Мифы и легенды Нижнего Зосово

      Дверь открыли какие-то дед и баба. Дед был одет в грязно-бежевый свитер, запачканные штаны, а на его голову была нахлобучена чёрная шапка-ушанка. Баба была довольно тучной, в серой кофточке, коричневой юбке и светло-зелёном платке.  — Это мои новые друзья, — сказала девушка, представляя группу деду с бабой, — ВИА «Лёд Запилен»!  — Хто-хто? — спросил глуховатый старикашка.  — Амврося! ВИА «Лёд Запилен», тебе же сказали! — прикрикнула на него Пульхерия. Планти же сразу понял, что эта женщина опасна. — Да, да, ВИА «Лёд Запилен», — продолжала девушка, — можно же им у вас пожить? — Угу, можно, — ответила Пульхерия, — выглядят они довольно прилично. Проходите! — и баба пустила наших героев в избу.       В избе было светло, но не убрано, что портило впечатление от дома. Парни скинули свои шубы, пуховики, ну, в общем то, что они наверх напялили, и ринулись на кухню.  — Каша! Борщ! Щи! — завизжал Джимми, стуча о стол большой деревянной ложкой.  — Щи — это же она? — озадачился Бонзо.  — Щи — это суп такой! Забудь английский — we are in Russia!       Тут на кухню вошла Пульхерия. Она взяла большую ржавую кастрюлю и налила каждому из Цеппелинов по гигантской тарелке щей. Вы бы видели лицо Пейджухи, когда он взглянул на суп! Он сразу начал есть, нахваливая: «Какой чудесный вкус! А какой цвет! Ммм! Добавку хочу!» И ему баба Пульхерия давала ещё. Бонзо взял в руки тарелку и выпил оттуда суп, как будто других супов никогда не видел. Джон Пол Джонс медленно похлёбывал щи, видно, что он старался есть суп через силу. Роберту же щи не понравились. Он попробовал только одну ложку и выплюнул её, пока никто не видел. — Щи, я don't любить them, — зря, зря ты, Планти, русский не учил!  — Ещё хочешь? — спросила баба Пульхерия и дала ему ещё тарелку.  — Don't я этого want! No! No! — Роберт не знал, как по-русски «no», а баба Пульхерия совсем не знала английского, поэтому ей казалось, что Плант хочет ещё.  — Но я же тебе дала! — возмутилась Пульхерия.       Роберт, тряхнув кудрями, встал из-за стола и без шубы выбежал на улицу, прихватив стоявшую у двери гармошку. Он вышел на улицу и своим торжествующим видом показал, что хочет играть. Он сел на скамейку, стоявшую во дворе, растянул гармонь и начал: — Measuring a summer's day…       У Пейджи слух был чуткий, поэтому он, не доев пятую тарелку щей, выбежал на улицу и как заорал: «Да как ты смеешь играть мою песню без моего разрешения, плюс ещё так плохо!» Он зашёл обратно в дом, взял оттуда балалайку, выбежал обратно во двор, сел на скамейку и затянул «Babe, I'm Gonna Leave You». Однако исполнение песни прервала проходившая мимо Энн Бредон, которая крикнула: «Ну кто так погано поёт мои песни, а?!» Хотя, какие Энн Бредон в русской деревне? Наверное, это у Джимми глюки после забористого чайка с сахарком. Хотя, какой чаёк? А вы сейчас поймёте!       Короче говоря, когда Роберт вышел на улицу, баба Пульхерия решила всем заварить чайку.  — Молодые люди, вы чайку будете? — грубовато спросила Пульхерия.  — Конечно будем! — воскликнул Джимми, перебив бонзовское: «А самогон?».— Я умею готовить особенный чаёк.  — Это какой же? — засмеялась баба.  — Нижнезосовский забористый чаёк со вкусом упрсти! — взмахнул руками Пейдж.  — О да, это похлеще всякого вашего самогона! — барабанщик улыбнулся.  — Самогон забористей! — воскликнула Пульхерия.  — Чаёк! — дружно сказали Пейдж и Бонэм.  — Самогон!  — А ты, Джонси, как считаешь? — поинтересовался Бонэм.       Джон Пол стеснительно пожал плечами и посмотрел на пол, потому что он был не просто Джон, а самый настоящий Джон Пол.       Тогда Джимми стал готовить свои фирменный чай, добавив туда немного сахарка из своих карманов, который ему передал друг друга друга Сида Барретта. Да, да, того самого Сида Барретта, который из «Pink Floyd» и который наладил производство обалденного сахара. К сожалению, Джимми успел только попробовать свой чай (но этого достаточно, чтобы видеть Энн Бредон где надо и где не надо)  — он услышал испорченную версию своего «Tangerine». А может, она и не была никакой испорченной. Чаёк же очень странно действует!       Джимми ушёл, пришёл Амвросий.  — Пулюшка, — это он так ласково свою жену назвал, — можешь мне дать чайку выпить?  — Конечно! — усмехнулась баба, которую Цеппелины скоро стали называть просто Пулей, — наш гость вот нам какого-то особенного чаю приготовил.       И с этими словами Пульхерия налила мужу чашку нижнезосовского забористого чайка от Джимми Пейджа со вкусом упрсти и сахарком от Сида Барретта. Отхлебнув напитка, Амвросию вдруг жутко захотелось самогона.  — Я пошёл самогон готовить! — зевнул он.  — Я с вами, можно? — спросил Бонзо, который думал, что этот напиток волшебный чуть ли не в прямом смысле.  — Конечно можно! — обрадовался дед, — только я ещё свою компанию соберу!       Когда Амвросий наконец собрал своих друзей и знакомых (а их было очень много), они с Бонзо отправились в подвал избы…