Aide Sanze Zaide

      Лошади волоклись, медленно перебираясь сквозь огромные барханы снега, бороздя брюхом затейливые полосы. Дорогу замело и Гилберт давно сбился с тропы, кружа всё вокруг да около неё зигзагами, то подымаясь в гору, то проваливаясь в овраг. Он боролся со сном уже второй день, дабы не заблудиться или же не замёрзнуть в дрёме. Из густой хвойной чащи доносился вой волков, что очень бодрил желанием ехать быстрее. Также по ночам страху нагоняли треск и шорох леса. Из-за мороза деревья стреляли, будто ружья. Впотьмах горели чьи-то глаза, ухали и охали ветки, нагнетая, рождая в сердце юноши суеверную дрожь. Хотя переживал он скорее за лошадей, чем за себя. Если волки заинтересуются его особой, что так вовремя, а главное в одиночку, вздумала покорять здешние барханы, коням придётся туже всего. Они-то по деревьям лазать не умеют. Гилберту уже мерещилось в бессонном бреду, как волки задрали его лошадей, застрявших в снежном плену. «Уж лучше тогда пусть и меня загрызут, чем дома старый пан шкуру спустит», — проклинал он в мыслях всё на свете, ощущая при этом, как ноги его костенеют с каждым часом всё сильнее и сильнее. Зима дала о себе знать довольно рано в этом году. Тьма опустилась, подобно туманной дымке. Байльшмидт начал узнавать местность, но занесённые снегом земли пана казались чуждыми, в глаза бросались непривычные очертания. Усадьба ещё даже не намечалась на горизонте. И если до этого дорога тянулась через открытые взору поля, то теперь она углубилась в лес и опасность напороться на снующих по округе волков возрастала. Молодой человек, погружаясь в дикие просторы, зорко всматривался в чащу, окружавшую его со всех сторон, пытаясь уловить хотя бы малейший шорох, хотя бы одно движение. По воздуху разносился вой хищников, заунывно подпевающий ветру. Звери довольно далеко голосили от Байльшмидта, но и эта новость его не радовала. «Если не поспешить, точно нападут! Такая стужа сделает их безразличными ко всему! Не напугает их ни сабля, ни выстрелы, ни крики…». Ночь окутала всадника, из-за чего воспалённый разум снова начал предаваться суеверным фантазиям. Но тут раздался треск, от которого лошади в ответ взволнованно заржали. Голова рейтаров настороженно прислушался, пальцами впиваясь в рукоять огнестрела. Однако всё умолкло через мгновение, будто и не было ничего, зазвенело в ушах. Ещё секунда... две… и спокойствие разорвало выпрыгнувшее на середину дороги нечто, злобно рыча. Зрачки блестели и сверкали в темноте зелёным светом, пугая. «Волк!», — пронеслось в голове молодого человека, будто пуля. Байльшмидт уже хотел было в него выстрелить, дабы тот убрался с дороги и ускакать прочь, но передумал. Выстрел мог привлечь ещё больше неприятностей. Ещё больше волков, заинтересованных шумом, прибегут на праздник жизни. А в одиночку юноша целой своре зверей ничего противопоставить не сможет. Лунный тусклый свет озарил дорогу, на которой, ощерившись и щёлкая зубами, появился, будто видение — волк, медленно приближающийся к путнику. Собравшись с мыслями и придя лишь к одному решению, молодой человек достал саблю из-за пояса и с криками «Ату! Ату!» пришпорил коня. Лошадь, сорвавшись с места, бросилась вперёд, но испуганная не сходившим с тропы зверем встала на дыбы. Гилберт еле смог удержаться, дабы не выпасть из седла, а хищник ретировался в чащобу, сверкая оттуда глазами. Не дожидаясь большего, голова рейтаров усмирил Ярека и понёсся прочь. Ветер колкой крупой бил ему по лицу, шумел в ушах, сердце бешено билось, колотясь о рёбра, желая выскочить наружу. За спиной раздался рык, визг и лай, сопровождаемый лошадиным хрипом от скорой езды. Обернувшись, Байльшмидт обомлел, за ними по пятам летели по земле огни, сверкая и переливаясь, издавая жуткие звуки. Дыхание спёрло, суета, тревога и чувства беспомощности ворвались в душу молодого человека. Их преследовала уже целая свора голодных хищников и жизнь его теперь зависела лишь от лошадей, что также напуганы были, как и он сам. Не видя дороги, таранили от страха себе путь сквозь лес обезумевшие кони, разрывая копытами снег, что летел от их толчков в разные стороны. Голова рейтаров, вынув из-за пояса пистолет, выстрелил несколько раз, в надежде приостановить погоню. Однако, остервенелых хищников пальба только ещё больше раззадорила, а не напугала. Столь легка и одинока была добыча, что даже пули не пугали зверя. Юноша убрал пистолет обратно, встревоженный бесстрашием волков. Но тут лошадь под ним споткнулась о корягу, что затаилась под снегом и повалилась наземь. Гилберт по инерции вылетел из седла и также распростёрся на насыпи, утопая в сугробах, не в силах пошевелиться. Огни окружили, слетелись, будто светлячки. Байльшмидт с ужасом осознавал, что, возможно, именно сейчас и настанет его конец, но Ярека, который наверняка повредил себе ногу, бросить он не посмеет. За смерть этого коня не ему одному отвечать придётся, а всему отряду. Этого нельзя было допустить! Подобной выходки старый пан не потерпит. Он просто не поверит полковнику, да и сам Гилберт уже множество раз давал повод усомниться в себе. Старик может решить, что Байльшмидт просто продал лошадь, а за вырученные деньги хочет опять ускользнуть из хозяйских рук. Специально брешет на волков и пургу, а сам вынашивает планы о предательстве. Поэтому ему придётся остаться здесь и защищать коня, дабы и тени не упало на его товарищей по оружию. Так бы поступил Густав... взяв всю ответственность… на себя. Хотя, он уже поступил так, ответив за побег и измену своей жизнью. Он и несколько смелых ребят вызвались защитить свой отряд, пожертвовав собой. А теперь настала очередь Гилберта отблагодарить за жизнь, что они подарили ему. Погибель ждала его безвестная и тихая. Но, как ни странно, голова рейтаров уже не боялся смерти — он её ждал. Достав саблю, Байльшмидт приготовился обороняться до последнего вздоха, хоть и понимал в глубине души, что это глупо - ему не выстоять. Узел развязался из-за падения и вторая лошадь бросилась прочь, испуганная происходящим. За кобылой тут же вслед помчалось несколько хищников, сотрясая воздух визгом и рыком. Ей не удалось далеко ускакать, увязнув в сугробах, она стала лёгкой добычей. Послышалось рваное ржание испускающей дух лошади и звуки раздираемой плоти. Но от этого легче не стало. Пока одна половина пировала, вторая смыкала круг возле молодого человека. Ярек пугливо ржал, огромные глаза его озирались, ища помощи, в попытках встать он утопал в насыпях ещё больше, не в силах выбраться. «Густав, встреть меня на той стороне! Молю тебя!», — истерическая улыбка исказила искушенные до крови уста. — Ату! Ату! — закричал глава что есть мочи, размахивая перед собою саблей. Но кольцо продолжало сужаться, безучастно взирая на потуги юноши. Гилберт уже готов был распрощаться с жизнью, безразличие к себе усмиряло тревогу, что до этого рвалась наружу. Но тут его крики эхом стали разноситься по чащобе, становились сильнее, послышался свист. Среди деревьев зардели огни, то исчезая, то вновь появляясь. Голоса и тени людей ворвались в сознание головы рейтаров, пробуждая померкшие надежды. — Братцы! Загрызут! Ей-богу загрызут! Выручайте, братцы! — надрывая горло, закричал из последних сил Байльшмидт, не узнавая свой собственный голос. Так переменился тот, хрипя, волочился по ветру, уносимый ввысь. — Гилберт! — Керт вырвался на узкую тропу сквозь ветви, представая перед молодым человеком сущим ангелом. Так неожиданно, появившись из ниоткуда, обернул он всё в противоположную сторону. Волки, взъерошено ощерившись, разбежались прочь - кто куда. Пальба звенела им вслед, оглашая этим шквалом победу человека. — Гилберт! — Керт пытался пробудить голову рейтаров, который, повалившись на колени, отчуждённо взирал на свой отряд. Понимание, что погибель миновала, ещё полностью не овладела им и страх продолжал сотрясать его замёрзшие члены. — Густав... — прошептал юноша едва слышно и окунулся головой в беспамятство.