«Мы не можем избежать страданий в этом мире, но мы можем выбрать того, кто причинит нам боль».
Я теряюсь в своих воспоминаниях. Мне кажется, что они тянут меня на дно. Словно ко мне прицепили якорь и я тону. Бетонные стены всегда излучают холод, они холодные, как и их взгляды. Люди предпочитают причинять другим боль. И я сейчас не говорю о душевной боли, а о физической. Почему они позволяют это делать? Мой живот всё ещё болит, в нём что-то нервно покалывает. «— Знаешь, когда-нибудь ты полюбишь жизнь и будешь ценить каждый момент, — шепчет Билл и поджимает губы, — так что, сестрёнка, живи сейчас, потом, возможно, не будет времени». Он всегда был прав, даже тогда, когда я считала, что это не так. Мне просто нужно было вслушиваться в его слова, а не пропускать, делая вид, что это глупости. В палату пробивается тепло, и я вижу Джастина. Он улыбается, проходит ко мне и садится рядом. — Как дела, Лисcа? — спрашивает он и наклоняет голову, снова всматриваясь в мои глаза. Я пожимаю плечами, и он поджимает губы. Так делал раньше Билл, когда не знал, как выйти из той или иной ситуации. — Знаешь, мама познакомила меня с одной девушкой, и она за весь ужин наговорила столько херни, что я думал подарить ей толковый словарь, — он усмехается, а я не знаю, почему он говорит мне это, но я не против. — Она такая губастая, — он скривился. Я усмехаюсь и смотрю на него. — Я представлял тебя и задавал ей те вопросы, которые интересуют меня в тебе. Думал, что как-то отвлекусь... Ты будешь разговаривать со мной? Я съеживаюсь, потому что не могу говорить. Не умею. Не знаю, как это. Я давно не говорила. — Она предлагала поехать к ней, но я отказался, я просто сказал, что у меня много дел. Это странно, не так ли, Лисcа? Я снова пожимаю плечами. Неужели ему интересно сидеть здесь? Разговаривать с самим собой? Может, у него нет друзей, с кем бы он мог поговорить? А я, чёрт, теперь его друг, так получается? — Мама хочет, чтобы я, наконец, нашел девушку… а что, если я уже нашёл её? — я задумчиво смотрю на него некоторое время. Он улыбается. — Это ты Лисcа, — он хочет дотронуться до меня, но в палату входит его мать. — Джастин! Сколько раз тебе говорить это? Она заражённая, ненормальная, безумная, она… Она, дура, в конце концов! — я съеживаюсь от её слов, потому что понимаю, что она говорит правду. — Мам, перестань! Я просто разговаривал с ней! — огрызается Джастин. Женщина начинает смеяться, а я крепко сжимаю простынь. — Пока, Лисса, завтра увидимся, — он улыбается и выходит из палаты. — А ты, — обращается ко мне женщина, — пойдешь сейчас в лабораторию! — и она уходит. Я вжимаюсь в матрац, словно надо мной нависает что-то тяжёлое. Мне становится больно дышать. Я хочу заплакать, но меня останавливает открывающаяся дверь. Хочу зажмурить глаза, но вижу Джастина. — Мне кажется, я плохо попрощался, да, Лисса? — он подходит ко мне. Я смотрю на него и боюсь последующих действий. Он наклоняется и оставляет тёплый поцелуй на моём лбу. — Теперь пока, Лисса, — он улыбается и уходит. Я растворяюсь в воздухе. Такое теплое прикосновение вызвало столько реакций на моё тело. После смерти моей семьи, до меня никто не дотрагивался так. Они боялись даже прикоснуться ко мне. Я улыбнулась, когда дверь снова начала открываться. Он что-то снова забыл, хотя для меня это лучшее. Пусть заберёт меня… О Боже, я не о том думаю. Но улыбка спадает с моего лица, когда я вижу, что это санитары. Вжимаюсь в матрац что есть силы и пытаюсь закричать. Они хватают меня и несут по знакомому коридору. Я попадаю в лабораторию. Люди кладут меня на стол и застёгивают на мне ремни… Это другой стол. Мне страшно. Мне в глаза снова светит яркий свет, и я зажмуриваю их. Люди сжимают мою челюсть, и толкают в меня, зеленые таблетки… Нет! Я знаю, что это! Нет! Я мгновенно начинаю кричать, потому что чувствую, что моё сердце разрывается. Они добавляют что-то в эти таблетки, после которых я с трудом могу посмотреть на человека. Меня ломают… ломают изнутри. Я начинаю плакать, потому что без слёз не обойтись. Сжимаю зубы, кусаю губы… Чувствую вкус крови. Из моего горла вырывается болезненный стон. Это последнее, что я делаю перед тем, как закрыть глаза.Прошло трое суток.
— Лисса? Ты слышишь меня? – зовёт меня родной голос. Я, как марионетка, хочу бежать — но куда? — Лисса? Пожалуйста, открой свои зеленые глаза, — обращается ко мне голос. Я медленно, но всё же открываю глаза. Вижу перед собой Джастина, мне страшно. Мне холодно, мне очень холодно. Мои губы и руки дрожат, словно я только что побывала в Антарктиде и искупалась там. — Тебе холодно? — он дотрагивается до моей руки и я тут же отдергиваю её. Его мать сказала, что ему нельзя прикасаться ко мне. — Мелисса, — моё сердце останавливается, меня никогда никто так не звал, но он… Это так странно. Он ложится сзади меня и притягивает к себе. Моя спина упирается в его грудь. Тепло. И больше нечего сказать. Его рука ложится на мою талию и он сплетает наши пальцы. Другой рукой я позволяю себе прикоснуться к его венам и улыбаюсь. Вдыхаю его одеколон. Мне всё равно, какой он. Последнее время я ничего не ощущала кроме сырости… Так что… Джастин притягивает меня сильней и целует волосы. — Когда-нибудь я заставлю тебя сказать три главных слова, которые хочу услышать. Просто для этого нужно время и поддержка. Я готов помочь тебе. Три слова? Я люблю тебя? Их? Бред...