Summer is strange

      Страх. Обычно я старалась сохранять спокойствие, даже когда ситуация принимала весьма неожиданный поворот, но после всего, что случилось возле умывальников пару минут назад, успокоиться было просто невозможно. Сердце билось в бешеном ритме, голова кружилась, и мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Уже не получалось уверить себя, что всё произошедшее — всего лишь сон, а окончательно я проснулась только сейчас. Блуждание посреди леса в ураган, прибытие в «Совёнок», свихнувшийся пионер — эти события выглядели чересчур реалистично, чтобы быть частицей моего воображения. Но как тогда объяснить мои постоянные пробуждения? Я отчаянно копалась в себе, пытаясь найти всему этому хоть какое-то логическое объяснение, пока случайно не услышала диалог сидящих неподалёку Марка Дмитриевича и Вики. Они обсуждали содержание фотографий Владимира Вяткина, как и в моём «сне», слово в слово. Позади меня раздался негромкий шлепок — Кате вновь прилетело по лицу комком бумаги, и я опять не смогла разглядеть, кто это сделал. События повторялись идентично одно за другим. Вдобавок ко всему, всегда, как я вытягивала руку далеко вперёд, время, будто по волшебству, отматывалось на несколько секунд назад, и диалоги продолжали повторяться из раза в раз. Это уже выходило за всякие рамки моего понимания мира в целом, однако внешне я изо всех сил старалась выглядеть так, будто ничего сверхъестественного не произошло, даже решила подыграть этому театру безумия. Взяв с соседнего сидения свой фотоаппарат, я снова повернула его объективом к себе, настроила и на сей раз нарочно сделала автопортрет со вспышкой. Слова Марка Дмитриевича не заставили себя ждать: — Похоже, Маша только что сделала автопортрет при помощи фотокамеры. — с улыбкой снова начал пионервожатый, повторяя всё то, что я уже слышала: — Достаточно неплохой приём в вашем арсенале, используемый как в живописи, так и в фотографии, или даже в кинематографе. Я уже рассказывал вам сегодня, что автопортреты стали популярны с начала девятнадцатого века, ещё до появления первых фотокамер. Соответственно, ваше поколение — не первое в этом деле. — он вновь усмехнулся. — Простите, не смог удержаться. «Ладно, если уж сходить с ума, то до конца!» — решила я. — «Даже если случившееся — всего лишь затянувшийся сон или какие-нибудь галлюцинации, надо воспользоваться происходящим. К тому же, если я всё-таки не сплю и действительно умею отматывать время, это, наверняка, поможет моей адаптации в лагере!». Так я и сделала. Марк Дмитриевич уже хотел задать мне вопрос о процессе, что подарил человечеству первые автопортреты, однако я успела опередить его: — Конечно! И далеко не первое. — начала я, то ли случайно, то ли намеренно хихикнув при этом. — Ещё со времён изобретения «дагерротипии», процесса, который придаёт портретам зеркальный эффект. — Неплохо, Маша! Смотрю, с теорией у тебя всё так же хорошо, как и с практикой! — лицо вожатого озарилось улыбкой. — Если хочешь, можешь присоединиться к нашему кружку, когда прибудем в «Совёнок».       Вика с презрением и завистью посмотрела на меня. Её, казалось, беспроигрышный план «подлизаться к Марку Дмитриевичу» только что рухнул благодаря мне, а значит подлянки от неё теперь не избежать. Следовало задуматься о мерах предосторожности, однако в те минуты я совершенно не обращала внимания на окружающих меня пионеров, продолжая мысленно восхищаться обретением способности поворачивать время вспять. Ведь теперь любое неверное решение, любую ошибку в жизни можно было исправить. Вот она, сила второго шанса. «Та девушка!» — меня внезапно осенило. — «Я ведь всё ещё могу спасти её!». Для этого достаточно было дождаться приезда в лагерь, добраться до умывальников и попытаться предотвратить это событие. Из всего этого практически невыполнимым мне показался лишь последний пункт. Как можно остановить обезумевшего парня с ножом? Договориться ещё до появления девушки не выйдет — риск попасть под удар вместо неё слишком велик. Обезвредить в открытую также заведомо плохая идея, ибо даже имея преимущество я вряд ли смогла бы ударить кого-либо. Нужен был другой план. К этому стоит добавить, что я должна была сделать это самостоятельно, ибо в россказни о перемотке времени и намечающемся убийстве никто не поверит. Ничего путного в голову не приходило. Это значило лишь одно — пора импровизировать.       Тем временем автобус уже подъехал к воротам «Совёнка» и, заняв место на стоянке, остановился. Все пионеры разом повскакивали со своих мест и безудержной волной хлынули к выходу. Вновь дождавшись, пока «Икарус» опустеет, я быстренько взвалила на плечи свой рюкзак, подхватила гитару и фотоаппарат, а затем не менее стремительно направилась на улицу. На сей раз Марк Дмитриевич не стал меня задерживать, а лишь напомнил о своём приглашении, когда я уже направлялась к воротам пионерлагеря. В любой другой момент я однозначно была бы на седьмом небе от счастья, но в те минуты мысль о спасении девушки от сумасшедшего Натана не давала мне покоя. Прибытие в «Совёнок», недружелюбность Вики, необычайная красота природы вокруг меня — всё это вмиг потеряло какое-либо значение. Когда человек напряжён, он никогда не задумывается о том, что его окружает и стремится лишь к устранению причины беспокойства. Впервые оказавшись на главной площади, я не могла наглядеться на необычайную атмосферу этого места, но, проходя по ней во второй раз, я обратила внимание лишь на пролитый кем-то кефир, в лужу из которого едва не наступила. «Я ещё успею тут посидеть, когда спасу ту девушку!» — думала я, минуя памятник Генде.       Уже через пару минут я стояла у того самого места, куда через несколько минут должен был подойти Натан. Оставалось лишь придумать наконец, как его остановить. Ни в рюкзаке, ни около умывальников не нашлось ничего подходящего, а жертвовать своей гитарой мне не хотелось (да и, как я уже говорила, даже с ней в руках вряд ли получилось бы). Спрятав свои вещи за столбом, я принялась ходить вокруг да около, пытаясь отыскать хоть что-нибудь более эффективное и только через две-три минуты смогла найти сошедший с креплений кран, который можно было направить едва ли не под прямым углом в любую сторону. «Напора должно хватить!» — подумала я, покрутив до упора вентиль соседнего умывальника. Всё было готово, а до прихода Натана ещё оставалось время. Видимо, игнорируя площадь, я слишком поторопилась, поэтому успела ещё раз умыться и сфотографировать странные надписи на дне раковины. Однако стоило мне это сделать, как вдруг со стороны леса послышались шаги. Молниеносно шмыгнув в своё укрытие, я затаилась и принялась выжидать подходящий момент…

* * *

— Ах, так, значит?! — Эти слова послужили для меня своеобразной командой «на старт» — Тогда уже к вечеру весь лагерь узнает, что Натан Прасковьев — извращенец и нытик, который только прикидывается приличным пионером! Хлёсткая пощёчина. Нож вновь у горла девушки. — Довольно! — Натан перешёл на крик. — Меня просто достало, что всякие мрази вроде тебя пытаются помыкать мной! — «Внимание». — Пойми, за убийство у тебя будет куда больше проблем! — Да по такой… такой швали даже скучать не станут! — «Марш!». Я начала крутить вентиль настолько быстро, насколько могла. Мощность потока не подвела — и уже через секунду леденящая вода достигла съехавшего с катушек пионера. Тот от неожиданности выронил нож и быстро отбежал в сторону, дрожа и стуча зубами от холода. Едва не задев горло оторопевшей жертвы, лезвие отлетело в сторону одного из умывальников и приземлилось прямиком в лужу. Я мигом перебралась за столб, к моим вещам, и начала наблюдать за происходящим. Холод моментально привёл девушку-панка в чувства, страх смерти сменился на безудержный гнев, и она тут же, сорвавшись с места, прописала Натану мощный удар коленом в живот. — Никогда больше не трогай меня, мудак! — крикнула она напоследок и поспешила скрыться с места происшествия. Странно, что при этом она меня не заметила. Хотя, быть может, для её состояния это нормально. Я не так хорошо разбиралась в психологии, чтобы дать этому объяснение. Тем не менее я не покидала укрытие, пока отмороженный в прямом и переносном смысле слова Натан, недовольно бубня что-то, не скрылся из виду вслед за девушкой. «Он не убил её!» — осознание произошедшего явно запоздало. — «Неужели это правда? Я смогла спасти её!».       Не помню точно, сколько времени мне понадобилось, чтобы отойти от шока и окончательно принять происходящее как реальность, но в чувства меня привела достаточно громкая музыка из динамика, прикреплённого к фонарю. Как я и предполагала, это был сигнал к обеду. Таскаться с вещами по лагерю в поисках столовой совсем не хотелось, но не бросать же их. Тяжело вздохнув, я снова накинула рюкзак, взяла гитару и неспешно побрела в сторону Генды. Однако не успела я дойти до площади, как навстречу вышло моё спасение в лице молодой — может, лет на восемь постарше меня — пионервожатой. В руках немаленький список, в глазах серьёзность — возможно, она искала меня. В любом случае нужно было подойти, узнать, куда можно деть вещи или хотя бы в какой стороне столовая — всё-таки с дороги очень хотелось есть. Но вожатая облегчила мне задачу и, заметив меня, тут же обратилась: — Постой, девочка! Ты, должно быть, Маша Полевая. — голос её прозвучал, как мне показалось, несколько озабоченно. Кто знает, сколько она меня по лагерю искала. — Ну, да. — робко ответила я. Услышав мои слова, она облегчённо вздохнула. — Нашлась-таки. — на её лице тут же появилась приятная улыбка. — Меня зовут Ольга Дмитриевна, я вожатая. Мы недосчитались тебя на общем сборе. Где ты была? Я опешила. По спине тут же пробежал неприятный холодок. С одной стороны, я, как честная пионерка, должна была доложить о случившемся около умывальников, ибо этот псих Натан опасен. Никто не ведает, что ещё взбредёт ему в голову. С другой стороны, если я всё расскажу, у Натана будет заточен зуб на меня, а тогда несдобровать. Да и навряд ли мне поверят. Прикидывая всевозможные варианты, я вновь замялась с ответом, и, понятное дело, вожатая не могла это не заметить. Улыбка тут же пропала с её лица. — У тебя взволнованный вид. Что-то случилось? — в голосе Ольги Дмитриевны снова чувствовалось беспокойство. — Я… мне просто непривычно здесь находиться. — кое-как выдавила я, не желая говорить с кем-то о происходящем. — По тебе видно, что ты нервничаешь. — вожатая, казалось, так и норовила узнать о том, что случилось около умывальников. — Ты ничего не утаиваешь? Пионер должен быть честен со своими товарищами. Её настойчивость загоняла меня в тупик, и в конце концов я сдалась, решившись рассказать долю правды: — Я видела Натана Прасковьева с холодным оружием возле умывальников. Он размахивал им и говорил сам с собой! — я едва не сорвалась на крик. — Он был похож на психа! Беспокойство Ольги Дмитриевны вмиг сменилось удивлением вперемешку с недоверием: — Натан Прасковьев? Ты уверена? — Честное пионерское! Я спряталась за столбом, не зная, что делать, и ждала, пока он уйдёт! — я сделала паузу и тихо спросила: — Вы ведь что-нибудь предпримете? — Натан уже не в первый раз в нашем лагере и в предыдущие годы у нас проявлял себя как образцовый пионер. Сложно поверить в твои слова, зная очевидные факты. К счастью, доказательства у меня имелись. — Около умывальников по-прежнему лежит его нож! — парировала я. — Можете пойти и убедиться! — Ладно, успокойся. Я обязательно разберусь с этим в присутствии директора лагеря и самого Натана. А пока ступай прямо от площади и направо. Там тебя ждёт мой брат… — она осеклась. — То есть Марк Дмитриевич. Он выдаст тебе ключи от домика. Лично я была не против этой идеи, но мой желудок явно не желал ради этого пропускать обед. Даже мысли о Натане и умении перематывать время улетучились на фоне голода. Пришлось поторопиться. Попрощавшись с вожатой, я быстрым шагом направилась к Марку Дмитриевичу.       К счастью, процесс заселения не занял много времени — все домики нашего отряда находились недалеко друг от друга. Всё бы ничего, но, украдкой заглянув в список пионервожатого, я с ужасом обнаружила, что следующим после меня в нём идёт не кто иной, как Натан. Также в этом списке была и Вика. Их домики располагались совсем рядом с моим. «Вот тебе, блин, и летний отдых!» — тяжело вздохнув, подумала я. Хорошо, что Марк Дмитриевич в отличие от своей сестры не заметил моего беспокойства, не стал допрашивать о произошедшем, а только сказал, где находится столовая, и намекнул, что обед скоро закончится. Осматривать своё жилище на ближайшую смену совсем не было времени, поэтому я просто закинула рюкзак и гитару на одну из кроватей и пулей полетела, надеясь, что голодная толпа пионеров ещё не успела опустошить все кастрюли с супом. Возможно, я переоцениваю свою скорость, но тогда мне действительно показалось, что я бежала со скоростью мотоцикла «Иж Юпитер», ибо, несмотря на то, что путь предстоял приличный, я миновала его менее чем за пять минут. Но всё равно не успела. Когда я добралась-таки до крыльца столовой, все уже пообедали и неспешно расходились по своим делам. В самом же здании помимо меня, поваров и уборщицы остались только три человека: два паренька из младших отрядов, которые, видимо, как и я, опоздали на обед, и мой сверстник, уныло ковыряющий вилкой рыбу в своей тарелке. Юнцы явно были недовольны. — Послушай, Петров! — почесав голову в белой панамке, заговорил один из них. — Чего? — подавленным голоском ответил его товарищ, сидевший за столом облокотившись. — Ты сходи туда ещё раз, вот чего! — оставаться голодным этот парень однозначно не хотел. — Ну и чего я опять туда пойду? — второй уже едва ли не разлёгся, явно не собираясь снова идти кого-то уговаривать. — Ну, а ты им ещё раз скажи, чтобы нам дали пообедать! — бродя по столовке, первый пионер даже надкусил добытое где-то яблоко, но, поняв, что это всего лишь поделка, тут же с отвращением выплюнул. — Скажи, что мы только что приехали! Судя по их диалогу, поесть тут больше никому не дадут. Желудок с этим был явно не согласен и вновь требовательно заурчал. Конечно, можно было воспользоваться моей новой способностью и отмотать время, однако как я ни пыталась тянуть руку, не выходило перенестись более чем на две минуты назад. Удивительно, что тогда, у умывальников, я смогла вернуться более чем на десять минут в прошлое. Да ещё и переместилась в пространстве. Странно всё это. Хотя жизнь сама по себе странная. «Ладно уж суп и рыба, но булки-то с кефиром у них должны остаться» — подумала я, аккуратно заглядывая за дверь кухни, где всё ещё усердно возился кто-то из поваров. Пришлось выжидать момент, когда все выйдут оттуда, чтобы отыскать что-нибудь съестное. К счастью, желаемое оказалось в пределах досягаемости: булки лежали на небольшой тумбочке, на подносе, совсем рядом с дверью, а в дальнем углу стояли бутылки с молоком. Небогато, но до ужина продержаться можно. Как только на кухне не осталось никого, я кошкой набросилась на желанную добычу, забыв обо всём на свете. Проникновение и получение того, что мне нужно, заняло не больше минуты. «Миссия выполнена — еда в моих руках» — возрадовалась я, возвращаясь в столовую. Недовольные юные друзья-пионеры, видимо, уже ушли, а парень, который никак не мог покончить с рыбой, когда я только вошла, с теперь с интересом смотрел на меня. Я содрогнулась — он вполне может сдать меня вожатым или потребовать часть добытого за молчание. Наиболее вероятный сценарий. Однако, заметив мою растерянность, пионер совершенно неожиданно воскликнул: — Скорее прячь это! Они же скоро вернутся! В тот момент я хотела выбежать из столовой и даже сделала первый рывок, но тут же передумала — с булками и бутылкой молока меня на улице быстро поймают. Съесть их следовало здесь. Недолго думая, я села рядом с этим пареньком, чтобы со стороны кухни не было видно, что именно я ем. Его удивлённое лицо ясно давало понять, что он предполагал какую угодно реакцию на своё предупреждение, но не такую. Поправив свои длинные русые волосы, он с восторгом посмотрел на меня, словно перед ним сидел сам Генсек ЦК КПСС, а как только я заметила его взгляд, тут же сделал вид, будто абсолютно эмоционально отстранён. — Ты ведь из четвёртого отряда, да? — робким голосом он попытался начать беседу. — Я видел тебя сегодня с Марком Дмитриевичем. — Ну, да. — почему-то его взволнованность придала мне уверенности, и я заговорила заметно активнее и веселее обычного. — Меня Маша зовут. Моя расположенность к продолжению разговора вмиг приободрила пионера, и все последующие предложения он уже не вытягивал из себя с таким смущением. — А я Вова. — он приятно улыбнулся. — Ребята меня ещё Гречкой называют. — Гречкой? — не сразу поняла я. — Фамилия у меня такая — Гречкин. — почесав затылок, пояснил мой новый знакомый и тут же постарался перевести тему на увлечения.       Не знаю, как долго мы беседовали, но успели обсудить столько всего, сколько я не обсуждала с подругами в школе в течение учебного года. Казалось, Вова разбирался во всём: литература, кинематограф, музыка и даже устройство фотоаппарата. С таким товарищем не пропадёшь. Мне, конечно, тоже имелось, что рассказать, но большую часть времени я просто сидела и с интересом слушала его, не заметив, как уже покончила с обедом. — Я уже полнедели в этом лагере. — говорил Вова. — И знаю, где тут что. Вот в клубе кибернетиков, например, есть видеомагнитофон. Если найдётся время, приходи. Вместе посмотрим «Звёздные войны». О таких вещах, как «Звёздные войны» я тогда слышала впервые — никто в Советском Союзе свободно зарубежное научно-фантастическое кино не продавал. Естественно, я не могла отказаться. — Ничего себе! — Вову хватил ужас, когда он впервые за нашу беседу посмотрел свои на наручные часы. — Мы уже больше часа тут сидим! Прости, пора бежать! Я ещё обещал Серёже и Шурику с их проектом помочь. Давай встретимся у столовой после ужина? — Конечно! — с энтузиазмом ответила я. — Заодно прихвати тот томик Стругацких, о котором ты говорила. — крикнул он мне уже из дверей на улицу и тут же скрылся за ними. Вскоре следом за ним неспешно вышла и я. Со всеми этими разговорами я на какое-то время напрочь забыла обо всех проблемах текущего дня: о странных снах, о свихнувшемся Натане, о способности поворачивать время вспять. Но надолго ли? Всё это воцарившееся спокойствие оказалось всего лишь затишьем перед бурей, перед страшной бурей событий.