Anotherstory

       По дороге на занятия я пытаюсь высушить шарф, но он тут же мокнет под снегом. Интересно, сколько там было сахара? Мои пальцы уже липкие. Моя обувь оказывается непригодной для походов по сырому нью-йоркскому асфальту, поэтому моя фигура смешно и нелепо поскальзывается, образовывает смешинки в глазах прохожих. Наверное, это неплохо, но эти смешинки только разгораются, когда замечают пятно на одежде и мои полу-сомкнутые глаза, сощуренные из-за ветра и снега, бьющего по лицу. Довольно забавное зрелище для скучной публики, из памяти которой я сотрусь после трудного дня.        В здание я вваливаюсь как бардак, как буря мусора, и нарушаю привычный ход вещей своим торжественным шумом, осведомляющем о моём прибытии. По углам прячутся лица с заинтересованными взглядами, но я пытаюсь держаться спокойно. Пытаюсь забыть, каким неуклюжим и нелепым я был всё утро, пытаюсь не вспоминать про пятно кофе, вызывающее ассоциации из белых вспышек рубашки, пытаюсь построить на голове Вавилон, вместо последнего дня Помпеи. Это не спасет меня. - Садись, быстрее,- шипит мне парень, сидящий в кругу из стульев. Мои глаза мечутся от стула к стулу, и я выбираю себе место рядом с самым безразличным ко всему парнем, и девушкой, надувшей губы из-за того, что я прервал монолог старшего этой секты. Тяжело дышу и выпускаю пары уличного Нью-Йорка из лёгких, но в помещении запах кофеина на моей рубашке чувствуется постоянно. Моя отметина уже привлекает внимание четверти группы, поэтому я стараюсь прикрыть позор ладонью и жду, когда старший продолжит вступительную речь. - Добро пожаловать,- говорит практически исподлобья мужчина, крепко сжимающий планшет с исписанной бумагой. Он пронизывает этим властным взглядом лишь меня, от чего я чувствую, как земля подо мной становится песком, потом песок всасывается в дыру из пола, а я вместе с песком лечу туда. Я нервно улыбаюсь, но улыбка не поддаётся мне, и уголки мои губ вздрагивают из-за смущения. Я приветливо киваю всем, и прячу глаза в пол, который вот-вот должен раскрошиться и стать песком. Держись крепче, Трой. Ты сейчас провалишься.

***

       Наш учитель, а может и «надзиратель», который осмелился обуздать нашу банду никчёмных художников, около часа тянет вдохновляющую речь о талантливых исторических деятелях искусства, чтобы хоть как-то вовлечь нас в дело. Многим вроде как уже не терпится взять в руки кисти, но не мне. Я был не готов поддаться критике на первом же уроке, притом, что я давно не брал в руки даже карандаша. Нашему воображению дают волю, направляют наши мысли в одно русло и обозначают тему для композиции, чтобы учитель мог понять о чём написаны наши картины. Мало ли в каком жанре творят остальные.        Я чешу мозговые извилины, вытаскиваю из черепной коробки какие-то картины, но большинство летят в бездны космоса подальше, куда я их слал. Бездельно мажу кистью, кусаю губы, ловлю блеск глаз своих товарищей и подглядываю их работы. Всё, что я мог сотворить, это белые линии, собранные в букет чего-то невообразимого на фоне чёрного полотна. Под конец работы я уже не чувствую своих губ, только кровь на языке от того, сколько усилий я приложил, вырисовывая и спасая мой рисунок. - Хмм,- по-лисьи щурится парень, который кладёт свою изящную ладонь на мои напряжённые плечи. Через блестящие стёкла его очков я вижу каждую морщинку у его глаз, но не могу прочитать эмоций, которые там написаны. Что может означать это «Хмм»? - Неплохо. Я заинтересован, - выдыхает наконец он. Парень даже не спрашивает что я нарисовал, хотя вряд ли он бы получил ответ, потому что я сам не мог толком понять. Просто действовал в рамках заданной темы. - Правда? - зачем-то переспрашиваю я. Парень кладёт локоть на мой мольберт и зарывает ладонь в своей шелковистой голубой чёлке. Пару мгновений он не отрывается от моей работы, но потом снова оживает. - Да. Определённо, пацан. - Спасибо,- в который раз закусываю губу я, возвращаясь к работе. - Столько белого. Тяжело сохранить белый таким чистым под конец работы, а у тебя он прямо блестит,- незнакомец берёт в руки мою измазанную белым кисть и мажет кончиком указательный палец.- Я Тайлер, - говорит он с лёгкой ухмылкой и тыкает измазанным пальцем мне в грудь. Я уверен, что он делает это намеренно, словно это было частью какого-то обряда или посвящения в их бригаду, поэтому я постарался не возмущаться его наглостью. - Трой Сиван, - мямлю я, расплываясь в улыбке. - Трой Сиван,- повторяет Тайлер, словно пробуя моё имя на вкус. Он подтверждает мои мысли и по-хитрому облизывает губы. Я сомневаюсь, что окончательно принят в компанию этого сообщества, но не подаю вида, - Ну, удачи тебе, - говорит парень, ещё раз окинув взглядом моё «искусство», - Посмотри работы других. Всегда есть, чему поучится, - он подмигивает мне и уходит прочь. Тайлер продолжает расхаживать, как лиса по лесу в поисках добычи, морщит острый нос, когда видит не понравившиеся ему работы и хвалит тех, кто ему приглянулся. Я замечаю, что закончил рисовать слишком быстро, поэтому ещё пять минут ищу в своей картине изъяны, а потом следую совету Тайлера, и пускаюсь по классу, чтобы осторожным субъективным мнением оценить чужие произведения.

       Удивительно, куда может загнать людей воображение на столь примитивную и простую для первого урока тему. Теперь я уже не считаю остальных никчёмными художниками, и стараюсь понять каждую картину, найти в каждой скрытый смысл, понять идею. Процент вычурных картин, конечно, не преобладает в классе, но когда мне попадаются такие на глаза, то я подолгу не могу оторвать от них взгляд. Была ли моя работа интересной с точки зрения других художников? Я натыкаюсь на затейливую работу одного из таких людей, которого я бы определил одним из лучших. Я не мог судить по одной работе, но эта заставила меня выбиться из реальности на пару секунд. Язык плакатов и афиш, вульгарные цвета, война и противопоставление оттенков, словно я встретил представителя движения футуристов. Я не мог вообразить, что нарисовал этот парень, но в этом, наверное, и был весь шик. - Чо? - кивает головой в мою сторону автор картины, высунувший наушник из уха. Майка запачкана всеми оттенками радуги, щёки – красным, который преобладал в его работе. - Удивительно, - говорю я, снова приковывая взгляд на шедевр. Парень снимает с головы кепку и тут же пачкает её, потом запускает испачканные пальцы в пышную шевелюру и снова надевает головной убор козырьком назад. - О, спасибо, - говорит он, будто впервые увидев свою работу, - Каждый год в первый урок всегда такая тема. - Я новенький здесь. - Эт понятно, - говорит парень, намешивая в палитре красные оттенки. - Как всегда уже собираешь зрителей, Сагг? - говорит Тайлер, образовавшийся откуда-то из воздуха. Или просто я так увлечён разглядыванием работы товарища, что просто ничего вокруг не замечаю, - Ох, это очевидно, - машет руками Тайлер, - Хоть уже на выставку относи. Парень прикладывает большой палец к подбородку и с улыбкой изучает картину таким же взглядом, как и я, только по-своему хищным. Автор презрительно фыркает и разгоняет нас от работы словно ворон, налетевших на корм. - Я думал, ты не появишься здесь больше, - говорит он, тыча кистью в полотно и мягко образовывая из мазков какую-то новую деталь. - В этом году много новеньких, - отвечает Тайлер, задев меня взглядом. - Я Трой Сиван, - представляюсь для незнакомца я, но он не реагирует. Я слышу музыку из его наушников, ритмично отстукивающую по нашей тишине, словно я своими словами обидел их обоих. - Джо, - фырчит спустя время парень, сжимая между зубов длинную кисть, перепачканную в зелёном. Тайлер тычет лисьей мордой прямо в мольберт, запоминая каждое движение его кисти, а я зависаю в воздухе как ненужный объект. Неуклюжее молчание повторяется. Я молчу до тех пор, пока меня не толкают в плечо. - Дерьмо, - гаркает незнакомец позади, на что я оборачиваюсь и вижу высокого парня со светлой спутанной чёлкой под шапкой. Мольберт Джо вздрагивает, потому что я чуть не падаю на него и мгновенно краснею. Высокий парень удаляется подальше, протискиваясь сквозь другие мольберты, и исчезает за одним из них. Джо громко шипит и переполняется гневом, а Тайлер нахмуренно смотрит на меня. - Прости, - зачем-то извиняюсь я и ловлю мольберт руками, пусть он и не падает больше. Джо пропускает извинения мимо. - Тошнит от его рожи. Из года в год вижу его и в конце каждого надеюсь, что он исчезнет, - говорит Тайлер, кладя руку на плечо товарища, чтобы он не взорвался. - Кто это? - спрашиваю я, отыскивая макушку высокого незнакомца глазами. - А ты кто? - спрашивает Джо. Я не совсем ожидаю этого, и пытаюсь собрать сожженные мосты заново, чтобы выдать вразумительный ответ. - Бывший режиссёр,- говорю я, максимально укоротив ответ. - А он – психически неуравновешенный. Его не берут ни на одну работу из-за этого, поэтому он тут тусуется много лет, - отвечает Джо. Тайлер кивает. - Феликс, - добавляет он. - Кого ещё вы тут знаете? - спрашиваю я, засовывая руки в карманы джинс. - Дэн Малевич тоже остался, - тыкает Тайлер в бок Джо. Джо тут же высовывает голову из-за мольберта, и я прослеживаю за его взглядом в другой конец класса, где стоит парень, сосредоточенно занимаясь работой. Чёрное гнездо волос, чёрный свитер, чёрные джинсы, чёрные кеды, чёрная серёжка в брови, едва заметная. Я начинаю осознавать, что «Малевич» - это прозвище, связанное с картиной чёрного квадрата, и против воли улыбаюсь. Художественный юмор. - Поздороваешься? - спрашивает Тайлер у Джо. - Не особо хочется, - пожимает плечами парень, возвращаясь к работе. - Беседуете? - говорит голос учителя-надзирателя, возникшего поблизости. Он всё это время прятался за рядами мольбертов, бросал на нас внимательные взгляды, полные не выговоренных замечаний, но я был слишком увлечён разговором, чтобы осознавать последствия. Он относился к нам мягко, обращался на «вы» (ещё бы не обращался), обладал хорошей манерной речью, к которой многие прислушивались; и воспитанностью. - Джозеф, это поразительно, - вместо выговоров говорит мужчина, довольно улыбаясь. Такая работа достойна похвалы. Я не удивился. В ответ Джо тонко улыбается, поджав губы от смущения. Наш наставник был примером для него, высшей ступенью эволюции человечества, если я мог так назвать это, поэтому одобрение учителя много значило для него.       Хотя, вскоре я получаю не менее обольстительную похвалу и понимаю, почему она звучит приятнее любой другой. Она звучит искренне, в сопровождении с блеском восхищённых глаз и изящных движений, вызванных заинтересованностью. Когда мой первый урок заканчивается, я не могу уходить подавленным или злым, каким я был утром. Я заново зарядился.