терпения. Хината неосознанно дёргался каждый раз, стоило ему почувствовать малейший укол, неприятно царапающий спину и вызывающий волну жгучих мурашек. Возможно, он себя чересчур накручивал, скорее всего, он себя чересчур накручивал, но ничего не мог с этим поделать. Было сложно заставить себя не думать в тот момент, когда всё говорило о непосредственной причине происходящего. Поначалу он вполглаза наблюдал за Кагеямой, бесшумная возня которого успокаивала и ненароком нагоняла дремоту, а потом просто прикрыл глаза от усталости, чувствуя, как стремительно быстро на него накатывает сонная нега. В конце концов, он плохо спал прошлой ночью, да и вообще на фоне всех этих событий смог достаточно перенервничать, чтобы чувствовать себя выжатым, как морально, так и физически. Мальчика словно медленно затягивало в ватную, мягкую трубу, как вдруг неожиданно по его спине молниеносно, словно лезвием, полоснуло двумя продольными спазмами, от затылка и чуть ли не до самого копчика, заставив буквально подскочить на настиле. Он разве что не вскрикнул, потому что боль тут же исчезла, оставив после себя лишь будоражащее чувство тревоги, отчего сердце заколотилось в груди, а дыхание непроизвольно сбилось. Он привстал на локтях и, растерянно оглядевшись по сторонам, остановил свой напуганный взгляд на Кагеяме, который теперь тоже, почувствовал волнение Шоё, замер, внимательно глядя на него в ответ. - Ты в порядке? – обеспокоенно поинтересовался он, делая пару неуверенных шагов вперёд. - Д… да, - еле выдавил из себя Хината, с трудом сглатывая – скорее, свой испуг, ведь во рту у него всё пересохло, - показалось, наверное, - сейчас он и сам толком не мог сказать, привиделась ли ему эта боль или нет. Он неуверенно закинул руку через плечо, боязно дотрагиваясь до спины кончиками пальцев, будто опасался, что нащупает там две глубокие раны. Ран там, конечно же, не было, но даже такое незначительное прикосновение отозвалось неприятным жжением, выпустившим, словно стрелы, россыпи мелких уколов, разбежавшихся в стороны резвыми мурашками. Слишком сосредоточенный на собственных ощущениях, мальчик не сразу заметил, что всё это время Кагеяма так и продолжал стоять и смотреть на него, отчего он тут же неловко встрепенулся, отдёргивая руку. - Болит немного, - совершенно неубедительно стараясь звучать беззаботно, пояснил Шоё, - и кожа как будто бы горит. - Будем считать, что это нормально, - тут же заверил его юноша, - но придётся какое-то время потерпеть. Хината ничего не ответил, просто размыто кивнув головой. Отчаяние всё сильнее охватывало его, хоть он и пытался ему противиться изо всех сил, уверяя себя, что всё будет хорошо и что это обычное для них, воронов, дело, что… что Кагеяма будет рядом и поддержит его… но как на зло он не мог ничего поделать со своим слепым страхом перед неизвестным, отчего здравый смысл постепенно уступал ноткам легкой паники. И Хината всё ещё колебался. Раз это неизбежно, то есть ли вообще смысл метаться? Он мог бы вытерпеть боль, он будет её терпеть за неимением выбора. Вот только это обстоятельство его нисколько не радовало. Он не боялся того, что у него вырастут крылья. Он боялся того, насколько больно это будет. *** Как ни странно, вечер наступил слишком быстро. Так всегда бывает, когда ты пребываешь в ожидании чего-то не самого приятного и чего бы тебе очень хотелось избежать. Хината так и провёл этот день на настиле, то лежа, то сидя, не находя для себя никакой удобной позы и не в силах расслабиться, весь напряжённый и нервный. Кагеяма ясно чувствовал его неспокойствие, пытался несколько раз завести разговор, но беседа ни в какую не клеилась. Но не потому, что Шоё не хотел с ним говорить, а потому, что весьма ощутимая боль постоянно давала о себе знать, сосредотачивая на себе всё его внимание. После того, самого первого спазма, они стали повторяться более часто. Поначалу мальчик каждый раз вздрагивал, чуть щурясь и закусывая губу, но после настолько к ним привык, что теперь просто напряженно задерживал дыхание, сосредотачивая все свои силы на том, чтобы дождаться окончания болезненной судороги. Эти ощущения выматывали донельзя, отчего под конец дня Хината окончательно слёг в постель, свернувшись калачиком у стены и обхватив плечи руками. Когда снаружи вовсе стемнело, Кагеяма набрал полный котёл воды и поставил его на огонь. После обернулся, с искренним сочувствием глядя на скукожившегося Шоё, вся поза и аура которого говорили о явных мучениях последнего. Тобио помедлил немного, после чего, всё же, склонился над настилом, приседая на его край, чуть приблизился к Хинате и полушёпотом спросил: - Может, хочешь чего-нибудь? - Нет, - на удивление твёрдым голосом ответил тот, - спасибо. - Ты даже ничего не ел после завтрака, - юноша всё ещё надеялся, что мальчик согласится хотя бы на небольшой перекус. Но куда там было. - Прости, но… - тот опять судорожно вздохнул, крепко жмурясь при этом и вжимая голову в плечи, а после - расслабленно выдыхая, - пока что не хочется. Очень хотелось помочь ему, но вновь ситуация сложилась так, что он был бессилен. Эта неспособность что-либо предпринять угнетала и заставляла чувствовать себя виноватым, однако что он мог сделать? - Если что-нибудь понадобится, просто скажи, - всё так же тихо проговорил он, на что мальчик только кивнул в знак согласия. Красные полосы, выступившие у него на коже и начало которых было видно на шее, стали шире и куда более выраженными, слегка припухли и выглядели действительно болезненными. Стоило отдать Хинате должное за то, как стойко он выносил это испытание воли. Вот только было неизвестно на сколько его ещё должно было хватить. - Может, снимешь рубашку? – заботливо предложил юноша, - вдруг станет чуть легче, - да и потом это всё равно пришлось бы сделать, но было бы это куда сложнее. Помедлив немного, мальчик осторожно привстал на локтях, стараясь принять положение сидя: его руки немного тряслись, движения были неуверенными. Он замер, прислушиваясь, не сумев окончательно выровнять спину. А потом осторожно потянул рубаху за подол, намереваясь снять её через голову. Но где-то на середине, он резко опустил руки обратно вниз. Сильная боль в плечах не давала задрать локти выше уровня груди. - Не могу, - беспомощно прокомментировал он, - не получается поднять руки. Кагеяма не мог предположить, что перемены начнут происходить столь разительно быстро. Наверняка нужно было предложить Хинате раздеться чуть раньше. Но по своей же неопытности он не мог знать этого наперёд. Но снять лишнюю одежду всё равно было необходимо. - Я разрежу её, - Тобио достал из ножен кинжал, подсаживаясь ближе. Хината послушно сел к нему в пол оборота, стараясь не совершать лишних движений. По его состоянию было видно, что уже даже это доставляет ему большие неудобства. Стараясь как можно меньше дотрагиваться до его спины, юноша осторожно поддел острым лезвием ткань рубахи снизу, медленно распарывая её кверху. Когда рвущийся треск стих, половинки одежды опали по сторонам худощавой спины, оголяя ряд чуть выступающих позвонков и острые лопатки, по которым, расходясь от вертикальных алеющих полос, расползался багряный ветвистый узор, выглядящий даже как-то зловеще в свете догорающего костра. Но было в нём и что-то завораживающее из-за контраста бледной кожи и красноватых замысловатых кровоподтёков, отчего Тобио на миг выпал из своих мыслей, задумчиво отслеживая взглядом эти витиеватые дорожки. - Ну что там? – из безмолвной задумчивости его вырвал внезапно раздавшийся голос Шоё, - всё очень плохо, да? - Всё нормально, - Кагеяма потянул за рубаху, а точнее за то, что от неё осталось, и та послушно соскользнула с вытянутых вперёд рук мальчика, - сейчас должно стать полегче. Как себя чувствуешь? - Жить буду, - Хината, выдавливая из себя болезненную улыбку, нервно усмехнулся, вновь поворачиваясь лицом к костру и медленно, осторожно укладываясь обратно. - Ну, в этом я не сомневался, - то, что мальчик находил в себе силы слегка подшучивать, вдохновляло и дарило надежду, что тот ещё не окончательно сломлен. Кагеяма слегка поджал губы в попытке воодушевляюще улыбнуться, но Шоё, к величайшему сожалению, этой его попытки явно не оценил, направив свой, вмиг ставший отсутствующим, взгляд вбок. - Рубашку жалко, - после затянувшейся паузы негромко сказал мальчик. Он глядел куда-то в сторону и негромко сопел, а в его голосе отчетливо проступало чувство вины. - Ничего страшного, - не хватало ещё того, чтобы в такой ситуации Хината просил прощения за то, чего ему самому не удалось предугадать, - её же зашить можно. Это обстоятельство, видимо, не сильно успокоило Хинату, о чем можно было судить по его понурому виду. Он выглядел очень огорченным и дело, конечно же, было не только в разрезанной рубашке. На миг Тобио вдруг показалось, что глаза того вновь начали заплывать предательской влагой, но Шоё лишь прикрыл веки, чуть сильнее сворачиваясь калачиком и сминая подушку щекой. Выглядел сейчас он настолько безобидным и незащищённым, что в мозгу Кагеямы вновь переключило рубильник чувства болезненной нежности и всепоглощающего желания защищать это невинное существо. На этот раз он решил не сдерживаться. Он вообще решил больше не сдерживаться и перестать недоговаривать, скрывать и молчать о том, что ему так хочется сказать. Или сделать. Он протянул руку вперёд, мягко запуская пальцы в рыжую шевелюру, ещё больше её взъерошивая, а затем вновь приглаживая обратно. Он почувствовал как мальчик сперва замер от неожиданности, оторопев и совершенно растерявшись, а после – расслабился, облегченно выдыхая и окончательно закрывая глаза. Этот жест был незамедлительно расценён, как безмолвное разрешение столь самопроизвольного желания близости, отчего парень позволил себе ещё несколько раз повторить это незамысловатое действие, окончательно переполнившись распирающим чувством тепла и весьма успешно убаюкав при этом Хинату, который теперь выглядел совершенно умиротворённым, едва ли не урчащим от удовольствия. Кагеяма не хотел останавливаться, но по выровнявшемуся дыханию подростка было ясно, что тот действительно задремал. Парень ни в коем случае не мог себе позволить потревожить его сон, отчего, в конце концов, убрал руку и остался сидеть неподалёку, согнув одну ногу в колене и оперевшись на неё локтем. Он некоторое время просто смотрел на Хинату, а после бесшумно отсел чуть дальше, забирая с собой разрезанную рубаху, намереваясь тут же её заштопать, чтобы не откладывать на потом. К тому же, ему всё равно было нечем заняться, разве что тоже лечь спать, но спать пока не хотелось, даже наоборот, после этой небольшой минутки слабости, его наполнило чувство столь неописуемой воодушевлённости, что его внутренности, казалось, стали буквально невесомыми. Он ощущал себя слегка оглушённым, пока раскладывал у себя на коленях разрезанную одежку, пока пытался отыскать иглу с нитками, пока пытался начать шить, не понимая, отчего же ему вдруг стало так хорошо. Наверное, просто за то время, что они жили порознь, он совершенно забыл, что это такое, а теперь был просто опьянён и немного сбит с толку. В уши набилась вата, а чуть ниже ключиц жгло согревающим пламенем. Было немного страшно оттого, как вдруг всё внезапно обернулось наоборот, пусть и постепенно, но вновь возводя обрушенные мосты. Вот только в этот раз Кагеяма намеревался делать всё правильно, делать всё так, как ему подсказывает его внутренний голос, который всё это время он так старательно пытался заглушить, считая его неправильным и сбивающим с толку. А ведь в итоге, как оказалось, с толку сбил он себя сам. *** Хината проснулся от чувства, словно к его спине на доли секунд приложили раскалённую головешку. Он не сразу понял, где находится, толком не придя в себя и не в силах сориентироваться. Когда же он, наконец, сумел сфокусировать взгляд на окружающей его обстановке, его вновь будто бы окатило кипятком, и он, что есть силы, сжал зубы, чуть сгибаясь пополам и напрягаясь всем телом. Боль, которая в сравнение не шла с предыдущими приступами, настолько сильная, что у него перехватывало дыхание и от которой хотелось укрыться, набегала на него волнами, пульсируя и оседая глубоко под кожей, под мышцами, пронзая чуть ли не самые кости. Когда очередной спазм немного откатил, мальчик, наконец, смог вновь открыть глаза, в панике оглядываясь по сторонам в попытке отыскать Кагеяму: костёр уже практически потух, и помещение погрузилось в тусклый полумрак. Шоё почувствовал недюжинное облегчение, обнаружив юношу недалеко от себя, лежащего на краю настила, определённо спящего. Тобио лежал на спине, повернув голову в сторону, отчего Хината не сразу его заметил и испугался, что тот решил отлучиться по каким-либо делам. Однако теперь, убедившись в том, что он находится в пещере не один, мальчику стало немного спокойнее и чувство тревоги постепенно отошло на задний план. Он вновь опустился на матрац, укладываясь на бок, так, чтобы видеть Кагеяму рядом с собой: его присутствие заставляло Шоё чувствовать себя в безопасности. Едва ли ему что-либо угрожало, просто чувство тревоги, связанное с текущими обстоятельствами, вынуждало его переживать и нервничать куда больше обычного. Но не успел он подумать о чем-либо ещё, как вновь обжигающая судорога прокатилась по его спине, сводя мышцы и окутывая болью чуть ли не всё тело целиком, и Хината опять напрягся что есть сил, сжимая рукой край подушки. Болезненное ощущение стремительно нарастало, а когда Шоё показалось, что он больше не выдержит, будучи просто раздавленным этим всепоглощающим чувством, спазм откатил так же стремительно, давая возможность вздохнуть полной грудью. Мальчик открыл глаза, вновь глядя на Кагеяму, который спал рядом с ним, совершенно ни о чём не подозревая. Конечно, он не был единственным, кто тоже выбился из сил, и Тобио заслуживал отдыха как никто другой. Будить его ни в коем случае не хотелось. Но было стыдно признаться себе в эгоистичном желании, чтобы сейчас Кагеяма был рядом. Очередной спазм сжал его спину в тисках, по нарастающей, перетекая с одной мышцы в другую, словно скручивая каждую из них в тугую спираль. Он начинался сверху, постепенно двигаясь вниз, пока не охватывал всю спину, и вновь довольно-таки резко проходил, словно ничего и не было, оставляя после себя лишь неописуемое чувство облегчения и крайнее нежелание, чтобы это ощущение повторилось вновь. И сейчас, когда всё опять прошло, Хината расслабленно выдохнул, отпуская измятый угол подушки и всеми силами стараясь напитаться моментом наступившей тишины. В какое-то мгновение он снова непроизвольно посмотрел на Кагеяму, на этот раз с бОльшим сомнением в том, как ему лучше было бы поступить. Полнейшая беспомощность и неспособность контролировать ситуацию заставляли его чувствовать себя уязвимым, отчего ему становилось невыносимо страшно и одиноко. Он вдруг понял, что начинает просто задыхаться от паники в этой удушающей его темноте, в преддверье очередного приступа, начало которого уже сжимало его плечи железными лапами, сводя лопатки, полосуя лезвием вдоль позвоночника. Последние ощущения были настолько яркими, что Хината еле сдержался, чтобы не зашипеть от боли, что есть мочи вжимаясь лицом в подушку и молясь о том, чтобы эта пытка поскорее прошла. Это было сильнее его, намного сильнее, и как бы он ни старался, Шоё, признав себя проигравшим и жалким, стоило лишь этой волне на миг откатить, повернулся к Кагеяме, немо умоляя помочь. Он медленно протянул руку, цепляясь дрожащими пальцами за складки покрывала, и тронул его за плечо, возможно, сжимая чуть сильнее, чем надо, в панике ощущая, как в затылке вновь разгорается боль. Тобио проснулся мгновенно, оглядываясь, привстав на локтях, и схватывая происходящее слишком быстро и трезво для человека, который только что спал. Он увидел Хинату в неестественной позе, согнувшегося, напряжённо упирающегося лбом в подушку, и тут же склонился к нему с намерением узнать в чём же дело. - Прости, - не успел Кагеяма сказать и слова, как тот с большим усилием заговорил первым, - мне становится сложно… терпеть… - последнее слово он буквально выдохнул, выгибаясь и задерживая дыхание, вновь начиная мучительный отсчёт. Парень приблизился к нему, трогая ладонью взмокший лоб, убирая непослушные завитушки. У Хинаты начинался жар, да и сам он выглядел неважно, намного хуже, чем несколькими часами ранее. Сердце Кагеямы неприятно сжалось от чувства тревоги. - Давно уже так больно? – обеспокоенно спросил он. Мальчик лишь утвердительно закивал головой, жмурясь и скручивая в кулаке край покрывала. Его незамедлительный ответ говорил о том, что всё действительно серьёзно. Тобио лишь сжал зубы, ничего не отвечая, проглатывая слова о том, что Шоё не стоило молчать, и нужно было будить его сразу. - Я приготовлю обезболивающее, - негромко сказал Кагеяма, в знак поддержки отрывисто трогая мальчика за запястье. Затем поднялся, поставил греться воду и отправился к стене с травами. Он собирался сделать крепкий отвар из мака, который должен был уменьшить боль и расслабить мышцы. Юноша не хотел прибегать к этому средству, однако видеть, как больно мальчику, было слишком невыносимо. В любом случае он надеялся, что отвар поможет и успокоит его мучения, хоть немного притупив физическое восприятие. Эти минуты, что он готовил лекарство, тянулись целую вечность. Каждый раз, когда Хинате становилось особенно больно, юноша чувствовал неприятные мурашки, колючей россыпью оседающие у него на коже. Он сидел у костра, расталкивая в ступке сушеные коробочки растения, постоянно озабоченно оборачиваясь назад и всё, что он видел, это как Шоё вновь сгибается пополам, вжимая голову в плечи и яростно кусая и без того искусанные губы. Со временем мальчик изрядно устал: он глубоко дышал, пытаясь выровнять дыхание, хотя скорее у него просто началась гипервентиляция из-за того, что он набирал полную грудь воздуха каждый раз, когда он готовился к очередному приступу боли. Необходимо было выждать, чтобы заварка взялась, как следует, иначе средство могло просто не подействовать. Когда томительные минуты ожидания подошли к концу, Тобио процедил питьё и тут же сел рядом с Хинатой, собираясь помочь ему встать. В этот раз мальчик не стал отнекиваться и заявлять, что он справится сам, полностью полагаясь на чужую поддержку. Ему стоило неимоверных усилий даже привстать так, чтобы у него получилось попить. Он не мог опираться на локти, с трудом двигал руками, потому что каждое движение, которое задействовало его плечи и спину, было очень болезненным. Он с трудом полусидел, пытаясь унять непроизвольную дрожь в руках, чтобы поскорее выпить отвар, не расплескав его на колени. Кагеяма был рядом, готовый поддержать его в любую секунду, но он так боялся хотя бы дотронуться до Шоё, чтобы лишний раз не причинить ему боль. Когда он увидел, как мальчик напряжённо замер, прекратив пить и отодвинув от себя чашу, он тут же забрал её, поставив на пол, потому что в следующий миг Хината упал на бок, обхватывая себя руками, вцепляясь пальцами в плечи и стискивая зубы чуть ли не до самого скрежета. Тобио порывисто протянул руку, намереваясь коснуться его спины в попытке успокоить, но в последний миг замер, вспомнив, что он просто не может до него дотрагиваться. Но сидеть и смотреть, как плохо Шоё было для него просто недопустимым, отчего Кагеяма лишь накрыл его плечо своей, поверх чужой руки, ладонью и стал терпеливо ждать, пока несчастный мальчик перестанет дрожать. - Скоро отвар начнёт действовать, - полушёпотом сказал Кагеяма, склонившись чуть ниже, - потерпи ещё немного, тебе станет легче, - и ему очень хотелось верить в собственные слова. Несколькими минутами позже, когда Хината затих и неподвижно лежал, закрыв глаза, парень захотел встать, чтобы убрать остатки питья чуть подальше, понимая, что вновь подняться Шоё вряд ли сможет, но был остановлен слабой, но требовательной хваткой. - Не надо, - мальчик держал его за руку, мученически хмуря брови, - останься, пожалуйста. Не было нужды просить дважды и Кагеяма, понимая, что это надолго, улёгся поудобней, разворачиваясь лицом к Хинате, который тут же взялся за его ладонь двумя руками, притягивая к себе и прислоняясь к её тыльной стороне своим лбом, который теперь Кагеяме показался намного более горячим. Больше мальчик ничего не сказал, продолжая лежать и мужественно терпеть, лишь периодически сжимая чуть сильней его руку, когда становилось вовсе невтерпёж. Он не знал, что сказать, да и мальчику явно было не до разговоров: по всему его виду было понятно, что он изо всех сил лишь старается дождаться окончания очередной судороги, чтобы смочь нормально отдышаться перед следующей волной. Юноша лишь время от времени неосознанно поглаживал большим пальцем его напряжённые руки, когда те цепко сжимались вокруг его ладони, не больно, но достаточно крепко для того, чтобы эта хватка напоминала Кагеяме попытку ухватиться за спасение, и его сердце обливалось кровью, потому что это спасение подарить Шоё он не мог. *** Когда начал действовать маковый отвар, Хината стал более спокойным и тихим. Со временем он перестал сжимать его руку, и теперь просто держал её, однако, всё так же прислонившись к ней лбом. Теперь его дыхание не зависело от боли и он дышал вполне нормально, но, по его напрягающейся спине, было видно, что судороги начали происходить чаще. Красные ветви расползались по ней всё шире, кожа горела и значительно припухла. Тобио переживал, что у мальчика может начаться бред. Тот пару раз открывал глаза и смотрел на него как-то неосознанно и размыто, хотя, скорее всего, это было вызвано наркотическим действием мака, который, вместе с обезболиванием, затуманивал мысли и делал тело тяжелым. Конечно, с ним боль затихала, но Кагеяма не знал, как на действие зелья отреагирует Хината, тем более в такой ситуации, однако у него не было выбора. Шоё несколько раз звал его по имени, бормоча под нос что-то совершенно непонятное, даже иногда улыбался и словно бы отключался. И в какой-то момент Тобио даже показалось, что тот вовсе потерял сознание, но в следующую секунду мальчик вновь открыл глаза, глядя на него слишком уж пусто, отчего в груди всё болезненно скрутилось и ему тут же захотелось просто прижать Хинату к себе и больше не отпускать. Время, казалось, замерло вокруг них тугим непроницаемым пузырём. Через некоторое время Кагеяма вдруг понял, что сам толком не может понять, снится ли ему это всё или происходит взаправду. Он не пил маковый отвар, но ощущения были похожими. Всё кругом словно бы замедлилось, тело не слушалось, в голове стояла пустота. Периодическое бормотание мальчика и его чуть сбившееся дыхание сливались в какую-то бесконечную полосу монотонного шума, затекающего в уши и нагоняющего больную сонливость. Кагеяме не хотелось спать, но эти ощущения были неприятными и он желал от них поскорее избавиться. Шоё в очередной раз провалился не то в сон, не в то лёгкое беспамятство, совершенно расслабившись и выпустив, наконец, его руку из своих. Юноша смог осторожно приподняться, подпирая голову и глядя на мальчика, невесомо касаясь пальцами его запястья. Тот приоткрыл глаза, вновь устремляя на него свой затуманенный взгляд, едва заметно улыбаясь и еле слышно шепча его имя. Он был немного похож на безумца, но его опьянённость и отрешённость пугали куда меньше, чем состояние, в которое он впадал до этого. Ведь потом действие наркотика всё равно должно было пройти и Хината вновь стал бы прежним, таким как раньше, здоровым и своим, а ради этого можно было и потерпеть. Но Кагеяма не предполагал, что вскоре всё обернётся куда хуже. *** Это началось приблизительно после полуночи. Всё было более менее в порядке, но со временем Тобио заметил, что мальчику становится хуже. Сначала тот продолжал оставаться вялым и сонным, пребывая в полусознательном состоянии, но после у него начал стремительно подниматься жар, и Хината стал вести себя более беспокойно. Поначалу он просто периодически вздрагивал и ёрзал, перекладывая голову, хватаясь за покрывало руками, двигая ногами, не находя себе места и какой-либо удобной позы. Сначала Кагеяма просто находился неподалёку и внимательно наблюдал за ним, пытаясь дозваться до него по имени и просто разговаривая, рассчитывая хоть таким способом его немного успокоить, но мальчик никак не реагировал на его голос. А когда и вовсе начал совершать попытки ухватить себя за спину, неосознанно полагая, что так сможет облегчить неприятные ощущения, юноше пришлось взять его за руки, чтобы не позволить расцарапать и без того воспалённую кожу, только сильнее навредив себе. Шоё всё равно толком не понимал, что именно происходит, всё так же продолжая вяло извиваться в безуспешных попытках освободиться. Через некоторое время его движения стали более твёрдыми, а к напряжённому сопению добавились приглушённые стоны. Перемена в поведении Хинаты ясно говорила о том, что боль значительно усилилась. Усилилась настолько, что её уже не мог заглушить даже маковый отвар – последнее средство, на которое рассчитывал Кагеяма. Поэтому, пока мальчика ещё можно было как-то сдерживать и пока он окончательно не пришёл в себя, юноша лихорадочно соображал какие ещё у него имеются варианты и как он может поступить в данной ситуации. Осознание отсутствия какого-либо запасного плана холодило спину, медленно, но верно, обволакивая внутренности леденящим чувством подкатывающего страха. Оно было мерзким и категорически безысходным, сводящим всё к единственному и бесповоротному финалу. Но Тобио, всё-таки, как-никак был закалён опытом и суровостью своего бытия, хоть чувства к Хинате и играли в этом случае далеко не последнюю роль. В своём роде именно они поддерживали в нём непоколебимую волю и упорство, которые не позволяли отступить под напором паники. Он понимал, что у него нет другого выбора и сегодня ему предстояло не сомкнуть своих глаз ни на минуту. И он был готов к этому. Всё усугублялось тем обстоятельством, что мальчик являлся полукровкой и, возможно, именно этот факт делал всё настолько сложным. Когда ему стало чуть легче, когда он вновь затих, расслабленно обмякнув и успокоившись, Кагеяма незамедлительно воспользовался случаем и начал готовить всё, что могло им понадобиться: он налил в небольшую деревянную бадью воды, поставив её рядом с настилом, убрал все шкуры, устилающие пол пещеры вокруг него, принёс чистые тряпки и мешок с сеном, сложил у костра побольше дров. Ночь обещала быть долгой, и нужно было максимально перестраховаться. Когда вещи были готовы, Тобио замер в нерешительности. Он, было, подумал, стоит ли ему заварить ещё мака, но потом твёрдо отказался от этой идеи: двойная доза даже для него могла понести необратимые последствия, а в случае с Хинатой – вовсе оказаться критической. К тому же сейчас, по необъяснимой причине, боль того немного затихла, и Кагеяма даже боялся допустить мысль о том, чтобы она вернулась опять. Однако из-за того, что, согласно его наблюдениям, она приходила приступообразно, всё рано или поздно должно было повториться вновь. В любом случае гадать в ожидании не было смысла, а все эти тяжелые и далеко не светлые рассуждения едва ли хоть чем-то могли ему помочь. Кагеяма глубоко вздохнул, разминая затылок рукою. Нужно было гнать все эти мысли прочь от себя и сосредоточиться на Хинате и на заботе о нём. В момент, когда мальчик нуждается в нём как никогда, в его сердце не должно быть места сомнениям. *** Некоторое время Шоё был практически неподвижен. Конечно, он больше не стонал и не метался, но его тело просто горело, а сам он периодически начинал повторять бессвязный набор неразборчивых слов. Когда он произносил имя Кагеямы, юноша каждый раз вздрагивал, склонялся над мальчиком низко-низко, надеясь, что разум того прояснился и он пытается его о чём-то попросить. Но каждый раз он убеждался, что это лишь воспалённое сознание Хинаты продолжает играть с ним эту злую шутку, и он с чувством искреннего разочарования просто снова отжимал в воде охлаждающий компресс, укладывая его Шоё на лоб. Ему ненароком вспомнился день, когда он, точно так же, выхаживал его после того, как нашёл в лесу. Моментально на него нахлынула сильнейшая ностальгия, и он погрузился в воспоминания об их прошлом, о всех тех моментах, что они пережили вместе. Знал ли он тогда, что в итоге всё так обернётся? Конечно, он и подумать не мог. Он не задумывался раньше о том, как всё будет складываться в их жизни. Несомненно, он считал эту встречу особенной, полагая, что она вовсе не случайна. Но теперь, когда их связывало настолько многое… Теперь, когда этот случайный найдёныш, которого он сам чуть не лишил жизни, этими самыми руками, которыми теперь ухаживал за ним, точно так же пытаясь эту жизнь спасти… Воспоминания накладывались одно на другое, выстраивая длинную, прочную лестницу между ними, между их судьбами, жизнями, а теперь Кагеяма мог с уверенностью сказать, что между их самыми душами. В груди царапала ноющая боль, словно всё его нутро, опутанное нитями, мгновенно сжали в едином большом и плотном узле. Это ощущение сдавило его дыхание, и Тобио впал в мёртвое оцепенение от внезапно накатившего на него осознания одной простой истины: если с Хинатой хоть что-нибудь случится, если сегодня что-то пойдёт не так и мальчик, при самом наихудшем раскладе, не переживёт этой ночи… он просто потеряет смысл своей жизни. Ясность этой мысли настолько остро пронзила его сознание, что у юноши похолодело нутро. В его груди будто образовалась чёрная дыра, которая начала стремительно засасывать в себя всю его решимость, надежду и веру. Страх-таки нашёл лазейку в его защите, постепенно просачиваясь под кожу липким, обволакивающим чувством беспомощности. Кагеяма не мог пошевелиться, не мог даже нормально вздохнуть, застряв в этих жутких, угнетающих мыслях, как вдруг до его слуха вновь донёсся тихий, едва слышный шёпот. Он вздрогнул, фокусируя свой взгляд на Хинате, одновременно сглатывая это отвратительное горькое послевкусие ужаса, намереваясь привычным образом заменить охлаждающий компресс, вот только в этот раз его встретили не пустые кукольные глаза: Шоё глядел на него. Шоё видел его. Шоё в эту самую минуту был с ним. Тяжелый груз с оглушительным грохотом сорвался с сердца, и Тобио чуть не подавился чувством неописуемого облегчения, накрывшего его с головой. Он в ту же секунду порывисто склонился над мальчиком, убирая с его лба влажную ткань и мягким движением заворачивая его намокшие волосы за ухо. Ему так захотелось хоть что-нибудь сказать, но слова застряли где-то в горле, ни в какую не желая быть озвученными. Однако о многом говорил его взгляд, в ответ на который Хината, пусть и мученически, но улыбнулся, слабо-слабо, с пониманием медленно моргая, не в силах даже кивнуть головой. Кагеяма сам не понял, когда и почему начал улыбаться в ответ, переполняясь безграничным ощущением радости, настолько сильной, что ему стало больно. Пусть Шоё выглядел слишком истощённым, будто тень, выжатым, выдохшимся и смертельно слабым, но он, наконец, пришёл в себя. Кагеяма опустился на локте рядом с ним, молча глядя ему в глаза и неосознанно касаясь второй рукой края его ладони, лежащей поверх покрывала. Он замер на несколько минут, вот так, просто без слов лёжа рядом с Хинатой, напитываясь его взглядом, его вниманием, его, столь долгожданным, спокойствием. Под рёбрами дребезжал хрустальный колокольчик, на сердце было слишком легко. Да и сам мальчик, казалось, чувствовал себя капельку лучше, о чём можно было судить по его выровнявшемуся дыханию и прекратившимся судорогам. Надолго ли – Кагеяма сказать не мог. Он уже ни в чём не был уверен. - Заставил же ты меня побеспокоиться, - прошептал парень, пытаясь унять волнение в своём голосе, - тебе… тебе стало легче? – задал он единственный вопрос, который его сейчас интересовал. Немного помедлив, как если бы смысл слов доходил до него с небольшой задержкой, Хината опять лишь моргнул, а после – так и остался лежать с закрытыми глазами. Тобио не осмелился больше тревожить его разговорами, оставаясь поблизости, вслушиваясь в его ровное дыхание, пытаясь заверить себя в том, что всё действительно будет хорошо. Он вздрогнул от неожиданности, когда мальчик двинул пальцами, пытаясь не то взять его за руку, не то просто коснуться. Шоё был слишком слаб, поэтому юноша сам накрыл его кисть, чуть сжимая в руке горячие пальцы: жар всё никак не спадал, но хотя бы спазмы утихли, давая несчастному возможность хоть немного передохнуть и восполнить потраченные силы. Время в эти мгновения перестало существовать, да и весь остальной мир тоже, настолько сильно Кагеяма сосредоточил своё внимание на Хинате и его самочувствии. Он чувствовал его пульс сквозь кожу, который то замедлялся, то вновь начиная чуть ускоряться. Шоё всё-таки что-то продолжало беспокоить, но оно и не странно. Не хотелось, чтобы он больше страдал. Не хотелось видеть, как ему больно. Тобио желал лишь укрыть его своими крыльями и огородить от всех опасностей этого жестокого мира, от палящего солнца и промозглых осенних ветров, от воспоминаний, что приносят мучения, от всего, что может ему навредить. Как жаль, что одного желания для этого было недостаточно. *** По спине будто хлестали плетьми, вспарывая кожу, рассекая плоть, оставляя засечки на костях. Спина выгибалась дугой, становясь деревянной, отчего сводило челюсти и Хината кричал, точнее, рычал в стиснутые зубы, уже совершенно не в силах как-либо сдерживаться. Судороги вернулись вновь, резко, внезапно, так неожиданно, что Кагеяма не на шутку испугался, когда мальчик резко выдернул руку из его ладони, запрокидывая голову и впиваясь руками в подушку, в покрывало, в свою одежду, в каком-то бешеном приступе стараясь что-то нащупать. Он сдавленно зашипел, перекатываясь на спину, не в силах издать и звука, переживая столь резкий болезненный шок, задыхаясь и чуть ли не теряя сознание. Кагеяма тут же вскочил, хватая его, останавливая, опережая его движение и не позволяя удариться о стену. Он сжал руки Шоё, переворачивая его обратно, на правый бок и пытаясь зафиксировать его положение. Мальчик сопротивлялся, пусть и неосознанно, но прикладывая весьма ощутимую силу, а когда, через несколько бесконечно долгих минут, спазм откатил, он шумно выдохнул, принимаясь жадно глотать воздух, широко распахивая глаза и с пронзительным испугом глядя на Кагеяму. Шоё пытался выровнять дыхание, толком не поняв, что именно только что с ним произошло, а когда его разум немного прояснился, отрезвлённый столь неописуемой болью, Хината задрожал, панически цепляясь за рукава его рубахи, кривясь от страха, коротко и предельно чётко выдыхая: - Я не смогу… Очередной виток этого испытания, более резкий и крутой, словно ведро ледяной воды, окатил их обоих с ног до головы. Столь яркие ощущения отрезвляли, вялость Хинаты бесследно испарилась, заставляя его организм переживать запредельные нагрузки, а самого мальчика – пребывать в состоянии напряжённого возбуждения. Он неконтролируемо ёрзал по настилу, постоянно извиваясь, перебирая ногами и выворачивая голову, то в одну, то в другую сторону, укладываясь то так, то эдак, инстинктивно пытаясь избавиться от боли, словно от какого-то панциря. - Сможешь, - постарался, как можно более убедительно заверить его юноша, - ты всё сможешь… - Нет, - мальчик жалобно всхлипнул, ощущая, как между лопатками вновь начинает тянуть, и протестующие замотал головой, - нет, нет, Кагеяма, нет!.. – его голос вновь оборвался, проглоченный резким вдохом. Шоё вновь выгнулся, болезненно застонав, сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в свои ладони и отчаянно жмурясь. Тобио постарался его удержать, укладывая обратно, осторожно, насколько это было возможно, придерживая за затылок и пытаясь уложить руки на месте. Его сердце разрывалось в мучениях, он просто не мог смотреть на происходящее, оставаясь в стороне и не в силах что-либо предпринять. Каждый стон, каждый всхлип Хинаты пронзали его насквозь, будто осколки стекла, оставляя внутри ощущение холода и кровоточащих ран. Он сжимал челюсти, задерживая дыхание вместе с Шоё, лишь бы только не потерять самообладание и не отдаться воле чувств. Юноша держал его за запястья, опасаясь, что в беспамятстве очередного приступа мальчик может себе навредить. Когда и эта судорога прошла, Хината согнулся пополам, притягивая колени к груди и закрывая лицо руками, не выдерживая, начиная безудержно плакать. Кагеяма протянул руку, чтобы его приобнять, но вновь замер, так и не успев прикоснуться. Он крайне боялся и не хотел усугублять ситуацию, отчего просто начал тихонько гладить его по голове и рукам, пытаясь хоть как-то успокоить, хоть как-то отвлечь, дать понять, что он рядом, что он поддерживает его и ни за что не оставит. Внутри него всё сильнее надламывался стержень, что не позволял ему сдаться и потерять всякую надежду. - Мне больно, Кагеяма, - жалобно прохныкал несчастный мальчик, - мне очень больно, - он просто впал в отчаяние, комментируя свои ощущения, надеясь, что, повторив одну и ту же фразу несколько раз, ему каким-то чудом станет хоть капельку легче, - так больно… - Я знаю, - парень положил руку на его запястья, мягко их сжимая. «Я знаю» - всё, что он был способен сейчас сказать. - Ты можешь… что-нибудь сделать? – вопрос, которого он сейчас боялся больше всего, был озвучен. Ответ был предопределён. Промолчи он или скажи правду… а врать не было смысла. Кагеяма выбрал первое, ощущая, как повисшая тишина разрывает его на части. В следующий миг Хината опять взвыл от боли. Тобио сжал его руки в своих, закрывая глаза и опуская голову вниз. Он начинал переживать, что тоже скоро достигнет своего предела. *** Происходящее казалось настоящим кошмаром, который ещё долго будет преследовать его по ночам. Когда судороги перестали чередоваться с перерывами, слившись в один бесконечно долгий спазм, Шоё бился в агонии, запрокидываясь телом назад и крича в голос. Он что есть силы сжимал руку Кагеямы в своих, царапая его кожу, что есть мочи сдавливая его запястье, неосознанно притягивая парня к себе. Тот не чувствовал физической боли, в то время, как внутри него образовался свой маленький ад, который стремительно разъедал его оболочку непоколебимости и мужества. Он еле держался, чтоб не отдаться воле отчаяния. Его не раз посетила мысль, а не приготовить ли ещё одну порцию отвара и не дать её Хинате, но постоянно напоминал себе, что этого делать нельзя. К тому же сейчас Шоё не отдавал отчёта своим действиям, отчего сделать это в любом случае было бы практически невозможно. Боль того была постоянной: усиливалась до своего пика, вырывая из горла мальчика надрывный полукрик-полуплач и рычание, и – чуть затихала, просветляя его сознание, заставляя крупно дрожать и приниматься сбивчиво шептать всё подряд, что только в голову приходило. Так, он злился на Кагеяму и ненавидел его, чуть ли не умоляя себя убить, а в следующий миг уже просил о прощении, просил извинить, повторяя наперебой, словно мантру, что он просто не выдержит, он не выдержит, что он больше не сможет этого выносить… В какой-то момент мозг Тобио словно бы отключился. Он неподвижно сидел, склонившись над мальчиком, удерживая его, теряя счёт проклятиям и всем неисчислимым «прости». Он уже не был уверен в том, что у Хинаты вырастут крылья: особых изменений с его спиной больше не происходило, и парню начало казаться, что в итоге все эти ощущения просто разорвут мальчика в клочья, и он не выживет. В конце концов, в действительности он ничего не знал о воронах. Он не знал о них абсолютно ни-че-го. Он не знал, как ему помочь. Он не знал, как его спасти. *** Прошло слишком много времени. Может час, может два, три или четыре – в любом случае это время казалось какой-то замкнутой вечностью. Когда Шоё вновь начал затихать, но на этот раз, скорее, окончательно вымотавшись, не в силах издать и звука, лишь мелко подрагивая и сдавленно хрипя, Кагеяма, всё-таки, не выдержал. Он медленно и бережно поддел его тело руками, притягивая его к себе и укладывая на колени, согнулся над Хинатой в три погибели, придерживая его голову локтем и соприкасаясь с его виском своим лбом. По телу подростка волнами пробегала дрожь: Тобио ощущал, как под его ладонями перекатываются напряжённые мышцы худощавой спины. Видимо, состояние боли стало для Шоё настолько постоянным и привычным, что он практически не реагировал на прикосновения юноши, который, воспользовавшись этим, наконец, позволил себе до него дотронуться. Мальчик казался в его руках тряпичной куклой, неодушевлённой и безвольной, разве что всё ещё тёплой, едва заметно совершающей вздохи. Казалось, он просто умирал, здесь и сейчас, роняя последние капли тлеющей в нём жизни. Тело мальчика было измотанным до предела, бесконечно напряжённым и изнывающим от усталости каждым своим сантиметром. Его крылья так и не раскрылись… а может им вообще не суждено было вырасти, может, произошёл какой-то сбой и Хината был больше человеком, нежели вороном, из-за чего всё так обернулось. Так глупо, так нелепо, так… банально. Из-за этих самих крыльев крыльев... Кагеяма всё это время так упорно пытался уберечь Шоё от опасностей наружного мира, от людей и их злобы, от грусти и его болезненного прошлого, а теперь, в итоге, должен беспомощно наблюдать, как тот угасает у него на руках, неуловимо утекая сквозь пальцы. Тобио притянул мальчика ближе, сильнее прижимая к себе. Его крылья безвольно обвисли, укрывая их обоих, словно навесом, от света огня. В груди ныло и стенало, поднимаясь к самому горлу, толкая горячим жаром в глаза. - Хината, - коротко позвал он мальчика, открывая свой последний защитный рубеж, - Хината… держись. Пожалуйста, - он говорил твёрдо и уверенно, его голос не дрожал, но чувства, переполняющие его, несли в себе куда больший смысл, - ты должен держаться, - он в жизни не подумал, что будет когда-либо чувствовать себя настолько откровенным, настолько открытым и преданным, сломленным чувством всепоглощающего отчаяния. Иной раз он бы промолчал или, в крайнем случаем, сделал бы дело, ведь разговор для него был самой сложной формой проявления эмоций, но именно в этот момент, именно здесь и сейчас, он ощутил в них такую неописуемую и неизбежную нужду, что те полились сами, облекаясь в такую неловкую форму и вынуждая Кагеяму вырывать из себя, словно куски живого мяса, слово за словом. - Есть ещё столько всего, чего ты не знаешь. Столько мест, которые… я хотел тебе показать. Столько… столько… - Кагеяма запнулся, закусывая губу. Вмиг, вся его эта твёрдость, испарилась, оставляя его нагишом, открывая все его страхи и чувства, а в горло будто впились когтями, но он через силу, упираясь и идя напролом, давил, давил из себя эти драгоценные глупости. Краем сознания он замечал, что в какой-то момент Хината, словно бы, замер, сдерживая себя, терпя боль, делая великое усилие, чтобы слышать его, слышать сквозь эту боль, впитывая такое огромное значение, которое Тобио пытался до него донести, - ты будешь летать. У тебя вырастут крылья, и я научу тебя летать. И буду брать с собой на охоту, далеко-далеко. Я столько всего тебе ещё покажу… Ты… Ты только не сдавайся… Ладно, Шоё? Тишина, обрушившаяся на него, сдавила уши оглушительным писком. Внутри него что-то бУхало, словно бы встряхивая всё тело целиком. В груди всё пылало, но не от стыда, а от неописуемой боли, столь надрывной и мучительной, что ему захотелось закричать. Эти ощущения удушали его, прокалывая сердце длинными острыми спицами, наливая в горле тяжелый, горький ком, заглушая все остальные чувства и прорастая его грудь насквозь. Хината не шевелился, замерев, обвиснув, уже никак себя не поддерживая. Кагеяма приподнялся над ним чуть выше, рассматривая его бледное лицо, на котором легли серые тени. Мальчик смотрел на него из-под полуопущенных ресниц. Он улыбался. Так тепло, так больно и так тепло, что сердце будто бы треснуло, не выдержав, на две половины, с хрустом раскалываясь и разбиваясь вдребезги. Шоё смотрел на него несколько бесконечно долгих секунд, полным благодарности и искреннего тепла взглядом. Сейчас, как никогда, он выглядел спокойным, умиротворённым и, казалось, абсолютно счастливым. Перед тем, как он в последний раз закрыл глаза, он прошептал одними губами: - Спасибо, Кагеяма… Уронил голову и обмяк, делая глубокий выдох и теряя сознание. Всё произошло настолько быстро, что Тобио ещё несколько мгновений после неподвижно сидел, переживая в себе свой персональный конец света. У него перехватило дыхание, под рёбрами дохнУло ледяным холодом. В момент, когда он почти осознал весь произошедший кошмар, тело Хинаты содрогнулось, что-то глухо лопнуло и с влажным шелестом из спины мальчика буквально выпали крылья, мокро хлестнув о пол и забрызгав серый камень багровым. *** В пещере было как никогда душно: от неприятного, железного запаха крови, заполнившего помещение целиком, затопившего лёгкие, остро забивающегося в нос при каждом вдохе, липко оседающим на языке. Всё наконец-таки кончилось. В ушах всё ещё отдавались нескончаемым эхом все эти крики, шёпот, мольбы и слова... Неописуемый страх подкрадывался со спины, звонко постукивая колючими лапками-прутиками, вынуждая мелко дрожать и одновременно цепенеть, впадая в глухонемую прострацию. И дело было даже не в этом жутком аромате смерти, не в том, что его руки, скользкие и влажные, сжимали окровавленные мальчишечьи плечи. Просто Хината неподвижно лежал у него на коленях, откинув голову и закрыв глаза... Он не дышал.