Aide Sanze Zaide

      Молодому человеку показалось сперва, что он в бреду. Затем была мысль, что всё происходящее сон. На пороге, куда слабо проникал свет с улицы, стоял высокий человек, широкие плечи его и крепкое тело навеяли на пруссака подзабытый во всей этой суматохе образ. Будто призрак предстал перед ним. «Густав», — хотелось было ему вымолвить, но голос подвёл, застыл в горле от непонимания и мелкой дрожи, что сковала члены. — Эфенди! — татарин ласковым взглядом проводил вошедшего человека, что широкими мерными шагами оказался уже на середине горницы. Первое впечатление спало, когда Гилберт повнимательнее присмотрелся к посетителю. Тот очень походил на его друга, но это был не он. Пепельные волосы кудрями падали на глаза, светлый жупан был очень широк и просторен, дабы не сковывать движения. Человек был немного выше Рушана и телосложение имел мощнее, из-за чего эти двое очень странно смотрелись друг с другом. Один худ и тонок, второй крепок, с широкой грудью, медленно вздымающейся при вздохе. Они уже о чём-то разговорились, пока голова рейтаров разглядывал их. — На подоконнике оставил, ведь такой бардак был на столе после вчерашнего посетителя. Запамятовал? — Верно, верно! — заулыбался татарин, ища взглядом подоконник, на котором забыта была книга. Найдя пропажу, мужчина прошёл к столу и, разложив записи, внимательно стал изучать их. В этот момент из комнат вышел компаньон Рушана, неся в руке кружку с водой. Протянув ее, он также востро одарил пруссака своим цепким взглядом, как и при их первой встрече. Но повернувшись, наконец, заметил светловолосого мужчину и сразу переменился в лице. Поднеся ладонь к груди, второй татарин кивнул головой в знак приветствия, ему ответили тем же, после чего они пожали друг другу руки. — Благодарствую, — вымолвил на духу Гилберт, после осушения кружки. — Нашёл. Вот, пан Лукашевич. Заказ — золотое кольцо с аметистом, взнос имеется. Сейчас принесу, — голос его слегка дрожал, но юноша не мог понять, почему. Рушан удалился, прихрамывая на левую ногу и в людской нависла тишина. — Как столица? — поинтересовался светловолосый мужчина, обращаясь к Байльшмидту. Второй татарин же сел на скамью, что была напротив, угрюмо, по-волчьи разглядывая чужака. Видимо, чувствуя в нём некий подвох или опасность для себя и своих товарищей. — Непривычно, если честно. — Откуда ты, если не секрет? — дружественно и открыто продолжил незнакомец. Гилберт, всё более прислушиваясь к голосу, признал в нём тот самый, который несколько минут назад пел песню за углом избы. Кто бы мог подумать, что столь нежный и мягкий голос может принадлежать такому рослому и крупному мужчине. В голове это слегка не укладывалось, но видя, что от него ждут ответа, молодой человек поспешил отозваться. — С Поморья, пруссак. — Пожалуй тебе не привычен столь назойливый гул, что не покидает стены города. Но со временем привыкнешь и перестанешь замечать его. — Я тут ненадолго, поэтому вряд ли смогу свыкнуться. — Жаль, но всё же… Наверное, там, откуда ты приехал очень тихо, спокойно и слышен шёпот моря? Расскажешь о своём доме? Ведь я не здешний, а так хотелось бы познакомиться с этим местом поближе, хотя бы из уст посетителей, — мужчина сложил ладони в молитве, видимо, желая расспросить голову рейтаров. — Прости, нет желания. Да и жил я там, когда был ещё ребёнком. Теперь я пребываю у пана, он мой хозяин, — отрезал Байльшмидт, не желая пускаться в подробности своей прошлой жизни перед незнакомцем. — Хозяин? — вопросительно посмотрел светловолосый человек. Но в этот момент из комнат вышел Рушан, неся в руках маленький короб. — Вот, осталась лишь доплата. Всё по договорённости, — сухо сказал он, натянув на лицо вновь маску отчуждённости. — Конечно, — молвил Гилберт, устало приподнимаясь со скамьи. Подойдя, он снял с пояса мешочек и положил его на стол. Послышался звон монет. — Я пересчитаю, и можешь забирать, — указав на короб, сказал татарин. Опустошив куль, он начал что-то шептать себе под нос на незнакомой речи, складывая монеты по разным кучкам. — Могу посмотреть? — молодого человека снедало любопытство. Что же за кольцо хочет подарить старый пан своему сыну? Оно заговорённое? А может волшебное? — Да, конечно можно, — раздался за спиной мягкий голос. Широкая ладонь придвинула к нему ларец, а длинные пальцы распахнули узорчатую крышечку. Блеск и красота сперва ослепили, столь оно было прекрасно. Кольцо покоилось на алом бархате, каст играл большим и округлым камнем, что мигал на свету нежными и светлыми оттенками фиолетового цвета. — Что скажешь, по душе придётся эта безделушка твоему пану или нет? — поинтересовался рослый человек, заглядывая прямо в глаза пруссака, желая узнать ответ. Гилберт еле смог оторвать взгляд от кольца, сам вид которого его заворожил. — Думаю, он будет доволен, — вымолвил он наконец, отвлекаясь от созерцания и тут же замер. На него в упор взирали точно такого же цвета очи светловолосого мужчины, что стоял напротив. — Твой хозяин разбирается в самоцветах, но всё же с ними нужно вести себя предусмотрительнее, иначе их сила может обернуться против своего владельца или же вовсе не сработать. — О чём ты? — Гилберт спросил машинально, чувствуя при этом, как земля уходит из-под его ног. Он тонул в очах-аметистах, которые будто бездна поглощали его, манили и кружили голову. Но их владелец лишь отстранённо улыбался, не в силах понять чувств человека напротив. А в мыслях полковника в этот момент лишь эхом металось одно слово: «Густав! Густав!». — Не знаешь? Сейчас расскажу! — с воодушевлением продолжил рослый человек, не обращая внимания на столь пристальный и пылкий взгляд напротив. — Древние считали, что светлый аметист может указать путь к Богу. Но злоупотреблять силой этого камня не стоит, так как она может навредить, запомни это и передай пану Лукашевичу. Светловолосый мужчина закрыл ларец и по помещению раздался щелчок замка, который и вывел молодого человека из забвения. — Первый раз слышу подобное, — еле вымолвил Байльшмидт дрожащим голосом, пытаясь высвободиться из сетей своего прошлого, что нахлынуло на него и сковало по рукам и ногам. Тело было вялым и чуждым. Всё вокруг, казалось, было ирреальным и случалось уже с ним когда-то, но давно. Люди вокруг что-то говорили, улыбались, и одновременно всё это тлело за некой пеленой, отделяющей молодого человека от происходящего. — …и блеск его укажет дорогу… прощения… — мягкий голос эхом задребезжал в мозгу. Наваждение покинуло его довольно скоро, ведь оно не любит долго задерживаться. Но сердце продолжало тяготить грудную клетку болью. Образ Густава кружился рядом, не хотел покидать и бередил рану. Но вместо прощения в душе росла злоба и ненависть, желание отплатить той же монетой. Устремив свой взгляд в пол, Гилберт первое время просто стоял возле стола с ларцом в руке, ища равновесия и спокойствия, дабы не совершить глупость по своей горячности. Глубоко вздохнув и попрощавшись с торговцами, он как можно скорее покинул избу. Заложив коробочку за пазуху, Байльшмидт направился прямиком к лошадям. Хотелось быстрее забыться в пути, чтоб ветер выдул всё то, что накопилось. Но дыхание никак не желало выравниваться, грудь еле успевала захватывать клубы морозного воздуха. Руки тряслись оттого, что глава не мог полностью овладеть собою, обуздать свои помыслы. Ему было страшно, он боялся самого себя. В глубине естества ему жутко не хотелось становиться тем, кого он ненавидел, уподобляться тому, кого он презирал. Но и для прощения не хватало сил. Не мог он позабыть всего того позора, через который ему пришлось пройти. — Прости, — послышался голос за спиной. Молодой человек обернулся и увидел напротив себя рослого мужчину. — Что-то не так? — еле выдавил из себя Гилберт, на которого утомлённо свалилось безразличие, дабы подавить злобу и гнев. — Возьми, тебе далеко ехать, пригодиться. — Да не стоит… я ведь… — Возьми, возьми! — настоял на своём светловолосый мужчина, протягивая тому шапку и накидывая на плечи шубу. — Благодарю, — промямлил под нос Байльшмидт, не привыкший к подаркам. — Ты так побледнел, когда увидел кольцо. Я за тебя перепугался. — С чего бы? Мы ведь едва знакомы. Нашёл, за кого переживать, — сказал Гилберт, нахлобучивая подаренную шапку на голову. А затем продолжил: — Я бы на твоём месте волновался за товарищей. Разве ты не заметил, что на них косо смотрит здешний люд? Слухи ходят, будто это племя хочет переметнуться на сторону врага. Не страшно? — голова рейтаров пристально следил за реакцией мужчины, но не мог не отметить за собой, что одновременно и любуется им. Осталось лишь выяснить, как он поведёт себя в этой ситуации, как отреагирует на поползновение в сторону своих друзей? Как Густав? Или как чужой незнакомый человек? — Я не вернусь туда, никогда, — последовал холодный ответ. — Мы покинем Лехистан, если грянет крайность. Значит не наш это дом, всего и только, найдём другой, — мужчина уже было повернулся, дабы уйти, но Байльшмидт решил не отпускать просто так того, к кому его любопытство стало испытывать столь явный интерес. — Куда не вернёшься? И кто эти люди для тебя, что ты так безропотно следуешь за ними? Я бы на твоём месте давно покинул их и поспешил сделать что угодно, лишь бы ничего не связывало меня с ними. А то знаешь, махнут под одну гребёнку, а голова у тебя одна. Подумай об этом. — Но ты не на моём месте и не тебе судить, с кем мне быть. И вообще, подобные слова о предательстве пруссаку не к лицу. Твоё племя также ищет повод удрать, не правда ли? Гилберт на это лишь уязвлённо улыбнулся, не зная, как ответить. Но чувствовал, что правда была всё-таки за ним, ведь в глубине души тлела обида за причинённые муки. — Не принимай всё на свой счёт, — вымолвил мужчина, ощущая, что перегибает палку, и видя напротив себя неуравновешенный взгляд калиновых глаз.  — Все мы причинили друг другу достаточно боли, и в сердцах многих таится злоба и месть. Но всё же нужно уметь понимать окружающих, иначе из этого круга раздора не выйти. Ты ведь не ровно дышишь на своего пана, верно? Я по тебе это сразу заприметил. Как только речь заходила о нём, тебя крутило, подобно волчку. — Молчи, — прохрипел Байльшмидт, чувствуя, как судороги сводят тело. — Это смысл жизни для тебя, не так ли? Но что будет, когда ты свершишь задуманное? Ведь кроме возмездия, внутри тебя больше ничего нет. — Замолчи! — теряя терпение, крикнул голова рейтаров. — Откуда тебе знать, что творится у меня внутри?! Не много ли на себя берёшь?! Ты хоть знаешь, что он со мной сделал и что отнял у меня?! — в голосе проступила хрипота с большей силой, а туман неуравновешенности застил очи. — Знаю, ведь Рушан был моим хозяином когда-то.