Karas

      На мгновение мир кругом перестал существовать, как и сам Кагеяма. В тот момент, когда он осознал, что Хината безжизненно повис у него на руках, он умер вместе с ним. Дыхание резко замерло, тело впало в оцепенение, сердце затихло. Кругом воцарилась полнейшая тишина, настолько пронзительная и чёрная, будто вместе с жизнью Хинаты этот мир покинули все звуки и краски, и было только слышно, как медленно, тягуче, капля за каплей стекает с его рук тёплая вязкая кровь, влажно шлёпаясь о каменный пол.       - Нет... - хрипло шепнул Кагеяма, ощущая, как ледяная бездна разверзается в его груди и её рёв становится всё оглушительней с каждым мгновением, - нет, Хи... Хината? - он сжал его бледные плечи, деревенеющими пальцами впиваясь в скользкую от крови кожу, слегка встряхивая мальчика и тут же притягивая его к себе, не веря, не веря, не имея права поверить в то, что всё закончилось именно так, - н-нет...       Он прислонился к Шоё, поддевая безвольное тело непослушными руками, отчаянно прижимаясь к его груди и не понимая, что из его глаз начинают течь горячие слёзы. Хината умер. Хинаты больше нет, как и нет смысла его, такой теперь бессмысленной, пустой и одинокой, жизни. Кагеяма чувствовал, как, словно ледяная вода, бесконечная скорбь стремительно заполняет его лёгкие, мучительно вырываясь наружу вместе с самым искренним проявлением чувств, на которые он когда-либо был способен. Его тело сотрясалось и дрожало, в мучительной агонии борясь, противясь принимать реальность, категорически отказываясь уверовать в то, что всё-таки произошло. Боль душила его изнутри, скручивая горло мёртвой хваткой, разъедая лёгкие и ломаясь наружу сквозь рёбра. А когда юноше показалось, что его сердце вот-вот готово было разорваться, не выдержав всех этих мучений, он замер, вновь впадая в оцепенение. Парень широко распахнул глаза, почувствовал, словно сквозь него прошёл разряд электричества; он задержал дыхание, напрягаясь изо всех сил и тут же прижался сильнее к груди Хинаты ухом. Тот всё ещё дышал. О боги, его сердце не билось, но он всё ещё дышал!       Проблеск задребезжавшей надежды заставил Кагеяму действовать молниеносно быстро. Отточенные инстинкты редко когда подводили его, но именно сейчас он не имел абсолютно никакого права даже на самое малейшее промедление. У него была единственная попытка, последняя, та, которую нельзя было упустить. Парень спешно положил Шоё на каменный пол, переворачивая на спину и укладывая свои руки у него на груди. Ему никогда не приходилось этого делать, но в голове ясно и отчётливо пылала мысль о том, что у него всё получится. Сосредоточившись на стуке своего сердца, он принялся ритмично надавливать Хинате на грудную клетку, моля небеса о том, чтобы его план сработал. Раз-два-три-четыре... Раз-два-три-четыре... Он остановился и порывисто припал ухом к мальчишечьей груди, стараясь уловить сердцебиение, но сердце молчало, а дыхание Шоё вместе с тем стало заметно слабее.       - Ты не посмеешь! - практически прорычал Кагеяма, вновь принимаясь за массаж, но уже более агрессивно и напористо. Паника подначивала его быть чуть грубее, у него не было времени на сантименты, необходимо было действовать чётко и быстро. Он не мог допустить и мысли о том, что у него не выйдет и теперь, ведь в противном случае он просто не переживёт второго такого удара, он ни за что не простит себя. - Хината!..       Но сердце не билось, сколько бы он ни старался, ни в какую, отказываясь заводиться, и парень с каждой минутой ощущал, как начинает остывать тело под его сцепленными вместе руками. Отчаяние вновь стало затапливать его с удвоенной силой и Кагеяма, будто теряя остатки рассудка, а вместе с ним и самообладания, продолжал давить на бледную грудь, сливаясь со звуками своего сердцебиения, которое стало для него единственным существующим ориентиром в этой безграничной пустоте, где были только он и Хината, которого всё ещё можно было спасти. Глаза Тобио были широко распахнуты, но словно не видели происходящего, мысли стёрлись из головы, оставляя ледяную пустоту без остатка, стремительно покидающей его, надежды. Нет, нет, нельзя было сдаваться, только не так!       Раз-два-три-четыре... Раз-два-три-четыре...       В голове звенел колокол, а его тело будто бы превратилось в неутомимый поршень, так отчаянно пытающийся вернуть чужую жизнь, руки и плечи начинали болеть, но ему было плевать, он не обращал на это никакого внимания, крича в себе что есть мочи немую мольбу о помощи каких-то сверхъестественных сил... В какой-то момент под его руками глухо хрустнуло, но даже это не остановило его, продолжающего рьяно реанимировать Хинату, бесцветные глаза которого, от сильных толчков, приоткрылись и слепо, мёртво глядели в потолок... ***       Время шло и было сложно сказать сколько раз ему удалось досчитать до четырёх, прежде чем он стал замедляться; он не был готов сдаться, он и не сдался, но даже в этой ситуации было абсолютно понятно, что продолжать нету смысла. Если чудо, подарившее ему призрачную надежду на спасение Хинаты, не произошло за всё это время, оно не могло произойти и потом, сколько бы он ни старался. Кагеяма не привык на что-то надеяться в своей жизни, довольствуясь лишь собственными возможностями, но именно сейчас и именно здесь, эта надежда не покидала его до самого конца, так жестоко дразня и откровенно над ним измываясь. Окончательно остановившись, парень медленно осел и расслабил практически сведённые от долгого напряжения судорогой руки, тут же безвольно соскользнувшие по бокам его тела. Он что есть мочи закусил губы и медленно склонился к мальчику вновь, обессиливший и сломленный, духовно выпотрошенный изнутри. Он чувствовал себя как никогда слабым и беспомощным, словно ребёнок, такой жалкий и покорный, не имея ничего против столь жестокой судьбы. Он понял, с отвращением признался себе, что всё безуспешно и ему пора перестать истязать несчастное тело, и проявить хоть капельку уважения к этому удивительному человеку, которого теперь больше нет. Кагеяма сгорбился над ним в три погибели, с предельной нежностью подцепляя руками прохладную ладонь и прижимая её к своему лицу, прикладывая к щеке, прикасаясь к ней губами, безмолвно застывая на долгие, бесконечно долгие несколько минут, прощаясь с Шоё уже окончательно...       В момент, когда сквозь пелену его догорающего сознания донёсся едва уловимый звук, ритмичный, но невозможно тихий, практически неразличимый, Кагеяма мог поклясться, что его душа покинула этот мир в очередной раз, но теперь уже не от горя, а от неописуемого облегчения и безграничной, бесконечной благодарности перед всеми богами этого мира: сердце Хинаты стучало вновь. ***       Он неподвижно сидел рядом с Шоё, опасаясь малейшего движения, не позволяя себе сдвинуться ни на дюйм, ему было страшно даже дышать, словно бы он мог своровать чужой вздох и разрушить, разбить всё вдребезги, умертвить едва теплящуюся рядом с ним жизнь. Сердце Хинаты стучало, тихо, слабо, но он был жив и это было самым главным, больше ничего не имело какого-либо значения и Кагеяма просто сидел рядом с ним, продолжая бережно сжимать его руку, словно мантру повторяя миллионы "спасибо" и одновременно миллионы "прости". Вместе со всем этим на него накатило чувство безграничной вины за то, как он вёл себя в последнее время, каким глупым и слепым он был, намеренно закрывая на явную проблему глаза. После того, как их с Хинатой отношения полетели в тартарары, он изо всех сил пытался для них обоих сделать вид, что они счастливы, что всё в порядке, хотя на самом деле и не подозревал, а может прикидывался, что не подозревает, как сильно страдает Шоё, что и привело их к этой ужасной ссоре. Появление крыльев смазало их конфликт, но Тобио и не думал, что всё обернётся именно так, он был просто уверен, что им удастся поговорить и всё уладить, у него ведь почти получилось, но всё пошло наперекосяк и предыдущий день и предыдущая ночь оказались настоящим адом по сравнению с тем, что ему когда-либо удавалось переживать. Он поклялся себе быть внимательным и честным с собой и Хинатой, когда тот придёт в себя, поклялся никогда его больше не ранить и быть рядом, не смотря ни на что, но страх его потерять колко ёкал под сердцем каждый раз, когда дыхание мальчика замирало и Кагеяма мгновенно замирал вместе с ним. Шоё казался хрустальным, сделанным из кристалликов утреннего инея, так легко хрустящего и ломающегося под твёрдыми шагами ступающих ног, он был вовсе похож на призрака, и юноша боялся даже моргать, опасаясь, что тот исчезнет, тут же растворится в воздухе и больше никогда не вернётся.       И тем не менее Хината оставался жив. Со временем его щёки обрели более здоровый оттенок, кожа порозовела, дыхание стало глубже и ровнее. Казалось, он просто спал, таким безмятежным и спокойным выглядело его лицо, которое совсем недавно искажалось гримасами мучений и плача, страха перед болью и грядущей неизбежностью. Лишь спустя долгое время, когда Кагеяма понял, что не чувствует ног, он осмелился сесть поудобней, слегка отодвигаясь от Хинаты и окидывая его взглядом. Тот был перемазан в крови, не полностью, но её наличие уже ставило перед парнем определённую задачу: Шоё нужно было вымыть в ближайшее время, как и убраться вокруг него, а в идеале - переложить на настил, что сейчас не представлялось возможным. Тобио хотел, чтобы тот поспал как можно дольше, набираясь необходимых сил и восстанавливаясь, ведь сон был самым лучшим лекарством. По правде юноша не хотел покидать его ни на минуту, он готов был просидеть рядом с ним прождав целую вечность, прежде чем Хината пришёл бы в себя, но он нес ответственность перед ними, да и в принципе ему необходимо было отвлечься, занять чем-то себя и голову, всё равно оставаясь неподалёку и будучи готовым оказаться рядом в любую секунду.       Кагеяма потянулся рукой за одной из подушек и, бережно приподняв рыжую голову, положил её под кучерявый затылок, затем взял одно из старых покрывал, которые было не так жалко запачкать и можно было потом без проблем постирать, и укрыл мальчика, напоследок замерев, задержав на нём полный тепла и заботы взгляд, невесомо провёл по щеке пальцами, и только убедившись, что оставляет Хинату в максимально комфортных условиях, попытался подняться.       Таким слабым он не чувствовал себя довольно давно. Ноги, мало того что мертвенно затекли, совершенно не гнулись и дрожали, как и руки, да и его самого продолжало мелко трясти. И не слыхано, после такого-то стресса и эмоций, которые буквально повышибали все его пробки и предохранители, устроив самое настоящее испытание стойкости. Он медленно размялся, оглядываясь по сторонам и оценивая масштабы предстоящей уборки. Большая часть крови, как и планировалось, попала на сено и разосланные тряпки, а вот то, что попало на пол нужно было поскорее убрать, пока всё не впиталось в камень. Стараясь издавать минимум шума, Кагеяма начал тихонько прибираться: он собирал сено и бросал его в костёр, отправляя следом и тряпьё, которое уже вряд ли когда-либо могло понадобиться. То, которое ещё можно было спасти, складывал в отдельную кучу, рассчитывая его потом постирать. Когда и с тем и с другим было покончено, он вымыл руки в кадке с приготовленной заранее водой и с помощью неё же начал отмывать пол. Тут ему тоже помогло сено, из которого он скручивал небольшие плотные пучки и натирал ими, словно небольшой щёткой, те места, где кровь уже успела впитаться в серый гранит. Периодически, когда за производимыми им звуками он переставал слышать Хинату, Кагеяма останавливался и, лишь убедившись в том, что с ребёнком всё по прежнему в порядке, вновь возвращался к работе. Его чутьё было напряжено до предела, он изо всех сил сосредоточился на Шоё, стараясь чувствовать его как можно глубже и отчётливее, готовый уловить любое, самое малейшее изменение в его состоянии. Но тот просто спал вполне здоровым и крепким сном, и глядя на него со своего места и с этого ракурса было вообще сложно сказать, что совсем недавно мальчик был на волоске от смерти.       Закончив оттирать последнее доступное пятно крови, Кагеяма бросил пучок сена в костёр и уселся передохнуть, чуть вытянув перед собой ноги. Он чувствовал ещё бОльшую слабость и решил, что ему было бы неплохо перекусить, выпить чего-нибудь бодрящего, ведь ему сейчас тоже были необходимы силы, чтобы ухаживать за Хинатой. Тобио не стал долго рассиживаться и вскоре перекусил ломтем сушенного мяса и заварил зверобой, который оставил остужаться, пока сам метнулся наружу, обновить воду в кадке.       На улице стоял самый обычный осенний день, бодрящий и пасмурный, полный запахов тлеющей листвы. Кагеяма не стал мешкать и быстро спустился к ручью, опустошая свою ёмкость и тут же ловко наполняя её свежей водой. Отлучившись буквально на минуту, он не мог перестать искренне переживать за Шоё, отчего постарался максимально быстро вернуться обратно, чтобы тут же убедиться, что с ребёнком ничего не произошло. По возвращению Кагеяма осторожно наполнил водой котёл и поставил его на огонь - ею он планировал обмыть мальчика, а пока она грелась, решил выпить приготовленный напиток.       Он уселся недалеко от Хинаты, чтобы лучше различать его звуки и просто, инстинктивно стараясь расположиться максимально близко к нему. Пусть Шоё был жив, это не лишало Тобио повода бояться за его благополучие, в конце концов детское сердце не билось какое-то время и как это могло сказаться на его здоровье - неизвестно. Единственная надежда оставалась на способность воронов восстанавливаться быстрее, чем обычным людям, но здесь речь шла скорее о каких-либо мелких порезах и ушибах, да и Хината, как полукровка, вряд ли обладал такой способностью. Кагеяма пытался прикинуть, как он будет проворачивать свою нелегкую операцию, ему действительно не хотелось и было даже страшно тревожить отдых Хинаты. Но если оставить его в своей крови, та быстро начнёт портиться и засыхать, да и раны на спине было необходимо обработать как можно раньше. Юноша рассчитывал на то, что за эти пару часов мальчик смог набраться достаточно сил, чтобы его прикосновения не вызвали у измотанного организма отрицательную реакцию. Всё должно было получиться, ведь Хината был сильным. Он выжил тогда, в лесу, хоть его состояние на тот момент было куда более плачевным, однако он всё равно выкарабкался.       Кагеяма допил чай и отставил чашу подальше. Вновь размялся, окидывая взглядом пространство, размышляя с какой стороны было бы лучше подойти. Он отодвинул кучу окровавленных тряпок подальше к стене, расчищая пол рядом с Хинатой, снял с огня котёл с почти закипевшей водой и разбавил её той, что оставалась в кадке. Взял побольше самой чистой ткани, которая давно лежала свёрнутой на дне сундука, для самых крайних случаев в необходимости максимально стерильной перевязки, не забыл захватить и плошку с лечебной мазью. Он разложил все необходимые вещи в пределах досягаемости и, глубоко, спокойно вздохнув, повернулся к Хинате, останавливаясь в нерешительности на какие-то пару мгновений. Хината выглядел удовлетворительно.       Кагеяма присел на корточки рядом с ним, вновь прислушиваясь к его дыханию и сердцу. Вроде, всё было в порядке и от самого мальчика веяло спокойствием и безмятежностью, разве что его аура была достаточно ослабевшей, но это не настораживало так сильно. Парень взялся за край покрывала, осторожно отворачивая его вниз. Ему всё ещё было немного не по себе, но Тобио взял себя в руки и уже смелее откинул покрывало полностью, собирая его в ком и отбрасывая подальше в сторону. Открывшееся ему зрелище не могло оставить равнодушным - перепачканный багровым, худощавый подросток без сознания лежал в луже собственной крови, совершенно беззащитный и такой открытый, что сердце Кагеямы болезненно сжалось в груди, и он, ведомый этим порывом искреннего сочувствия, склонился над мальчиком, осторожно проведя рукой по его голове.       - Хината? - чуть слышно позвал он, толком не понимая на что он рассчитывает, но заветное имя само сорвалось с его губ, которые Тобио тут же болезненно закусил, не позволяя себя лишних эмоций, которые сейчас были не уместны. Он оставит их на потом, а сейчас - полная концентрация и отдача.       Он начал с рук, крови на которых было меньше всего, постепенно двигаясь к плечам. Смачивая лоскут чистой ткани в тёплой воде, он мягко, с предельное осторожностью протирал светлую кожу, поочередно придерживая Шоё то за один, то за другой локоть. Пока ребёнок лежал на спине, это не составляло особого труда и всё выходило на удивление просто. Когда Кагеяма вытирал последние мазки крови с мальчишечьей груди, которые он сам же и оставил пока пытался завести мёртвое сердце, его взгляд зацепился за небольшое покраснение, разливающееся чуть ниже от этого места. Тело в этом месте едва заметно припухло и Тобио не смог бы понять в чём именно дело, если бы в его памяти не всплыл один момент. Мгновенно кусочки пазла сложились воедино: скорее всего он ненароком сломал Хинате ребро, а может и два, пока так рьяно пытался вернуть его к жизни. Но можно ли было его за это винить? Отнюдь. Но вот сам Кагеяма явственно ощутил, как совесть резко дала под дых и ему стало вновь бесконечно жалко Хинату, который получил дополнительную травму по его вине и неосторожности. Но видимо такова была цена его спасения?       Парень, стиснув зубы, продолжил своё занятие и теперь его ожидала, как ему казалось, самая сложная и неприятная часть. Он бережно поддел Шоё с одной стороны и не торопясь перевернул на бок. Его взору тут же открылось кровавое зрелище в виде, чуть успевших затянуться, но всё ещё столь же свежих, ран и маленькие, совсем уж махонькие по сравнению с его собственными, крылья, мокрые от крови насквозь. Тут было с чем повозиться, благо, временем Кагеяма обладал в неограниченных количествах. Хината казался стабильным, продолжая оставаться без сознания, и просто лежал на боку так, как его и уложили. В какой-то степени это было даже плюсом, ведь наверняка, приди тот в сознание, он бы испытывал безумную боль и от ран в спине и от сломанного ребра, поэтому Тобио оставалось молиться о том, чтобы этого ни в коем случае не случилось.       Он подтянул поближе кадку с водой, дёрнул на себя мешок с тряпками, и с полной отдачей принялся за дело. Сперва отёр кровь с плеч и шеи, вымыл затылок и поясницу. Штаны сверху тоже слегка запачкались, но переодевать Хинату в таком состоянии он бы ни за что не решился, да и пара пятен не играла столь критической роли. Оставались лишь крылья - помятые, пропитанные липкой, свернувшейся массой насквозь. Прежде чем коснуться их, Кагеяма замер, выдерживая недолгую паузу: неужели это будет первый раз, когда он прикоснётся к их перьям. Не своим, а перьям другого ворона, такого же как он, своего сородича, который одновременно был ему неимоверно дорог. Сердце застучало быстрее от прилива волнения, и парень, всё же, медленно опустил руку вниз. Даже сейчас, вымазанные и мокрые, они были абсолютно мягкими и гладкими, новорожденными. Кагеяма провёл по ним пальцами, ощупывая маховые перья, что слиплись между собой, стараясь разделить их осторожным движением. Он испытал неописуемое чувство одновременного восхищения и гордости, воодушевления и прилива тепла. Юноша не стал больше медлить, откладывая эти ощущения на задворки своего сознания, и принялся тщательно протирать крылья от застывшей крови.       Ему пришлось несколько раз менять воду, вновь подогревая её на костре. Тобио хотел убедиться, что сделает всё идеально: если бы он не промыл перья достаточно хорошо, те могли бы испортиться вовсе и Шоё пришлось бы ждать линьки, чтобы полностью избавиться от них. Только после четвёртого котла воды Кагеяма остался доволен результатом: перья выглядели полностью чистыми, густо-чёрными и лоснящимися перекатывающимися бликами в ровном пламени костра. Нужно было лишь нанести мазь у основания крыльев и перевязать спину полосками ткани, чем он и занялся. Ему хотелось поскорее закончить эту работу и уложить Хинату на настил, после чего убрать остатки всех этих, не самых приятных, последствий. Поначалу запах крови буквально душил его, но сейчас стало куда полегче или он просто к нему так сильно привык, что перестал замечать. Благо, стоило ему начать наносить лечебную мазь, сильный аромат хвои помог ему вдохнуть чуть свободнее, переключаясь и отрезвляя сознание. Он тщательно обработал раны Шоё, после чего осторожно перемотал их тканью настолько, насколько ему позволило тело Хинаты, которое не хотелось чересчур сильно тревожить. Кагеяма тихонько поддевал его рукой, просовывая свёрток самодельного бинта под острыми плечами и грудью, и вновь возвращал обратно. Получилось что-то вроде лямок рюкзака спереди и сзади, только сведённые между собой крест на крест. Это лучшее, что у него могло получиться. После, отложив, теперь ненужные вещи, в сторону, он встал на одно колено и максимально бережно приподнял Хинату над полом, поддерживая его под лопатками и согнутыми коленями, развернулся и столь же бережно уложил на настил так, чтобы парнишка лежал лицом к костру, а крыльями - к стене. Данная операция прошла весьма успешно, и Тобио оставалось лишь укрыть его одеялом и оставить так отдыхать. Кагеяма заметил, что у Шоё под конец их процедур поднялся лёгкий жар, но это было естественным последствием тех кардинальных изменений, что произошли с его телом. Сейчас нужно было лишь надеяться и верить, что тот пойдёт на поправку, вот только сколько времени это могло занять Тобио не имел ни малейшего понятия. Ему не оставалось ничего, кроме как домыть пол, уничтожить остатки ненужного мусора и просто начать ждать, когда же Хината придёт в себя. ***       Ничего не хотелось делать, точнее, он не мог ни на чём сосредоточиться, даже если бы сильно этого захотел. Всё валилось из рук, и попытки поплести верёвки или заточить пару кольев не увенчались успехом. Вместе с тем Кагеяма чувствовал себя морально и физически истощённым после всего того, что ему пришлось делать, но он никого в этом не винил, к тому же постоянное волнение за Хинату не позволяло ему должным образом расслабиться. Сначала он просто сидел возле костра, в пол оборота к мальчонке и задумчиво стругал своим кинжалом бесформенный кусок древесины, отправляя щепки в игристое пламя. Он бросал на Шоё беспокойные взгляды, прислушиваясь к его дыханию и ауре, ожидая, что тот скоро может прийти в себя. Но ничего не происходило и Кагеяма начал изнывать от неведения и столь долгих мук ожидания. Вскоре он не выдержал и уселся в изголовье настила, так, чтобы у него была возможность дотронуться до Хинаты, что он тут же и сделал, коснувшись тыльной стороной пальцев его лба, проверяя температуру. Жар не проходил, но и не был слишком высоким, однако мальчик потерял достаточно много крови, да и с того момента, как он отключился уже прошло довольно долгое время. Кагеяма встал и набрал в глиняную миску холодной воды, свернул обрывок одной из бывших рубах в аккуратный компресс и окунул в воду, после чего слегка отжал и уложил мальчику на лоб, предварительно сдвинув вихрастую чёлку вверх. На мгновение ему показалось, что лицо Хинаты озарилось волной облегчения, как если бы он почувствовал это и Тобио ощутил, как у него на сердце становится чуть легче. Юноша окунул в миску свои руки, после чего нежно отёр Шоё лицо, кисти рук и предплечья, уложив их поверх одеяла. Это должно было немного охладить организм и помочь ему справляться с нагрузкой. В идеале, конечно, нужно было Хинату напоить, но пока тот оставался без сознания, сделать это не представлялось возможным.       Кагеяма продолжал по-особенному бережно отирать его лицо влажной тканью, промакивая шею, виски и лоб, и через какое-то время ему стало казаться, что температура тела мальчика падает, что не могло не радовать. В этот момент в груди Тобио робко загорелся небольшой огонёк, который будто интуитивно подсказывал ему, намекал, что теперь всё просто обязано было наладиться, но он откровенно боялся этого чувства, потому что не хотел спугнуть его, словно маленького светлячка. Тем не менее он ощущал, как по его телу стало разливаться сонливое тепло, движения стали смазываться, а руки - слабеть. Он терпел и боролся с усталостью, хоть и понимал, что спорить со своим телом совершенно бесполезно и ему был необходим отдых, ведь он тоже не спал больше суток, бесконечно переживая и испытывая столь яркие эмоции. Кагеяма сам не заметил, как солидарно позволил себе опереться о локоть и полулечь рядом с Хинатой, однако, всё ещё бодрствуя или по крайней мере настойчиво пытаясь это делать. Свободной рукой Тобио поместил на чужой лоб очередной компресс и, глубоко и спокойно вздохнув, просто замер, опираясь головой на стремительно слабеющую руку. Наверное, он совершил роковую ошибку, так беспечно расслабившись и рассматривая безмятежное лицо Шоё, нагоняя на себя ещё большую сонливость. Он пару раз встрепенулся, протирая глаза и стараясь сморгнуть упорно пребывающую тяжесть век, но это не помогало. В конце концов Кагеяма начал бессовестно клевать носом, хоть и боролся со сном изо всех сил, но переутомление брало своё. Он не хотел засыпать, пытался до последнего, но в очередной раз взглянув на мирно посапывающего Хинату, юноша понял, что его связь с реальностью постепенно обрывается и он просто не может этому противостоять. Ещё через мгновение его голова медленно сползла на подушку и он провалился в бездонную яму бескомпромиссно накатившего сна.